нения  о  женщинах.
Впрочем, Клоринда охотно разыгрывала роль ученицы. Являясь на улицу  Марбеф,
она напускала на себя смирение и покорность, расспрашивала Ругона и  слушала
с благоговением новичка, желающего просветиться. Он нередко забывал,  с  кем
говорит, и, объясняя свои взгляды на  управление  государством,  пускался  в
очень откровенные признания. Постепенно эти беседы превратились в  привычку.
Ругон взял Клоринду в наперсницы; сдержанный с лучшими друзьями, он  отводил
душу с молодой женщиной, обращаясь с ней  как  с  молчаливой  ученицей,  чье
почтительное восхищение приводило его в восторг.
     В августе  и  сентябре  Клоринда  участила  свои  визиты  к  нему.  Она
приходила по три-четыре раза в  неделю.  Никогда  раньше  не  проявляла  она
такого нежного  внимания.  Она  всячески  льстила  Рутону,  восхищалась  его
гением, печалилась о великих делах, которые он, несомненно, свершил бы, если
б его не отстранили. Однажды, в минуту внезапного просветления, он с улыбкой
спросил:
     - Очевидно, я вам очень нужен?
     - О да, - смело сказала она.
     И тут же снова  поспешила  принять  восторженно-изумленный  вид.  Когда
Ругоя поворачивался к ней спиной, глаза ее широко раскрывались, и в  них  на
мгновение подобно пламени вспыхивала еще не остывшая память  о  неизгладимой
обиде. Она нередко задерживала  свои  руки  в  его  руках,  словно  все  еще
чувствуя себя слишком слабой; кисти ее  вздрагивали,  и  казалось,  что  она
ждет, когда же наконец сможет украсть у него достаточно  силы,  чтобы  потом
его задушить.
     Особенно тревожила Клоринду возрастающая усталость Ругона. Она  видела,
что скука усыпляет  его.  Сперва  она  отлично  сознавала,  как  много  было
наигранного в его поведении. Но теперь, несмотря  на  всю  проницательность,
она начинала думать, что он и в самом деле лишился  мужества.  Движения  его
отяжелели, голос стал вялым; порою он казался таким ко  всему  безразличным,
таким  добродушным,  что  молодая  женщина  в  ужасе  спрашивала  себя,   не
примирился ли он с своей  политической  кончиной,  с  положением  отставного
сановника, переведенного в сенат.
     С конца сентября ей стало ясно, что Ругон  чем-то  озабочен.  Во  время
одной из обычных бесед он объяснил ей, что носится с одним важным  для  него
замыслом. Ему скучно в Париже, ему нужен свежий воздух. И он  сразу  выложил
ей все: у  него  составился  грандиозный  план  новой  жизни,  добровольного
изгнания   в   Ланды   {Район   юго-западной   Франции,   между   побережьем
Атлантического океана и реками Гаронной и Адуром.  Почва  в  Ландах  местами
песчаная, местами  представляет  собой  непроходимое  болото.};  он  задумал
обработать  там  несколько  квадратных  лье  земли,  создать   город   среди
отвоеванного у природы края. Клоринда слушала его без кровинки в лице.
     - Ну, а ваше положение в Париже, ваши надежды? - воскликнула она.
     Он презрительно отмахнулся, пробормотав:
     - Ба! Воздушные замки! Я, несомненно, не гожусь для политики.
     И он вернулся к полюбившейся ему мечте стать  крупным  землевладельцем,
завести  свои  стада  и  распоряжаться  ими.  В  Ландах  его  честолюбие  не
остановится на этом. Он будет  королем-завоевателем  новых  земель,  у  него
появится свой народ! Ругон стал входить в нескончаемые подробности. Вот  уже
две недели, как он, ни слова никому не говоря, читает специальные труды.  Он
осушит болота, расчистит мощными машинами каменистую почву,  посадкой  сосен
остановит продвижение  дюн,  подарит  Франции  уголок  чудесной  плодородной
земли.  Вся   дремавшая   в   нем   жажда   деятельности,   вся   гигантская
неиспользованная сила пробудилась под влиянием этой  затеи;  сжатые  кулаки,
казалось, уже крошили упрямый  камень,  руки  одним  взмахом  переворачивали
глыбы земли, плечи несли на себе выстроенные дома, располагавшиеся в ряды  -
по воле его фантазии - на берегах той реки, чье русло он сам намечал быстрым
жестом. Все это проще  простого!  Работы  будет  по  горло.  Император,  без
сомнения, все еще достаточно  его  любит  и  позволит  ему  распоряжаться  в
департаменте. Ругон встал, щеки его пылали, он выпрямил свое тучное  тело  и
как бы вырос; он торжествующе рассмеялся и воскликнул:
     - Еще мысль! Я  назову  город  своим  именем,  я  стану  в  свой  черед
основателем маленькой империи.
