вовая охрана  здоровья", которая  должна быть многоуровневой,
включающей и глобальный  уровень с единым (на  уровне международного  права)
использованием терминов, понятий и критериев. С чувством  подъема и ожидания
бурной  реакции  зала  она завершила  свой  доклад  и продолжала  стоять  за
кафедрой. К ее  удивлению, вопросов  никаких  не  последовало.  Потом прошла
процедура  выступления оппонентов,  чтения  отзывов  головной организации  и
отдельных  научных  учреждений и  ученых,  знавших ее  и ее  работы. Все это
происходило  в  какой-то   облегченной  атмосфере   абсолютной   ясности   и
бесспорности. И эта спокойная, прогнозируемая ситуация при защите докторской
диссертации, в других случаях столь желанная для соискателя,  ей  показалась
сейчас  оскорбительной   и  отнимающей   какую-либо   надежду  на  моральное
удовлетворение.

     Когда  объявили  перерыв  для  тайного  голосования,  Ирочка  и  ученый
секретарь проводили  ее в напоминавший небольшой  конференцзал кабинет  зам.
директора,  где   накрытые  письменные  столы  с   красивыми   бутербродами,
конфетами,  пирожными  и  шампанским,   как  расставленные  точки  над  "i",
свидетельствовали  об  абсолютной  ясности  результата.  Все  это  вместе  с
накопившимся за день вызвало  неудержимые рыдания, как только Ирина с ученым
секретарем  вышли  из  комнаты.  Вдруг  она   словно  снова  услышала  слова
автобусной толстухи об интердевках, и она показалась  сама себе противной. К
счастью, кабинет  зам. директора  был снабжен маленькой туалетной комнаткой,
где она могла укрыться.  Взяв  себя в руки, она, остановив  рыдания,  быстро
ополоснула лицо холодной  и  горячей водой,  подвела  синим карандашом веки,
подкрасила черной тушью  ресницы  и  вернулась  в зал,  где уже  все ожидали
зачитывания результатов тайного голосования ученого совета.  Как только  был
зачитан никого  не  удививший  результат, все  тут  же ринулись  к виновнице
торжества  с   поздравлениями  и  добрыми  пожеланиями  дальнейших  успехов.
Натянутые  струны нервов снова расслабились, и слезы  покатились  по  щекам.
Сейчас  она  не  хотела  прятать  эти слезы,  которые  явились  спасительным
освобождением от  необходимости  что-то говорить в ответ и, влекомая Ириной,
вместе со  всеми  Инга  Сергеевна  направилась  в кабинет  зам.  директора к
накрытым  столам, где постоянный тамада институтских  банкетов Саша Беспелов
вступал в свою роль. Тепло, от имени всех коллег, поздравив соискательницу с
единогласным результатом голосования, он предложил  ей  бокал шампанского  и
произнес  тост  во славу  философии и женщинфилософов,  на которых,  как  он
подчеркнул, лежит  великая миссия -- способствовать внедрению идей гуманизма
в  повседневную жизнь. Все дружно захлопали, зазвенели бокалы, и, как только
Инга Сергеевна поднесла бокал к губам, она увидела у стены Анюту,  которая с
восторгом смотрела  на мать, не смея подойти  к ней.  Инга  Сергеевна быстро
поставила недопитый  бокал на стол и, не сказав ни слова,  подошла к дочери.
-- Мамочка, как ты себя чувствуешь? -- спрашивала Анюта на ходу. Но мать, не
слушая ее,  подвела дочь к  толпившейся у  столов публике и представила  ее.
Праздник с  фейерверком  прекрасных слов, оценок,  комплиментов и  пожеланий
продолжался  еще  примерно  час,  после  чего она с дочерью,  "обремененные"
цветами, веселые и  усталые направились к выходу. У выхода из института Инга
Сергеевна сразу заметила силуэт  молодого человека,  который несколько часов
назад назвал  ее одновременно  и "девушкой" и "тетей".  Теперь, смущаясь, он
молча преподнес  ей  букет  бордовых  гладиолусов.  Она  нежно  поматерински
поцеловала его в щеку и рванулась к деликатно отошедшей в сторону Анюте.

