ашения
войти,  на пороге  появилась тетя  Ася.  Сразу  бросалось  в глаза,  что она
осунулась и выглядит несчастной.
     --  Инга, извини, --  начала соседка жалобным голосом, -- я  тогда вела
себя  не  очень хорошо... Но что  вспоминать старое. Сейчас  ты  --  большой
человек, скоро  будешь  прокурором.  И вот у меня  к тебе дело. -- Какое еще
дело,  -- насторожилась Инга, испытывая неприязнь к соседке, с которой она с
тех  пор,  как та зазвала ее к себе  домой  с  оскорбительным  предложением,
никогда не здоровалась и вообще обходила стороной. -- Понимаешь, -- тетя Ася
заплакала,  --  моего  Алика  посадили.  И  его   дело  находится  у  вас  в
прокуратуре.  Инга, -- взмолилась соседка, -- сделай чтонибудь. Я не пожалею
никаких  денег... --  Я прошу вас немедленно выйти, -- сказала  Инга громко,
жестко. Соседка с нескрываемой ненавистью посмотрела  на Ингу и, приближаясь
к двери, затараторила:
     -- Ах ты  антисемитка вонючая. Ах ты гадина жестокая.  Вы посмотрите на
нее, что она строит  из себя, эта нищенка! Тоже мне: "Из ИванаПан". -- Прошу
вас  немедленно  выйти, --  повторила  Инга холодным голосом. --  Да кому ты
нужна,  --  продолжала ругаться соседка, выйдя за дверь, -- да, мне противно
лишнюю минуту быть  в этом темном сарае! Она  еще меня  выгоняет, эта дрянь.
Да, чтоб ты не знала, что такое быть матерью, жестокая, гадина...

x x x
     Этот один из  последних дней ноября выдался  холодным и  ветреным. Инга
вся продрогла, пока добежала от  трамвайной остановки к Дворцу культуры, где
проводилась  районная  комсомольская  конференция.  Уже  зайдя  в  зал,  она
почувствовала  атмосферу торжественности и осознание приобщенности к чему-то
очень значительному переполнило ее. К ней подошел секретарь  райкома партии,
грузный мужчина лет сорока пяти.
     -- Здравствуй,  Инга!  Должен  тебе  сказать  по секрету,  --  начал он
лукаво, -- что Сергей Михайлович тебя очень ценит. Если ты будешь продолжать
в  таком  же духе,  то  к четвертому курсу  мы поддержим  твою кандидатуру в
помощники  прокурора.  Учишься   ты,  насколько  мне   говорили,  хорошо.  В
перспективе намечено расширять кадровый состав вашей прокуратуры, так что не
подведи, -- он похлопал ее по плечу, затем  добавил: -- Вот я смотрю на тебя
и думаю:  откуда  ты такая получилась. Ведь  ты ровесница моей дочке, а  она
какаято непутевая, не знает,  чего хочет в этой жизни.  Да что там говорить,
-- он махнул рукой и, оставив  Ингу, быстро пошел в президиум, где пустовало
его место в центре. Там же в президиуме Инга увидела и Сергея Михайловича.

x x x
     По  завершении  конференции Инга,  окрыленная успехом, которого даже не
ожидала, направилась к  выходу, но  в это время  кто-то  тронул ее  за рукав
пальто. Это был представитель обкома комсомола Сергей Геращенко.
     -- Инга, -- сказал  он с пафосом, --  вопервых,  поздравляю с избранием
тебя  председателем  ревизионной  комиссии  райкома  комсомола.  --  Большое
спасибо, -- сказала Инга, смущенно улыбнувшись.
     -- А сейчас  позволь  тебя  пригласить  на  наш банкет. Там  будет весь
состав  вновь избранного райкома комсомола -- представители обкома комсомола
и  районное начальство, в том числе  твой  прокурор. -- Я право, не знаю, --
сказала Инга растерянно. -- А здесь и знать ничего не нужно, просто пошли  и
все.  Инга  никогда  в  жизни  не  видела  такого изобилия  закусок, которые
заполняли банкетный стол. Казалось,  что здесь  все  лилось рекой.  Районное
начальство  выглядело  более  раскованно,  чем  в  своих  кабинетах,  однако
достаточно сдержанно. Произносилось много тостов в честь  партии, комсомола,
наиболее   ярких   представителей   районной   партийной   и   комсомольской
организаций.  Торжественная  трапеза   продолжалась  часа  три,  после  чего
начались  танцы.  Танцевала в основном  молодежь. Сергей Геращенко пригласил
Ингу и во время танца рассказывал, как наилучшим образом организовать работу
ревизионной комиссии.  -- Главное,  побольше ездить в первичные организации,
-- говорил он, -- особенно на промышленные предприятия, разъяснять им задачи
партии и комсомола... Инга слушала все это, буквально задыхаясь  от ощущения
важности своего нового  комсомольского  статуса. Когда  музыка затихла,  она
вернулась  за  стол, чтоб выпить лимонада. К  ней подсел изрядно подвыпивший
директор  предприятия, которому принадлежал дом культуры. Он поздравил  ее с
избранием и стал подробно спрашивать о планах на будущее, о семье, об учебе.
