Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
Инга Сергеевна вспомнила, что тогда, в те еще дни она обратила внимание на
то, что Горбачев чуть ли не самый первый из власть имущих в стране употребил
термин "необольшевизм", акцентируя внимание на опасности того, что за этим
термином скрывается.
И тут кадры кинохроники тех дней, снова зафиксированные на кассете с
нарушением хронологии реальных событий, демонстрируют фрагменты митинга
победителей в Москве 22 августа 1991 года. Залитый солнцем океан
восторженных, преисполненных чувством выполненного долга людей с флагами,
цветами, возгласы солидарности, которые сопровождают каждое выступление. На
балконетрибуне огромное количество людей, среди которых президент России
Ельцин. На кассете митинг был записан с завершения выступления мэра Москвы
Гавриила Попова, в котором сообщается: "Сегодня на чрезвычайной сессии
Московского совета было принято решение: учитывая исключительные боевые
заслуги Бориса Николаевича Ельцина, ходатайствовать о присвоении ему звания
Героя Советского Союза". Глядя на эти кадры, Инга Сергеевна внимательно
всматривалась в реакцию Ельцина на происходящее. Вначале, когда он услышал в
речи Попова свое имя в связи наградой, его взгляд выразил удивление.
Нажатием кнопки "пауза" Инга Сергеевна зафиксировала выражение лица Ельцина
по завершении последней фразы Попова о присуждении ему высшей награды
страны. Ни ликования, ни головокружительного восторга президент не выражал в
этот момент. Скорее, была озабоченность... И восторженная поддержка
многотысячной толпы этого решения не придала облику президента России
истинной радости. Даже его фигура, на танке, на митингах казавшаяся
необъятных размеров, здесь на митинге ликования словно уменьшилась.
Может, в этот момент он больше думал о том, какова та мера
ответственности, что лежит на нем теперь. Всем известна его способность
мобилизовать себя и окружающих для принятия и реализации решений в
экстремальной ситуации. И за эти дни он в полной мере это доказал. Но что
после победы?! Означает ли эта победа, что завтра он проснется в
демократической стране, где все в мире и согласии будут прилагать усилия к
общей цели -- вывести страну на достойный ее природным и людским богатствам
уровень жизни? Далее запись фиксирует выступление Руцкого. Сейчас все они --
победители преисполнены эмоциями, которые трудно вместить даже в "великий и
могучий" русский язык. Поэтому ораторы используют самые напыщенные
словосочетания, чтоб адаптировать масштаб слов, к масштабу чувств и эмоций.
-- Когда спрашивают, -- начинает Руцкой своим звучным чеканным голосом, --
где она, Великая Русь? -- Великая Русь началась сегодня здесь, на этой
площади! Мы отмечаем здесь на этой площади Российский день Победы! Два
праздника в истории нашего государства: День победа сорок пятого и День
победы девяносто первого года! После этих слов толпа взорвалась бурей
оваций.
-- Вы все сделали, чтобы не повторился фашизм, который пытался
развиться на этой земле в сорок первом году и который пытался повториться в
девяносто первом году, -- продолжает Руцкой. -- Это не случайность. Вот те
люди, которые стоят здесь, которых сегодня нет вместе с нами, которые отдали
жизнь за демократию, -- это Великая Русь. Спасибо вам, дорогие! Далее под
бурный восторг ликующей толпы слово предоставляется Александру Николаевичу
Яковлеву, признанному "архитектору" перестройки.