     Клоринда  решила,  что  затея  Ругона  -  пустая  выдумка,  порожденная
глубокой скукой, в которой он увязал. Но прошло несколько дней - и он с  еще
большей горячностью заговорил  с  ней  о  своем  плане.  Приходя  к  Ругону,
Клоринда заставала  его  за  картами,  лежавшими  на  письменном  столе,  на
креслах, на ковре.  Однажды  он  даже  не  принял  ее,  так  как  был  занят
совещанием с двумя инженерами. Тут она не на шутку перепугалась. Неужели  же
он действительно оставит ее здесь, а сам отправится в пустыню  строить  свой
город? Или это просто задуманная им какая-то  махинация,  которую  он  хочет
осуществить? Клоринда отказалась от попытки  проникнуть  в  истину  и  сочла
более благоразумным забить тревогу среди друзей.
     Те были огорошены. Дюпуаза вскипел: уже  более  года  он  шатается  без
дела. Когда в последний свой приезд в Вандею он  рискнул  попросить  у  отца
десять тысяч франков на одно выгодное предприятие, - старик вытащил из ящика
стола пистолет. Скоро, говорил Дюпуаза, я начну голодать, как в  1848  году.
Кан пришел в еще большую ярость: значит, доменные печи в Брессюире в  скором
времени придут в полный упадок; он чувствовал, что пойдет ко дну, если через
полгода не получит концессии на железную дорогу. Бежуэн, полковник,  Бушары,
Шарбоннели тоже без умолку жаловались. Так это  не  может  кончиться.  Ругон
просто не понимает, что он делает. Надо его образумить.
     Прошло две недели. Клоринда, к мнению которой прислушивалась вся клика,
решила, что нападать прямо на великого человека  нельзя.  Следует  дождаться
удобного случая. Как-то, в середине октября, когда  в  воскресный  вечер  на
улице Марбеф собрались все друзья, хозяин дома с улыбкой спросил:
     - Знаете, что я сегодня получил?
     Он вынул из-за настольных часов розовый пригласительный билет и показал
его.
     - Приглашение в Компьен.
     В эту минуту лакей осторожно приоткрыл дверь.
     - Человек, которого вы поджидали, пришел, - доложил он.
     Ругон, попросив извинения, вышел. Клоринда встала и прислушалась. Среди
наступившего молчания она громко проговорила:
     - Он должен поехать в Компьен.
     Друзья осторожно оглянулись: они были одни, так как  госпожа  Ругон  за
несколько минут перед этим вышла. Тогда, не спуская глаз  с  двери,  понизив
голоса, они начали совещаться. Дамы расселись вокруг  камина,  где  догорала
рассыпавшаяся на угли большая головня.  Бушар  и  полковник  играли  в  свой
нескончаемый пикет; остальные мужчины уединились,  сдвинув  кресла  в  угол.
Клоринда, склонив голову, стояла посреди комнаты в глубоком раздумье.
     - Значит, он кого-то ждал? - спросил Дюпуаза. - Кто бы это мог быть?
     Гости пожали плечами в знак того, что это им неизвестно.
     - Наверное, опять по поводу своей нелепой выдумки, - сказал Дюпуаза.  -
Ну, а я дошел до точки. Как-нибудь на днях я возьму да и выложу ему все; вот
увидите!
     - Тише! - остановил его Кан, прижимая палец к губам.  Бывший  супрефект
чересчур неосторожно повысил голос.
     С минуту все прислушивались.
     - Но ведь должен же  он  подумать  о  нас!  -  заговорил  на  этот  раз
вполголоса Кан.
     -  Скажите  лучше,  что  он  взял  на  себя  обязательства,  -  добавил
полковник, откладывая карты.
     - Да, да, обязательства, это точнее, - заявил Бушар. -  Мы  ведь  прямо
сказали ему об этом, когда в последний раз были  у  него  в  Государственном
совете.