Когда  вновь  заиграла  музыка,  он пригласил  ее на танец.  Излишний  вес и
абсолютное   неумение   танцевать   обусловили   немало   неловкостей  в  их
"танцевальном   дуэте".  Когда  наконец  зазвучали  заключительные  аккорды,
уставший директор,  слегка прижав ее хрупкую  фигурку  к своему  выпирающему
животу, сказал:  --  Инга, ты замечательная  девушка. Хоть ты и еврейка,  но
тебя все  районное  начальство любит. Инга, тщательно скрыв растерянность от
сказанного, состроила искусственную улыбку и вернулась к столу. Уже было  за
полночь,  когда она уютно устроилась у окна автобуса, который должен был ее,
как и других участников банкета, не имеющих персональной машины, развезти по
домам.   Все   впечатления   этого   счастливого,   необыкновенного,  самого
возвышенного дня в ее жизни воскресали в памяти, наслаиваясь одно на другое.
Все было радостным, приятным. Но... что-то все же просачивалось темным среди
этого  яркого  красочного  фейерверка событий. И  когда память  вернула ее к
танцу с директором  завода, она поняла: эта реплика: "Хоть ты и еврейка...".
Но почему, почему это  "хоть", -- размышляла она. -- Почему? Почему я должна
нести на себе  этот крест отрицательной  особенности?  --  стучало в висках.
Почему меня должны любить, несмотря на... Но тут нерадостные мысли сменились
осознанием того, что в ее жизнь вошло новое, интересное, значительное, и это
вернуло ощущение счастья и удовлетворенности.

x x x
     Был  январь, а солнце светило  в окно, озаряя приемную. Инга сидела  за
своим  рабочим  столом,  когда   к  ней  подошел  помощник  прокурора  Евсей
Степанович.  Своим  двухметровым  ростом  он  возвышался  над всеми. В особо
жаркие дни он любил шутить:  "Да, вам хорошо там, внизу, там-то прохладней".
В  прокуратуру он пришел  прямо  с  войны и считался талантливым работником,
хотя особой  грамотностью в русском  языке не  отличался.  Поэтому, когда он
давал  Инге  печатать  свои  тексты,  она внимательно  стремилась исправлять
ошибки. Он  был очень благодарен  ей за  это и охотно посвящал в оперативную
работу. --  Да,  Инга,  ты  не передумала  поработать с этим  материалом? --
спросил он,  протягивая  ей  папку. -- Конечно нет, Евсей Степанович,  вы же
знаете,  как  мне  нравится эта работа.  -- Ну,  тогда возьмись.  Желательно
побыстрее. Это очень срочно. Уже истекают все сроки.  Готовься, готовься. Ты
уже третьекурсница и, думаю, что в следующем году ты будешь следователем или
вторым  помощником  прокурора. Нас вроде бы  расширять будут. -- Я только об
этом и мечтаю, -- сказала Инга, не  скрывая радости.  -- А Сергей Михайлович
уже у себя? -- Да,  он  только что пришел. Евсей  Степанович вошел в кабинет
прокурора. Инга  была  счастлива тем, что  ее все  более  стали привлекать к
оперативной работе и  потому  за  честь принимала  любое поручение подобного
рода.  В таких случаях она должна была  изучить  все документы  проведенного
расследования  по  жалобе и  попытаться написать  проект ответа.  Потом этот
проект  помощник  прокурора  внимательно  перечитывал.  Если Инга  с работой
справилась  по существу, то  он вносил лишь правку и возвращал  ей, чтоб она
отпечатала. Сейчас, глядя на папку, которую ей оставил Евсей Степанович, она
прочитала  такие слова: "Расследование по заявлению гражданки Никоноровой  о
том, что ее сосед по коммунальной квартире занимается мужеложеством".
