темой презабавных  рассказов в
отделе  происшествий парижских газет.  Куэнте-старший  предпочел  остаться в
тени; но Куэнте-толстый, заявив, что это дело ему поручено Метивье, пришел к
Дублону  вместе с Серизе,  который  стал его  фактором  и чье соучастие было
куплено обещанием билета в тысячу франков. Дублон мог  рассчитывать на своих
двух  агентов. Стало быть, Куэнте располагали тремя ищейками для  слежки  за
своей жертвой. Мало того, при аресте должника Дублон мог прибегнуть к помощи
жандармов, которые  согласно  судебным  уставам  должны оказывать содействие
судебному приставу.  Вот  эти-то  пять персон и  совещались  в  эту минуту в
кабинете мэтра Дублона, в первом этаже, рядом с канцелярией.
     В канцелярию вел довольно широкий коридор, выложенный плитками и как бы
служивший прихожей. В дом входили через простую калитку;  по  обе ее стороны
виднелись золоченые медные дощечки, с гербом судебного ведомства, на которых
черными  буквами было  выгравировано: Судебный пристав. Оба окна канцелярии,
выходившие на  улицу,  были защищены солидными железными  решетками.  Окнами
кабинет выходил в  сад, где судебный пристав,  поклонник Помоны, чрезвычайно
успешно выращивал плодовые деревья. Напротив канцелярии  помещалась кухня, а
за кухней находилась лестница  во второй  этаж.  Дом этот  стоял  в узенькой
улице,  позади  нового  здания  суда,  которое  в ту  пору еще  строилось  и
закончено  было  только после 1830 года. Подробности эти  отнюдь не излишни,
ибо  они помогут понять, что произошло с Кольбом. Эльзасец задумал явиться к
судебному  приставу якобы  с предложением выдать  за  известную мзду  своего
хозяина и, выведав, какие тенета для него расставляются, сможет предостеречь
Давида.  Служанка отперла  дверь.  Кольб  заявил: доложите,  дескать, желают
видеть господина  Дублона по делу. Рассерженная  тем, что ее потревожили  не
вовремя, оторвав  от мытья посуды,  служанка  открыла  дверь в  канцелярию и
сказала Кольбу, человеку ей неизвестному, чтобы  он  обождал тут,  покуда ее
хозяин занят  с посетителями в  кабинете;  потом  она пошла  доложить  мэтру
Дублону, что его спрашивает какой-то человек. Выражение какой-то человек так
красноречиво указывало на простолюдина, что Дублон сказал: "Пускай обождет!"
Кольб сел подле двери в кабинет.
     - Ну, а как вы полагаете поступить? Ведь  если бы  нам удалось схватить
его завтра утром, мы выиграли бы время,- сказал Куэнте-толстый.
     - Нет ничего проще! Недаром у него кличка Простак! - вскричал Серизе.
     Узнав  голос Куэнте-толстого  и, главное,  услыхав две последние фразы,
Кольб сразу  понял,  что речь идет о его хозяине, и  удивление его возросло,
когда он различил голос Серизе.
     "Мальчишка, который ел его хлеб!" - подумал он в негодовании.
     - Друзья мои,-  сказал Дублон,- надобно вот как  поступить. Мы поставим
наших людей на приличном расстоянии друг от друга, начиная с бульвара  Болье
и  площади  Мюръе, во всех  направлениях, чтобы  вернее  выследить Простака.
Право, эта кличка мне нравится! Но поставим так, чтобы он не заметил, что за
ним следят. И  глаз с него  не спустим, покуда не выследим,  в каком доме он
считает себя  в  безопасности; ну, тогда оставим  его на некоторое  время  в
покое, а потом, в один прекрасный день, на восходе или на закате солнца, как
будто невзначай натолкнемся на него.
     -  Ну, а что он сейчас поделывает?  А  ну,  как  он  скроется? - сказал
Куэнте-толстый.
     - Посиживает у себя дома,- сказал мэтр Дублон.- Ежели бы он куда-нибудь
ушел, я уже знал бы. Один из
     моих помощников сторожит на площади  Мюрье,  другой - на углу  у здания
суда, а третий  - в тридцати шагах от моего дома. Стоит сему мужу показаться
на улице, как послышатся их условные свистки, и  он не сделает и трех шагов,
как я уже об этом узнаю не хуже, чем из телеграфного донесения.
     Судебные приставы дают своим сыщикам почетное наименование: помощники.