x x x
     На улице опять стояла прекрасная погода. Приближался вечер, и солнечный
закат  придавал  вымытым  тротуарам  и  влажной  листве   особое  изысканное
очарование.  Мать  и  дочь  помчались  в  метро, чтоб  успеть  на  ближайшую
электричку.  Вскоре они устроились у окна  нечистого, наполненного усталыми,
одетыми в некрасивые рабочие  одежды  людьми,  многие из  которых смотрели в
никуда, отупленные алкоголем.  Инга Сергеевна и Анюта тесно прижались друг к
другу,  словно  пытаясь  создать  невидимое  ограждение от сидящих  напротив
пахнувших  алкогольным  перегаром   мужчин.  Чтоб   отвлечья  от  окружающей
атмосферы,  дочь стала весело и  красочно рассказывать матери о том, сколько
добрых слов о ней, о ее работе она слышала в кулуарах. -- Кстати, мамуля, --
сказала  Анюта  шутливо, --  многие интересовались  твоим возрастом. Да, да.
Один даже  воскликнул: "Такая  юная,  когда  это  она успела?!".  -- Да, все
хорошо,  --  сказала  протяжно Инга Сергеевна, --  только жаль, что не  было
дискуссии.  Я  ожидала, что мой доклад произведет  впечатление,  взбудоражит
слушателей,  ведь  в  зале  было  много народу, и конечно  же далеко не  все
знакомы  с  моими публикациями.  Кроме того, так остро и  концентрированно я
никогда еще свои мысли не выражала. Ведь, когда пишешь диссертацию, особенно
автореферат, в  которых  необходимо выявить самое существенное из того,  над
чем  работал многие годы,  объективно приходишь к какому-то  новому качеству
понимания проблемы, новому уровню обобщений. И сейчас, когда каждый из  нас,
гуманитариев, начинает дышать воздухом  свободы...  --  Мамочка, -- перебила
дочь, -- так они же тебя щадили. Кто-то сказал, что ты с температурой.
     --  Как?!  --  вся  встрепенувшись,  воскликнула  Инга  Сергеевна  -- я
здорова, как никогда... Но тут в памяти пронесся весь кошмар с этой страшной
теткой в автобусе,  с  этим ливнем, с  вынужденной ложью  Ирине, чтобы снять
лишние вопросы.  "Как все  взаимосвязано в  нашей  жизни,  -- подумала  Инга
Сергеевна, --  видимые и невидимые нити  отношений, ситуаций,  переплетаясь,
определяют  все   стороны  ее,   иногда  только  кажущиеся   неожиданными  и
случайными.  Но что  мы  знаем о них?  Моя  диссертация,  которую  я сегодня
защитила,  --  итог  моих  тридцатилетних исследований проблем  человека. Но
столько ли и так ли я знаю, чтоб как-то оградить человека от зла, ненависти,
зависти. Так  ли  и столько  ли  я  знаю  о  человеке,  чтоб помочь ему быть
нравственно  и физически  здоровым?".  Она в мгновенье мысленно пробежала по
тремстам  страницам своей диссертации. Хорошо,  что  сейчас,  в перестройку,
можно  было  уже выбросить  огромное  количество  страниц  этих "перлов"  "о
всестороннем развитии  личности  советского  человека". А  сколько времени я
потратила на написание этой макулатуры, сколько  страниц посвящено "анализу"
марксистского  определения социальной сущности человека, критике современной
буржуазной   философии,    "неспособной   разрешить   проблему   соотношения
социального и биологического в человеке?! Так, может,  эта тетка  в автобусе
не  так уж ошиблась, назвав  меня "интердевкой". "Интердевочки" продают свои
тела,  а мы,  советские  гуманитарии,  продавали свои  души, свои творческие
устремления...
     -- Мамочка, --  остановила вал тяжких мыслей дочь, -- сейчас мы устроим
дома  настоящий банкет. Жаль только,  что папа не с нами сегодня, но зато он
навезет  тебе  подарков из  Японии  по  случаю  события. Ой, побежали!  Наша
остановка.