     Инга никогда ранее не  встречалась с этим  словом и  не  знала, что оно
означает. -- Евсей Степанович, -- войдя  в кабинет,  обратилась она, прервав
беседу  двух  начальников,  -- я не понимаю, что  означает  вот  это  слово:
"мужеложество".
     Мужчины многозначительно переглянулись,  затем прокурор, повернувшись к
стеллажу, достал книжку и, найдя  нужную страницу, сказал: --  Вот  здесь вы
все прочтете, Инга. Ей показалось странным, что Сергей Михайлович не ответил
на ее  вопрос, как  обычно.  Межу  тем, выйдя из  кабинета, еще не  дойдя до
своего  стола,  она открыла  книжку: "Мужеложество,  --  прочитала  она,  --
извращение, заключающееся в половых сношениях мужчины с мужчиной (обычно при
гомосексуализме, реже ситуационные). Советское уголовное право устанавливает
уголовную  ответственность  за  мужеложество,  которое  относится  к   числу
преступлений   против   личности".   Инга,  принялась   изучать   документы,
содержащиеся в папке,  и ее  не покидала мысль о  том, как неловко ей  будет
теперь смотреть в глаза своим начальникаммужчинам.
     Через некоторое время прокурор и его помощник вышли из кабинета и, видя
смущение Инги, Сергей Михайлович  сказал:  -- Инга, вы не  должны испытывать
никакой неловкости. Мы, юристы, как врачи,  сталкиваемся  с самыми интимными
сторонами  жизни  человека,  порой  в  их  негативном,  извращенном  и  даже
криминальном  варианте.  Причем врач по поводу этих  интимных  сторон  имеет
конфиденциальные отношения с пациентом и со своими коллегами.  А мы, юристы,
порой должны  обсуждать эти  "интимные" стороны публично, копаясь  на виду у
всех  в  самых  непристойных  ситуациях  и  сферах  жизни.  Но  такова  наша
профессия. И здесь нельзя становиться циником, но и не следует быть  ханжой,
а нужно смотреть правде в глаза. Так что будьте готовы к  этому, если хотите
быть юристом. Вот  завтра,  например, у нас будет очная ставка между отцом и
дочерьми, которых он,  согласно заявлению матери преступника, изнасиловал --
всех четверых, каждую  в  разном возрасте, и дочери это скрывали, потому что
он  их  запугивал.  А  попался  он  на самой  младшей  десятилетней, которая
пожаловалась  бабушке,  даже  толком не поняв, что отец с ней сделал. И нам,
смею  заверить, придется такое  выслушивать... Так что  будьте готовы...  --
Сергей Михайлович рассмеялся  и добавил: -- А сейчас мы пошли на обед, затем
в  областную прокуратуру.  Если  меня  будут спрашивать, вернусь часа  через
полтора -- два. Когда они вышли, Инга тут же принялась за работу, которую ей
поручил   Евсей   Степанович.   Через  некоторое  время   зашел  следователь
Прокопенко.  Это был новый  человек  в  их  небольшом коллективе. Инге он не
очень  нравился  Из-за  суетливости, придирчивости  и  слишком  официального
отношения к  ней. Она привыкла к хорошему уважительному отношению со стороны
сотрудников  прокураты, и если  ей кто-то  из них делал замечание, то не для
того, чтоб обидеть,  а чтоб  она в следующий раз не повторяла ошибок. А этот
новый  следователь Прокопенко не  упускал случая, чтоб унизить  ее  даже при
любой  найденной им  опечатке.  --  Инга,  мне нужно срочно  отпечатать  это
обвинительное  заключение,  -- сказал он ей  приказным тоном. --  Хорошо, --
сказала Инга, закрывая папку с жалобой.
     --  Только приступите  немедленно.  Это  обвинительное  заключение!  Вы
понимаете,  что  к  этому  документу я  должен приложить  справку  о  сроках
проведения расследования. Потому все бросьте и приступайте!
     -- Хорошо,  --  сказала  Инга, вся  съежившись  от унижающего  ее  тона
следователя, -- я постараюсь.
     --  Меня  не  устраивает  такой  ответ:  "Постараюсь".  Вы  должны  все
отложить. "Исходящие" и "входящие" подождут. А  что  это  вы листали? -- Это
жалоба,  на  которую я попробую написать  ответ. -- Какой еще такой ответ на
жалобу?! С каких это пор секретарши пишут  ответы на жалобу? -- Он глянул на
папку,  лежащую  у нее на столе и с издевкой изрек: -- За  какие это заслуги
вам поручают  такую работу? Может, за красивые глаза?  В общем так: садитесь
немедленно  за  машинку! Бросив  ей  на стол  рукопись,  следователь  вышел.