     Кольб и  не  рассчитывал на  столь благоприятный случай; он  потихоньку
вышел из канцелярии и сказал служанке:
     - Каспатин Туплон, как видно, освободится не  скоро,  так я понаветаюсь
завтра утром.
     Эльзасца,  отставного кавалериста,  осенила  мысль,  которую он тут  же
положил привести в исполнение. Он побежал  к своему знакомому, который давал
внаймы  лошадей, выбрал  коня получше, оседлал его, а сам пешком воротился к
хозяину. Ева была В полнейшем отчаянии.
     -  Что случилось, Кольб?-спросил типограф, вглядываясь в  испуганное  и
вместе с тем веселое лицо эльзасца.
     - Вас окрушают  мошенники!  Нато  карошо прятать  козяин. Ви, сутарыня,
знаете, кута мошно его прятать?
     Когда  честный Кольб  рассказал  о  предательстве Серизе, об  окружении
дома, о том, какое участие в этом деле принимает Куэнте-толстый, и обрисовал
те козни, которые строят эти  люди,  положение  Давида представилось в самом
зловещем свете.
     -  Тебя преследуют  Куэнте! - вскричала  бедная Ева,  подавленная  этим
известием.-  Вот  почему   Метивье  был  так  жесток...  Ведь  они  бумажные
фабриканты, они хотят овладеть твоим изобретением.
     - Но как спастись от них? - вскричала г-жа Шардон.
     - Сутарыня,  ей  знаете  кута  -кипуть прятать  козяина,-  опять сказал
Кольб.- Я отвезу наш козяин, никто не путет знать.
     - Как только стемнеет, идите к Базине Клерже,- отвечала Ева,- а я схожу
туда сейчас же и  условлюсь с ней обо всем.  В таких  обстоятельствах я могу
положиться на Базину, как на самое себя.
     -  Сыщики  проследят  за  тобой,-  сказал  наконец   Давид,  собравшись
несколько с духом.- Надо найти способ предупредить Базину, не заходя к ней.
     - Сутарыня,  вам  восмошно пойти,-  сказал Кольб.- Моя мысль  такова: я
выйту из тома вместе с козяин, за
     нами погнались свистуны. За вами, сутарыня, следить пу-тет некому, и ей
скоро-скоро утекайте к коспоша  Клерше! Я имею мой конь, я  сашайт  на  коня
козяин и... поминай нас, как зовут, тьяволь их пэпраль!..   священник,  пожевывая 'сигару,-  бедность еще
недостаточная причина для самоубийства.  Я нуждаюсь в секретаре. Прежний мой
секретарь недавно умер  в Барселоне.  Я оказался в том  же  положении, что и
барон  Герц, знаменитый  министр Карла Двенадцатого,  который  по  дороге  в
Швецию, как я по  пути в  Париж, очутился в маленьком городке без секретаря.
Барон встречает там  сына золотых дел мастера,  юношу, примечательного своей
красотой, бесспорно  уступавшей  вашей...  Барон Герц  находит,  что молодой
человек умен, как и я нахожу, глядя на ваш лоб, что вы поэт, он сажает его в
свою карету, как я посажу вас в свою; и этого юношу,  обреченного полировать
серебряные приборы и  шлифовать драгоценные камни в маленьком провинциальном
городе,  вроде  Ангулема, он делает своим фаворитом, как я сделаю вас своим.
По  приезде  в  Стокгольм он устраивает  своего  секретаря  в министерстве и
нагружает его работой. Юный секретарь ночи напролет  корпит  над бумагами и,
как все великие труженики,  усваивает дурную привычку:  он  начинает  жевать
бумагу.  А  вот  покойный  господин де  Мальзерб любил подымить  свернутой в
трубку бумажкой и, замечу  в скобках, однажды учинил  такой камуфлет с одним
человеком,  исход дела которого зависел от его доклада: он пустил  дым прямо
ему в лицо!.. Наш юный красавец начал с чистой  бумаги, но вскоре он утратил
к ней вкус  и  пристрастился к исписанной,  как к более  тонкому  лакомству.
