сь  под
огромным фонарем в  центре  площади  и  осталась  стоять  неподвижно  на
золотистом фоне,  создаваемом  камнем  и  светом  прожекторов.  Высокая,
стройная, на смуглой шее бусы из слоновой кости, волосы собраны в хвост.
Черные глаза спокойно устремлены на Куарта.
   - Таких мест, как это, нет почти нигде, - сказала она.
   Это была правда, и человек из  Рима  отдавал  себе  отчет,  до  какой
степени присутствие этой женщины усиливает очарование этого места.  Дочь
герцогини дель Нуэво Экстреме была одета почти так же, как в тот  вечер,
во дворике "Каса дель Постиго". На плечи у нее был накинут легкий жакет,
в руке кожаная сумка, похожая на охотничий рюкзак. Они дошли до  площади
в почти абсолютном молчании, после того как Куарт, оставив отца Ферро  в
обсерватории, простился с герцогиней. Заходите еще,  любезно  пригласила
престарелая дама и подарила на память  небольшой  изразец  от  старинной
отделки дворца. Его использовали еще арабские зодчие;  позже,  во  время
артобстрелов 1843 года, он отвалился от стены и пролежал  полтора  века,
вместе с несколькими десятками своих разбитых или попорченных собратьев,
в подвале рядом со старинными конюшнями. Потом,  когда  Куарт  вышел  на
улицу со своим изразцом в кармане, Макарена  остановила  его  у  входной
калитки. Предложение прогуляться, а потом перекусить где-нибудь в городе
исходило от нее. Если у вас нет других дел, прибавила она, глядя на него
своими темными,  глубокими,  спокойными  глазами.  Например,  встречи  с
архиепископом.  Куарт  рассмеялся,  застегивая  пиджак,  а   она   снова
посмотрела на его руки, потом  на  рот,  потом  снова  на  руки  и  тоже
рассмеялась своим искренним, звонким, мальчишеским смехом. И вот они оба
стояли на плошали Вирхен-де-лос-Рейес,  перед  освещенным  собором,  над
которым, между светом и ночью, носились стаи голубей. Макарена  смотрела
на Куарта, он на нее. И все это, думал он, ощущая ту  спокойную  ясность
мысли,  которая  нисходила  на  него  в  подобных  ситуациях,  никак  не
способствовало здоровому  спокойствию  духа,  рекомендуемому  священными
установлениями для вечного спасения священнослужителя.
   - Я хочу поблагодарить вас, - сказала она.
   - За что?
   - За дона Приамо.
   Над их головами шумно пронеслась и нырнула в ночь еще одна  голубиная
стая. Теперь они неторопливо шли к Алькасару и арке, пробитой  в  нижней
части стены. Макарена обернулась к Куарту; на  ее  губах  играла  легкая
улыбка.
   - По-моему, вам удалось достаточно сблизиться с ним, - добавила  она.
- Может быть, теперь вы сможете понять.
   Куарт неопределенно хмыкнул. Он  может  понять  кое-что,  сказал  он.
Поведение отца Ферро, его несговорчивость в отношении церкви и  то,  что
он делает в ней. Однако это всего  лишь  часть  проблемы.  Его,  Куарта,
миссия  в  Севилье  заключается  в  том,  чтобы  представить  доклад   о
сложившейся  здесь  ситуации  и,  по  возможности,  установить  личность
"Вечерни". А что касается хакера, то расследование до сих  пор  не  дало
практически ничего. Отец Оскар вот-вот уедет, а  Куарт  до  сих  пор  не
выяснил, имеет ли он какое-либо отношение - и если  да,  то  какое  -  к
случившемуся. Он также должен  ознакомиться  с  докладами  полиции  и  с
запросами архиепископства относительно обеих смертей,  имевших  место  в
церкви. Кроме того - Куарт слегка постучал себя  пальцами  по  груди  на
уровне внутреннего кармана, где лежала открытка Карлоты Брунер, -  нужно
еще разгадать тайну этого послания, а также  цитаты  из  Нового  Завета,
отмеченной в лежавшей в его номере книге.
   - И кто же подозреваемые? - спросила Макарена.
   Они находились под аркой стены, рядом с  маленьким  алтарем  в  стиле
барокко, перед фигурой Пресвятой Девы, заключенной в стеклянную урну,  и
смех Куарта эхом отдался от свода. Сухой смех, без единой капли юмора.