     Остальные одобрительно закивали головами. Жалобам не было конца.  Ругон
разорил их. Бушар заметил,  что,  не  останься  он  верен  Ругону  в  минуту
несчастья, его давно  бы  уже  назначили  начальником  отделения.  Полковник
клялся, что ему предлагали командорский крест и место для его сына Огюста от
имени графа де Марси,  но  он  отказался  из  преданности  Ругону.  Родители
д'Эскорайля, говорила хорошенькая госпожа Бушар, очень недовольны  тем,  что
сын их все еще аудитор,  тогда  как  полгода  назад  его  обещали  назначить
докладчиком. И даже  безмолвствовавшие  до  сих  пор  Шарбоннели,  Делестан,
Бежуэн и госпожа Коррер поджимали губы и возводили  глаза  к  небу  с  видом
мучеников, у которых вот-вот лопнет терпение.
     - Словом, нас обобрали, - снова заговорил Дюпуаза. - Но Ругон не  уедет
- за это отвечаю я. Где тут здравый смысл: ехать бог  знает  в  какую  дыру,
сражаться с камнями, когда у него есть  важные  дела  в  Париже?  Хотите,  я
поговорю с ним?
     Клоринда очнулась от задумчивости. Жестом она велела  ему  замолчать  и
потом, приоткрыв дверь и убедившись, что там никого нет, повторила:
     - Слышите, он должен поехать в Компьен.
     Все было сразу повернулись к ней,  но  она  движением  руки  прекратила
расспросы.
     - Тише! Не здесь.
     Клоринда все же прибавила, что они с мужем тоже приглашены в Компьен, и
мельком назвала имена де Марси и госпожи Льоренц, не вдаваясь  в  дальнейшие
объяснения.  Великого  человека  надо  толкнуть  к  власти  насильно;   если
придется, то даже  скомпрометировать  его.  Господин  Бэлен  д'Оршер  и  вся
магистратура втихомолку поддерживают  его.  Хотя  все  придворные  ненавидят
Ругона, император, по признанию Ла Рукета, хранит гробовое  молчание:  стоит
произнести в его присутствии это имя, как он становится непроницаемым, глаза
его заволакиваются, губы скрываются под длинными усами.
     - Дело, собственно, не в нас,  -  заявил  под  конец  Кан.  -  Если  мы
выиграем игру, вся Франция будет нам благодарна.
     Тут все они стали громко превозносить хозяина дома. В соседней  комнате
послышались голоса. Снедаемый любопытством, Дюпуаза  распахнул  было  дверь,
словно собираясь  уйти,  а  затем  прикрыл  ее  достаточно  медленно,  чтобы
разглядеть человека, с которым  беседовал  Ругон.  Этим  человеком  оказался
Жилькен, в грубом, но почти чистом пальто, державший в руке толстую трость с
медным набалдашником.
     Он говорил, не понижая голоса, с преувеличенно дружескими интонациями:
     - Знаешь, не посылай ко мне больше в Гренель, на улицу Виржинй. У  меня
там вышли неприятности... Теперь я живу в  Батиньоле,  проезд  Гютэн.  Одним
словом, можешь рассчитывать на меня. До скорого свидания.
     И он пожал  руку  Ругона.  Последний,  вернувшись  к  гостям,  повторял
извинения и, пристально взглянув на Дюпуаза, сказал:
     - Славный малый, - вы ведь с ним, кажется, знакомы, Дюпуаза?  Он  будет
набирать колонистов для моего нового света в Ландах... Кстати,  я  беру  вас
всех  с  собой;   можете   укладывать   чемоданы...   Кан   будет   у   меня
премьер-министром. Супруги Делестан получат  портфель  министра  иностранных
дел. Бежуэн займется  почтой.  Дам  я  тоже  не  позабуду  -  госпоже  Бушар
вручается скипетр царицы красоты, а госпоже Шарбоннель - ключи от кладовой.
     Он шутил, а друзья его в смущенье гадали, не подслушал ли он  их  через
какую-нибудь щель в стене. Когда он удостоил полковника всех своих  орденов,
тот чуть было не обиделся. Тем временем Клоринда взяла с камина  приглашение
в Компьен и стала его рассматривать.
     - Вы едете? - небрежно спросила она.
     - Разумеется, -  не  без  удивления  ответил  Ругон.  -  Я  рассчитываю
использовать случай и выпросить у императора мой департамент.
     Пробило десять часов. Госпожа Ругон снова  вошла  в  гостиную  и  стала
разливать чай.

VII

     3 день своего приезда в Компьен,  часов  около  семи  вечера,  Клоринда
стояла у окна галереи Карт и разговаривала с де Плюгерном. Ждали  императора
и императрицу, чтобы потом перейти в столовую, Вторая в этом  сезоне  партия
приглашенных прибыла во дворец три часа тому назад, и так  как  не  все  еще
собрались в галерее, Клоринда отпускала словечки по адресу тех, кто  входил.