Тогда еще не курили, как нынче.  И вот  юный секретарь, постепенно входя  во
вкус,  начинает  жевать и есть  пергамент. В  то время Россия и Швеция  вели
переговоры  о мирном договоре, который сейм навязывал Карлу XII,  как в 1814
году хотели принудить Наполеона вести переговоры о мире. Основой переговоров
было соглашение, подписанное  обеими  державами,  касательно Финляндии. Герц
доверил  хранение  подлинника  своему  секретарю,  но  когда   потребовалось
представить  документ  в  сейм, встретилось  небольшое  затруднение: договор
исчез.  Сейм  решает, что  министр,  потворствуя  страстям  короля,  дерзнул
уничтожить  документ;  против  барона  Герца  возбуждают  дело;   тогда  его
секретарь  сознается, что  он съел договор... Начинается судебное следствие,
преступление доказано, секретарь приговорен к смерти. Но вы  еще до этого не
дошли... Закурите-ка сигару в ожидании нашей коляски...
     Люсьен взял сигару и, прикуривая от сигары священника, как  это принято
в Испании, сказал про себя: "Он прав, я всегда успею покончить с собою".
     - Часто случается,- продолжал испанец,- что  в ту минуту, когда молодой
человек  окончательно  теряет надежду  на  лучшее будущее, тут-то и приходит
счастье. Именно это я  и хотел сказать вам,  но  предпочел доказательство на
примере.  Положение  красавца секретаря,  присужденного  к смерти, было  тем
более отчаянное, что шведский король не мог его помиловать, ибо приговор был
вынесен сеймом;  но король закрыл  глаза на его побег. Прелестный  секретарь
спасается  в  лодке с несколькими золотыми  в  кармане и является  ко  двору
герцога Курляндского с рекомендательным письмом Герца,  в  котором  шведский
министр описывает  злоключения  своего любимца  и  его роковое  пристрастие.
Герцог  устраивает  прекрасного   отрока  в   качестве  секретаря  к  своему
управляющему.  Герцог   был  расточителен,  у  него  была  красивая  жена  и
управляющий - три причины, достаточные  для разорения. Ежели вы думаете, что
красавец,  присужденный  к  смерти за съеденное  им  соглашение,  касающееся
Финляндии, поборол  свой извращенный вкус,  вы, стало  быть, не  знаете всей
власти порока над человеком: когда речь идет о  наслаждении, не  устрашит  и
смертная казнь! Откуда  исходит это могущество порока? Проистекает ли оно из
его собственной  мощи,  или  исходит  из  немощи  человеческой?  Неужто есть
склонности, граничащие с безумием? Радетели нравственности пытаются побороть
подобные  болезни красивыми фразами!..  Они  вызывают  у меня  только  смех.
Однажды герцог,  испуганный отказом  управляющего выдать  нужную ему  сумму,
потребовал у того отчет. Что за глупость! Нет  ничего  легче,  как составить
отчет; трудность не  в этом.  Управляющий  передал все  счета секретарю  для
составления отчета по цивильному листу герцога Курляндского.  Ночью во время
работы,  которая  ж уже близилась  к концу, наш бумагоед  замечает, что жует
расписку  герцога, выданную  на  значительную  сумму, его охватывает  страх:
подпись  им  съедена наполовину! Он бежит к герцогине, бросается к ее ногам,
признается ей в своем пороке, умоляет  свою повелительницу о заступничестве.
Красота молодого  чиновника  производит  столь  сильное  впечатление на  эту
женщину,  что,  овдовев,  она  выходит  за  него  замуж.  Итак,  в  середине
восемнадцатого века, в стране, где царит геральдика, сын золотых дел мастера
становится державным герцогом... Но это еще что! Он был регентом  по  смерти
Екатерины Первой, правил государством при  императрице Анне, стремился стать
российским Ришелье. Так вот, молодой человек, знайте: вы  красивее Бирона, а
я, простой каноник, могущественнее барона Герца. Итак, садитесь! В Париже мы
добудем  для вас  курляндское герцогство, ну, а если не герцогство, то уж во
всяком случае герцогиню.
     Испанец взял Люсьена под руку, буквально силою посадил его  в карету, и
возница захлопнул дверцу.
     -  Теперь  рассказывайте,  я  слушаю  вас,-  сказал  толедский  каноник
Люсьену,  который  прийти в  себя не  мог от  удивления.- Я  старик,  притом
священник, вы вполне можете мне довериться. Ну, конечно, вы проели отцовское
именье  или маменькины денежки,  не более... И,  как водится, войдя в долги,
почти  неоплатные, потеряли голову... Помилуйте: долги чести! А мы пропитаны
этими понятиями о чести до самого кончика  наших изящных сапожек... Разве не
так? Ну,  исповедуйтесь же  смелее, говорите, как если бы говорили  с  самим
собою.
