вями, по-прежнему
держа в одной  руке  зажигалку,  в  другой  -  незажженную  сигарету,  о
которых, казалось, забыла. - Если бы ты только слышал Пенчо, - прибавила
она. - Любезный, внимательный, весь к  моим  услугам...  Он  знает,  что
почти  выиграл  партию,  и  пытается  купить   нас   на   несуществующую
альтернативу. Дон Приамо не может скрыться, когда его освободят.
   Она проговорила это холодно, поглощенная своей единственной заботой -
заботой об отце Ферро. Куарт слушал  ее  почти  с  отчаянием,  вызванным
отнюдь не ее словами. Всякий раз, когда  какое-либо  движение  или  жест
Макарены пробуждали воспоминания о недавно случившемся,  его  охватывала
бесконечная, безнадежная печаль. После того как  они  были  так  близки,
вместе побывали там, где стираются все границы и теряет смысл все, кроме
разделенного одиночества  и  нежности,  она  снова  отдалялась.  Еще  не
настало время определять, что  дала  священнику  Лоренсо  Куарту  и  что
отняла у него  теплая  плоть  этой  женщины;  но  фигура  преданного  им
храмовника маячила перед его мысленным взором, преследуя  его  как  укор
совести. Все это было огромной старой западней, ловушкой, где  протекала
эта спокойная река, по которой плыло ничего не щадящее  время,  унося  с
собой знамена хороших солдат. У Куарта  Севилья  отняла  слишком  много,
оставив  взамен  лишь  болезненное  ощущение  самого  себя.  Он   жаждал
барабанного боя, который вернул бы ему покой.
   Вернувшись из своего далека, он  увидел  прямо  перед  собой  темные,
эгоистичные глаза Макарены.  Однако  ее  интересовал  не  Куарт.  Он  не
разглядел в них ни медовых переливов, ни лунного  света,  трепещущего  в
листьях бугенвилий и  апельсиновых  деревьев.  В  них  не  было  ничего,
имеющего отношение к нему; и на мгновение агент  ИВД  задался  вопросом:
что, черт побери, он еще делает тут, отраженный в этих чужих глазах?
   - Я не понимаю, почему отец Ферро должен  скрываться,  -  сказал  он,
делая усилие, чтобы вернуться к словам и к дисциплине, которую они несли
с собой. - Если причина его отсутствия - похищение, это сильно  смягчает
подозрения против него.
   Однако этот довод, похоже, ничуть не успокоил ее.
   - Это ничего не меняет. Будут говорить, что он запер церковь вместе с
находящимся в вей трупом.
   - Да.  Но,  возможно,  как  сказала  твоя  подруга  Грис,  он  сумеет
доказать, что не видел его. Будет  лучше  для  всех,  если  все  наконец
объяснится. Лучше и для тебя, и для меня. И для него.
   Она покачала головой:
   - Я должна поговорить с доном Приамо прежде полиции.
   Говоря это, она отошла к окну  и,  оперевшись  руками  о  подоконник,
стала смотреть во двор.
   - Я тоже, - сказал Куарт, подходя к ней. - И  будет  лучше,  если  он
явится в полицию сам - вместе со мной и с адвокатом, которого  я  вызвал
из Мадрида. - Он посмотрел на часы. - И который сейчас, по идее,  должен
находиться с Грис в полицейском управлении.
   - Она никогда не обвинит дона Приамо.
   - Разумеется, нет.
   Она повернулась к Куарту. В ее темных глазах билась тревога.
   - Они арестуют его, да?..
   Он поднял было руку, чтобы коснуться пальцами этих губ, но  ее  мысли
занимал не он, а другой. Какая чушь - ревновать к  старому,  маленькому,
грязному священнику, и все же он ревновал. Он ответил не сразу.
   - Не знаю. - И, заколебавшись,  отвел  глаза.  Внизу,  у  изразцового
фонтана, чуждая всему происходящему, Крус Брунер мирно  читала,  сидя  в
кресле-качалке. - Судя по тому, что я видел в церкви, - боюсь, что да.
   - Ты думаешь, что это сделал он, правда? - Макарена тоже взглянула на
мать. Взглянула с бесконечной грустью. - Хотя он исчез  и  не  по  своей
воле, ты все равно думаешь, что это он.
   - Я не думаю ничего, - не сумев справиться с раздражением,  резковато
ответил Куарт. - Думать - не моя работа.
   Ему  вспомнился  один  из  псалмов:  "...дерзнул  он  прикоснуться  к
Святыне, и Господь, разгневавшись за дерзость его, поразил его,  и  умер
он на месте, рядом со Святынею..."
