л  и
стала маленькими глотками пить кофе, с улыбкой глядя прямо в лицо Ругону.
     - Ну, теперь я весь в вашем распоряжении, - сказал он, тоже улыбаясь. -
Вам надо было о чем-то поговорить, начинайте!
     Она беззаботно отмахнулась рукой.
     - Ах, да! Я получила письмо от мужа. Он скучает в Турине. Он очень рад,
что благодаря вам получил эту командировку, но ему  не  хочется,  чтобы  его
забывали... Но мы еще поговорим о нем. Не к спеху...
     Она продолжала курить, поглядывая на него со своей непонятной  улыбкой.
Ругон понемногу привык видеть ее и не задавать себе  тех  вопросов,  которые
раньше так живо волновали его любопытство. В конце концов он  пригляделся  к
ней, считая ее вполне ему ясной и понятной; ее странности не вызывали в  нем
уже изумления. Но в действительности  он  все-таки  не  знал  о  ней  ничего
определенного, она была так же неизвестна ему теперь, как и в первый день их
знакомства. Она была все так же то переменчива,  то  ребячлива  и  вдумчива,
зачастую глупа, но иной раз удивительно хитра, в одно и то  же  время  очень
нежная и очень злая. И  когда  она  все-таки  поражала  его  поступками  или
словами, которым не  найти  было  объяснения,  он  пожимал  своими  сильными
плечами и говорил, что женщины все на  один  лад.  Он  думал  выказать  этим
великое презрение к женщинам, а Клоринда улыбалась на его слова сдержанно  и
жестоко, и края ее зубов сверкали за красными губами.
     - Что вы так на меня смотрите? - спросил он наконец, смущенный взглядом
ее широко открытых глаз. - Вам что-нибудь во мне не нравится?
     Тайная мысль сверкнула в глубине глаз Клоринды, около ее рта легли  две
недобрые складки. Спохватившись, она очаровательно рассмеялась  и,  выпуская
дым тоненькой струйкой, тихо сказала:
     - Нет, нет, вы мне нравитесь... Я подумала об одном, мой милый.  Знаете
ли, вам страшно повезло!
     - Как так?
     - Несомненно... Вот вы и на вершине, которой хотели достигнуть. Все вам
помогали, даже случайности вам послужили на пользу.
     Он собрался отвечать, когда постучали в дверь. Инстинктивным  движением
Клоринда подальше спрятала папиросу. Явился чиновник со срочной депешей  для
его  превосходительства.  Ругон  с  угрюмым  видом  прочел  депешу,   сказал
чиновнику, в каком смысле надо составить  ответ,  сердито  захлопнул  дверь,
опустился на место и сказал:
     - У меня много преданных друзей.  Я  стараюсь  помнить  об  этом...  Вы
правы, я должен быть благодарен даже случайностям. Люди  часто  не  в  силах
ничего сделать, пока события не придут им на помощь.
     Медленно  выговорив  эти  слова,  он  посмотрел  на  нее,  пряча   свой
внимательный взгляд за тяжелыми полуопущенными веками. Почему  она  сказала,
что ему повезло? Что ей известно об истинной сути  счастливых  случайностей,
на  которые  она  намекала?  Неужели  Дюпуаза  проболтался?  Глядя   на   ее
улыбающееся  задумчивое  лицо,  как  бы  смягченное   каким-то   чувственным
воспоминанием, он понял, что она думает о другом: она,  конечно,  ничего  не
знает. Он сам забывал и не хотел особенно глубоко копаться в  своей  памяти.
Был такой час в его жизни, в котором он сам не мог разобраться и предпочитал
думать, что своим высоким положением  он  действительно  обязан  одной  лишь
преданности друзей.
     - Я ничего не добивался, что-то толкало меня помимо собственной воли, -
продолжал он. - В конце концов все устроилось к лучшему.  Если  мне  удастся
провести в жизнь что-нибудь дельное, я буду вполне доволен.
     Он допил свой кофе. Клоринда скрутила вторую папиросу.
     - Вы помните, - заговорила она тихо, - два года тому  назад,  когда  вы
ушли  из  Государственного  совета,  я  вас  спрашивала  о   причине   этого
безрассудного поступка. Как  вы  тогда  виляли!  Но  теперь  вы  мне  можете
сказать?.. Ну, как, говоря откровенно, между нами, был у вас твердый план?
     - План всегда бывает у человека, - сказал он осторожно. - Я чувствовал,
что падаю, и решил сам сделать прыжок вниз.