     Люсьен  оказался в  положении  рыбака, не скажу точно из какой арабской
сказки, который,  решив  утопиться в океане, попадает в  подводное царство и
там  становится  царем.  Участие   испанского  священника   казалось   столь
искренним, что поэт, не колеблясь, открыл ему душу. Итак, в пути от Ангулема
до Рюфака он рассказал ему всю свою жизнь, не  утаив ни единого прегрешения,
вплоть до последнего несчастья, которого он был причиною. В  то время, когда
он  кончал свою повесть,  изложенную  тем поэтичнее,  что  за  последние две
недели Люсьен повторял ее уже в третий раз, они проезжали мимо тех мест, где
близ дороги, неподалеку от  Рюфака, находилось родовое поместье Растиньяков.
Когда Люсьен впервые произнес это имя, испанец встрепенулся.
     - Вот,- сказал Люсьен,- откуда происходит молодой  Растиньяк. Право, он
не стоит меня, но он более удачлив!
     - А-а!
     - Да, эта захудалая дворянская усадьба принадлежит его отцу. Растиньяк,
как я уже  говорил вам, стал любовником госпожи  Нусинген, жены  знаменитого
банкира. Я увлекся поэзией; он  оказался более  положительным  и  ударился в
дела...
     Священник приказал  вознице  остановить лошадей;  он пожелал из  чистой
любознательности пройтись по аллее, которая вела от проезжей дороги  к дому,
и обозрел усадьбу с  таким вниманием, какого Люсьен не  ожидал от испанского
священника.
     - Вы, стало быть, знаете Растиньяков?..- спросил его Люсьен.
     -  Я знаю  весь Париж,- сказал испанец,  садясь в  карету.- Итак, из-за
каких-то десяти  или  двенадцати тысяч  франков  вы хотели  убить  себя?  Вы
младенец, вы не знаете ни людей, ни жизни. Жизнь человека стоит того, во что
он ее ценит,  а вы свою жизнь оценили всего лишь в двенадцать тысяч франков;
ну, что ж, я готов купить вас дороже. Что касается до ареста вашего зятя, то
это  сущий  вздор!  Ежели  милейший   господин  Сешар  сделал  открытие,  он
разбогатеет. А богачей  никогда еще  не  сажали в тюрьму за  долги. Вы,  мне
кажется,  не  очень сильны в истории. Есть две истории: официальная,  лживая
история, которую преподают в школе, история ad  usum  delphini1;  и  история
тайная,  раскрывающая истинные причины событий, история постыдная. Позвольте
мне рассказать  вам  в двух  словах  другой  случай  из  этой неведомой  вам
истории. Молодой честолюбец, священник, желает приобщиться к государственным
делам;  он  низкопоклонничает  перед фаворитом, фаворитом королевы;  фаворит
принимает  участие в священнике, возводит его в  звание министра,  вводит  в
совет.  Однажды  вечером  молодой  честолюбец получает письмо, которым некий
благодетель  из  породы  людей,  склонных   оказывать  услуги   (никогда  не
оказывайте услуг, о которых вас  не просят!), извещает  его о том, что жизнь
его покровителя в опасности. Король взбешен, он не потерпит, чтобы им кто-то
руководил,  фаворит  погибнет,  как явится поутру  во дворец.  Ну-с, молодой
человек, как вы поступили бы, получив такое письмо?
     - Я  немедленно  предупредил бы моего  благодетеля! - вскричал Люсьен с
горячностью.
     - Вы и впрямь младенец, что, впрочем, явствует из повести вашей жизни,-
сказал священник.-  Ну, а наш  молодчик  сказал  самому себе: "Ежели  король
решается на  преступление, благодетель мой погиб; придется сделать вид,  что
письмо  опоздало!" И он  проспал до  тех  пор,  покуда ему  не сказали,  что
фаворита убили...
     -  Чудовище!-сказал  Люсьен,  заподозрив  священника  в  намерении  его
испытать.
     1 Для обучения дофина (наследника престола) (лат ).
     -  Все  великие люди  - чудовища,- отвечал каноник.-  Человек этот  был
кардинал  Ришелье, а  его покровитель - маршал д'Анкр. Вот видите,  вы  и не
знаете истории  Франции!  Не  был ли я  прав, говоря,  что история,  которой
обучают  в  школах, есть  не что иное,  как подбор  дат  и  событий,  крайне
сомнительных и  притом не имеющих ни  малейшего  значения. На что вам знать,
что существовала Жанна д'Арк? Доводилось ли вам делать из  этого вывод, что,
ежели  бы Франция  в то время  приняла анжуйскую династию Плантагенетов, то,
объединившись, два  народа  владели бы ныне всем миром,  а два острова,  где
ныне   завариваются   все   политические   смуты  материка,  были  бы  двумя
французскими  провинциями?  А знаете ли вы, какими путями  Медичи из простых
купцов стали великими герцогами тосканскими?
