окрытым зеленым сукном,  первым
же налетом  попала  почти  в  самую  цель,  обозначенную  белой  точкой.  Но
император сделал еще более искусный бросок, выбил ее палет и поставил на его
место свой. Выиграла, однако, госпожа де Комбело.
     - Государь, что я выиграла? - вызывающе спросила она.
     Он улыбнулся и ничего не сказал. Потом обратился к Ругону:
     - Хотите сыграть со мной партию, господин Ругон?
     Ругон поклонился и взял палеты, упомянув при этом о своей неловкости.
     Взволнованный трепет пробежал  среди  гостей,  стоявших  вокруг  стола.
Неужели  Ругон  действительно  входит  в   милость?   Глухая   враждебность,
окружавшая экс-министра с  минуты  его  появления,  таяла,  благожелательные
взгляды  провожали  пущенные   им   палеты.   Ла   Рукет   в   еще   большей
нерешительности, чем до обеда, отвел в сторону  сестру,  пытаясь  разузнать,
как ему следует  вести  себя,  но,  не  получив,  очевидно,  вразумительного
ответа, вернулся к столу совершенно растерянный.
     - Прекрасно! - тихо сказала Клоринда при искусном броске Ругона.
     Она  метнула  многозначительный  взгляд  в  друзей  великого  человека,
которые  тут  находились.  Наступил  удобный  момент  укрепить  расположение
императора к Ругону. Атаку повела Клоринда. В ту же  минуту  посыпался  град
похвал.
     - Черт! - вырвалось у Делестана,  который  под  молчаливо  повелевающим
взглядом жены не сумел придумать ничего лучшего.
     - А вы еще говорили о своей неловкости! - восхищенно заметил Рускони. -
Государь, не рекомендую вам играть с ним на Францию.
     - Я убежден, что господин Ругон был бы безупречен в отношении  Франции,
- добавил Бэлен д'Оршер с выражением лукавства на бульдожьем лице.
     Словечко попало в цель. Император соблаговолил улыбнуться. Он  от  души
рассмеялся, когда сконфуженный похвалами Ругон скромно пробормотал:
     - Бог мой! Ведь я же играл в пробки, когда был мальчишкой!
     Услышав смех его величества, рассмеялась вся галерея. В течение  минуты
царило необычайное веселье. Чутьем ловкой  женщины  Клоринда  сразу  поняла,
что, восхищаясь Ругоном, игравшим весьма  посредственно,  они,  в  сущности,
льстят императору, который проявил явное превосходство над ним. Между тем де
Плюгерн молчал, завидуя успеху Ругона. Клоринда как будто нечаянно  толкнула
его локтем. Он понял и при первом же броске своего коллеги стал восхищаться.
Тогда Ла Рукет в увлечении поставив все сразу на карту, воскликнул:
     - Великолепно! Какой плавный бросок!
     Император выиграл; Ругон попросил дать ему реванш.  Но  в  тот  момент,
когда палеты, шурша как осенние листья, снова заскользили по зеленому сукну,
в дверях семейной гостиной появилась  гувернантка  с  наследным  принцем  на
руках. Растрепанный и сонный двухлетний малыш был одет в  белое  простенькое
платье. Обычно, когда он просыпался по вечерам, его приносили на  минутку  к
императрице, чтобы она поцеловала его. Он смотрел  на  свет  с  тем  глубоко
серьезным видом, который так часто бывает у детей.
     Некий  старец,  почтенный  сановник,  устремился   к   принцу,   волоча
подагрические ноги. Склонив старчески трясущуюся голову, он  схватил  нежную
ручку ребенка и стал целовать ее, приговаривая дребезжащим голосом:
     - Ваше высочество! Ваше высочество!
     Испуганный близостью его пергаментного лица, ребенок откинулся назад  и
громко заплакал. Но старик  не  отставал  от  него.  Он  продолжал  заверять
младенца в своей преданности. Пришлось силою  оторвать  маленькую  ручку  от
губ, прильнувших к ней в порыве обожания.
     -  Уйдите!  Унесите  его!  -  обратился  раздосадованный  император   к
гувернантке.
     Вторую партию он проиграл. Сражение возобновилось. Ругон принял похвалы
всерьез и старался изо всех сил. Клоринда  нашла,  что  он  играет  чересчур
хорошо. Улучив момент, когда он подбирал палеты, она шепнула ему:
     - Надеюсь, вы не собираетесь выиграть?