Глава 2. Небытие бытия

     Они  выскочили на перрон маленькой  подмосковной станции,  великолепная
природа которой внушала  покой и умиротворенность. Пройдя медленно до  конца
платформы и  свернув  к  узкой дорожке, ведущей в поселок,  они взволнованно
одновременно произнесли: "А где же Игорь? Он не мог нас не встретить". Желая
смягчить ситуацию, Анютка  произнесла:  "Эти  математики -- все фанатики. Он
всегда  все  забывает. Наверняка  перепутал  расписание,  либо  засиделся  у
компьютера".  Не убедившись в  правоте дочери, мать  все же сделала вид, что
успокоилась,  и  они,  нагруженные тяжелой сумкой  и  цветами,  пошли  в уже
надвинувшейся темноте  к общежитию, где жила  Анюта. Как только  они  вошли,
запахи нечистот сразу нахлынули на них. За  три месяца, прошедших со времени
ее предыдущего посещения Анюты, общежитие стало еще более дряхлым, грязным и
неуютным.  В связи с появившимся  в этом  блоке младенцем у  молодой  семьи,
проживающей в  соседней комнате, в общей  кухне и коридоре ко всему  прочему
появились развешенные всюду пеленки, огромная коляска и детский крик. Мать с
дочерью, уже откровенно  взволнованной отсутствием мужа, быстро проскочили в
их  комнату,  которая по  сравнению  с  коридором,  показалась  сейчас  Инге
Сергеевне сущим  раем.  Обставленная в первый  же день поселения здесь Анюты
новой  дорогой мебелью и оформленная с большим вкусом, эта  двадцатиметровая
обитель на  трех человек в грязном запущенном общежитии  выглядела  каким-то
пятым углом,  поражая чистотой  и  уютом. Комната  тут же  "объяла" их своим
теплом и приветливостью. На столе, красиво убранном яствами и шампанским, из
букета цветов выглядывала большая записка. На ней большими печатными буквами
было написано: "Вопервых, ПОЗДРАВЛЯЮ! Урааа! Я звонил в институт и все знаю.
Вовторых, бегу на  свидание  к директору  по  поводу получения  его подписи.
Секретарша сказала,  что  он должен  появиться  в  шестьсемь  часов и  будет
принимать всех, так  как улетает надолго.  Настроение оптимистичное. Сегодня
будем  гулять  до  утра.  Катюшка  у Ларисы. P. S.  Без меня  шампанское  не
открывать. Игорь". Мать и дочь посмотрели на часы, которые показывали девять
вечера. "Пора бы ему уже вернуться", -- подумала Инга Сергеевна, но, подавив
волнение, стала рассматривать содержимое праздничного стола. В это время она
увидела над столом на стене  большую картину, выполненную  Игорем на большом
белом  листе,  как и  все,  что он  делал,  талантливо,  живо,  с  юмором  и
оптимизмом. Вверху  большими разноцветными буквами  было написано: "Мы едем,
едем, едем в далекие края". В центре было изображено голубое небо с розовыми
облаками.  Разрезая  их, мчался фантастической формы  космический корабль, в
открытой  (без  верха)  кабине которого  у  руля сидел  в костюме космонавта
подчеркнуто сосредоточенный Игорь. На плече у него с вздыбленной от скорости
шерстью сидел кот. За Игорем в образе прекрасной амазонки, с большими белыми
лентами от шляпы, путающимися в облаках, сидела Анюта, держа в руках собачку
и  попугая. За ней в костюме Красной Шапочки в обнимку  с  обезьянкой сидела
Катюшка. За спиной у нее в рюкзакекорзиночке сидел красивый петушок. Нервная
дрожь волнения Из-за столь позднего отсутствия  Игоря не  давала женщинам  в
полной  мере  воспринять  радость,  которую хотел  он  внушить  им,  изрядно
потрудившись над этим произведением.
     -- Побегу  за Катюшкой, --  шепнула  Анюта и  выскочила  за дверь. Инга
Сергеевна устало села на диван. Она была рада этому минутному одиночеству и,
закрыв   глаза,  попыталась  спрогнозировать  результат   свидания  Игоря  с
директором. В  это  время вахтерша позвала ее к  телефону, который находился
этажом ниже.  Звонил муж из Японии. Он  радостно поздравил ее и  назвал рейс
своего  прибытия  в  Москву. Ей  стало хорошо и легко  от  этого внимания  и
заботы.  Каждый  звук  в   устах  мужа  выражал  удовлетворенность  успешной
командировкой,  радость,  оптимизм,  заботу  о  семье.  И  это  сообщило  ей
уверенность, что все проблемы будут решены. "И потому, -- подумала она, -- с
каким  бы результатом ни пришел Игорь, сегодня будет большой праздник".  Она
энергично встала с дивана, достала из сумки подарки, привезенные Катюшке.  В
это время счастливая,  нарядная с большим  букетом  цветов влетела внучка  и
бросилась обнимать и  целовать  бабушку.  Инга Сергеевна  нежно  прижала это
прелестное существо, которое ей внушало ни с чем не сравнимые ранее чувства.