     - Ваш план осуществился, все вышло так, как вы и предполагали?
     Он подмигнул ей, как сообщнику, от которого нет тайн.
     - Да нет, вы сами знаете... Никогда не случается так, как хочешь...  Но
дело ведь в том, чтобы добиться все-таки своего!
     Переменив тему разговора, он предложил ей ликеру.
     - Какого вам? Кюрасо или шартрез?
     Она пожелала выпить  рюмку  шартреза.  Когда  он  наливал,  постучались
снова. Нетерпеливым движением она снова спрятала папиросу. Ругон поднялся  с
сердитым лицом, не выпуская из рук графина. На  этот  раз  принесли  письмо,
запечатанное большой печатью. Он пробежал  его  одним  взглядом  и  сунул  в
карман сюртуки со словами:
     - Хорошо! И больше меня не беспокоить, слышите?
     Когда он вернулся к столу, Клоринда, не отрывая губ от рюмки, стала  по
капле тянуть  шартрез,  поглядывая  на  него  блестящими  глазами.  И  опять
какое-то нежное выражение проступило на ее лице. Поставив локти на стол, она
тихо сказала:
     - Нет, милый, вам никогда не узнать всего, что для вас было сделано.
     Он подвинулся к ней ближе и, в свой черед  опершись  локтями  на  стол,
весело воскликнул:
     -  Постойте,  но  вы  мне  все  скажете!  Зачем  же   таиться   теперь?
Говорите-ка, что вы сделали?
     Она, не соглашаясь, медленно качала головой и покусывала папиросу.
     - Значит, что-нибудь  ужасное?  Или  вы  боитесь,  что  я  не  в  силах
расплатиться? Подождите, я попробую угадать... Вы  писали  папе  римскому  и
потихоньку от меня совали какие-нибудь образки ко мне в умывальник?
     Она рассердилась  на  его  шутку  и  пригрозила  уйти,  если  он  будет
продолжать:
     - Не смейтесь над религией. Это принесет вам несчастье.
     Потом, успокоившись и отогнав рукой дым, который, видимо, был неприятен
Ругону, она смазала с особенным выражением:
     - Я ходила ко многим. Я приобретала для вас друзей.
     У нее было злое желание рассказать  ему  все.  Ей  хотелось,  чтобы  он
узнал, каким образом она помогала ему добиться успеха. Этим  признанием  она
смогла бы наконец удовлетворить свою  давнюю,  терпеливо  скрываемую  злобу.
Если бы он настоял, она рассказала бы самые мелкие подробности. Эти  прошлые
воспоминания веселили ее, кружили ей  голову,  заставляли  гореть  ее  лицо,
озолоченное мягкою тенью.
     - Да, да, - повторила она. - То были люди вам очень враждебные,  и  мне
приходилось их для вас завоевывать, милый.
     Ругон сильно побледнел. Он понял.
     - А! - только и сказал он.
     Он хотел уклониться от этой темы. Но она уверенно, в упор уставилась на
него своими большими черными глазами и засмеялась грудным смехом. Он уступил
и стал спрашивать:
     - Господин де Марси, да?
     Отгоняя дым за плечо, она утвердительно кивнула головой.
     - Кавалер Рускони?
     Она опять подтвердила:
     - Да.
     - Господин Лебо, господин де Сальнев, господин Гюйо-Лапланш?
     Она  все  время  отвечала  "да".   Однако   при   имени   де   Плюгерна
запротестовала. Нет, что касается этого человека, то  нет.  С  торжествующим
выражением лица, делая маленькие глотки, она допила рюмку шартреза.
     Ругон встал. Он прошел в конец комнаты, затем вернулся, остановился  за
ее спиной и сказал, дыша ей в самый затылок:
     - Почему же тогда не со мной?
     Она быстро повернулась, опасаясь, что он поцелует ее волосы:
     - С вами? К чему? Зачем же с вами? Какие глупости вы говорите! С вами у
меня не было необходимости устраивать ваши дела.
     Он с яростью поглядел на нее, а она громко расхохоталась:
     - Вот простота! Даже пошутить нельзя: верит  всему,  что  ему  говорят!
Милый, неужели вы считаете меня способной на такие делишки? И все ради ваших
прекрасных глаз? Да ведь если бы я делала подобные гадости, то уж, наверное,
не стала бы о них рассказывать. Нет, вы, право, смешной!
     Ругон на минуту опешил.
     В ее отрицаниях слышалась ирония, и он понял, что она дразнит  его.  Ее
грудной, воркующий смех, ее горящие глаза, - все подтверждало ее  признания,
все говорило - да.