-- Дорогие товарищи! Девятнадцатго утром я сказал, что большевистская
контрреволюция свершилась. Сегодня я с гордостью вместе с вами могу сказать,
что свершилась народная революция, настоящая революция. Наконец-то сегодня
победила демократия и свобода. В восемьдесят пятом году началась перестройка
и начались преобразования, но тогда же началась и ползучая контрреволюция,
которая привела к открытой контрреволюции. Больше такого ни в России, ни в
стране не случится. Но мы все должны быть очень бдительными. Мне лично было
противно вчера смотреть по телевизору на тех, кто встречал президента на
аэродроме. (Толпа, понимая, о ком идет речь, разразилась бурной овацией.) --
Мы должны помнить и тех, кто идеологически готовил эту контрреволюцию своими
словами к народу, своими статьями, своими передачами, -- призывает далее
Яковлев. -- Мы не зовем к мести, и мы не мстительны, демократия не
мстительна, но она должна помнить и знать, "кто есть кто" был в эти дни. И я
совершенно согласен с Борисом Николаевичем: сейчас появится много, очень
много героев, и снова они же могут потихоньку, исподволь, так же подло и так
же вероломно подставлять ножку развитию демократии и свободе в нашей стране.
Поэтому мы должны сейчас усилить, удвоить нашу бдительность. Я призываю вас
к этому... Память вернула к вдохновенным первым годам перестройки. На
семинаре в Доме политпросвещения, зав. отделом пропаганды обкома партии,
только что вернувшийся с совещания в Москве, с воодушевлением рассказывал о
том, что идеологическая работа в стране сейчас возложена на новое лицо --
Александра Николаевича Яковлева, образованность, интеллигентность, масштаб
мышления и политические установки которого определят совершенно новый этап
идеологической работы. На смену пропагандистским постулатам, должен прийти
глубокий анализ и вскрытие подлинных проблем, стоящих перед обществом. "Так
почему же сейчас умнейший из людей, Александр Николаевич, не делает акцента
на том, что одной из причин сложившейся ситуации в стране было отсутствие
единства, несогласованность действий, разлад и противоречия среди
демократов?.. Но, судя по всему, не об этом сейчас помыслы победителей", --
думала Инга Сергеевна с грустью, которую еще более усилили следующие кадры.
На экране заседание Верховного Совета России после путча, которое на ее
кассете было записано с выступления председателя Совета министров России
Силаева. После приветствий и слов благодарности в адрес народа за его
стойкость и единство с правительством он далее, очевидно, считая это
первоочередными задачами в стране после путча, акцентирует внимание на
следующем: -- Сейчас в печать хлынули действительно всевозможные извинения,
объяснения в любви... Но мы хорошо помним, что как только мы подписали во
главе с Борисом Николаевичем Обращение к российским гражданам, какой град
обвинений, упреков и угроз обрушился на нас, на россиян. Я думаю, что те,
кто сегодня запели дифирамбы, и те, которые уже спешат хотя бы к частичке
победы примазаться, их сегодня видно невооруженным глазом. И, уважаемые
товарищи, некоторые в печати сегодня говорят от имени Союза, что уже и был
готов самолет, ну в смысле наш, российский самолет... "О чем они говорят? --
с горечью рассуждала Инга Сергеевна. -- Путч настиг страну в период ее
экономического кризиса, взвинчивания цен, невыплаты зарплат, центробежных
процессов среди республик, о чем они говорят, что их тревожит в первую
очередь?! И как можно, когда народ преисполнен радости и ликования своим
единством в одержанной победой, с первых дней нагнетать размежевание"...
В этот момент камера крупным планом показала среди сидящих в зале
Александра Григорьевича Гранберга... Инга Сергеевна нажала кнопку "пауза",
чтоб внимательней рассмотреть лицо этого человека, которого она хорошо знала
по различным конференциям, заседаниям ученых советов и прочим пересечениям в
научноорганизационной деятельности.
Саша Гранберг! Одна из самых ярких фигур Академгородка, талантливейший
экономист, он был в свое время самым молодым доктором экономических наук,
лауреатом Премии Ленинского комсомола, герой многочисленных очерков и
рассказов за талант и самоотверженность в науке, правая рука Аганбегяна,
автор многих книг, статей, обзоров по актуальным экономическим проблемам.
Инга Сергеевна сейчас пыталась вдруг впервые подсчитать, сколько же ему лет?
