ретения!  О, как  был  прав Пти-Кло!"  (В самых  мрачных  тюрьмах
рождаются самые ясные мысли.) "Ба!-сказал Давид,  засыпая на жалком  подобии
походной кровати с  тюфяком из  грубого  войлока,- завтра  утром я, конечно,
увижу Пти-Кло".
     Итак,  Давид  вполне  готов  был  выслушать  предложения, исходящие  из
вражеского стана.  Обняв мужа, Ева  присела на краю койки, ибо в  камере был
всего  один деревянный  стул самого плачевного вида, и тут ее взгляд упал на
омерзительную лохань, стоявшую в углу, на  стены, испещренные  поучительными
изречениями  и именами предшественников  Давида. Ее заплаканные глаза  опять
затуманились. Сколько она  ни плакала, все  же у нее полились слезы при виде
мужа в положении преступника.
     - Вот до чего может довести  жажда славы!..- вскричала она.- Ангел мой,
брось свои изыскания... Пойдем  рука об руку по проторенному пути и не будем
гнаться за богатством...  Немного мне нужно, чтобы быть счастливой, особенно
после таких страданий!.. Ах, если бы ты знал!.. Позорный арест еще не худшее
из несчастий!,. Прочти!
     Она протянула ему письмо Люсьена, которое Давид быстро прочел, и, желая
его утешить, поведала, какой страшный приговор Люсьену вынес Пти-Кло.
     - Если Люсьен покончил с собой, он сделал это сгоряча,-  сказал Давид,-
позже  у  него на это духа недостанет, он  и сам говорил - решимости у  него
больше, чем на одно утро, не хватает...
     - Но жить  в такой тревоге?..-вскричала  сестра, простившая брату почти
все его грехи при одной только мысли, что он мог умереть.
     Она передала мужу условия соглашения, которые Пти-Кло  якобы выторговал
у Куэнте, и Давид тут же принял их с явной радостью.
     - Проживем как-нибудь в деревне неподалеку от Умо, близ фабрики Куэнте.
Я  хочу  только покоя!-вскричал  изобретатель.-  Если  Люсьен  покарал  себя
смертью, нам достанет средств, чтобы дожить до отцовского наследства; а если
он  жив,  бедному  мальчику   придется  приноровиться  к   нашему  скромному
достатку... Куэнте  наживутся на моем  изобретении;  но, в сущности,  что  я
такое  в сравнении с родиной?..  Обыкновенный человек.  Если мое изобретение
послужит на пользу всей стране, ну, что ж, я буду счастлив! Видишь ли, милая
Ева, мы с тобой оба не годимся в коммерсанты. У нас нет ни страсти к наживе,
ни  пристрастия к  деньгам,  которое вынуждает цепляться  за каждую  монету,
задерживая  даже  самые  законные  платежи. А  в  этом,  пожалуй, и  состоят
достоинства торгаша, ибо  эти два  вида  скупости  именуются: благоразумие и
коммерческий гений!
     Обрадованная согласием во взглядах,  этим нежнейшим  цветком любви, ибо
интересы  и склад  ума могут  быть  различными  у двух  любящих существ, Ева
передала через тюремщика записку Пти-Кло, в которой  она просила  освободить
Давида, так как условия  соглашения  для них приемлемы. Через десять минут в
мрачную камеру Давида вошел Пти-Кло и сказал Еве:
     - Ступайте домой, сударыня, мы придем вслед за
     вами...
     - Ну, любезный друг,- сказал Пти-Кло,- как же ты  все-таки попался?  На
что тебе потребовалось выходить?
     - Ну, как же я мог не выйти? Прочти, что пишет Люсьен.
     Давид подал Пти-Кло письмо Серизе; Пти-Кло взял его, прочел, повертел в
руках, ощупал бумагу и, заговорив
     о делах, как бы  в рассеянности смял записку  и сунул ее себе в карман.
Потом  стряпчий  взял  Давида  под  руку  и  вышел  с  уйм  из  тюрьмы,  ибо
распоряжение  судебного пристава об освобождении заключенного было  получено
тюремщиком,  пока  они разговаривали.  Вернувшись домой, Давид  почувствовал
себя  на седьмом небе, он плакал  как ребенок,  целуя своего малыша Люсьена,
очутившись  опять в своей спальне после трехнедельного заключения, последние
часы которого, по провинциальным понятиям, были позорны. Кольб и  Марион уже
воротились.  Марион узнала  в  Умо,  что  Люсьена  видели  за  Марсаком,  на
парижской дороге, по которой  он  шел пешком.  Его франтовской наряд привлек
внимание крестьян, ехавших  в город на рынок.  Проскакав  верхом  по большой
дороге до Манля,  Кольб услышал  там от г-на Маррона, что Люсьен  проехал  в
карете на почтовых.