   - Все, - ответил он, глядя на образ так,  словно  колебался  -  а  не
включить ли в это "все" и его. - Дон  Приамо  Ферро,  отец  Оскар,  ваша
подруга Грис Марсала... Да и вы сами. Здесь все  вызывают  подозрение  -
как своими действиями, так и своим бездействием. - Они как раз входили в
знаменной двор Алькасара, и он быстро обежал  его  взглядом,  как  будто
опасался, что кто-то из перечисленных  лиц,  затаившись,  поджидает  его
там. - Я уверен,  что  все  вы  покрываете  друг  друга.  -  Сделав  еще
несколько шагов, он остановился и снова огляделся по сторонам. - Если бы
кто-нибудь из вас был со мной откровенен  в  течение  хотя  бы  тридцати
секунд,  этого  вполне  хватило  бы  для  успешного   завершения   моего
расследования.
   Макарена Брунер пристально взглянула на него, прижимая сумку к груди:
   - Вы так считаете?
   Куарт  глубоко  вдохнул  наполнявший  весь   двор   аромат   цветущих
апельсиновых деревьев.
   - Я уверен, - ответил он. - Абсолютно уверен. Думаю, "Вечерня" -  это
кто-то из вас, и он отправил это послание, чтобы привлечь внимание  Рима
и помочь отцу Ферро  сохранить  его  церковь...  Он  полагает,  что  его
обращение к Папе будет способствовать  установлению  и  триумфу  истины.
Ибо,  как  выразился  наш  наивный  хакер,  истина  не  может  повредить
справедливому делу. И вот в Севилью прилетаю я с намерением отыскать  ту
истину, которая интересует Рим и которая, возможно, не совпадает с вашей
истиной. Вероятно, поэтому никто не  желает  помочь  мне.  Напротив,  вы
громоздите одну тайну на другую - вспомните хотя бы историю с открыткой.
   Они снова пошли рядом, пересекая площадь. Временами  они  оказывались
так близко друг от друга, что Куарт ощущал аромат духов своей  спутницы:
нечто напоминающее жасмин, с  оттенками  апельсинового  цвета.  Макарена
Брунер пахла так же, как этот город.
   - Может быть, цель состоит не в том, чтобы помочь  вам,  -  не  сразу
отозвалась она, - а в том, чтобы помочь  другим.  Может  быть,  все  это
делается ради того, чтобы заставить вас понять, что здесь происходит.
   - Согласен: я могу понять поведение и поступки отца Ферро. Однако мое
понимание не дает вам ничего. Вы отправили свое послание  в  надежде  на
то, что вам пришлют доброго священника, исполненного любви и  понимания,
а вам прислали солдата, воина с мечом. - Он грустновато покачал головой.
- Потому что я - солдат, как этот сэр Мархолт, который  так  импонировал
вам в юности. Я всего лишь информирую о фактах и ищу тех, кто  в  ответе
за них. Понимание и принятие решений, если таковые имеются,  не  в  моей
компетенции. - Он помолчал и закончил со слабой улыбкой:
   - Нет смысла подвергать  искушению  того,  кто  является  всего  лишь
посланником.
   Они вошли в проход, ведущий из знаменного двора за пределы Алькасара,
в Санта-Крус. Их тени,  искаженные  косо  падающим  светом,  заскользили
рядом по кирпичным стенам. Это создавало странное ощущение  близости,  и
Куарт вздохнул  с  облегчением,  когда  они  вышли  наружу,  в  пахнущую
апельсинами ночь.
   - Значит, вы вот как считаете? - спросила Макарена Брунер.  -  Что  я
пытаюсь соблазнить вас?
   Куарт не ответил. Они молча пошли вдоль стены, потом свернули в  одну
из узких улочек, ведущих в глубь еврейского квартала.
   - Сэр Мархолт, - снова заговорила она, как бы в ответ на  его  слова,
сказанные несколько минут назад, - тоже всегда стоял за правое дело.
   - То были другие времена. А кроме того, вашего сэра Мархолта придумал
Джон Стейнбек. Сейчас больше нет правых дел. Даже и мое дело не  таково.
- Он помолчал, словно размышляя, насколько это соответствует  истине.  -
Но все же оно - мое.
   - Вы забываете об отце Ферро.
   - Это тоже не правое дело. Это дело личное. Каждый  устраивается  как
может.
   Говоря  это,  Куарт  не  смотрел  на  собеседницу,   но   уловил   ее
нетерпеливый жест.
   - Ради Бога!.. Я смотрела "Касабланку" раз двадцать. Только этого мне
не хватало: священника,  играющего  в  разочарованного  героя.  -  Зайдя
вперед, она встала перед ним, глядя в упор - презрительно и дерзко. -  В
Хэмфри Богарта.