     Он улыбнулся. Но тут внезапно раздался  громкий  лай.  Воспользовавшись
неприкрытой дверью, в комнату выскочил Неро, любимый лягаш  императора.  Его
величество распорядился было  убрать  пса,  и  дворецкий  взял  его  уже  за
ошейник, как вдруг все тот же сановный  старец  опять  устремился  вперед  с
возгласом:
     - Чудесный Неро!.. Прекрасный Неро!..
     Он почти  опустился  на  колени,  стараясь  обнять  собаку  трясущимися
руками. Прижав морду Неро к груди, он чмокал его в голову, повторяя:
     - Государь, умоляю, не гоните его!.. Он так хорош!
     Император разрешил оставить собаку. Старец удвоил свою нежность. Собака
не испугалась, не заворчала. Она лизала ласкавшие ее костлявые руки.
     Тем временем Ругон делал промах за  промахом.  Он  так  неловко  бросил
палет, что свинцовый кружок, обтянутый сукном, залетел одной даме за корсаж,
и она,  покраснев,  вытащила  его  из-под  кружев.  Император  выиграл.  Ему
намекнули, что он одержал серьезную победу. Это его тронуло. Он увел  Ругона
и стал с ним беседовать, считая необходимым его утешить. Они дошли до  конца
галереи, предоставив ее середину нескольким парам,  собиравшимся  танцовать.
Императрица, которая только что вышла из семейной гостиной, с очаровательной
любезностью старалась рассеять скуку,  одолевавшую  гостей.  Она  предложила
играть в почту, но становилось  поздно;  гости  предпочли  танцы.  Все  дамы
собрались  к  этому  времени  в  галерее  Карт.  Послали  в  курительную  за
укрывшимися там мужчинами. Когда пары построились для  кадрили,  де  Комбело
услужливо сел за пианино. Это было механическое пианино с  маленькой  ручкой
по правую сторону клавиатуры. Камергер  с  глубокой  серьезностью  начал  ее
вертеть.
     -  Господин  Ругон,  -  говорил  император,  -  мне  говорили  о  вашем
исследовании, где вы сравниваете английскую конституцию с нашей... Возможно,
что у меня найдутся интересные для вас документы.
     - Ваше величество слишком добры... Но у меня  есть  еще  один  обширный
проект.
     Видя, что  император  милостив  к  нему,  Ругон  решил  воспользоваться
случаем. Он пространно рассказал о своем  замысле,  о  своей  мечте  завести
образцовое поместье в глухом уголке Ланд,  расчистить  несколько  квадратных
лье, основать город, освоить новые земли. Пока он говорил, в тусклых  глазах
императора зажегся огонек. Иногда он молча кивал головой.
     - Разумеется... Об этом следует подумать... - сказал  он,  когда  Ругон
умолк.
     Потом он обратился к соседней группе, которая состояла из Клоринды,  ее
мужа и де Плюгерна:
     - Господин Делестан, нам интересно  знать  ваше  мщение...  Я  сохранил
наилучшее воспоминание о посещении вашей образцовой фермы в Шамаде...
     Делестан подошел. Но  кружку,  который  образовался  возле  императора,
пришлось отступить к оконной нише. Госпожа де Комбело, которая вальсировала,
самозабвенно откинувшись в объятиях Ла Рукета, сумела обвить  своим  длинным
шлейфом шелковые чулки его величества. Сидя за пианино, де Комбело  упивался
извлекаемыми  звуками;  он  все  быстрее  вертел  ручку,  покачивая  в  такт
красивой, исполненной достоинства головой, и время от времени опускал  глаза
на инструмент, словно удивляясь величественным звукам, лившимся оттуда.
     - Мне посчастливилось, скрестив породы, получить отличных телят в  этом
году, - рассказывал Делестан. - К несчастью, когда ваше величество  посетили
ферму, парк был еще не в порядке.
     - Господин Ругон рассказывал вам о своем замысле?
     - Великолепный замысел!.. Можно было бы в больших  масштабах  проделать
опыты...
     Он проявил истинный  энтузиазм.  Его  интересовало  разведение  свиней.
Хорошие породы вымирают во Франции. Потом он дал понять, что  изучает  новую
систему  устройства  искусственных  лугов.  Но  для  этого   нужны   большие
пространства. Если Ругону удастся осуществить свой план, он  поедет  к  нему
применить свой способ. Внезапно Делестан замолчал, заметив, что жена смотрит
на него в упор. С той минуты как он начал хвалить проект Ругона, она  кусала
губы, охваченная яростью.