     - Что я вам говорил!-вскричал Пти-Кло.- Этот малый не  поэт, а какой-то
сплошной роман.
     - На почтовых? - сказала Ева.- Куда же он на этот раз направился?
     - А теперь,- сказал Пти-Кло Давиду,-  идите к господам Куэнте: они  вас
ждут.
     - Ах, сударь,- воскликнула прекрасная г-жа Сешар,- прошу вас, защищайте
получше наши интересы, вся наша будущность в ваших руках!
     -  Не угодно  ли вам,  сударыня,  чтобы  переговоры  состоялись у  вас?
Оставляю вам  Давида. А эти господа пожалуют сюда вечером, и вы увидите, как
я защищаю ваши интересы.
     - Ах, сударь, вы оказали бы мне большое одолжение,- сказала Ева.
     - Отлично!  - сказал  Пти-Кло.- Сегодня, в семь часов  вечера, у вас  в
доме.
     - Благодарю вас,- отвечала Ева, и по ее взгляду и голосу Пти-Кло понял,
как возросло к нему доверие его клиентки.
     - Не бойтесь ничего! Вы видите, я был прав,- прибавил он.- Ваш брат уже
за тридцать лье  от самоубийства. Наконец, не позже как сегодня же вечером у
вас,  пожалуй,   окажется   небольшое  состояние.   Наклевывается  серьезный
покупатель на вашу типографию.
     - А если так,- сказала Ева,- почему бы нам не обождать? Зачем связывать
себя договором с Куэнте?
     - Вы  забываете,  сударыня,- отвечал  Пти-Кло,  почувствовав  опасность
такой откровенности,- что  покуда вы не расплатитесь  с  господином Метивье,
продать типографию невозможно: все оборудование описано.
     Воротившись  к  себе,  Пти-Кло  вызвал  Серизе.  Когда  фактор  вошел в
кабинет, он отвел его в нишу окна.
     - Завтра ты станешь  владельцем типографии Сешара и получишь достаточно
сильную поддержку, чтобы добиться передачи патента на твое  имя,-  сказал он
ему на ухо,- но ты ведь не захочешь угодить на каторгу?
     - Что?.. Куда?.. На каторгу?-сказал Серизе.
     - Твое письмо Давиду - подлог, а оно  у меня... Если станут допрашивать
Анриетту, что она скажет?.. Я не хочу тебя губить,- сказал тут  же  Пти-Кло,
заметив, как побледнел Серизе.
     - Что вам еще нужно от меня? - вскричал парижанин.
     -  А  нужно  мне  от  тебя  вот   что...-  продолжал  Пти-Кло.-  Слушай
внимательно!  Через  два  месяца  ты  будешь  ангулемским  типографом...  но
типографию ты  приобретешь в долг, и тебе  не расквитаться и в десять лет!..
Долго придется тебе работать  на твоих капиталистов!  К  тому  же  ты будешь
подставным лицом либеральной партии... Составлять твой  договор с Ганнераком
буду  я,  и составлю  его в  таком духе, что со временем ты окажешься полным
собственником типографии... Но ежели они вздумают издавать газету, ежели  ты
будешь ответственным  редактором,  ежели  я  получу место старшего  товарища
прокурора,  ты  обязуешься,  столковавшись с Куэнте-большим,  тиснуть  такие
статейки,  что газета будет изъята  из обращения и закрыта...  Куэнте  щедро
заплатят тебе за  такую услугу... Конечно, тебя  будут судить, ты  отведаешь
тюрьмы,  но  прослывешь человеком  недюжинным  и гонимым. Ты  станешь видным
лицом в либеральной партии, вроде сержанта Мерсье, Поля-Луи Курье, Манюэля в
малом размере.  Я никогда  не допущу, чтобы ты утратил патент. Короче, в тот
день,  когда газета будет закрыта, я сожгу это письмо  у тебя  на  глазах...
Состояние обойдется тебе недорого...
     В  народе  чрезвычайно   превратные  представления  о  наказуемости  за
различные  виды  подлога,  и  Серизе,  который  видел  себя  уже  на  скамье
подсудимых, вздохнул с облегчением.
     - Через три года  я буду прокурором  в  Ангулеме,-  продолжал Пти-Кло,-
тебе может встретиться надобность во мне... подумай-ка!
     - Решено! - сказал Серизе.- Но вы меня не знаете: сожгите письмо сейчас
же,- продолжал он,- положитесь на мою признательность.