     Он протянул руки, чтобы обнять ее, но в эту минуту постучали  в  третий
раз.
     - Ну и пусть! - пробормотала она. - Я не брошу папиросы.
     Вошел   запыхавшийся   курьер   и,   запинаясь,   доложил,   что    его
превосходительство министр юстиции  желает  видеть  его  превосходительство.
Курьер все время искоса поглядывал на курящую даму.
     - Скажите, что я ушел! - закричал  Ругон.  -  Меня  нет  ни  для  кого,
слышите!
     Курьер вышел, пятясь и кланяясь. Ругон в бешенстве  ударял  кулаком  по
столам и стульям. Дышать не дают! Вчера к нему  пристали  даже  в  туалетной
комнате, когда он брился. Клоринда решительно направилась к двери.
     - Постойте! - сказала она. - Нам больше не помешают.
     Она вынула ключ, вставила его изнутри и повернула два раза.
     - Вот! Теперь пусть стучатся.
     Вернувшись обратно, она остановилась у окна и стала  скручивать  третью
папиросу. Он подумал, что она сдается, подошел к ней совсем близко и сказал,
почти касаясь ртом ее шеи:
     - Клоринда!
     Она не шевельнулась, и он проговорил еще тише:
     - Клоринда, почему ты не хочешь?
     Обращение на "ты" ее  ничуть  не  смутило.  Она  отрицательно  покачала
головой, но как-то неопределенно, будто желая его поощрить, подтолкнуть еще.
Он не осмеливался коснуться ее и вдруг стал робок, ожидая позволения, словно
школьник, растерявшийся при своей первой победе. Наконец он все-таки  крепко
ее поцеловал в затылок, у самых  волос.  Тогда  она  повернулась  и,  полная
презрения, закричала:
     - Вы опять принялись за старое,  мой  милый?  Я  думала,  что  это  уже
прошло... Ну и чудак! Целует женщину, промешкав полтора года!
     Склонив голову, он бросился  к  ней,  схватил  ее  руку  и  стал  жадно
целовать.  Она  не  отнимала  руки.  Ничуть  не  сердясь,   она   продолжала
посмеиваться.
     - Прошу об одном: не откусите мне пальцев... Этого от вас я не ожидала!
Вы были такой примерный, когда я приходила на улицу Марбеф. А  теперь  опять
сошли с ума, только потому, что я вам наговорила разных  мерзостей,  которых
мне, слава богу, никогда не приходилось делать! Вот вы какой! Что до меня, я
не могу пылать так долго. Все кануло в вечность. Вы меня не хотели, а теперь
я не хочу вас.
     - Послушайте... Все, что вы пожелаете... - шептал он. - Я  все  сделаю,
все отдам.
     Но она все твердила "нет", наказывая его за то, что  в  свое  время  он
пренебрег ею. Теперь она наконец вкусила сладость мести. Она добивалась  для
него могущества, чтобы отвергнуть его и оскорбить тем сильней.
     - Никогда, никогда! - несколько раз повторила она. - Разве вы позабыли?
Никогда!
     Тогда Ругон постыдно пал к ее ногам. Он обхватил руками платье и  через
шелк целовал ее колени. Это было не мягкое платье госпожи Бушар, а  какая-то
груда материи, раздражавшая своей  толщиной  и  в  то  же  время  опьянявшая
запахом. Пожав плечами, она предоставила ему свои юбки. Но он  осмелел,  его
руки скользнули вниз, нащупывая ее ноги под краем оборок.
     - Осторожней! - спокойно сказала она.
     Но Ругон еще глубже запускал руки.  Тогда  она  приставила  к  его  лбу
горящий кончик своей папиросы. Он откинулся с  легким  криком,  хотел  снова
броситься к ней, но она  скользнула  к  камину  и,  прислонившись  к  стене,
схватила шнурок звонка.
     - Я позвоню, - заявила она. - Я скажу, что вы меня заперли!
     Он круто повернулся, сжал кулаками виски, сильная  дрожь  пробежала  по
его телу. Несколько мгновений он стоял неподвижно. Он боялся, что голова его
лопнет. Ему надо было как-нибудь успокоиться. В ушах шумело, глаза застилало
красным туманом.
     - Я скотина, - прошептал он. - Это глупо.
     Клоринда засмеялась с видом  победительницы  и  отчитала  его.  Зря  он
презирает женщин;  когда-нибудь  он  узнает,  что  бывают  женщины,  стоящие
кое-чего. Потом она снова заговорила привычным тоном хорошей девочки:
     - Мы не поссоримся ведь, правда? Но только никогда не просите  меня  об
этом. Я этого не хочу, мне это не нравится.
