уарт.  Понимая  тайный  смысл
вопроса, Монсеньор Корво покачал головой:
   - Нет, с этой  стороны  все  гладка  Архитектора  сопровождал  другой
чиновник. А еще там присутствовал отец Оскар, викарий, который причастил
и соборовал умирающего.
   - А что насчет секретаря Вашего Преосвященства?
   Архиепископ, прищурив глаза, выпустил облако дыма. До ноздрей  Куарта
донесся аромат английского табака.
   - Это было самым тяжелым ударом. Отец Урбису работал  со  мной  много
лет. - Архиепископ помедлил, как будто раздумывая, не следует ли сказать
еще что-нибудь о покойном. - Он был прекрасный человек.
   Куарт медленно кивнул, словно лично знал отца Урбису и разделял горе,
причиненное его кончиной.
   - Прекрасный человек, - повторил он, точно обдумывая это определение.
-  Говорят,  он  все  время  давил  на  отца  Ферро  от   имени   Вашего
Преосвященства.
   Это не понравилось Монсеньору Корво. Он вынул трубку изо рта и  хмуро
взглянул на собеседника.
   - "Давил" - слово  малоприятное.  И  потом,  это  слишком  уж  сильно
сказано.  -  Куарт  заметил,  что,  пытаясь  совладать  с  раздражением,
архиепископ постукивает свободной рукой по краю стола. - Не  могу  же  я
сам ходить по храмам и спорить со священниками. Так что Урбису от  моего
имени вел переговоры с отцом Ферро, но тот  уперся  и  стоял  на  своем.
Некоторые их встречи проходили чересчур эмоционально, и даже отец  Оскар
однажды угрожал моему секретарю.
   - Опять отец Оскар?
   - Да. Оскар Лобато. У него  было  хорошее  личное  дело,  так  что  я
назначил его в церковь Пресвятой Богородицы,  слезами  орошенной,  чтобы
подготовить замену старого священника, как в том фильме Бинга Кросби...
   - "Идти своим путем", - подсказал Куарт.
   - Так вот он тоже пошел своим  путем.  Через  неделю  мой  "троянский
конь" переметнулся на сторону противника. Разумеется, я принял меры... -
Архиепископ взмахнул рукой, как бы сметая викария со своего стола. - Что
же касается моего секретаря, то он продолжал навещать и церковь, и обоих
священников. Я даже обдумывал такой вариант, как отобрать  у  них  образ
Пресвятой Богородицы, слезами орошенной. Он, знаете ли, старинный, очень
ценный. Но как раз в тот день, когда бедный Урбису  собирался  поставить
перед ними этот вопрос, от потолка оторвался кусок карниза  и  размозжил
ему голову.
   - Расследование было?
   Архиепископ смотрел на Куарта молча, зажав трубку  в  зубах.  Он  как
будто не слышал вопроса.
   - Да, - не сразу, но все-таки наконец ответил он.  -  Потому  что  на
этот раз все произошло без свидетелей, а кроме  того,  я  воспринял  это
как... В общем, как мое личное дело. - Он снова возложил руку на  грудь,
а Куарту вспомнились слова Монсеньора Спады: "Он  поклялся  не  оставить
камня на камне". - Однако участвовавшие в расследовании пришли к  одному
и тому же выводу: ничто не указывает на то, что это было убийство.
   - А может быть, просто не нашли доказательств?
   - Такой вариант не исключен, но технически это было почти невозможно.
Камень сорвался с потолка. Никто не мог сбросить его оттуда.
   - Разве только само Провидение.
   - Не говорите глупостей, Куарт.
   - Я и не собирался, Монсеньор. Я просто констатирую, что "Вечерня" не
отходит от правды, утверждая, что отца Урбису убила  сама  церковь.  Так
же, как и того, другого.
   - Это какая-то  чудовищная  бессмыслица.  И  это  как  раз  то,  чего
я.опасаюсь: напридумывают горы  разной  сверхъестественной  чуши,  и  мы
завязнем в ней, как в кошмарах Стивена Кинга. Вокруг нас уже кружит один
журналист, пренеприятный тип, который всех замучил  своими  ссылками  на
историю.  Если  вам  придется  столкнуться  с  ним,  остерегайтесь.   Он
возглавляет скандальный журнальчик под названием "Ку+С", тот самый,  что
на этой неделе  опубликовал  фотографин  Макарены  Брунер  в  щекотливой
ситуации с неким тореадором. Зовут этого субъекта Онорато Бонафе,  и  не
подумайте, что это шутка . Куарт пожал плечами:
   - "Вечерня" возлагает вину на церковь. Она  убивает,  чтобы  защитить
себя: так он написал.