     Пти-Кло посмотрел на Серизе. То был один из тех поединков, когда взгляд
наблюдателя  подобен  скальпелю,  которым  он пытается вскрыть душу, а глаза
человека,  выставляющего,  так  сказать,  напоказ  свои добродетели, подобны
стеклам витрины.
     Пти-Кло  ничего  не  ответил,  он засветил свечу и  сжег письмо, сказав
самому себе: "Ведь ему нужно составить состояние!"
     - Я ваш раб,- сказал фактор.
     Давид в смутном беспокойстве ожидал встречи с братьями Куэнте: не споры
вокруг  договора,  не  надобность отстаивать свои  интересы смущали  его,  а
мнение  фабрикантов о  его  работах  - вот что  его  тревожило! Он напоминал
драматурга, ожидающего приговора  критиков.  Перед самолюбием изобретателя и
волнениями, связанными с судьбой его открытия, бледнели все чувства. Короче,
в  семь часов  вечера,  в  то время,  когда  графиня  дю Шатле под предлогом
мигрени ложилась в постель,  предоставив мужу принимать приглашенных к обеду
гостей,-  так  она  была  удручена  противоречивыми  слухами  о  Люсьене!  -
Куэнте-большой  и  Куэнте-толстый  пожаловали  вместе  с  Пти-Кло  к  своему
сопернику, который  был  ими  связан  по  рукам  и ногам.  Сразу же пришлось
столкнуться  с основным затруднением: как  заключать  товарищеский договор с
Давидом, не ознакомившись с технической стороной изобретения? А открой Давид
тайну своего изобретения, он  сдался бы  на милость братьев Куэнте.  Пти-Кло
все же  добился, чтобы  договор был  заключен заранее.  Тогда Куэнте-большой
попросил  Давида  показать ему  несколько  образцов своего  производства,  и
изобретатель представил ему последние изготовленные им листы бумаги, ручаясь
за правильную их расценку по себестоимости.
     -  Ну, вот  вам и  основание для договора,- сказал Пти-Кло.-  Вы можете
вступить  в товарищество, исходя  из этих данных, оговорив право расторгнуть
договор в случае, ежели условия патента окажутся невыполнимыми при фабричном
производстве.
     -  Иное  дело,  сударь,-  сказал  Куэнте-большой   Давиду,-  иное  дело
изготовлять образцы бумаги в малом количестве, у себя в комнате, в небольшой
форме или же поставить производство в крупном масштабе. Обратите внимание на
такой  случай:  мы вырабатываем цветную  бумагу и  для ее  окраски  покупаем
совершенно одинаковые партии краски. Скажем, к примеру, индиго, чтобы синить
наши  раковины, мы  получаем  его  ящиками,  в которых  все куски одинаковой
выработки.  И что  же?  Нам никогда  не  удавалось получить  два чана краски
одного оттенка... При обработке сырья происходят какие-то неуловимые для нас
явления.  Количество,  качество  бумажной  массы  тотчас  же  отражаются  на
производстве. Когда вы закладывали в  чан определенное количество сырья,-  я
не  спрашиваю,   какого  именно,-   вы   могли   распоряжаться  по-хозяйски,
воздействовать  равно  на все его  составные  части, связывать  их,  месить,
разминать по собственному усмотрению, придавать массе однородность... Но кто
вам поручится, что в чане на пятьсот  стоп бумаги предложенные  вами способы
производства дадут тот же результат и оправдают себя?..
     Давид, Ева и Пти-Кло многозначительно переглянулись.
     -  Возьмите  какой-нибудь   подобный  пример,-  сказал  Куэнте-большой,
помолчав.- Вы накосили на лугу две охапки сена и, хорошо спрессовав, сложили
их  у себя  в  комнате,  не  давши  сену загореться, как  говорят крестьяне;
брожение происходит, но до  пожара еще далеко. Решитесь ли вы,  опираясь  на
этот опыт, сложить две тысячи охапок в дровяной сарай? Вы отлично понимаете,
что  сено  воспламенится  и  сарай  ваш  сгорит,   как  спичка.  Вы  человек
образованный,- сказал Куэнте Давиду,- сделайте вывод! Вы  покуда скосили две
охапки сена, а мы боимся,  как бы не прогорела наша фабрика, ежели мы забьем
ее  двумя  тысячами  охапок!  Короче говоря,  мы  можем  потерять не  только
содержимое одного  чана,  но понести  крупные  потери  и остаться с  пустыми
руками, затратив большие деньги.
     Давид  был  сражен. Практика  на  своем положительном языке  оспаривала
теорию, которая вечно ссылается на будущее.