"Боже, какие проблемы и  неприятности могут  затмить счастье  от присутствия
этого  чуда?!"  --  думала  она. -- Бабушка, а  ты долго  будешь с  нами, --
повторила Катюшка свой постоянный  вопрос,  с  которого она всегда  начинала
встречу с бабушкой, с того момента,  как научилась  говорить. Инга Сергеевна
всякий раз, приезжая, отвечала Катюшке какой-то веселой историей, из которой
следовало, что эти  разлуки нужны только для того,  чтоб  следующая  встреча
была  еще  более  веселой,  радостной  и  продолжительной. И на  сей раз она
посадила  ребенка  на  колени и  начала,  придумывая на  ходу,  рассказывать
очередную историю. Внучка прервала  рассказ и попросила отвести ее в туалет.
Инга Сергеевна, взяв ее за ручку, подошла к комнате, где находился общий для
всех унитаз  с  поломанны м умывальником. Открыв  дверь,  она  отпрянула  от
запаха  нечистот. Она  быстро  взяла  стоявший  в  углу  горшочек  внучки  и
вернулась с ней в их комнату. --  Бабушка, -- расплакалась Катюшка, -- я уже
большая, я не хочу на горшочек. Я хочу, как все, в "туатлив". Заслышав плач,
в комнату вошла Анюта и, поняв, в чем дело, со слезами на глазах сказала: --
Мамочка, этот туалет меня сводит с ума. -- Доченька, ничего, доченька. Скоро
ты избавишься от всего этого. А Катюшка теперь даст мне слово, что она будет
"ходить" только на горшочек,  да? -- наклонилась Инга Сергеевна  к  внучке и
принялась помогать ей  снимать штанишки. Анюта снова  вернулась  в  кухню, а
малютка, уже забыв обо всем, сидела на горшочке, как  на стульчике, распевая
какую-то  песенку. Когда Инга  Сергеевна, выждав время, принялась  поднимать
внучку с горшочка, в дверях появился Игорь.
x x x
     Зять подошел к теще, приветливо поцеловал, поздравил, но Инга Сергеевна
не слушала  его,  видя,  что он  совершенно  потерян и  измучен  результатом
разговора с директором, сообщение о котором пытается всячески оттянуть. Чтоб
дать зятю возможность расслабиться, Инга Сергеевна вышла  в кухню, где Анюта
разогревала приготовленных Игорем днем цыпляттабака.
     Кухня,  которая  потому  только  так  называлась, что  там  стояли  две
электрические  плиты  на  четыре   семьи,  замызганностью  и  обшарпанностью
напоминала  сарай, с  все увеличивающимся числом неистребимых тараканов. Это
помещение  сейчас,  как  никогда   ранее,  вызвало  чувство  брезгливости  и
отвращения у Инги Сергеевны. "Боже мой, где я вижу свою прелестную дочь", --
подумала  она  тяжко  страдая.   Дочь   нарядная,  в  белоснежном  кружевном
кокетливом  передничке, разрумянившаяся, склонилась  над  духовкой, смазывая
цыплят аджикой.  --  Пришел  Игорь, --  как  могла  бодро,  произнесла  Инга
Сергеевна и быстро вышла  из  этого  ненавистного помещения.  --  Ну что? --
влетела Анюта  с  вопросом.  --  Да ладно, ну их...  потом.  Сегодня  у  нас
праздник, -- ответил Игорь  неохотно. -- Как  потом?.. -- воскликнула  Анюта
нетерпеливо. -- Рассказывай.
     -- В  общем дело -- труба, -- сказал Игорь поникшим голосом, бухнувшись
на диван. -- Беспросветный отказ и более того, мрачная перспектива.
     --  Что это за загадки?  Говори  ясно  и понятно, --  нервно произнесла
Анюта, не щадя самолюбия мужа. Она села на диван рядом с ним, Инга Сергеевна
села напротив  на стул, а Катюшка,  увлеченная  бабушкиными  подарками, тихо
игралась  в  своем уголке.  Игорь явно нервничал и,  видно, глубоко страдал.