Перепуганная Инга  села за  машинку.  Она  уже  заканчивала первую  страницу
обвинительного заключения, когда вернулся Сергей Михайлович.
     Проходя мимо Инги,  сидящей за машинкой, он машинально глянул на текст,
который  она печатала, и вдруг, остановившись, впервые повысил  голос: -- Вы
почему так долго держали у  себя этот документ? Кто вам  позволил две недели
держать неотпечатанным  обвинительное  заключение! Может,  мы  поторопились,
привлекая вас к оперативной работе, если вы с основными своими обязанностями
не справляетесь?! -- Сергей Михайлович, -- сказала Инга растерявшись, -- мне
этот документ Петр Петрович  дал минут двадцать назад... -- Как это двадцать
минут  назад?  А почему  здесь  стоит  дата  за  его  подписью двухнедельной
давности?  --  Я не знаю, --  сказала  Инга,  побледнев от испуга.  -- Я  не
задумывалась  о том, что эта дата может означать день,  когда он  отдал  мне
печатать.  Кроме  того, это  уже не  первый  случай. Я  замечала, что  стоят
какие-то  даты, но никогда  не задумывалась, зачем. Прокурор  внимательно, с
"прокурорской пронзительностью" посмотрел  на  секретаря  и сказал,  понизив
голос,  будто раздумывая о чем-то своем:  -- Это  что-то  новое и, очевидно,
очень серьезное. Инга, запомните: о нашем  разговоре никто не  должен знать.
Никто! С этого дня  вы  будете мне докладывать обо  всех таких  случаях.  Вы
поняли? А сейчас садитесь и напечатайте документ Прокопенко в первую очередь
и сразу же отдайте ему. Заведите журнал и записывайте даты поступления к вам
для перепечатки всех материалов от  всех сотрудников, в том числе и от меня.
-- Хорошо, Сергей  Михайлович, --  сказала Инга, опустив голову, чтоб скрыть
слезы.   --  Ну,  ну!  Не   обижайтесь,   --  сказал  прокурор,   поотечески
снисходительно.--  Не  обижайтесь. Как  говорится:  "жизнь прожить,  не поле
перейти". Всякое бывает в жизни. Так что не обижайтесь. Мне тоже  сегодня от
прокурора  области досталось за  то, что мало  профилактикой преступности  в
районе  занимаемся.  И  я думаю, что  он  прав, хотя  сами  видите,  как  мы
перегружены. Вот все надежды на вас! Когда вы тоже начнете делить с нами все
тяготы, но... --  улыбнулся он, --  и радости  прокурорской  жизни. Ведь  по
выражению,  кажется, Петра  Великого, прокурор  --  это "око  государево"...
После того разговора прошло два месяца, в течение которых Инга несколько раз
сталкивалась с подобными подтасовками со стороны следователя Прокопенко. Она
делала  вид,  что  не обращает  внимания на проставленные им  даты, и тут же
сообщала  об  этом  прокурору.  Сергей  Михайлович выслушивал  ее,  никак не
комментируя. Прокопенко  ни о чем  не догадывался,  но проявлял  все большую
недоброжелательность  и  раздражительность по отношению  к  Инге.  Наступили
первые  весенние дни. Инга,  выполнив  все  срочные дела,  попросила  Сергея
Михайловича разрешить ей уйти после обеда с работы, так как в этот день было
запланировано  посещение  комсомольского собрания  на одном  из  предприятий
района. -- Я не  возражаю, -- ответил прокурор, -- более  того, я даже  могу
вас подвезти туда, поскольку еду в том же направлении.
     -- Большое спасибо, --  обрадовалась  она.  -- Инга,  -- сказал  Сергей
Михайлович, -- вы можете садиться в машину и скажите, пожалуйста, Ивану, что
я выйду через несколько минут. Когда Инга, передав водителю то о, чем просил
прокурор, усаживалась на заднее сиденье машины, к ней подошел невесть откуда
взявшийся  следователь Прокопенко. -- У вас что, уже персональная машина? --
спросил  он ехидно.  Она не  успела ответить, как  к  машине подошел  Сергей
Михайлович.  Поздоровавшись со  следователем за  руку,  он  сел на  переднее
сиденье, и машина тронулась с места.