     -  На кой  шут я подпишу  такой товарищеский договор! -  грубо  крикнул
Куэнте-толстый.- Бросай на ветер,  коли тебе охота, свои денежки, Бонифас, а
я свои попридержу... Я предлагаю уплатить долги господина Сешара и в придачу
дать  еще  шесть тысяч франков...  то бишь!., три тысячи франков векселями,-
поправился он,-  сроком  на  год...  ну... на год с  небольшим. И.  это  уже
достаточно  рискованно...  Нам придется  снять двенадцать  тысяч  франков со
счета Метивье, Вот вам и пятнадцать тысяч франков!.. Нет, шабаш! Я больше ни
одного  су  не  прибавлю  за  это  открытие,  да  и  то   при  условии,  что
разрабатывать  его буду  я  сам  Вот  так  находка,  о которой  мне  твердил
Бонифас... Ну-ну' Благодарю покорно,  я думал, что ты умнее.  Ну нет, это уж
дудки'
     -  Вопрос сводится  к следующему,- сказал тогда Пти-Кло, не испугавшись
этой  выходки,-  угодно вам  рискнуть  двадцатью тысячами  франков  и купить
изобретение, которое вас обогатит?  Помните, господа,  размеры барыша всегда
зависят от степени риска. . Ставка  в двадцать тысяч франков  может принести
целое состояние. Игрок в рулетку ставит один луидор, чтобы выиграть тридцать
шесть, но свой луидор вернуть не рассчитывает. Поступайте так же
     - Дайте подумать,- сказал Куэнте-толстый,- я  не так силен в делах, как
мой брат Я человек простой,  покладистый и  смыслю  только в одном: обошелся
тебе  молитвенник в  двадцать  су,  продавай его  за  сорок! В  изобретении,
которое только  еще разрабатывается, я вижу одно разоренье. Повезло с первым
чаном,  сорвешься на  втором,  попробуешь еще,  увлечешься,  сунешь  руку  в
шестерни, потеряешь и голову...
     И Куэнте рассказал  историю какого-то купца из  Бордо, разорившегося на
том,  что по совету одного ученого  он вздумал возделывать болотистые земли;
Куэнте привел шесть различных  случаев, которые лично наблюдал по соседству,
в департаменте  Шаранты и Дордони, в промышленности и в сельском  хозяйстве;
он  горячился,  не желал ничего  слушать,  возражения Пти-Кло  не только  не
успокаивали, но еще больше его раздражали.
     -  По мне, лучше  заплатить дороже, да  приобрести  кое-что  ненадежнее
этого  изобретения  и  получать  небольшой,  но верный  доход,-  сказал  он,
поглядывая  на  брата.- По-моему, дело не  настолько  еще подвинулось, чтобы
основывать предприятие!-сказал он в заключение.
     - Ну,  так  ради  чего  же  вы  пришли  Э-сказал  Пти-Кло.- Что  же  вы
предлагаете?
     - Освободить господина Сешара и обеспечить ему в случае успеха тридцать
процентов с дохода,- с живостью отвечал Куэнте-толстый
     - Ах, сударь,-  сказала Ева,-  а на что  же  мы будем  жить, пока будут
производиться опыты? Мой муж уже испытал позор ареста, он может воротиться в
тюрьму, ему терять больше нечего, а с долгами мы расплатимся .
     Пти-Кло, глядя на Еву, приложил палец к губам.
     -  Неразумно,  чрезвычайно  неразумно!-сказал  он,  относясь к  братьям
Куэнте: - Бумагу вы  видели, папаша Сешар сам признавался вам, что его  сын,
запертый им на ночь  в подвал,  изготовил из сырья,  самого что ни  на  есть
дешевого, превосходную  бумагу... Вы пришли договориться насчет приобретения
патента. Угодно вам его приобрести? Да или нет?
     - Видите  ли,-  сказал  Куэнте-большой,- нравится  это или не  нравится
моему брату,  я  беру на  себя  риск уплатить долги  господина Сешара; я даю
шесть  тысяч  франков наличными,  и  господин  Сешар  будет  иметь  тридцать
процентов с дохода; но выслушайте меня внимательно: ежели  в течение года он
не  выполнит  условий,  которые  сам  внесет  в  договор,  он  обязан  будет
возвратить нам эти шесть тысяч франков, патент же остается за нами,  а мы уж
как-нибудь выкрутимся.
     - Уверен ли ты в себе? - сказал Пти-Кло, отводя Давида в сторону.
     -  Да,-  сказал  Давид,  обманутый тактикой  братьев и трепетавший  при
мысли,  что   Куэнте-толстый  сорвет  переговоры,  от  которых  зависит  его
будущность.