   Макарена опустила голову. Ее пальцы  теребили  так  и  не  закуренную
сигарету, и частицы табака сыпались на пол.
   - Дон Приамо никогда не сделал бы такого.
   Куарт покачал головой, но  ничего  не  сказал.  Он  думал  о  мертвом
Онорато   Бонафе   в   исповедальне,   пораженном   беспощадным   гневом
Всемогущего. Насколько он представлял себе отца Ферро,  именно  тот  мог
сделать такое.
 
*** 
 
   Без четверти одиннадцать. Прислонившись к столбу фонаря под Трианским
мостом, Селестино Перехиль слушал удары часов,  не  отрывая  взгляда  от
огоньков,  отражавшихся  в  черной  воде  реки.  Конусы  света  от   фар
проезжавших по мосту машин скользили  по  желтым  перилам,  по  аркам  и
каменным опорам, по деревьям и кустам  аллеи  Христофора  Колумба  возле
"Маэстрансы". Но внизу, на берегу, все  было  спокойно.  Отклеившись  от
фонарного столба,  Перехиль  нырнул  под  мост  и  направился  к  старым
аренальским причалам.  Бриз,  долетавший  со  стороны  Санлукара,  начал
слегка морщить  темную  поверхность  Гвадалквивира,  и  ночная  свежесть
приободрила  подручного   Гавиры.   После   волнений   последних   часов
наконец-то, кажется, все приходило в норму, и даже  его  язва  вроде  бы
решила пойти на мировую. Встреча была назначена  на  одиннадцать,  возле
кораблика, где ожидали дон Ибраим и его товарищи, и сам  Гавира  надавал
Перехилю целую кучу инструкций, как и что  следует  сделать,  чтобы  все
прошло без сучка без задоринки: придут сеньора и  высокий  священник,  а
ему,  Перехилю,  надлежит  только  проследить,  чтобы  им   благополучно
передали старика. Они должны забрать его с "Канела Фина"  и  спрятать  в
одном из заброшенных портовых складов, ключ от которого лежал в  кармане
у Перехиля, Что  касается  денег  для  трех  негодяев,  Перехилю  стоило
некоторого труда уговорить шефа раскошелиться; однако срочность  дела  и
желание банкира поскорее отделаться от старого священника облегчили  ему
задачу. С довольной усмешкой Перехиль похлопал себя по животу: четыре  с
половиной миллиона в десятитысячных банкнотах были спрятаны у  него  под
рубашкой, прижатые резинкой трусов; а дома у  него  лежали  еще  пятьсот
тысяч, которые ему удалось выцыганить у  шефа  в  последний  момент  под
предлогом необходимых расходов на окончательное улаживание дела.
   Денежный корсет вокруг талии заставлял  его  держаться  неестественно
прямо, однако это было всего  лишь  временное  неудобство,  так  что  он
принялся  весело  насвистывать.  За  исключением  двух-трех  парочек   и
одинокого рыболова,  набережная  до  самых  причалов  была  пустынна.  В
камышах у берега квакала лягушка, и Перехилю даже понравились эти звуки.
Над Трианой вставала луна, и мир был прекрасен. Без пяти одиннадцать. Он
ускорил шаг. Ему хотелось поскорее покончить с этим делом и  отправиться
прямиком в казино -  посмотреть,  что  можно  сделать,  имея  в  кармане
полмиллиона. Впрочем, подумал он, пять тысяч дуро нужно будет  приберечь
для вечеринки с Черной Долорес.
   - Эй, Перехиль! Вот так сюрприз.
   Он остановился как вкопанный.  Две  сидевшие  на  одной  из  каменных
скамеек фигуры при  его  приближении  встали.  Одна  -  худая,  высокая,
зловещая:  Цыган  Майрена.  Другая  -  небольшая,  изящная,  с   точными
движениями танцора: Цыпленок Муэлас. Облако закрыло луну, а может  быть,
это вдруг заволокло туманом глаза Перехиля. Перед ним  заплясали  черные
точки, а его язва, мигом проснувшись, рванула с места в карьер.  Ноги  у
него стали ватными. "Обморок, -  подумал  он.  -  Сейчас  я  грохнусь  в
обморок".
   - Угадай, какой сегодня день.
   - Среда, - едва слыша сам себя, пробормотал  он,  но  все  же  сделал
слабую попытку возразить:
   - У меня остался еще один день.
   Две тени приблизились. На темном фоне каждой из них - у одной повыше,
у другой пониже - светилась огненная точка сигареты.