     - Друг мой! - вымолвила она, показав ему на пианино.
     У де Комбело онемела рука, и он осторожно перебирал пальцами, желая  их
размять. Улыбнувшись  смиренной  улыбкой  мученика,  он  хотел  было  начать
польку, но Делестан предложил сменить  его.  Камергер  согласился  со  столь
церемонным видом, словно уступал ему почетное  место.  Теперь  стал  вертеть
ручку и  наигрывать  польку  Делестан.  Но  у  него  выходило  хуже,  чем  у
камергера, - он не умел так мягко и плавно двигать рукой.
     Между тем Ругону хотелось добиться окончательного  решения  императора.
Последний с интересом расспрашивал, не собирается ли Ругон основать в Ландах
большие рабочие поселки; ведь будет нетрудно снабдить каждую  семью  клочком
земли, водой и нужными орудиями. Император даже пообещал Ругону вручить свой
план: собственноручно набросанный им на бумаге  проект  рабочего  поселка  с
однотипными домами, в которых предусмотрены все удобства.
     - Я, разумеется, целиком разделяю мысли вашего  величества,  -  ответил
Ругон, раздраженный  заоблачным  социализмом  Наполеона  III.  -  Без  вашей
августейшей поддержки мы ничего не сможем сделать... Нам безусловно придется
прибегнуть к отчуждению некоторых общинных владений. Государственный интерес
должен быть превыше всего. Наконец,  нужно  будет  организовать  акционерное
общество... Слово вашего величества будет необходимо.
     Глаза императора потухли. Он продолжал кивать  головой.  Потом  глухим,
едва слышным голосом произнес:
     - Я подумаю... Мы еще поговорим...
     Он ушел тяжелыми шагами, пробираясь  среди  пар,  танцовавших  кадриль.
Ругон сделал  довольное  лицо,  словно  уверенный  в  благоприятном  ответе.
Клоринда сияла.  Мало-помалу  среди  солидных,  нетанцующих  людей  поползли
слухи, будто Ругон покидает Париж и становится во главе крупного предприятия
на юге Франции. Его осыпали  поздравлениями.  В  обоих  концах  галереи  ему
улыбались. От первоначальной враждебности не осталось и следа.  Раз  он  сам
отправляется в изгнание, можно смело пожать ему руку, не компрометируя себя.
У многих гостей поистине гора свалилась с плеч. Ла Рукет перестал  танцевать
и  заговорил  об  этом  событии  с  Рускони,  всем  видом  выражая   радость
успокоения.
     - Он правильно поступает, ему удастся совершить  чудеса!  -  воскликнул
он. - Ругон  человек  большой  силы,  но  у  него,  знаете  ли,  не  хватает
политического такта.
     Потом он начал умиляться доброте императора, который,  по  его  словам,
"любил старых слуг, как другие любят бывших любовниц". Он прилеплялся к  ним
душой, он испытывал внезапные приливы  нежности  после  самых  бесповоротных
разрывов. Приглашение Ругона в  Компьен  тоже  было  вызвано  этой  душевной
слабостью. Молодой депутат привел ряд фактов, подтверждавших добрые  чувства
его величества: император  дал  одному  генералу,  разоренному  танцовщицей,
четыреста тысяч франков  на  уплату  долгов;  преподнес  в  виде  свадебного
подарка восемьсот тысяч франков своему бывшему  соратнику  по  Страсбургу  и
Булони; пожертвовал около миллиона франков вдове одного крупного сановника.
     - Его кошелек открыт для всех, - сказал он в заключение. -  Императором
он сделался лишь для того, чтобы обогатить друзей. Я только плечами пожимаю,
когда слышу, что республиканцы  попрекают  его  цивильным  листом.  Для  его
добрых дел десяти цивильных листов было бы мало. Его деньги идут  на  пользу
Франции.
     Продолжая вполголоса разговор, Ла Рукет и Рускони  следили  глазами  за
императором. Он прогуливался по галерее. Молчаливый и одинокий, он осторожно
пробирался между танцующими - те почтительно расступались перед ним. Проходя
мимо кресла какой-то дамы с весьма обнаженными плечами,  он  слегка  вытянул
шею и бросил из-под прикрытых век косой, шныряющий взгляд.
     - А какой ум! - негромко заметил Рускони. - Необыкновенный человек!