   - М-да. Весьма впечатляюще. Только вот скажите  мне:  чтобы  защитить
себя - от кого? От  нас?  От  банка?  От  нечистого?..  У  меня  имеются
собственные соображения насчет этого "Вечерни".
   - Мы могли бы обсудить их, Монсеньор.
   Когда Акилино Корво терял бдительность, из его глаз  так  и  полыхало
презрение к Куарту. Вот и сейчас оно прорвалось на мгновение, прежде чем
очередное облачко дыма из трубки вновь скрыло лицо архиепископа.
   - Отрабатывайте свою зарплату сами. Вы ведь для этого приехали.
   Куарт снова улыбнулся - образец учтивости и дисциплины.
   - Тогда я попросил бы Ваше  Преосвященство  рассказать  мне  об  отце
Ферро.
   В течение пяти минут, от затяжки до затяжки, тоном,  в  котором  было
весьма  много  пренебрежения  и  весьма  мало  пастырского   милосердия,
Монсеньор Корво излагал  биографию  Приамо  Ферро.  Биографию  простого,
невежественного сельского священника,  каким  тот  был  почти  всю  свою
жизнь. С двадцати с небольшим до пятидесяти  четырех  лет  он  отправлял
службу в одной из глухих деревушек  Верхнего  Арагона  -  Богом  забытом
месте, где его прихожане, мало-помалу вымерев все  до  одного,  оставили
его не у  дел,  Последние  десять  лет  он  провел  в  церкви  Пресвятой
Богородицы, слезами  орошенной,  оставаясь  все  таким  же  неотесанным,
грубым и фанатичным -  одним  из  тех,  кому  собственная  точка  зрения
заменяет окружающую действительность.
   - Вам, Куарт, стоило бы послушать одну из его воскресных; проповедей,
- сказал архиепископ. - Это настоящий  спектакль.  Отец  Ферро  все  еще
грозит грешникам адскими муками и вечным огнем - вот прямо так, открыто,
по старинке, в выражениях,  которые  уже  давно  никто  не  осмеливается
употреблять, и нагнал на весь приход такого страха, что всякий раз,  сак
заканчивается  его  проповедь,  то  рядам  слушателей  пробегает   вздох
облегчения. И тем не менее, - заключил архиепископ,  -  при  всей  своей
реакционности,  в  некоторых  вопросах  он  оказывается  даже   чересчур
прогрессивным. Я бы сказал, неуместно прогрессивным.
   - Например?
   - Ну, скажем, в вопросе о противозачаточных средствах,  чтобы  далеко
не ходить за  примером:  он  до  наглости  в  открытую  поддерживает  их
применение.  Или  вот:   он   не   отказывает   в   совершении   таинств
гомосексуалистам,  разведенным  и  прелюбодеям.  Пару  недель  назад  он
окрестил ребенка, которого священник другого прихода отказался крестить,
потому что его родители не  состоят  в  законном  браке.  И  когда  этот
священник явился к нему за объяснениями, он ему заявил: кого хочу,  того
и крещу.
   За время этого монолога трубка Его Преосвященства погасла;  он  зажег
другую спичку и взглянул на Куарта поверх язычка пламени.
   - Одним словом, - проговорил он, - послушать мессу в церкви Пресвятой
Богородицы, слезами орошенной, - это все равно что совершить путешествие
в машине времени, которую бросает то назад, то вперед.
   -  Могу  себе  представить,  -  отозвался  Куарт,  не  позволяя  себе
улыбнуться.
   - Нет. Уверяю вас, что этого вы не можете себе представить. Вот когда
увидите все своими глазами... Часть мессы он служит по-латыни - считает,
что это  внушает  больше  уважения.  -  Трубка  наконец  раскурилась,  и
Монсеньор Корво удовлетворенно откинулся в своем кресле.  -  Отец  Ферро
принадлежит к виду, ныне  уже  почти  исчезнувшему:  он  из  тех  старых
деревенских священников,  из  крестьян,  которые  принимали  сан  не  по
призванию, а только ради того, чтобы выбраться из бедности, из нищеты, и
еще  больше  дичали  в  каком-нибудь  дальнем,  Богом  забытом  приходе.