     -  Итак,  я  иду  составлять  договор,- сказал Пти-Кло братьям Куэнте и
Еве.-  Вечером каждый из  вас получит  копию  соглашения,  утром вы обсудите
условия,  а в четыре часа дня, по окончании  судебного заседания,  подпишите
его.  Вы, господа, выкупите  векселя  у Метивье. Я  же  подам ходатайство  о
приостановке  дела в окружном суде, и  мы распишемся во взаимном  отказе  от
претензии.
     Вот каковы были обязательства Сешара:
     "Мы, нижеподписавшиеся, и пр...
     Господин Давид Сешар-сын, типограф в  Ангулеме, утверждает,  что  нашел
способ  равномерно  проклеивать  бумагу  в  чане,  а  также  способ  снизить
себестоимость  производства  любых  сортов  бумаги  более  чем на  пятьдесят
процентов посредством введения в  бумажную  массу  растительных веществ, как
примешивая их к  применявшемуся доселе  тряпью, так  и применяя их  в чистом
виде, а посему Давид Сешар-сын и господа братья Куэнте заключили между собою
товарищеский договор  в целях разработки патента на изобретение на основании
следующих условий и статей..."
     По одной  статье  договора Давид Сешар лишался полностью  своих прав  в
случае, если бы условия, изложенные в данной редакции  соглашения, тщательно
обдуманного.
     Куэнте-большим и принятого самим Давидом, не были им выполнены.
     На  другой  день, в  половине восьмого  утра,  Пти-Кло  принес  Сешарам
договор и сообщил Давиду и  его жене, что Серизе  предлагает им двадцать две
тысячи  франков  наличными  за  типографию.  Купчую  можно  будет  подписать
вечером.
     - Но,- сказал он,- ежели Куэнте  узнают об этой  сделке, они,  пожалуй,
откажутся  подписать договор;  от них  можно  ожидать  всяких  неприятностей
вплоть до распродажи вашего имущества...
     -  Неужто  он  выплатит такие  деньги?-сказала  Ева,  удивленная  столь
нечаянным оборотом дела, в котором она уже разуверилась.- Случись это месяца
три назад, мы были бы спасены!
     - Деньги при мне,- коротко отвечал стряпчий.
     -  Да  это  просто  волшебство!-сказал  Давид, расспрашивая  Пти-Кло  о
причинах такого счастья.
     -  Все очень  обычно:  купцы  в  Умо желают  издавать  газету,-  сказал
Пти-Кло.
     - Но я лишен права издавать газету! - вскричал Давид.
     -  Вы?.. Да... Но не  ваш преемник... Впрочем,-  продолжал  он,- это не
ваша   забота!..  Продавайте  типографию,  кладите  денежки  в  карман  и...
предоставьте Серизе обходить рогатки: он вывернется.
     - О, да,- сказала Ева.
     - Вы  обязались не издавать газеты в Ангулеме,-  продолжал Пти-Кло,- ну
что ж, лица, финансирующие Серизе, будут печатать ее в Умо.
     Ева,  ослепленная  надеждой  получить тридцать тысяч франков, не  знать
больше нужды, смотрела на  товарищеский договор как на  дело второстепенное.
Вот почему  чета Сешар  проявила уступчивость, когда речь зашла о том пункте
договора, который  только еще вчера  казался им неприемлемым: Куэнте-большой
требовал, чтобы  патент  был взят  на его имя. Теперь ему  удалось без труда
доказать, что, коль скоро права Давида точно оговорены в договоре, не все ли
равно, на  кого  из участников предприятия  будет  взят патент? А  его  брат
прибавил: "Бонифас  дает деньги на патент, он  принимает на себя  расходы по
поездке в Париж, глядишь - еще тысячи две франков из кармана! Пускай он хоть
патент  выбирает на свое имя,  а иначе... мое  вам  почтение!"  Итак, хищник
одержал победу по всем
     Статьям.  Товарищеский  Договор  был  подписан  около  половины  пятого
вечера.  Куэнте-большой галантно  преподнес г-же Сешар шесть дюжин столового
серебра и  дивную  шаль  от Терно,  желая  этими дарами  загладить,  как  он
выразился, их бурные споры! Едва успели стороны обменяться копиями договора,
едва успел Кашан передать Пти-Кло расписки и прочие документы, а равно и три
роковых  векселя, подделанных Люсьеном, как вслед за  оглушительным грохотом
почтовой  тележки, остановившейся перед домом, на лестнице  послышался голос
Кольба:
     - Сутаръшя! Сутарыня! - кричал он.- Пятнатсать тысящ