     - Поэт во Франции не обязан быть бенедиктинцем,- сказал Люсьен.
     - Так  вот, молодой человек, они стали великими герцогами,  как Ришелье
стал министром. Ежели бы вы,  изучая историю, вникли в суть  событий,  а  не
заучивали наизусть наклеенные на них ярлыки, вы извлекли  бы из нее  правила
вашего  поведения.  Примеры,  наудачу  взятые  мной  из  множества  подобных
случаев, позволяют установить такой закон: смотрите на людей, и особенно  на
женщин,  как  на  орудие  вашего преуспевания,  но не  показывайте им этого.
Почитайте, как бога, того, кто стоит выше вас и может быть вам полезен, и не
покидайте его, покуда он  дорого не заплатит за ваше  раболепство. Короче, в
мире дельцов будьте алчны, как ростовщик, и низки, как он; поступайтесь всем
ради власти, как он поступается всем ради золота.  И не  пекитесь о том, кто
падает: он  уже для вас не  существует. Знаете ли вы, почему вам надобно так
себя вести? Вы желаете властвовать в свете, не правда ли? Так надобно прежде
склониться перед  светом  и  тщательно  его  изучить. Ученые изучают  книги,
политики  изучают людей, их  вожделения, побудительные  причины человеческой
деятельности. Однако ж  свет, общество,  люди,  взятые  в их  совокупности,-
фаталисты: все, что  ни свершается,  для  них свято. Знаете  ли вы, почему я
прочел  вам этот  краткий  курс  истории? Мне показалось, что  вы  чрезмерно
честолюбивы...
     - Да, отец мой!
     - Я  это  сразу заметил,-  продолжал каноник.- Но в настоящую минуту вы
говорите про  себя:  "Этот  испанский каноник сочиняет  небылицы и извращает
историю, стараясь
     доказать  мне, что я был  чересчур добродетелен..." (Люсьен  улыбнулся,
увидев, что  мысли  его так верно  угаданы.)  Ну, что  ж,  молодой  человек,
возьмем  общеизвестные  события,- сказал  священник.-  Некогда Франция  была
почти завоевана англичанами, у  короля оставалась  всего одна провинция.  Из
недр  народа  выходят два существа: бедная девушка, та самая Жанна  д'Арк, о
которой мы говорили, и горожанин  по имени Жак Кер. Одна несет меч и обаяние
девственности, другой приносит золото: королевство спасено. Но девушка взята
в плен!.. И  король,  который мог бы  выкупить  девушку, допускает, чтобы ее
сожгли  заживо! Что касается  до  героя-горожанина,  король  позволяет своим
придворным обвинить  его  в  уголовных  преступлениях и  расхитить  все  его
имущество.   Ограбление   человека  невинного,  загнанного,   затравленного,
сраженного   правосудием,  обогащает   пять  дворянских  родов...   И   отец
архиепископа  буржского  покидает королевство,  чтобы  никогда  уже  туда не
воротиться;  потеряв во Франции все  свое  состояние, до  последнего су, он,
однако ж, сохраняет деньги, которые  когда-то доверил арабам и  сарацинам  в
Египте. Вы можете еще сказать: "Все это очень старо, вот уже  триста лет как
примеры подобной неблагодарности приводятся в школьных учебниках, а призраки
веков  всего  лишь  легенды".  Ну,  а  веруете  ли вы,  молодой  человек,  в
последнего полубога Франции,  в Наполеона?  Один из его генералов был у него
не  в  чести, он  скрепя  сердце  произвел его в  маршалы и  пользовался его
услугами чрезвычайно неохотно. Имя этого маршала  - Келлерман. И знаете, что
было тому причиной?.. Ке4лерман в битве при Маренго смелой атакой, вызвавшей
рукоплескания среди потоков крови и огня, спас Францию и первого консула.  В
сводке даже не было упомянуто об  этой героической атаке. Причина холодности
Наполеона  к  Келлерману,  как  и  причина  опалы  Фуше,  князя  Талейрана,-
неблагодарность!     Неблагодарность    короля    Карла     VII,    Ришелье,
неблагодарность...
     - Но, отец мой, предположим, что