     Ругон, пристыженный, ходил по комнате. Клоринда сняла руку  со  звонка,
снова подошла к столу, села и приготовила себе воды с сахаром.
     - Так вот, я получила вчера письмо от мужа, - сказала она  спокойно.  -
Сегодня утром у меня было столько дел, что я,  пожалуй,  и  не  сдержала  бы
слова относительно завтрака, если бы не хотела показать вам это письмо. Вот,
возьмите... Он напоминает вам о ваших обещаниях.
     Он взял письмо, прочел его на ходу и с выражением досады бросил на стол
перед ней.
     - Ну? - сказала она.
     Ругон не сразу ответил. Сначала он потянулся, зевнул.
     - Он дурак, - кратко заявил он.
     Она ужасно оскорбилась. С  некоторых  пор  она  не  позволяла  выражать
сомнений в способностях своего мужа. Руки  ее  дрожали  от  возмущения,  она
наклонила голову, сдерживая себя. Мало-помалу  она  освобождалась  от  своей
ученической покорности. Она как будто уже набралась у Ругона силы  и  теперь
сама становилась опасным противником.
     - Если показать это письмо, он человек  конченный,  -  сказал  министр,
срывая на муже злобу, вызванную неподатливостью жены. - Ох, этого простофилю
не так уж легко пристроить!
     - Вы преувеличиваете, мой милый, - возразила она, помолчав. -  Когда-то
вы пророчили ему прекрасное будущее. У него  есть  серьезные,  основательные
достоинства. К тому же подлинно умные люди не всегда идут дальше всех!
     Ругон продолжал ходить взад и вперед. Он пожал плечами.
     - В ваших интересах ввести его в кабинет. Вы сможете положиться на  его
дружескую поддержку. Если, как говорят,  министр  земледелия  и  торговли  в
самом деле уходит из-за расстроенного здоровья, то вот вам отличный  случай.
Это по его части, а  итальянская  поездка  послужит  для  императора  лишним
доводом в его пользу... Вы знаете, император любит его. Они хорошо  понимают
друг друга, у них одинаковые взгляды. Одно ваше слово устроит все это дело.
     Ничего  не  ответив,  Ругон  еще  раз  прошелся  по   комнате.   Затем,
остановившись перед ней, сказал:
     - Впрочем, я не возражаю... Бывают люди и глупее его... Но я делаю  это
исключительно для вас. Мне хочется вас обезоружить. Н-да... вы не добрая. Вы
ведь очень злопамятны?
     Он шутил. Она тоже засмеялась, повторив:
     - Да, да, очень злопамятна... Я все помню.
     Когда она уходила, он задержал ее в  дверях.  Они  дважды  пожали  друг
другу руки, не сказав больше ни слова.
     После ее ухода  Ругон  сразу  отправился  в  свой  кабинет.  Просторная
комната была пуста. Он присел к письменному столу и облокотился, тяжело дыша
в тишине. Его глаза закрывались, им овладела  сонливость.  Минут  десять  он
дремал. Внезапно он вздрогнул, потянулся и позвонил. Появился Мерль.
     - Господин префект Соммы еще тут? Попросите его.
     Вошел префект Соммы, бледный, улыбающийся,  вытянувшись  во  весь  свой
маленький рост. Он  учтиво  приветствовал  министра.  Ругон  молчал,  слегка
отяжелев от сна. Затем попросил префекта сесть.
     - Вот, господин префект, зачем я вас  вызывал.  Некоторые  распоряжения
приходится делать лично. Вам, конечно, известно,  что  революционная  партия
подняла голову. Мы были на вершок  от  ужасной  катастрофы.  Словом,  страна
требует  спокойствия,  хочет  почувствовать  над  собой   деятельную   опеку
правительства. Со  своей  стороны  император  требует  примерных  наказаний,
поскольку его добротой до сих пор слишком злоупотребляли...
     Он говорил медленно, откинувшись на спинку глубокого кресла,  поигрывая
большой печатью с агатовой ручкой.  Префект  сопровождал  каждую  его  фразу
быстрым кивком головы.
     -  Ваш  департамент,   -   продолжал   министр,   -   один   из   самых
неблагополучных. Республиканская зараза...
     - Я прилагаю все усилия... - начал было префект.