   - Нет. Я гораздо выше ростом. И вы ошибаетесь. Вы ничего не видели  и
ничего не знаете обо мне. - Пока она говорила, ему  захотелось  схватить
ее за плечо и остановить,  но  он  сдержался.  Повернувшись,  она  пошла
впереди него, глядя перед собой, словно бы отказываясь слушать. - Вы  не
знаете, почему я стал священником, не знаете, почему я  здесь  и  что  я
сделал, чтобы оказаться здесь. Вы не знаете, сколько  вот  таких  Приамо
Ферро мне приходилось встречать и как я поступал с ними,  когда  получал
соответствующие приказы.
   Он произнес это с горечью, но Макарена Брунер не уловила ее:  она  не
могла знать. Она резко повернулась на каблуках лицом к нему.
   - Похоже, вы жалеете, что у вас  нет  головы,  которую  вы  могли  бы
отправить в Рим с ближайшей почтой.  -  Она  выговорила  это  зло,  даже
немного подавшись вперед. - Вы думали, что все  окажется  очень  просто,
ведь так?.. Но я была уверена,  что  все  изменится,  когда  вы  поближе
познакомитесь с жертвой.
   - Вы ошибаетесь. - Куарт выдержал  ее  взгляд.  -  Тот  факт,  что  я
немного ближе познакомился с отцом Ферро, ничего не  меняет.  Во  всяком
случае, в формальном плане.
   - А в других планах? - Она прикоснулась указательным пальцем ко  лбу.
- В плане ваших мыслей.
   - Другие планы - это мое дело. И да будет вам  известно,  что  я  был
достаточно близко знаком со многими из моих жертв,  как  вы  выразились.
Это ничего не меняет.
   Она презрительно усмехнулась:
   - Догадываюсь, что не меняет. Догадываюсь,  что  именно  за  это  вам
заказывают одежду у  хороших  портных,  вы  носите  дорогие  ботинки,  в
бумажнике у вас кредитные карточки, а на руке - великолепные часы. - Она
вызывающе оглядела его с головы до ног. - Наверное, все это в счет ваших
тридцати сребреников.
   Она вела себя слишком агрессивно. Слишком много презрения  звучало  в
ее словах, чтобы предположить, что все это ей безразлично, и Куарт,  уже
чуть ли не в отчаянии, подумал:  чего  же  она  добивается?  Как  далеко
собирается зайти? Они стояли лицом к лицу на узенькой улочке, освещаемой
коваными  железными  фонарями,  под  почти  сплошной  линией   балконов,
уставленных бесчисленными цветочными горшками.
   - Я рад, что вы догадываетесь, потому что так оно  и  есть.  -  Куарт
приподнял двумя пальцами лацкан своего  пиджака,  чтобы  ей  было  лучше
видно. - Эта одежда и эти ботинки, и кредитные карточки, и  часы  -  все
оказывается чрезвычайно полезным, когда требуется произвести впечатление
на какого-нибудь сербского генерала или  американского  дипломата...  На
свете есть рабочие священники, женатые священники, священники,  служащие
восьмичасовую мессу, и такие священники, как я. И я затрудняюсь сказать,
кто из них кому обязан своим существованием. -  Говоря  это,  он  горько
усмехнулся, но его мысли были уже далеки от произносимых слов:  Макарена
Брунер находилась слишком уж близко на этой слишком уж узкой  улочке.  -
Хотя кое в чем мы с отцом Ферро и правда сходимся: в том, что  никто  из
нас не обольщается относительно нашей профессии.
   Он замолчал, потому что вдруг испугался  необходимости  оправдываться
перед ней. Они стояли одни на улице, в свете  далекого  фонаря,  и  она,
очень красивая, смотрела на него молча; белые зубы  влажно  поблескивали
между полураскрытых губ. Ее дыхание  было  спокойно,  и  сама  она  была
спокойна - спокойствием красивой женщины,  сознающей  свою  красоту.  Ее
лицо больше не выражало презрения,  которое  словно  бы  отлетело  прочь
вместе с произнесенными ею словами; а Куарт ощутил  страх  -  подлинный,
мужской,  физический,  граничащий  с  головокружением.  Такой,  что  ему
пришлось сделать усилие над собой,  чтобы  не  отступить  на  шаг  и  не
упереться спиной в стену.
   - Почему бы вам не рассказать мне то, что вам известно?
   По-видимому, она ожидала от него других слов и других действий. Глаза
женщины, до этого мгновения не отрывавшиеся от его глаз,  скользнули  по
его лицу, по стоячему воротничку черной рубашки.