   - Плохо у тебя с бухгалтерией, -  сказал  Цыган  Майрена.  -  У  тебя
остался один час, потому что четверг начинается сегодня ночью,  ровно  в
двенадцать. - Он зажег спичку; язычок огня выхватил из  темноты  руку  с
обрубком мизинца и циферблат часов. - Один час и пять минут.
   - Я заплачу, - выдавил из себя Перехиль. - Клянусь вам.
   Послышался дружелюбный смех Цыпленка Муэласа.
   - Ну конечно. Поэтому мы посидим тут, на этой скамейке,  все  втроем.
Составим тебе компанию, пока наступает четверг.
   В полной панике Перехиль огляделся по сторонам. Воды реки  -  это  не
убежище: с таким же успехом можно пытаться скрыться, удирая по пустынной
набережной. В принципе сумма, которая была при нем,  могла  бы  временно
решить проблему, но  имелось  два  "но":  во-первых,  она  не  покрывала
полностью  долга  Перехиля  ростовщику,  а  во-вторых,  он   не   сумеет
оправдаться в ее потере перед Пенчо Гавирой,  которому  задолжал  уже  в
общей сложности одиннадцать миллионов. Это не считая  похищения  старого
попа, назначенной встречи с сеньорой и долговязым  священником  и  того,
какие лица будут  у  дона  Ибраима,  Удальца  из  Мантелете  и  Красотки
Пуньялес, если он оставит их с носом. А плюс к тому - мертвец в  церкви,
полиция и целый букет прочих прелестей. Он  снова  посмотрел  на  черную
поверхность реки. Ей-богу, дешевле будет прыгнуть в воду и утопиться.
   Он испустил глубокий, очень глубокий вздох и  достал  пачку  сигарет.
Затем  взглянул  на  высокую  тень,  потом  на  маленькую,  смиряясь   с
неизбежным. В конце концов, кто не  рискует,  тот  не  пьет  шампанское,
подумал он.
   - У вас есть спички?
   Цыган Майрена еще не успел чиркнуть спичкой, как Перехиль уже во весь
дух несся по причалу назад, к Трианскому мосту,  несся  так,  словно  от
этого зависела его жизнь. Впрочем, так оно и было.
   На какое-то мгновение  ему  показалось,  что  он  спасен.  Он  бежал,
стараясь дышать равномерно - раз-два, раз-два; кровь колотилась в висках
и в сердце, а легкие жгло так, будто их выдирали из груди и выворачивали
наизнанку. Он мчался почти  вслепую,  слыша  сзади  топот  четырех  ног,
ругань  Цыгана  Майрены,  сопение  Цыпленка  Муэласа.   Пару   раз   ему
показалось, что его хватают за плечи и за ноги, и, обезумев от ужаса, он
припустил еще быстрее, чувствуя, как увеличивается расстояние между  ним
и его преследователями. Огни автомобилей на мосту  быстро  приближались.
Лестница, смутно вспомнил он. Там есть лестница, где-то слева, а наверху
уже улицы, огни, машины, люди. Он свернул направо, приближаясь  к  стене
наискосок; что-то ударило его в спину, и  он,  вскрикнув,  еще  прибавил
ходу. Вот она, лестница: он, скорее, угадал, чем увидел ее  очертания  в
темноте. Он сделал последнее усилие,  но  ему  становилось  все  труднее
координировать движения ног. Они цеплялись за что-то, спотыкались, земля
уходила из-под них. Легкие болели, как одна сплошная живая  рана,  и  не
находили воздуха, чтобы вдохнуть. Так он добрался до подножия лестницы и
успел мельком подумать, что, может быть, ему все-таки удастся. Тут  силы
покинули его, и он рухнул на колени как подстреленный.
   Он был едва жив. Намокшие от пота банкноты под  рубашкой  прилипли  к
телу. Он перевернулся на спину, откинул голову на  первую  ступеньку,  и
все  звезды  завертелись  перед  ним  вместе  с  темным  небом,  как  на
ярмарочном аттракционе. Куда делся весь кислород, подумал  он,  прижимая
одной рукой сердце, чтобы оно не выскочило через раскрытый рот. Рядом  с
ним, сопя,  привалившись  к  стене,  Цыган  Майрена  и  Цыпленок  Муэлас
старались перевести дух.
   - Ну и сукин сын, - послышался задыхающийся голос Цыгана. - Летит как
пуля.
   Цыпленок Муэлас встал на четвереньки, дыша со  свистом,  как  дырявая
волынка. Свет фонаря у моста осветил его дружелюбную улыбку.
   - Ну ты даешь, Перехиль, правда, - произнес  он  почти  с  нежностью,
трепля его по щеке. - Мастак драпать, честное слово.