Должно быть, за пятьдесят, а может, больше? Он продолжал быть для всех
загадкой своим юным, почти мальчишеским обликом, которому противоречил его
взгляд -- глубокий, светящийся мудростью, интеллектом и таящий буйную (при
внешней сдержанности) внутреннюю энергию. Горбачевская перестройка и его,
как и многих представителей творческих профессий, подвигла на политическую
стезю. Познавшие сполна, что такое несвобода слова и даже мысли, они,
засучив рукава, ринулись на "объекты" перестройки, кто архитектором, кто
прорабом, а кто простым строительным рабочим... И не жажда власти влекла их,
как пытались интерпретировать те, кто занял выжидатель ную позицию. Отнюдь
нет. Артисты, художники, музыканты, ученые пришли в те дни на политическую
стезю для того, чтоб на сей раз не упустить исторический шанс утверждения в
их стране цивилизованных норм жизни. И в те драматические дни академик
Александр Григорьевич Гранберг был одним из тех депутатов, о которых Ельцин
в благодарственной части своей речи сказал, что они ходили по зданию
(имеется в виду Белый Дом) не с блокнотами, а с автоматами. Хотя про
Гранберга говорили, что тогда он вышел навстречу танкам вообще безоружным.
"Так что же выражает ваш столь печальноусталый взгляд сейчас в этом зале,
преисполненном торжеством победы?" -- молча обратила Инга Сергеевна свой
вопрос к этому человеку, к которому всегда относилась с искренним почтением
и симпатией. Она бы хотела сейчас услышать его мягкий голос, легкую
картавость, слова, внушающие оптимизм и надежду. Но Александр Григорьевич,
словно уловив ее вопрос, заданный два месяца спустя сквозь четыре тысячи
километров, молча опустил глаза... И далее в кадре появляется заставка на
фоне центра Москвы и Кремля: "Москва. Август 1991 года. Монтаж на тему" и
медленно идущий с микрофоном в руках "в направлении" к телезрителям Владимир
Молчанов.
Характерной особенностью перестройки явилось то, что с самых первых ее
этапов на арене общественной жизни стали появляться не только новые
личности, но и новые лица. Соцреалистические типажи, выражающие либо
начальственную надменность, либо подчиненное подобострастие, стали все более
сменяться истинно интеллигентными, преисполненными чувства собственного
достоинства и почтения к окружающим лицами. И стало являться на трибунах и с
экранов то самое воплощение чеховской мечты о человеке, в котором все
прекрасно: "и лицо, и одежда, и душа, и мысли". И одним из ярких примеров
тому -- Владимир Молчанов, который уже одним своим видом приковывал к экрану
многомиллионную страну. Сейчас он ведет свою передачу с одной из центральных
улиц Москвы -- безлюдной этим ранним утром. "Было утро, раннее, раннее, --
начинает журналист проникновенно в своей утонченноэмоциональной манере, --
только я уже не помню, шел ли дождь. Кто-то из нас еще спал, кто-то
просыпался, а кто-то возвращался домой. Есть же люди, которые возвращаются
домой только под утро. Наступило 19 августа одна тысяча девятьсот девяносто
первого года. Мы еще ничего не знали, как всегда. В этой стране не только ни
во что не веришь, но еще ничего и не знаешь. Такая уж у нас Родина... Но
другой нет, куда бы мы ни уезжали"... Далее журналист отходит за кадр, как
бы за сцену, и уступает место картине той же безлюдной, заливаемой дождем
улицы, над которой звучит голос Александра Градского, исполняющего известную
песню: Печальной будет эта песня О том, как птицы прилетали, А в них
охотники стреляли И убивали птиц небесных. А птицы падали на землю И умирали
в час печали. В этом месте на экране появляется кадр с могилой погибших в те
трагические дни и надпись: "Вечная память вам". А в них охотники стреляли,
-- продолжает звучать песня: Для развлеченья и веселья, А птицы знали,
понимали, Что означает каждый выстрел, Но по весне вновь прилетали К родным
лесам у речки быстрой... Далее кадры сменяются репортажами тех дней, и на
фоне движущихся по улицам Москвы танков, звучит голос Молчанова: Цари в
плену, в цепях народ, Час рабства гибели приспел. Где вы, где вы, сыны
свободы? Иль нет мечей и острых стрел? А в кадре появляются сюжеты,
связанные с похоронами героев. Звучит траурная музыка, транспаранты с
портретами трех молодых людей, заплаканные лица... И снова в кадре Молчанов.