   - Хотите - верьте, хотите - нет, но мне известно  очень  немногое,  -
ответила она после долгого - чересчур долгого -  молчания.  -  Возможно,
кое-что мне удается угадывать, но я не стану говорить вам,  что  именно.
Делайте свое дело, а остальные будут делать свое.
   Она ждала ответа, но Куарт, не сказав ничего, повернулся и зашагал по
узкой улице. Она молча последовала за  ним,  прижимая  к  груди  кожаную
сумку.
 
*** 
 
   В баре "Лас Тересас" с потолка  свисали  окорока,  на  полках  стояли
бутылки  "Ла  Гиты",  стены  были  увешаны  плакатами,   извещающими   о
празднествах Святой недели и Апрельской ярмарки, и  фотографиями  худых,
серьезных,  уже  давно  погибших  тореадоров  с  выцветшими  от  времени
дарственными  надписями.  Официанты  записывали  заказы  посетителей  на
деревянном прилавке, а их глава Пепе резал длинным и острым  как  бритва
ножом тонкие ломти ветчины, напевая сквозь  зубы  песенку  о  знаменитых
севильских окороках. Он назвал спутницу Куарта доньей  Макареной  и,  не
ожидая, заказа, быстро поставил перед  каждым  по  тарелке  с  ветчиной,
помидорами, шампиньонами и копченым  мясом  и  по  высокой,  на  длинной
ножке, рюмке, на две трети наполненной ароматной золотистой мансанильей.
Возле самой двери, рядом  с  Куартом,  привычно  облокотясь  на  стойку,
какой-то завсегдатай с уже порядочно побагровевшей физиономией методично
поглощал один стакан красного  за  другим,  и  Пепе  время  от  времени,
прервав свои вокализы, но не переставая резать ветчину, обращался к нему
с краткими комментариями по поводу предстоящего футбольного матча  между
"Севильей" и "Бетисом".
   Краснолицый поддакивал с  истовостью  пьяного,  а  когда  Пепе  снова
принимался напевать, опять утыкался носом в стакан. Из верхнего  кармана
его пиджака то и дело высовывалась ушастая серая мордочка  с  блестящими
бусинками глаз. Мышь была настоящая, живая, и хозяин, отщипывая  кусочки
от лежащего перед ним на тарелке сыра,  угощал  своего  питомца.  Зверек
быстро и аккуратно поедал лакомство, а никто из находившихся в  баре  не
выражал ни малейшего удивления по поводу столь необычного соседства.
   Макарена  медленными  глотками  пила  свою  мансанилью,  спокойная  и
уверенная, как у себя в "Каса дель Постиго". Да и  вообще,  как  заметил
Куарт, она ходила по  всему  Санта-Крусу  так,  как  ходят  по  комнатам
собственного дома; впрочем, в каком-то  смысле  так  оно  и  было  -  по
крайней мере, в прошлом, на протяжении долгих  веков.  Видно  было,  что
каждый  уголок  запечатлен  в  ее  генетической   памяти,   охвачен   ее
территориальным  инстинктом.  Куарт  еще  раз  убедился  (что  никак  не
успокоило агента ИВД), что трудно представить себе  этот  квартал,  весь
этот город без этой женщины и всего того, что стояло за  ней.  Собранные
на  затылке  черные  волосы,  белые  зубы,  темные  глаза.   Ему   снова
вспомнились картины Ромеро де Торреса,  здание  табачной  фабрики,  ныне
превращенное в университет. Кармен-табачница, ароматные влажные  листья,
скатываемые в трубочку ладонью о внутреннюю сторону смуглого  бёдра.  Он
поднял  глаза  и  встретился  с  ее  глазами  -  медовыми,  задумчивыми.
Спокойными.
   - Вам нравится Севилья? - спросила вдруг Макарена.
   - Очень, - смешавшись, ответил он, пытаясь  понять,  угадала  ли  она
обуревавшие его чувства.
   - Это совершенно особое место. - Она продолжала смотреть на него,  не
переставая ловко управляться с палочкой; сейчас она подцепила шампиньон.
- Здесь прошлое без всяких проблем уживается с настоящим. Грис  говорит,
что мы, севильцы, стары и мудры. Здесь все принимается, все  возможно...
- Она искоса глянула на  краснолицего  и  улыбнулась.  -  Даже  мышонок,
закусывающий за стойкой бара вместе со своим хозяином.
   - Ваша подруга хорошо разбирается в информатике?
   Она взглянула на него как-то странно. Почти с восхищением.
   - Вы все еще  держите  оборону,  верно?  -  Она  подцепила  еще  один
шампиньон и отправила его в рот. - Как видно, вас преследуют  навязчивые
идеи. Почему бы вам не спросить у нее самой?