Прибавьте к этому невероятную гордыню, которая делает его  неуправляемым
и  из-за  которой  в  конце  концов  он  совершенно   потерял   ощущение
реальности, ощущение окружающего его мира...  В  иные  времена  мы  либо
немедля предали  бы  его  проклятию,  либо  отправили  в  Америку,  где,
вероятнее всего, Господь Бог наш вскоре призвал бы его к себе по причине
лихорадки, подхваченной где-нибудь в Дарьене, пока  бы  он  там  обращал
туземцев, вколачивая в  них  христианские  истины  ударами  распятия  по
спине.  Но  теперь  приходится  осторожничать,  поскольку  журналисты  и
политика неимоверно осложняют все, что только можно.
   - Почему же вы не отстранили его в связи с несоответствием занимаемой
должности? Эта формулировка позволила бы  Вашему  Преосвященству  убрать
его тихо, не предавая гласности причины.
   - Для этого требуется, чтобы он совершил преступление  -  гражданское
или церковное, а он его не совершал. Кроме того, никто  не  гарантирует,
что после этого он стал бы сговорчивее. Я  предпочитаю,  чтобы  все  шло
обычным путем, в служебном порядке.
   - Другими словами, Монсеньор, пусть могилу выроет Рим.
   - Вы сами это сказали.
   - А что насчет отца Оскара?
   Зубы, сжимавшие трубку, ощерились в весьма  неприятной  усмешке.  "Не
хотел бы я оказаться в шкуре этого викария", - подумал Куарт.
   - О,  тут  совершенно  другой  случай,  -  заговорил  архиепископ.  -
Неплохой  культурный  багаж,  семинария  в   Саламанке.   Многообещающее
будущее, которое он зачеркнул собственной рукой. Как бы то  ни  было,  с
ним уже все решено.  До  середины  будущей  недели  он  должен  покинуть
приход. Мы переводим его в один храм в  Альмерии  -  такая,  знаете  ли,
пустынная сельская местность неподалеку от мыса Гата, - чтобы он там мог
предаться молитве и размышлениям о том, сколь опасно бывает  поддаваться
порывам энтузиазма, свойственного молодости.
   - А не он ли этот "Вечерня"?
   - Не исключено. Во всяком случае, он мог бы оказаться им, если вы это
имеете в виду. Но рыться в помойке - не дело архиепископа.  -  Монсеньор
Корво преднамеренно затянул паузу. - Эту  работу  я  оставляю  Институту
внешних дел и вам.
   Куарт и бровью не повел.
   - Чем он занимается в церкви?
   - Выполняет обычные обязанности викария: прислуживает отцу  Ферро  во
время обедни, сам проводит вечерние моления... А еще в  свободное  время
помогает сестре Марсала в качестве каменщика.
   Куарт застыл на своем стуле. Мозаичная картинка, сложившаяся  было  у
него в голове, начала рассыпаться на части.
   - Простите, Ваше Преосвященство. Вы сказали: сестре Марсала?
   - Да. Там есть некая Грис Марсала, монахиня из Соединенных Штатов.  В
Севилье уже не первый год.  Она  специалист  -  или,  по  крайней  мере,
говорят, что специалист - по реставрации религиозных памятников... Вы  с
ней еще не знакомы?
   Прислушиваясь к  постукиванию  фрагментов,  укладывающихся  на  новое
место, Куарт едва воспринял слова прелата. Так, значит, вот оно что. Вот
откуда тот диссонанс, который он ощутил  накануне  в  разговоре  с  этой
женщиной.
   - Познакомился вчера. Но я не знал, что она монахиня.
   - Да, монахиня. - В тоне Монсеньора  Корво  не  прозвучало  ни  одной
нотки симпатии. - Она, отец Оскар и
   Макарена Брунер - вот воинство  дона  Приамо  Ферро.  Сестра  Марсала
находится  в  Севилье  как  частное  лицо.  Она  имеет   соответствующее
разрешение своего  ордена  и  не  подчиняется  мне.  У  меня  нет  права
заставить ее убраться оттуда. Я тоже,  знаете  ли,  не  могу  перегибать
палку, оказывая давление на священников и монахинь. Вообще в  этом  деле
все, так сказать, выходит за рамки.
   Он выпускал клубы дыма один за другим,  как  кальмар,  прячущийся  за
облаком  собственных  чернил.  Наконец,  бросив  последний   взгляд   на
авторучку Куарта, он пожал плечами:
   - Ладно. Я велю впустить отца Ферро. Я назначил ему прийти еще утром,
но прежде мне хотелось переговорить с вами. Думаю, уже  пора  расставить
все по своим местам, вам не кажется? Это будет нечто вроде очной ставки.
   Архиепископ посмотрел - не  протягивая,  однако,  руки  -  на  кнопку
звонка у себя на столе, возле потрепанного  томика  "Подражания  Христу"
Фомы Кемпийского.