     - Не перебивайте меня... Поэтому нужно,  чтобы  у  вас  наказания  были
особенно суровы. Я хотел повидать вас именно для того, чтобы договориться об
этом вопросе. Мы провели одну работу и подготовили список...
     Порывшись в бумагах, он взял в руки папку и стал ее перелистывать.
     - Надо распределить  по  всей  Франции  некоторое  количество  арестов,
которое  мы  считаем  необходимым.  Число  их   для   каждого   департамента
соответствует силе удара, который следует там  нанести.  Хорошенько  уясните
себе наши цели. Вот  вам,  например,  Верхняя  Марна,  где  республиканцы  в
ничтожном меньшинстве, -  там  только  три  ареста.  В  Ламезе  -  наоборот,
пятнадцать арестов... Что касается вашего департамента - Сомма, не  так  ли?
Мы полагаем, что для Соммы...
     Он перебирал листки, прищурив свои  толстые  веки.  Наконец  он  поднял
голову и посмотрел чиновнику в лицо:
     -  Господин  префект,  вы  произведете  двенадцать  арестов.  Маленький
бледный человечек поклонился и повторил:
     - Двенадцать арестов; очень хорошо понял, ваше превосходительство.
     Но его все-таки смущала одна беспокойная  мысль,  как  он  ни  старался
скрыть ее. Когда, после краткой беседы, министр поднялся, отпуская  его,  он
решился наконец спросить:
     - Ваше превосходительство может назвать мне этих лиц?
     - Да арестуйте кого хотите!..  Я  не  могу  входить  в  подробности,  я
слишком занят. Уезжайте сегодня же  и  с  завтрашнего  дня  принимайтесь  за
аресты... Ах, вот что я могу вам посоветовать: хватайте  людей  повиднее.  У
вас  там  есть,  наверное,  адвокаты,   торговцы,   аптекари,   занимающиеся
политикой. Упрячьте-ка этих господ. Впечатление будет сильнее.
     Префект беспокойно провел рукой по лбу.  Он  рылся  у  себя  в  памяти,
припоминал адвокатов, торговцев, аптекарей и продолжал  одобрительно  кивать
головой. Но, очевидно, Ругону не понравился его нерешительный вид.
     - Не скрою от вас, что в данный момент его величество  очень  недоволен
административным персоналом. В префектурах скоро могут  произойти  перемены.
Теперь, когда мы  оказались  в  таких  трудных  обстоятельствах,  нам  нужны
безусловно преданные люди.
     Это вышло вроде удара кнутом.
     -  Ваше  превосходительство  может  вполне  на  меня  рассчитывать,   -
воскликнул префект. - Я уже наметил нужных лиц: в Перронне есть аптекарь,  в
Дулене - торговец сукном и бумажный фабрикант; за адвокатами дело не станет,
адвокаты - это наше проклятие... Будьте покойны, ваше превосходительство,  я
наберу двенадцать человек... Я старый слуга Империи.
     Он  поговорил  еще  о  необходимости  спасать  страну  и  ушел,   низко
раскланявшись. Министр, покачиваясь всем своим грузным телом,  с  выражением
сомнения посмотрел ему в спину - он не верил в таких плюгавых людей.  Потом,
не садясь, вычеркнул из списка красным карандашом  Сомму.  Почти  две  трети
департаментов были уже вычеркнуты. В кабинете с зелеными пыльными занавесями
было тихо и душно; стоял какой-то жирный запах, словно дородное тело  Ругона
наполняло им всю эту комнату.
     Он снова позвонил Мерлю и пришел  в  негодование  от  вида  по-прежнему
переполненной приемной. Он обнаружил там даже двух дам, стоявших у стола.
     - Я вам велел их выпроводить, - закричал он. - Я ухожу и никого не могу
принять.
     - Но там редактор "Голоса нации", - пробормотал курьер. Ругон позабыл о
нем. Он заложил руки за спину и приказал
     ввести редактора. Вошел человек лет сорока с туповатым  лицом,  отлично
одетый.
     - А, вот и вы наконец! - грубо сказал министр. -  Нельзя  продолжать  в
таком духе, предупреждаю вас.
     Шагая  по  кабинету,  Ругон  осыпал  печать  бранью.   Она   разлагает,
развращает, она вызывает всяческий беспорядок.  По  его  мнению,  журналисты
хуже разбойников с большой  дороги:  от  удара  кинжалом  можно  излечиться,
отравленные перья журналистов гораздо опасней. Раззадоривая  себя  хлесткими
сравнениями, он совсем разбушевался, в его  голосе  звучали  раскаты  грома.
Редакто