Дамы в открытых платьях, с цветами в волосах, появляясь на пороге,  начинали
нежно улыбаться; мужчины  в  белых  галстуках,  в  коротких  штанах  и  туго
обтягивающих икры шелковых чулках, сохраняли серьезный вид.
     - А вот Рускони, - прошептала Клоринда. - Он очень  хорош  собой...  Но
погляди, крестный, на Бэлен д'Орщера, - можно подумать, он вот-вот залает. А
ноги какие, господи!
     Де  Плюгерн  хихикал,  довольный  возможностью  позлословить.   Рускони
приветствовал Клоринду с обычной для красивого итальянца томной любезностью,
потом обошел всех дам, изгибаясь в ритмичных  чарующих  поклонах.  Невдалеке
стоял Делестан,  сосредоточенно  рассматривая  огромные  карты  Компьенского
леса, покрывавшие стены галереи.
     - Ты в каком же вагоне был? - снова заговорила  Клоринда.  -  Я  искала
тебя на вокзале, чтобы вместе поехать. Представь себе, я  оказалась  одна  с
кучей мужчин.
     Она вдруг остановилась, чуть-чуть приглушив смех рукой:
     - Ла Рукет словно посыпан сахаром.
     - Подходящий завтрак для институтки, - ехидно добавил сенатор.
     В  эту  минуту  послышалось  громкое  шуршание  шелков,  дверь  настежь
распахнулась, и вошла дама в платье, отделанном  таким  количеством  бантов,
цветов и кружев, что, протискиваясь через  дверь,  она  должна  была  обеими
руками прижать к себе юбки. То была госпожа де  Комбело,  золовка  Клоринды,
Оглядев ее, последняя прошептала:
     - Невозможна!
     Поймав взгляд де Плюгерна, скользнувший по ее простенькому  муслиновому
платью, надетому поверх скверно сшитого  чехла  из  розового  фая,  Клоринда
беззаботно добавила:
     - Мое платье? Ты ведь знаешь, крестный, меня следует брать такой, какая
я есть!
     Между тем Делестан,  решившись  оторваться  от  карт,  пошел  навстречу
сестре и подвел ее к жене. Обе дамы отнюдь не были расположены друг к  другу
и обменялись кисло-сладкими  любезностями.  Госпожа  де  Комбело  удалилась,
волоча атласный, похожий на цветочную клумбу, шлейф мимо молчаливых  мужчин,
скромно  подававшихся  назад  от  колыхающихся  волной   кружевных   оборок.
Оставшись снова вдвоем с де  Плюгерном,  Клори'нда  начала  подшучивать  над
пылкой страстью своей золовки к императору. Когда  сенатор  рассказал  ей  о
стойком сопротивлении последнего, она заметила:
     - Не вижу тут никакой заслуги, она так худа! Не понимаю, почему мужчины
находят ее красивой. У нее такое незначительное лицо!
     Болтая, она продолжала внимательно следить за дверью.
     - Это, должно быть, господин Ругон, - сказала она и тут же  поправилась
с мгновенной искоркой в глазах. - О нет! Это господин де Марси!
     Министр, очень подтянутый, в черном фраке и коротких штанах, с  улыбкой
подошел  к  госпоже  де  Комбело.  Приветствуя  ее,  он   оглядывал   гостей
невидящими, рассеянными глазами, как бы никого не узнавая. Однако,  по  мере
того как с ним здоровались, он очень любезно наклонял голову. К нему подошло
несколько мужчин. Вскоре он  стал  центром  довольно  большого  кружка.  Его
бледное, тонкое, злое лицо возвышалось над  плечами  людей,  юливших  вокруг
него.
     - Кстати, - заговорила Клоринда, направляя де Плюгерна к оконной  нише,
- я рассчитываю узнать от тебя подробности... Что тебе известно о знаменитых
письмах госпожи де Льоренц?
     - Да то же, что и всем, - ответил он.
     Он рассказал о трех письмах, по слухам, написанных господином де  Марси
госпоже Льоренц лет пять назад, незадолго до  женитьбы  императора.  Госпожа
Льоренц, только что потерявшая в то время мужа - генерала, родом испанца,  -
уехала в Мадрид по делам наследства. Страсть де Марси была  тогда  в  полном
разгаре. Желая повеселить ее, а также уступая соблазну позабавиться на чужой
счет, граф сообщал ей весьма пикантные подробности о  некоторых  августейших
особах, в тесном кругу которых он вращался. Говорили, что с тех пор  госпожа
Льоренц, женщина красивая  и  необычайно  ревнивая,  сохраняет  эти  письма,
которые, как занесенный меч, вечно угрожают де Марси.