   -  Последнее  предупреждение,  Куарт.  Вы  мне  несимпатичны,  но  вы
профессиональный священник, и вам так же хорошо, как  и  мне,  известно,
что даже в этой профессии сколько  угодно  посредственностей.  Так  вот:
отец Ферро - одна из них. - Вынув трубку изо рта, он  обвел  ею  вокруг,
указывая на стеллажи, заставленные фолиантами в  кожаных  переплетах.  -
Здесь собрана мысль Церкви - от Святого Августина  до  Святого  Фомы,  а
также энциклики всех Пап, от первой до  последней.  Все  здесь,  в  этих
четырех стенах, и лишь временно находится в моем ведении. Это  вынуждает
меня оперировать биржевыми ценностями и в то  же  время  соблюдать  обет
бедности, заключать договоры с врагами,  а  порой  обрекать  на  гонения
друзей... Каждое утро я сажусь за этот стол,  чтобы  с  помощью  Господа
нашего управлять священниками - умными, глупыми, фанатичными,  честными,
занимающимися политикой, противниками безбрачия, злопыхателями,  святыми
и грешниками. Дело отца Ферро мы сами потихоньку решили бы со  временем.
Но теперь вмешались вы - я имею в виду  Рим:  так  сказать,  явились  на
чужой бал со своей музыкой. Вот теперь и танцуйте  под  нее  сами.  Roma
locuta, causa finita . Я с этой минуты ограничусь ролью наблюдателя.  Да
простит меня Всевышний, но я умываю руки и предоставляю сцену палачам. -
Он нажал на кнопку и сделал жест в направлении двери. - Не будем  больше
заставлять ждать отца Ферро. Куарт медленно завернул  колпачок  ручки  и
спрятал ее в карман  вместе  с  визитными  карточками,  исписанными  его
мелким,  убористым  почерком.  Он  сидел  на  краешке  стула,  прямой  и
неподвижный, как солдат на посту.
   - Я руководствуюсь приказами моего начальства, Монсеньор,  -  ответил
он спокойно, - и точно выполняю их.
   Его Преосвященство сурово взглянул на него сверху вниз.
   - Не хотелось бы мне заниматься тем, чем  занимаетесь  вы,  Куарт,  -
проговорил он. - Клянусь спасением души, никак не хотелось бы.
 
IV. Аромат и горечь апельсинов 
 
   - Ну вот, вы видели героя, - заметил он. - А это стоит кое-чего.
   Эккерман. Беседы с Гёте
 
   - Полагаю, вы уже знакомы, - произнес Его Преосвященство.
   Он восседал в своем кресле, откинувшись на спинку,  и  был  похож  на
арбитра боксерского поединка, старающегося держаться подальше от бойцов,
чтобы кровь не обрызгала его туфель. Куарт и отец Ферро  молча  смотрели
друг на друга. Священник храма Пресвятой Богородицы, слезами  орошенной,
не стал садиться на стул, который жестом предложил ему Монсеньор  Корво,
и теперь стоял посреди кабинета, маленький, упрямый,  со  своим  грубым,
будто вытесанным из дерева или камня лицом, со  своими  белыми,  кое-как
подстриженными волосами, в  своей  старой,  заштопанной  сутане,  из-под
которой высовывались огромные нечищеные башмаки.
   -  Отец  Куарт  хочет  задать  вам  несколько  вопросов,  -   добавил
архиепископ.
   Ни одна морщина, ни один шрам не дрогнули на лице старого священника.
Он  смотрел  в  пространство  -  в  некую  неопределенную   точку   его,
находящуюся где-то между плечом прелата и окном, сквозь жалюзи  которого
смутно рисовался золотистый силуэт Хиральды.
   - Мне нечего сказать отцу Куарту. Монсеньор  Корво  медленно  кивнул,
как будто ожидал именно такого ответа.
   - Очень хорошо, - проговорил он. - Но я являюсь вашим епископом,  дон
Приамо. И мне вы обязаны подчиняться. - Вынув  трубку  изо  рта,  он  по
очереди указал ею сперва на одного, потом на другого священника.  -  Так
что, если для вас предпочтительнее такой  вариант,  вы  будете  отвечать
мне, а вопросы вам будет задавать отец Куарт.
   В тусклых темных глазах старика промелькнуло колебание.
   -  Это  какая-то  дурацкая  ситуация,  -  резко  возразил  он,   чуть
поворачиваясь к Куарту, словно бы возлагая на  него  ответственность  за
происходящее.
   На лице архиепископа нарисовалась неприятная усмешка.