Сейчас он ведет репортаж с места событий тех дней. Он беседует с идущими по
улице двумя мужчинами, один из которых -- молодой человек на костылях -- у
него отсутствует голень правой ноги. -- Афганцы мы, -- отвечает инвалид,
слегка заикаясь, на вопрос Молчанова. -- Какой год Афганистан?
-- Семьдесят девятый. -- Почему вы сюда идете? -- Охранять. -- Вы
будете нам помогать? -- Да! -- А вы? -- спрашивает журналист второго. -- Я
прошел, -- дальше не расслышать, -- последний Афган. Иду уже третью ночь
защищать Россию. -- Будете с нами всю ночь? -- Да. -- Спасибо вам! И камера
фиксирует этих двух уходящих людей: одного на костылях, другого --
хромающего, с палочкой... Затем появляются сюжеты тех страшных мгновений,
когда произошла гибель молодых людей. Видимость ужасная, но слышен
истерический мужской крик: "Сволочь, подонки, что вы наделали!" Затем в
экран врезается раздираемый хрипотой голос орущего певца. Это фрагмент
записи какого-то концерта, но сейчас, вмонтированный в хронику, он
производит впечатление отчаянного протеста, отчаянной боли, отчаянного
негодования и призыва против зла и насилия.... Сколько раз, покатившись, моя
голова С переполненной плахи летела сюда, Где Родина, еду на Родину, Пусть
кричат: "Уродина!". Фон, на котором звучит пение, сменяется -- теперь это
парящие где-то в темной дымке над двигающимися танками лица Янаева, Язова,
Пуго, Крючкова, Павлова. Боже, сколько "правды" в глазах государственных
шлюх, Боже, сколько веры в руках отставных палачей, Ты не дай им опять
закатать рукава!.. Затем камера переносит свой взгляд к юноше у
телефонаавтомата, к которому выстроилась большая очередь. Прокрутив диск, он
говорит в трубку: -- Я утром... я утром, да, поел. Ну че там... Люди все
собираются там. Да, люди есть и продукты, и все там. Мам, слушай, мам...
Талант художника определяется уровнем его способности к обобщению. Но как
можно осуществить обобщение без единого слова текста, с одними лишь
безмолвными кинокадрами, каждый из которых отражает какойто конкретный
промежуток времени и небольшой фрагмент событий?! Молчанов находит способ
для этого обобщения. Он под известную мелодию "Время вперед" делает монтаж
кадров, выражающих символы каждого этапа истории советского периода,
прокручивая их в обратном хронологическом порядке. Поэтому вслед за сюжетами
о днях путча появляются кадры с вручением орденов Брежневу, затем заседаний
с всеобщим "одобрямсом", затем стройки "социализма", затем война, Сталин,
Ленин, разрушение храмов, революция... Далее, снова в нарушение всякой
хронологии, следует видеозапись только что прибывшего из Крыма после
"болезни" Горбачева. Рядом с ним Руцкой и Силаев. Обычно всегда элегантный,
в изысканных костюмах, сейчас Михаил Сергеевич в свитере, выглядит
похудевшим, ниже ростом и чрезвычайно возбужденным. Окруженный засыпающими
его вопросами представителями прессы, он и здесь прежде всего пытается
акцентировать внимание на том, что составляет основополагающую концепцию его
политики -- на достижении солидарности в обществе. -- Это конец переворота?
-- спрашивает Горбачева один из корреспондентов.