     Император  приблизился.  На  секунду  он   приостановился   с   унылым,
нерешительным видом. Ему  как  будто  хотелось  подойти  к  Клоринде,  очень
красивой и веселой в это мгновение, но она смело взглянула на него и, должно
быть, его испугала. Он отошел, заложив за  спину  левую  руку  и  покручивая
правой кончики напомаженных  усов.  Увидев  Бэлен  д'Оршера,  который  стоял
напротив, император повернулся, боком подошел к нему и спросил:
     - Вы не танцуете, господин председатель?
     Судья сознался, что  не  умеет  танцовать,  что  ни  разу  в  жизни  не
танцовал.
     - Это не  важно,  можно  танцовать  и  не  умея,  -  ободряюще  заметил
император.
     Больше он не сказал ничего. Тихо подойдя к дверям, он удалился.
     - Не правда ли, необыкновенный человек? - снова  заговорив  с  Рускони,
сказал Ла Рукет. - За границей, наверное, много о нем говорят, да?
     Рускони, как умудренный опытом дипломат, ответил неопределенным кивком.
Однако он согласился, что глаза Европы устремлены на Луи-Наполеона. Одно его
слово потрясает соседние троны.
     - Этот государь умеет помолчать, - добавил он с улыбкой, тонкая  ирония
которой ускользнула от молодого депутата.
     Они оба любезно подошли к дамам, пригласив  их  на  следующую  кадриль.
Какой-то адъютант уже минут пятнадцать вертел ручку пианино. Делестан  и  де
Комбело бросились к нему, предлагая его сменить.
     - Господина де Комбело! Господина де Комбело! Он вертит гораздо  лучше!
- закричали дамы.
     Камергер  поблагодарил  учтивым  поклоном  и  начал  вертеть  ручку   с
уверенностью маэстро.  Танцовали  последнюю  кадриль.  В  семейной  гостиной
подали  чай.  Из-под  кушетки  вылез  Неро;  его   закормили   бутербродами.
Разбившись на отдельные кружки, гости дружески болтали. Де Плюгерн принес  и
положил на угол столика бриошь. Он разделил ее с Делестаном  и,  прихлебывая
чай, объяснял, как это вышло, что он принимает приглашения в  Компьен,  хотя
его легитимистские убеждения хорошо известны. Господи! ничего не может  быть
проще: он считает,  что  не  вправе  отказать  в  содействии  правительству,
спасающему Францию от анархии. Он остановился и сказал:
     - Очень вкусная бриошь. Я сегодня плохо пообедал.
     В Компьене его злое  остроумие  всегда  было  наготове.  О  большинстве
присутствующих женщин он говорил в таких выражениях, что  Делестан  краснел.
Исключение он делал для одной императрицы, настоящей святой;  она  проявляла
примерное  благочестие,  была  легитимисткой,  и,  будь  у  нее  возможность
свободно распорядиться троном, она  безусловно  призвала  бы  Генриха  V.  С
минуту  де  Плюгерн  восхвалял  прелести  религии.  Потом  он   снова   стал
рассказывать  какой-то  непристойный   анекдот,   но   тут   императрица   в
сопровождении госпожи де Льоренц прошла мимо  них  в  свои  апартаменты.  На
пороге она низко присела. Все молча ей поклонились.
     Гостиные  опустели.  Разговоры  делались  громче.  Гости   обменивались
прощальными рукопожатиями. Делестан стал искать жену, чтобы пройти с  ней  в
отведенные комнаты, но не нашел ее. Наконец помогавший ему Ругон  обнаружил,
что она сидит на узкой кушетке рядом с де Марси в углу той  самой  гостиной,
где после обеда госпожа де Льоренц  устроила  графу  такую  страшную  сцену.
Клоринда громко смеялась. Увидев мужа, она встала:
     - Спокойной ночи, граф... Завтра на охоте вы  увидите,  что  я  выиграю
пари! - проговорила она, продолжая смеяться.
     Ругон следил  за  Клориндой  глазами,  пока  она  уходила  под  руку  с
Делестаном. Ему хотелось пройти с ними до их дверей, чтобы узнать,  о  каком
пари она говорила, но де Марси, еще более учтивый, чем раньше,  обратился  к
нему с какой-то фразой; он вынужден был остаться.  Освободившись,  Ругон  не
прошел к себе, а воспользовавшись открытою дверью, спустился в парк.  Темная
октябрьская ночь, беззвездная  и  безветренная,  была  непроглядна  и  нема.