x x x
     В  этом  году,  чувствуя,  себя  уже   на  пороге  новой  должности   в
прокуратуре,  Инга впервые  решила  пойти  на  первомайский  вечер,  который
проводился  ежегодно   в  областной  прокуратуре.  Красивый,  величественный
конференцзал был торжественно наряден и напоминал театр, где был дан большой
концерт с участием  популярных  одесских  артистов. Сидя в одном из передних
рядов, Инга, как жжение лазерного луча, постоянно чувствовала на себе взгляд
сидящего наискосок от нее нового  следователя областной прокуратуры Геннадия
Слесарева.   О   нем   сразу   заговорили  как   о   восходящей   звезде   в
правоохранительных органах. Кроме того, он был мастером спорта по шахматам и
автором  нескольких рассказов.  К  тому  же  обладал  очень  привлекательной
внешностью.  Среднего   роста,  спортивно  подтянут  и   красиво  сложен,  с
отточенными чертами лица, обрамленными  ежиком  подстриженных светлых волос,
он  выглядел классическим  киношным детективом. Но  как только  он улыбался,
удлиненные ямочки на щеках преображали, делали теплым, мягким, казалось,  не
только лицо,  но и весь его облик.  Поскольку он  не был женат,  все молодые
сотрудницы  органов прокуратуры и суда, независимо от занимаемой  должности,
проявляли  к нему повышенный интерес. Когда начались танцы,  Геннадий тут же
пригласил Ингу  танцевать, и весь вечер ухаживал за ней. В одиннадцать танцы
закончились, и она начала собираться домой. Геннадий предложил проводить ее.
Они  вышли на Пушкинскую. Теплый  майский вечер, озвученный шелестом  свежей
листвы,  возбуждаемой приморским  теплым ветерком, манил  своей  свежестью и
красотой. -- Не возражаешь пройтись к бульвару? -- спросил Геннадий, -- взяв
Ингу под руку. -- Нет, не  возражаю,  -- не раздумывая, весело сказала Инга,
отметив про себя, что ей вовсе не хочется так скоро с ним расставаться.
     Они погуляли  немного, рассказывая другу  другу о себе,  затем вышли на
Дерибасовскую, и  Геннадий, ловко  поймав такси, отвез Ингу домой. У  ворот,
поблагодарив  ее  за  компанию,   он  сказал,  что  рано   утром  уезжает  в
командировку недели на две  и когда вернется, сразу же позвонит ей, если она
не возражает. Инга всю ночь не могла уснуть,  думая  о новом знакомом. Все в
нем ей нравилось: интеллигентный, образованный,  умный, сдержанный, а  глаза
излучают  доброту и дружелюбие.  Сейчас она  уже  знала, что эти  две недели
будет напряженно ждать звонка Геннадия.  Но две недели прошли, а  звонка  не
было. Инга сидела  на своем  рабочем месте и поглядывала  на телефон, словно
упрекая его  за  молчание. В  это  время из  своего  кабинета  вышел  Сергей
Михайлович и сказал, чтоб она вызвала к нему всех сотрудников прокуратуры на
совещание, во время которого просил его  не беспокоить ни по каким вопросам.
Совещание продолжалось несколько часов, а когда закончилось, первым выскочил
из кабинета  прокурора  Прокопенко.  Его  лицо было красным  от возбуждения.
Проходя мимо стола, где сидела Инга, он бросил на нее взгяд полный ненависти
и презрения.  Когда  все вышли  из  кабинета  прокурора,  Сергей  Михайлович
пригласил  к себе секретаря. --  Инга, -- сказал он, -- вы должны знать, что
Прокопенко скоро, вероятно, будет отлучен  от  органов  за взятки  и  прочие
злоупотребления. Но до окончательного заключения  комиссии из Киева, которая
этим  сейчас  занимается, он еще будет продолжать работать. Поэтому  никаких
документов ему  не давайте без моего разрешения. Более  того, следите,  чтоб
ничего из  архивов  не  пропало. Все,  что  он  будет давать  вам  печатать,
показывайте мне. И запомните, что это строго конфиденциально. -- Сказав это,
Сергей Михайлович добавил, что его не  будет до конца дня, поскольку он едет
в областную прокуратуру. Как только  Инга осталась одна, в приемной раздался
звонок. Это звонил Геннадий.  Инга  чувствовала, что сердце  у нее вылетает,
когда она услышала его голос. Геннадий сказал, что только сегодня  приехал и
приглашает ее в Зеленый театр, где будет эстрадный  концерт,  на  который он
уже  приобрел  билеты.  Он  предложил  заехать  за   ней  домой,  но   Инга,
постыдившись бедности  их ж