-- Я думаю, эта авантюра провалилась. И, как видите, то согласие ,
когда мы почувствовали опасность, что нам надо искать это согласие перед
лицом больших трудностей, крепнет. И все республики встали на защиту. --
Почему провалилась авантюра, как повашему? -- спрашивает корреспондент.
-- Вот поэтому. Значит, мы поработали за эти шесть лет не напрасно...
И, как всегда, сейчас одними из первых слов Горбачева при первых мгновеньях
освобождения из заточения были слова о согласии , о том значении, которое
согласие сыграло в победе над путчем, и о том, как необходимо его сохранить
на будущее! Но тут диссонансом, олицетворяющим одну из основ противоречий
между Горбачевым и многими "демократами", возникают вновь кадры заседаний
Верховного совета России. Энергичный оратор, подойдя к микрофону,
представился:
-- Пятьсот двадцать первый округ, Новосибирск, народный депутат
Богаенко. Уважаемые коллеги, я прошу взять постановление Верховного совета.
Я хочу обратить внимание на название и первую строчку...
На этих словах запись депутата Богаенко на кассете прерывается каким-то
вклинившимся фильмом. "Интересно, о каких насущных проблемах страны либо
нашего города сказал наш родной депутат", -- размышляла Инга Сергеевна,
прокручивая на высокой скорости запись фильма, чтоб добраться до
интересующих ее сюжетов. И через секунду депутат Богаенко снова появился на
экране со словами: -- ...И, наконец, позиции наших республик, которые
выразили свое честное, так сказать, прямое отношение к происшедшим фактам...
И извините меня, что я, может быть, сбиваюсь, потому что я очень волнуюсь не
только, потому что сегодня, как все, работал, продолжал работу, -- значит,
смогли сделать уже только после того, когда все сделала Россия... В это
время объектив оператора высвечивает весьма озабоченные лица депутатов,
отнюдь не преисполненных пониманием и поддержкой происходящего.
-- Поэтому, -- продолжает Богаенко, -- конкретно я предлагаю такую
правку: "О политической ситуации, сложившейся в результате государственного
переворота в СССР и попытки государственного переворота в РСФСР". В ночь с
18го на 19е августа совершен государственный переворот в СССР и попытка
государственного переворота в РСФСР. Спасибо за внимание и прошу поддержать
мое предложение. "Они не хотят делить победу. Но это не их победа, это
победа народа, который вопреки их раздорам проявил единство и солидарность",
-- комментировала про себя Инга Сергеевна. А на экране замелькали другие
сюжеты, на фоне одного из которых звучит чей-то шутливый голос: "Снится
русскому народу показательный процесс над ЦК КПСС". И снова заседание
Верховного совета России продолжается выступлением оратора в ярком,
канареечного цвета пиджаке. Он представился:
-- Депутат Гуревич, пятьдесят пятый национальный территориальный округ.
-- После нескольких вступительных слов, депутат Гуревич останавливается на
главных, с его точки зрения, проблемах страны после путча. -- Как правильно
здесь было отмечено, -- говорит он эмоционально, -- у нас не просто хотят
украсть победу, -- и здесь дело не в амбициях победителей, -- нас благодарят
уже за помощь, которую мы оказывали, в частности, президиуму Верховного
совета СССР в течение этих трех дней, президиуму, о котором я, например, о
действиях его я не слышал, и так далее. Я в этом вижу очень опасную
тенденцию. Поэтому я предлагаю не просто отметить этот факт, а принять
сегодня, может быть, короткое, но достаточно ясное и решительное заявление
нашего Верховного совета по поводу вот таких вот подвижек и инсинуаций. Я
готов войти в редакционную комиссию и быстренько подготовить такой текст...
На трибуне Александр Николаевич Яковлев. На фоне "схваченного камерой"
красного угла знамени, его выступление напоминает типовой сюжет фильмов о
революции. -- Я обращаюсь к самой революционной части нашей страны и,
конечно, к Р