Потом,  собравшись, решительно  встал  с  дивана,  выпрямился во  весь  свой
огромный  рост  и,  приняв позу  артиста  разговорного  жанра, стал  в лицах
излагать происшедшее в кабинете директора. -- Значит так. Сегодня, очевидно,
в связи с  поездкой  за  границу, директор был весел, добр и почти все решал
положительно, о чем свидетельствовали веселые и довольные лица выходивших от
него передо  мной. Это также явилось одной из  причин, почему  я "вычислил",
что мне лучше попасть к нему сегодня, под его хорошее настроение. Потому я и
ждал до конца приема. Директор, увидев меня, ранее непосредственно никогда у
него не бывавшего, встал Из-за стола, поздоровался за руку и пригласил сесть
не там, куда  я направился,  то  бишь  к официозному  столу, а  в  углу  его
большого кабинета, где стоит небольшой столик с двумя  креслами,  на одно из
которых  я сел.  Сам директор, уже изрядно  уставший,  с вопросом:  "Ну  что
беспокоит  молодые таланты  в  условиях перестройки?"  развалился  в  кресле
напротив.  Инга  Сергеевна  чувствовала  внутреннее  раздражение  по  поводу
неуместного  шутовства  зятя, но,  понимания, что  это  своего  рода  маска,
которая  позволяет  ему  "маленькую  трагедию"   превратить   в  фарс,  чтоб
поддержать в  доме праздничное  настроение, настроилась проявить терпение  и
внимание. -- Итак, уважаемая публика, если вопросов нет, переходим к  самому
главному, -- продолжал Игорь. -- Я  дал директору в руки заявление с другими
необходимыми  документами,  вкратце  изложив  суть  моего прихода.  Директор
пробежал глазами бумаги, и, когда он после этого обратил  свой взор на меня,
сердце мое  упало.  Я увидел перед собой лицо  другого  человека. Он встал с
кресла и, вышагивая нервно тудасюда перед моим носом, злобно воскликнул: "Ты
кто такой, что тебе предложили персональный контракт на  три года для работы
в Штатах? Ты что  самый  известный  в  институте? И вообще,  что это еще  за
личные контракты? Пусть они напишут в дирекцию института,  предложат сначала
заключить контракт с институтом, а потом посмотрим, кого послать".
     Тут я с достоинством, обретенным в перестройку, позволил себе  вставить
комментарий, -- говорил  Игорь.  --  "Я  сам  читал  выступление  президента
Академии наук, -- сказал я, -- о том, что  поездки молодых ученых для работы
по  контрактам  в  другие  страны,  в  том  числе  в Штаты,  рассматриваются
президиумом как явление положительное и будут поддерживаться". Это вызвало у
директора насмешку. "Вот и иди в президиум Академии, если они такие добрые",
--  ответил он с сарказмом. -- "Так я был там, -- воспроизводил Игорь нервно
диалог с  директором, -- они мне сказали, что проблем  с оформлением никаких
нет,   нужна   только   ваша   подпись  как   директора  института,   где  я
непосредственно  работаю",  --   промычал  я,  чувствуя,  что  хрупкое   мое
достоинство  меня предательски  покидает.  -- "Хаха, --  рассмеялся директор
искусственно, -- они  хотят  всю  ответственность  свалить на  меня. Нет, не
выйдет.  Да  и вообще они в  этом не  указ. Сейчас у нас  на  дворе  что? --
спросил  директор,  остановившись  и  издевательски  глядя мне  в глаза.  --
Правильно, -- ответил он сам себе, --  перестройка. И каждый институт  имеет
полную   самостоятельность   в   кадровой  политике.   Так  что   я   против
категорически".
     Игорь  сделал  паузу,  посмотрел  на  сидящих   напротив  женщин   и  с
иронической улыбкой спросил:
     -- Ну,  как  интересно? Продолжать в том же  духе, либо изложить и  без
того вам уже ясное заключение? Анюта, потупив голову,  ничего не ответила, а
Инга Сергеевна, словами  известной песни  Галича с усмешкой  сказала: -- Нет
уж, "давай подробности".
     Игорь с пониманием поклонился и продолжал,  изобразив лицо  директора в
описываемый  момент. -- "А  вообще,  что  это тебя потянуло туда? -- спросил
меня босс с сарказмом. -- Красивая жизнь? Тебе здесь не нравится. Так знаешь
ли   ты,  что   они-то   бишь   махровые   капиталисты  --   свое  рыночное,
капиталистическое сознание  никогда не теряют,  в  отличие от  многих наших,
которые  уже теряют  социалистическое".  -- "Что это значит?" -- "А то,  что
теперь, когда наши таланты, получив возможность выезда (пока  фактическую, а
не  юридическую, поскольку  закон о  выезде  еще  не принят, да и вряд ли  в
обозримое время будет  принят, к моему  удовлетворению)  устремились туда --
хоть по контракту, хоть  навсегда,  -- что  капиталисты делают? Они покупают
наших по дешевке. Одним  словом -- рынок: увеличилось предложение, снизилась
цена. Торговаться не будешь. И в райком  партии  жаловаться  не пойдешь. Там
власть денег. Я там бывал. И знаешь, что  меня поразило, что самые красивые,
роскошные  здания там -- это здания банков. Потом