   Потом с трудом поднялся на ноги и, не переставая улыбаться,  еще  раз
дружески потрепал его по щеке. После чего вспрыгнул на его правую  руку,
которая с треском сломалась. Это была  первая  из  костей,  которые  ему
сломали в эту ночь.
 
*** 
 
   Макарена Брунер в который уж раз взглянула на часы. Было без двадцати
двенадцать.
   - Что-то не сложилось, - тихо сказала она.
   Куарт был уверен в этом, но промолчал. Они  ждали  в  темноте,  возле
запертой ограды  причала  для  водных  лыжников.  Над  их  головами,  за
пальмами и  бугенвилиями,  за  безлюдными  террасами  Ареналя,  виднелся
освещенный купол арены "Маэстранса" и угол здания  "Картухано".  В  трех
сотнях метров ниже по берегу Золотая  башня,  тоже  подсвеченная,  несла
свой караул возле моста Сан-Тельмо. И как раз на полпути до него  стояла
у причала "Канела Фина".
   - Что-то не сложилось, - повторила Макарена.
   На плечи у нее был наброшен свитер с  завязанными  спереди  рукавами.
Встревоженная, вся напрягшись, она всматривалась в  причал,  где  должен
был появиться человек Пенчо Гавиры. Судно, на котором, до словам ее мужа
- или бывшего мужа, - находился отец Ферро, стояло темное и  тихое,  без
признаков жизни. Некоторое  время  -  благо  оно  у  них  было  -  Куарт
обдумывал степень вероятности  того,  что  банкир  обманул  их;  однако,
поразмыслив, решил, что это исключено. При создавшемся  положении  вещей
Га-вира не мог позволить себе обмана такого рода.
   Под дуновением бриза скрипнули доски причала. Вода слабо  пошлепывала
между опорами моста. Что бы  ни  произошло,  это  явно  не  вписалось  в
намеченный план и грозило  тем,  что  события  будут  развиваться  более
бурно, чем было предусмотрено.  Инстинкт  подсказывал  Куарту,  что  эта
неувязка  чревата  новыми  проблемами.  Если  отец  Ферро  действительно
находится на борту "Канела Фина" -  о  чем  они  знали  только  со  слов
Гавиры,  -  выдернуть  его  оттуда  будет  трудно,  если  предполагаемый
посредник так и не явится. Куарт взглянул на  темный  профиль  Макарены,
неотрывно смотревшей на судно, и подумал о старшем  следователе  Навахо.
Может быть, они зашли чересчур далеко.
   - Может, стоило бы вызвать полицию, - мягко сказал он.
   - И думать не смей, - даже не повернувшись к нему, отозвалась она.  -
Прежде мы должны поговорить с доном Приамо.
   Куарт пошарил взглядом под окаймлявшими берег акациями.
   - Никого.
   - Придет. Пенчо знает, чем рискует в этом деле.
   Но  никто  не  приходил.  Пробило   полночь,   и   напряжение   стало
невыносимым. Макарена нервно прохаживалась вдоль решетки  ограды.  Кроме
того, она забыла свои сигареты.  Оставив  Куарта  наблюдать  за  "Канела
Фина", она отправилась звонить мужу из телефонной кабины на  набережной,
но вернулась мрачная. Банкир уверял, что Перехиль обещал  быть  ровно  в
одиннадцать с деньгами для выкупа. Он сказал, что не понимает, как могла
произойти эта неувязка, но через четверть часа присоединится к ним.
   Он действительно появился через пятнадцать минут,  пешком,  одетый  в
пиджак с водолазкой, легкие брюки и кроссовки. В темноте он казался  еще
смуглее, чем обычно.
   - Не могу понять, что случилось  с  Перехилем,  -  сказал  он  вместо
приветствия.
   Не было ни оправданий,  ни  бесполезных  комментариев.  В  нескольких
словах его ввели в курс дела. Банкир был крайне  встревожен  отсутствием
своего помощника и готов на все, лишь бы избежать вмешательства полиции.
Одно дело, если она  займется  отцом  Ферро,  когда  тот  будет  уже  на
свободе, и совсем другое, если ей придется выручать его, похищенного при
соучастии - пусть даже самом отдаленном и косвенном -  его,  Гавиры.  Во
время разговора Куарт сумел по достоинству оценить его хладнокровие:  он
не возмущался, не строил из себя невинную овечку, не старался никого  ни
в чем убедить. Он привез сигареты, и они с Макареной  курили,  прикрывая
огонек ладонью. Банкир больше  слушал,  чем  говорил,  и  вполне  владел
собой.  Казалось,  единственное,  что  его  волнует,  -  это  чтобы  все
устроилось ко всеобщему  удовольствию.  Наконец  он  прямо  взглянул  на
Куарта.
