,  правительства,  всех  законов,   гражданских   и
церковных, враги конституции. Они против брака, они проповедуют  свободную
любовь и обобществление женщин. Говорил ли Берн об этом  углекопам?  Судья
Фритер привел примеры из истории этой организации:  убийства  в  Айдахо  и
Колорадо, бомбы, сброшенные в Неваде, резня в  Калифорнии,  предательства,
саботаж, бунты в Орегоне и Вашингтоне... И все это - открыто! В то  время,
когда весь мир охвачен войной с гуннами и Америка вот-вот вступит  в  бой!
Какой же здравомыслящий человек не поймет, кто  прячется  за  спиной  этих
негодяев? Гунны думают, что простодушных американских фермеров  и  рабочих
нетрудно провести.
   - Но жители наших гор не так просты! -  гремел  губернатор.  Он  охотно
допускает, что Джон Берн и его  любовница  Джейн  Прист  не  открыли  всей
правды его горным братьям. Но разве удивительно, что  Союз  граждан,  зная
правду, с предубеждением относится  к  углекопам?  Что  вся  страна,  зная
правду, остается глуха к их  страданиям?  -  Как  бы  вы  сами  поступили,
господа, если бы человек, который заведомо водится с  убийцами,  пришел  к
вам с жалобой на свою беду; легко бы вам было выслушать его?
   Тут  вмешался  Лоури:  Ассоциация  шахтовладельцев  давно  уже   решила
удовлетворить большинство требований углекопов. Но как вести переговоры  с
изменниками и атеистами?
   - Мы готовы, господа, повысить расценки на десять процентов, установить
восьмичасовой рабочий день и отменить  систему  бон...  которая,  впрочем,
была введена  исключительно  для  удобства  шахтеров  и  их  семей.  Между
предпринимателями и рабочими нет конфликта, но - черт подери,  господа!  -
есть конфликт между добрыми американцами и анархистами. Да - черт  подери,
господа! - есть и всегда будет!
   - Если возникнет необходимость, - сказал судья, - вся армия Соединенных
Штатов будет поднята против тех, кто сознательно или невольно участвует  в
подстрекательстве к государственной измене.
   Губернатор Гарент печально покачал головой, продолжая при этом отечески
улыбаться.
   - Вы сами, ребята, испортили дело. Это святая правда, друзья мои.  Сами
испортили дело. Вы сделали так, что предприниматели, несмотря на все  свои
злоупотребления, - он грозно обернулся к Лоури, - несмотря на эксплуатацию
рабочих, стали пользоваться сочувствием всех добрых христиан.
   - Вы, - сказал Линкольн, - лишили  нас  возможности  привлечь  на  вашу
сторону закон. Как  могли  мы  это  сделать,  зная,  что  вы  следуете  за
анархистами и изменниками?
   Шахтеры заволновались. Будь здесь Берн, он бы уж сумел им  ответить.  А
впрочем, пусть говорят голубчики -  Берн  им  ответит;  пусть  они  только
выговорятся, а там сумеем заставить их выслушать Берна...  Огневую  завесу
слов нельзя было прорвать; один за другим все четверо палили непрерывно, и
немногоречивым, не привыкшим к подобным разглагольствованиям  шахтерам  не
удавалось вставить ни одного слова.  Они  откинулись  на  спинки  стульев,
оставив свои соображения при себе.
   Вдруг Гарент спросил:
   - Берну известно о том, что вы сегодня здесь?
   ...Ага, - подумал Логан. - То-то! Испугались...
   - Нет, сэр, - протянул он. - Нас просили никому  не  говорить  об  этой
встрече.
   - Никто не знает о том, что вы пошли сюда? - спросил Линкольн.
   - Нет-нет, никто, - сказали углекопы.
   - Прекрасно, - сказал Линкольн. - Так вот: мы ничего бы так не  хотели,
как встретиться лицом к лицу с Берном. Получить  возможность  сказать  ему
все то, о чем мы говорили с вами.
   Этого Логан никак не ожидал; заявление Лоури сбило его с толку.
   - Задать ему несколько вопросов о том, как он смотрит на конституцию, -
сказал Фритер.
   - И на религию, и на брак, - добавил Линкольн.
   Губернатор пристукнул кулаком по ладони другой руки.
   - Вот что! - Он вытащил из  жилетного  кармана  огромное  вечное  перо,
инкрустированное золотом, из бумажника достал  листок  бумаги  и  принялся
быстро строчить. Потом сунул листок Лоури  и  Линкольну.  -  Подпишите,  -
бросил он им сердито.