   - Я уже спрашивал. И она уклонилась от прямого ответа - как, впрочем,
и все остальные.
   Взглянув поверх плеча женщины на дверь, он увидел, что  в  бар  вошел
полный, лет пятидесяти мужчина в белом, которого,  как  ему  на  секунду
показалось, он уже где-то видел. Проходя мимо  Куарта  и  его  спутницы,
толстяк снял шляпу, обвел глазами бар, словно ища кого-то, посмотрел  на
часы, которые извлек из жилетного  кармана,  и  вышел  в  другую  дверь,
покачивая тростью с серебряным набалдашником. Куарт заметил,  что  левая
щека у него ярко-красного цвета  и  будто  бы  намазана  кремом,  а  усы
странной формы и совсем короткие, словно их недавно подпалили.
   - Так что же все-таки насчет открытки? - спросил он, переводя  взгляд
на Макарену. - Грис Марсала имеет  доступ  к  сундуку  вашей  двоюродной
бабушки Карлоты?
   Женщина усмехнулась; ее явно забавляли его навязчивые идеи.
   - Несколько раз она стояла рядом с этим сундуком, если вы это  имеете
в виду. Но это мог быть и дон Приамо. Или отец Оскар,  или  я.  Или  моя
мать... Вы можете  себе  представить  герцогиню  в  бейсболке  козырьком
назад, которая, попивая кока-колу,  глубокой  ночью  взламывает  систему
безопасности  Ватикана?..  -  Подцепив  кусок  мяса  с  помидором,   она
предложила его Куарту.  -  Боюсь,  ваше  расследование  может  дойти  до
полного гротеска.
   Куарт взял палочку с мясом, и его пальцы коснулись пальцев Макарены.
   - Мне хотелось бы взглянуть  на  этот  сундук.  Он  отправил  мясо  с
помидором в рот. Макарена улыбнулась:
   - Чтобы мы с вами, вдвоем?.. Немного смелая идея, хотя, боюсь,  вашей
истинной целью является проверить, нет ли у меня пиратского  компьютера.
- Пепе поставил на стойку еще одну тарелку с ветчиной, и  она  рассеянно
воззрилась на продолговатые розовые, в прожилках пахучего сала, кусочки.
- А почему бы и нет? Я смогу рассказать об  этом  подругам,  а  особенно
приятно представить себе, какое лицо  будет  у  архиепископа,  когда  он
узнает... - Она в задумчивости наклонила голову. - Или у моего мужа.
   Куарт смотрел на серебряные кольца  в  мочках  ее  ушей,  под  гладко
зачесанными назад волосами, стянутыми в хвост.
   - Мне не хотелось бы создавать вам лишних проблем.
   Она вдруг расхохоталась.
   - Проблем?.. Надеюсь, Пенчо лопнет от  злости  и  от  ревности.  Если
кроме того, что он рискует остаться без этой церкви, ему расскажут,  что
тут замешан один интересный священник, он может просто свихнуться. - Она
внимательно посмотрела на Куарта. - И стать опасным.
   - Вы меня пугаете. - Куарт осушил свою рюмку с  мансанильей,  и  было
очевидно,  что  произнесенные  им  слова  не  имеют  ничего   общего   с
действительностью.
   Макарена продолжала размышлять.
   - Как бы то ни было, - наконец проговорила она, -  ваша  идея  насчет
сундука Карлоты совсем неплоха. Вы лучше поймете, что  означает  церковь
Пресвятой Богородицы, слезами орошенной.
   - Ваша подруга Грис, - заметил Куарт, отправляя в рот кусок  ветчины,
- жалуется на нехватку денег для продолжения работ...
   - Совершенно верно. Нам с герцогиней только-только хватает на  жизнь,
а приход находится в самом плачевном состоянии. У дона Приамо  жалованье
мизерное, а воскресные сборы даже не  покрывают  расходов  на  воск  для
свеч.  Временами  мы  чувствуем  себя,  как  какие-то  первопроходцы  из
фильмов, над головами которых в небе кружат стервятники...  Особенно  по
четвергам: тогда имеет место особенно любопытное зрелище.
   И, прихлебывая мансанилью из новой рюмки, она  поведала  Куарту,  что
церковь    Пресвятой    Богородицы,    слезами    орошенной,    является
неприкосновенной до тех пор, пока каждый четверг - день кончины  в  1709
году ее предка Гаспара Брунера де Лебрихи - в восемь часов  утра  в  ней
служатся мессы за упокой его души. По  этой  причине