     - Он испросил ее согласия на свой брак с валашской княгиней,  -  сказал
сенатор в заключение. - Но разрешив ему один медовый месяц, она тут же  дала
понять, что если он не вернется к ее ногам, то в одно  прекрасное  утро  она
положит страшные письма на стол к императору. Марси снова  надел  кандалы...
Он осыпает ее знаками внимания, рассчитывая получить обратно  эти  проклятые
письма.
     Клоринда очень смеялась. История показалась  ей  крайне  забавной.  Она
засыпала сенатора вопросами. Неужели госпожа Льоренц действительно  выполнит
свою угрозу, если граф ей изменит? Где она хранит эти письма?  Рассказывали,
что они зашиты у нее в корсаже, между атласных лент. Но  де  Плюгерн  ничего
больше не знал. Никто этих  писем  не  видел.  Он  знаком  с  одним  молодым
человеком, который на полгода стал покорным рабом госпожи Льоренц только для
того, чтобы снять копию с этих писем, но ничего не добился.
     - Черт возьми, малютка! - добавил старик. - Он не спускает с тебя глаз.
Ах, да! чуть не забыл - ты, оказывается,  покорила  его...  Правда,  что  на
последнем балу в министерстве он почти целый час болтал с тобой?
     Молодая женщина не ответила. Она уже не слушала старика;  молчаливая  и
надменная, она выдерживала пристальный  взгляд  де  Марси.  Потом,  медленно
подняв голову, в свою очередь посмотрела на него, ожидая его приветствия. Он
подошел и склонился  перед  ней.  В  ответ  она  нежно  улыбнулась.  Они  не
обменялись  ни  словом.  Граф  вернулся  к   своему   кружку,   где   громко
разглагольствовал    Ла    Рукет,    непрерывно    величая     его     "ваше
превосходительство".
     Постепенно галерея наполнилась людьми. Набралось около  ста  человек  -
сановники, генералы, иностранные дипломаты, пять  депутатов,  три  префекта,
два  художника,  писатель,  два  академика,  не  считая  придворных   чинов,
камергеров, адъютантов и шталмейстеров. Люстры ярко светили, сдержанный  гул
голосов становился громче. Завсегдатаи дворца медленно прохаживались;  вновь
прибывшие  стояли  в  стороне,  не  смея  подойти   к   дамам.   Неловкость,
испытываемая гостями,  еще  час  назад  незнакомыми  друг  другу,  а  теперь
стоявшими рядом у дверей императорской столовой, сообщала их лицам выражение
угрюмого достоинства. Порою все умолкали и в каком-то волнении поглядывали в
одну и ту же сторону. Огромная галерея, обставленная мебелью в стиле  ампир,
- столиками с прямыми ножками  и  квадратными  креслами,  -  лишь  усиливала
торжественность ожидания.
     - Вот и он наконец! - прошептала Клоринда.
     Вошел Ругон.  На  мгновение  он  задержался  в  двух  шагах  от  двери,
сутулясь, сохраняя обычный  добродушно-туповатый  и  сонный  вид.  Он  сразу
уловил легкий трепет враждебности,  пробежавший  по  многим  лицам  при  его
появлении. Потом, пожав кое-кому руку, он спокойно прошелся и, сделав ловкий
маневр, очутился лицом к лицу с Марси. Они обменялись поклонами и, казалось,
были в восторге от встречи. Глядя друг другу в глаза, как враги, из  которых
каждый уважает силу другого, они  начали  дружески  беседовать.  Вокруг  них
образовалась пустота. Женщины  следили  за  каждым  их  движением;  мужчины,
изображая величайшую  скромность,  смотрели  в  другую  сторону,  исподтишка
бросая на них беглые взгляды. Во всех углах шептались. Какой тайный  замысел
руководит императором? К  чему  ему  было  устраивать  встречу  этих  людей?
Недоумевающий Ла Рукет решил, что тут пахнет важными событиями. Он подошел с
вопросом к де Плюгерну, и тот, желая повеселиться, ответил:
     - Как знать! Возможно, что Ругон свалит Марси; за ним было  бы  полезно
поухаживать. Если только император не задумал чего-нибудь недоброго... С ним
это иногда случается. А  может  быть,  ему  захотелось  повеселиться,  и  он
столкнул их в надежде, что они будут забавно выглядеть