Высокие  деревья  казались  издали  сгустками  мрака.  Ругон  едва  различал
туманные пятна аллей. Отойдя шагов на сто от террасы, он  остановился,  снял
шляпу и ощутил  на  лице  веяние  ночной  прохлады.  Он  почувствовал  такую
свежесть, точно окунулся в воду. Он задумался, глядя на ярко освещенное окно
слева; остальные окна постепенно погружались во тьму, и вскоре лишь одно оно
ярким огоньком  прорезало  уснувший  фасад  дворца.  Император  бодрствовал.
Внезапно Ругону почудилась его тень: громадная голова,  пересеченная  линией
усов; потом мелькнули две другие тени - одна хрупкая, другая большая,  очень
широкая, целиком заслонившая свет. Во  второй  тени  Ругон  явственно  узнал
огромный силуэт агента тайной полиции, с которым император, из любви к делу,
просиживал целые часы взаперти. Когда вновь появилась  хрупкая  тень,  Ругон
подумал, что это, должно быть, женщина. Затем все исчезло, окно вновь обрело
спокойное  сияние  и  пристальность,  словно  огненный  глаз,  затерянный  в
таинственной глубине парка. Возможно, что император думал  в  эту  минуту  о
расчистке уголка Ланд, об устройстве рабочего поселка,  где  можно  будет  в
большом масштабе попытаться уничтожить нищету. Он часто принимал решения  по
ночам. По ночам он подписывал  декреты,  составлял  манифесты,  отправлял  в
отставку министров. Мало-помалу лицо Ругона стало расплываться в улыбке. Ему
невольно вспомнился анекдот: император в синем фартуке и крошечной шапчонке,
свернутой из газеты, оклеивает трехфранковыми обоями в Трианоне комнату  для
своей любовницы. Ругон представил себе, как сейчас, в одиночестве  кабинета,
среди торжественного  молчания,  он  вырезает  картинки  и  потом  аккуратно
наклеивает их, орудуя маленькой кисточкой.
     Ругон поднял руки и неожиданно для себя громко сказал:
     - Он ведь тоже создание своей клики!
     Затем поспешно вернулся во дворец. Ему было холодно; особенно  коченели
ноги в коротких штанах до колен.
     На другой день, часов в девять утра, Клоринда прислала к нему  служанку
Антонию справиться, может ли она вместе с мужем прийти к нему завтракать. Он
спросил себе чашку шоколада и стал поджидать Делестанов.  Антония  опередила
их, внеся на большом серебряном подносе две чашки кофе, который им подали  в
спальню.
     - Так будет веселее, не правда ли? - сказала Клоринда, входя. -  У  вас
тут солнце... О, вы устроились гораздо лучше, чем мы!
     Она занялась осмотром апартаментов Ругона. Из  прихожей  направо  дверь
вела в каморку слуги; прямо против  входа  -  дверь  в  спальню,  просторную
комнату,  обтянутую  желтоватым  кретоном  в  больших  красных   цветах,   с
квадратной кроватью из красного дерева и огромным камином, где пылали  целые
бревна.
     - Кто ж виноват? - воскликнул Ругон. - Надо было не соглашаться.  Я  бы
ни за что не поселился в  комнатах  с  окнами  во  двор.  Стоит  только  раз
подставить спину... Я уже говорил вчера Делестану.
     Молодая женщина, пожав плечами, негромко заметила:
     - Он стерпит, даже если меня поселят на чердаке!
     Она заглянула в умывальную комнату,  где  все  принадлежности  были  из
севрского фарфора, белого с  золотом,  украшенного  императорским  вензелем.
Потом Клоринда подошла к окну. У нее вырвался  крик  удивления  и  восторга.
Высокие деревья Компьенского леса, подобно волнующемуся морю, на многие  лье
простирались  вокруг;  в  медленном,  волнообразном  движении  вздымались  и
опадали чудовищные вершины; под бледным  солнцем  октябрьского  утра  листва
пестрела золотом и пурпуром, как блистательная, отделанная  галуном  мантия,
раскинутая от края до края небес.
     - Ну, пора завтракать, - заявила Клоринда.
     Они освободили стол, сняв с него  чернильницу  и  бювар.  Им  нравилось
обходиться без слуг. Молодая женщина, заливаясь смехом,  повторяла,  что  ей
кажется, будто после долгого путешествия  во  сне  она  утром  проснулась  в
харчевне, которую содержит император. Этот необычный завтрак  на  серебряной
посуде радовал ее, как чудесное приключение, слу