   - А вы что думаете?
   На сей раз в голосе его не было ни гнева, ни издевки. Он задал вопрос
спокойно и заинтересованно, как человек, желающий  получить  техническую
консультацию перед тем, как взяться за дело. В его гладко  зачесанных  с
бриллиантином волосах отражались блики реки.
   Куарт колебался только одно мгновение. Ему тоже  не  хотелось,  чтобы
отец Ферро  прямо  из  рук  своих  похитителей  попал  в  руки  старшего
следователя Навахо, не успев поговорить с ним и с Макареной. Он взглянул
на "Канела Фина".
   - По-моему, нам нужно войти туда.
   - Так пошли, - решительно подхватила Макарена.
   - Минутку, - остановил ее Куарт.  -  Прежде  неплохо  бы  представить
себе, что мы можем там найти.
   Гавира восполнил  этот  пробел.  Согласно  сведениям,  полученным  от
Перехиля, банда состоит из трех человек. Крупный толстяк лет  пятидесяти
с небольшим - главарь. Кроме него, там есть  женщина  и  бывший  боксер.
Этот может оказаться опасным.
   - Вы знаете судно изнутри? - спросил Куарт.
   Гавира сказал, что нет, но что "Канела  Фина"  -  типовой  туристский
катер: палуба  с  несколькими  рядами  сидений,  рубка  на  носу,  внизу
полдюжины кают, машинное отделение и кубрик. Судно уже давно  списано  и
почти заброшено. Иногда он обращал на него внимание, сидя за  рюмкой  на
одной из террас Ареналя.
   По мере того, как вырисовывался план действий,  призраки,  в  течение
всех последних часов  смущавшие  Куарта,  мало-помалу  отступали.  Ночь,
судно без единого  огонька,  неизбежность  стычки  наполняли  его  почти
радостным, немного детским ожиданием. Все это означало снова вступить  в
игру, вновь обрести прежние, такие знакомые мысли и жесты, контроль  над
собой. Пройтись  по  клеткам  удивительной  игры  под  названием  Жизнь.
Наконец-то он находился на привычной почве, в привычном мире и от  этого
снова становился  самим  собой.  Внезапно  присутствие  Макарены  как-то
естественно  вписалось  в  точный  порядок  вещей,  и  потерявший   было
уверенность храмовник вернул себе покой хорошего солдата. Даже  в  Пенчо
Гавире - как ни странно это выглядело  при  сложившейся  ситуации  -  он
вдруг нашел неожиданного соратника, принесенного  бризом,  долетающим  с
моря, и водами этой реки, неторопливо и кротко струящейся у его ног: они
словно растворили ту антипатию,  которую  он  мог  испытывать  раньше  и
которую, несомненно, снова испытает завтра. Однако по  крайней  мере  на
одну ночь все погибшие друзья храмовника не  были  мертвы.  И  ему  было
приятно, что этот, неожиданный, пришел пешком, без  сопровождения,  один
прошел путь под темными акациями на берегу, вместо того чтобы прикрыться
своим страхом и всем тем, что мог потерять, и теперь собирается  напасть
на "Канела Фина", не говоря при этом ни одного лишнего слова.
   - Ну, пойдем же, - нетерпеливо протянула Макарена. В эту минуту ей не
было дела ни до одного, ни до другого. Глаза ее были  устремлены  только
на судно, пришвартованное у мола.
   Гавира посмотрел на Куарта. На темном лице блеснули зубы.
   - После вас, падре.
   Они подошли к катеру, стараясь не шуметь. Два толстых каната  -  один
на носу, другой на корме - соединяли его с причалом. Макарена,  Куарт  и
Гавира тихо поднялись  на  борт  по  трапу.  На  палубе  валялись  бухты
канатов,  сломанные  спасательные  круги,  автомобильные  шины,   старые
столики и стулья. Куарт переложил бумажник в карман брюк, снял пиджак и,
сложив, оставил его на одном из  сидений.  Гавира  молча  сделал  то  же
самое.
   Они обошли палубу. В какое-то мгновение им показалось, что  из  трюма
доносятся неясные звуки и  причал  слабо  осветился,  как  будто  кто-то
выглянул изнутри. Куарт затаил дыхание, стараясь ступать  так,  как  его
учили инструкторы спецслужб итальянской полиции: сперва на пятку,  потом
на внешний край ступни, потом  на  всю  ступню.  От  напряжения  у  него
застучало