   - Согласен, дон Приамо. Но, прибегнув к этому иезуитскому приему,  мы
все  будем  удовлетворены.  Отец  Куарт  выполнит  свою  задачу,   я   с
удовольствием поприсутствую при  вашем  разговоре,  а  ваша  неслыханная
гордыня не пострадает - по крайней мере, формально. - Он  резко,  словно
угрожающе, выпустил густой клуб дыма и  поудобнее  устроился  в  кресле,
явно предвкушая,  как  насладится  этим  диалогом.  -  А  теперь  можете
начинать, отец Куарт. Он ваш целиком и полностью.
   И Куарт начал. Он был суров, временами даже жесток, расквитываясь  со
стариком  за  сухой  прием,  оказанный  им   накануне   в   церкви,   за
враждебность, проявленную здесь, в кабинете Его Преосвященства, и  почти
не скрывая презрения, которое вызывал  у  него  этот  пожилой,  упрямый,
ничтожный деревенский священник -  просто  потому,  что  был  таким.  Им
руководило нечто более сложное, более глубокое, чем личная антипатия или
дело, приведшее его в Севилью. И, к вящему удивлению  Монсеньора  Корво,
да и к его, Куарта, собственному, он  вел  себя  как  прокурор,  начисто
лишенный милосердия, загоняя старика в угол последовательно, методично и
безжалостно, с высокомерием и надменностью,  подлинные  причины  которых
были ведомы лишь ему самому. И когда  наконец,  отчетливо  сознавая  всю
несправедливость происходящего, он остановился, чтобы перевести дух, ему
внезапно пришло в голову, что Его  Высокопреосвященство  инквизитор  Ежи
Ивашкевич одобрил бы его  поведение  вплоть  до  мелочей.  И  эта  мысль
смутила его.
   Остальные участники этой сцены молча смотрели на  него.  Архиепископ,
явно чувствовавший себя не в  своей  тарелке,  хмурился,  сжимая  зубами
трубку. Дон Приамо Ферро стоял неподвижно; после  этого  допроса,  более
уместного   по   отношению   к   какому-нибудь   преступнику,   чем    к
шестидесятичетырехлетнему священнослужителю, его глаза, устремленные  на
Куарта, были подернуты  влагой  -  так  бывает,  когда  человек  силится
сдержать слезы, Куарт поерзал на  стуле  и,  чтобы  скрыть  испытываемую
неловкость, принялся делать пометки на очередной карточке. Это было  все
равно что избивать человека, у которого связаны руки.
   - Значит, так, - проговорил он наконец, на  сей  раз  немного  мягче,
перебирая свои карточки безо всякой необходимости, только чтобы избежать
взгляда старого  священника.  -  Вы  отрицаете,  что  являетесь  автором
послания, полученного Ватиканом; вы отрицаете также, что вам вообще  был
известен этот факт, равно как и личность и намерения автора  упомянутого
послания.
   - Отрицаю, - повторил отец Ферро.
   - Перед Господом? - быстро спросил Куарт, стыдясь самого себя.
   Старик повернулся к Монсеньору Корво, и тому  ничего  не  оставалось,
как прийти на помощь своему подчиненному. Покашляв,  архиепископ  поднял
руку с пастырским перстнем.
   - Пожалуй, мы не станем апеллировать к Всевышнему, если вы не против,
отец Куарт. - Прелат предостерегающе глянул  на  него  сквозь  трубочный
дым.  -  Полагаю,  данный  разговор  не  настолько   ответствен,   чтобы
принуждать кого бы то ни было давать клятвы перед Господом.
   Куарт, молча кивнув в знак согласия, снова повернулся к своей жертве:
   - Что вы можете сказать мне об Оскаре Лобато? Старик пожал плечами:
   -  Ничего,  кроме  того,  что  он  замечательный  юноша  и  достойный
священнослужитель. - Его плохо выбритый подбородок едва заметно  дрожал.
- Мне будет очень жаль расстаться с ним.
   - Ваш викарий хорошо знаком с информатикой?
   Отец Ферро прищурился. Таким опасливым взглядом смотрит крестьянин на
приближающуюся тучу, начиненную градом, от которой нечего  ждать,  кроме
неприятностей.
   - Об этом вам следовало бы спросить у него самого. - Он бросил взгляд
на авторучку своего собеседника и осторожно указал подбородком на дверь.
- Он там, ждет меня.
   Куарт едва заметно улыбнулся. Он выглядел вполне  уверенным  в  себе,
однако во всем этом было нечто, лишавшее его ощущения твердой почвы  под
ногами. Какой-то диссонанс, какая-то фальшивая нотка. Отец  Ферро  почти
все время говорил пр