   Те прочли написанное, и на  их  лицах  отразилось  неудовольствие.  Они
оглянулись на губернатора,  увидели  в  его  взгляде  приказ  и  подписали
бумагу.
   Гарент обратился к углекопам:
   - Вот тут написано,  что  Ассоциация  шахтовладельцев  и  Союз  граждан
согласны начать переговоры с представителями вашего  профсоюза.  Подписали
руководители этих организаций  -  мистер  Лоури  и  мистер  Линкольн.  Они
приглашают ваших вождей в Хоутон. Мы  особенно  хотели  бы  встретиться  с
Берном в вашем присутствии...
   - Завтра вечером, - мягко вставил Линкольн.
   Губернатор оглядел своих соседей.
   - Да, это самое удобное, - сказал он. - Назначим на завтрашний вечер. -
Он приписал это на своем листке. - Пусть Берн явится сюда, и  эта  женщина
тоже. Насколько мне известно, - глаза его приняли печальное  выражение,  -
она пользуется влиянием среди ваших женщин.
   Логан  и  его  товарищи  были  ошеломлены.   Их   недоверие   ко   всем
клеветническим нападкам на Берна основывалось на убеждении, что нападавшие
не осмелились бы встретиться с Берном и повторить все это ему в глаза. Они
были глубоко уверены, что именно поэтому Берна сейчас нет  среди  них.  Но
вот противник сам ищет встречи с Берном,  чтобы  высказать  ему  все  свои
обвинения.  Искренность  губернатора  и  его  сподвижников   не   вызывала
сомнений.
   - Если вы устроите это, - говорил Лоури, - я, как президент  Ассоциации
шахтовладельцев, в  присутствии  губернатора  штата  даю  вам  слово,  что
большинство ваших требований будет удовлетворено.
   - А я, - сказал Линкольн, - как председатель Союза граждан, обещаю  вам
сделать все, от нас зависящее, чтобы помочь вам добиться этого.
   - Не беспокойтесь, Берн придет сюда, - сказал Логан.
   Судья Фритер взял письмо, сложил его, запечатал и вскрыл конверт.
   - Это письмо, Логан, - сказал он, - было доставлено вам в поселок вчера
вечером. Вы вскрыли его. Вот все, что вам известно. Этого разговора  здесь
не было.
   - Мы хотим быть уверенными, - сказал Лоури, - что Берн приедет.
   - А к чему это все? - спросил Логан.
   - Маленькая хитрость, - ответил  ему  бархатный  голос  губернатора,  -
иногда необходима в интересах общего дела. Эти джентльмены  желают  видеть
Берна завтра здесь вместе с вами, вот и все. Они хотят при вас встретиться
с ним лицом к лицу и заставить его при вас признать, кто он такой. Если вы
скажете Берну и этой Прист о том, что у нас было  с  вами  совещание,  они
заподозрят, что вам уже известно, кто они такие и что  представляет  собой
вся эта шайка изменников. Они пообещают пойти вместе с вами -  и  навсегда
исчезнут из наших мест.
   - Мы не верим этому.
   - Уж поверьте. И  потому  мы  хотим  действовать  наверняка,  -  сказал
губернатор. - В ваших интересах сделать так, чтобы Берн пришел.
   Все встали.
   - Что же, джентльмены, - улыбнулся Гарент, - как я  и  предполагал,  мы
просидели до зари.
   Электрическая лампочка над столом потускнела, и сквозь закрытые  ставни
сочился  рассвет.  Рассвет  произнес  смертный   приговор   искусственному
освещению, в котором протекал их ночной разговор; рассвет,  точно  бледный
отблеск истины, озарил запертую комнату и покрыл  желтизной  лица  хозяев.
Лунный  лик  Гарента  принял   болезненный   оттенок.   Линкольн   казался
испуганным, лица Фритера и Лоури утратили выражение. Но углекопы не поняли
зрелища, представившегося их глазам; для  них  это  была  лишь  мгновенная
неловкость перехода от ночи к дню. Логан кивнул и положил письмо в карман.
Они взяли свои ружья, и закрытые автомобили помчали их домой, в горы.


   Маркэнд построил в поселке Беддо шалаш,  где  они  и  жили  все  втроем
(впрочем, Джейн и Берн большую часть времени отсутствовали). Он  стоял  на
южном склоне горы, под двумя высокими  кедрами;  от  зеленого  папоротника
ложились на снег пурпурные тени. В единственной комнате стояли только  три
самодельные койки, большой стол и стулья. Но печка,  сложенная  Маркэндом,
весело пестрела разноцветным камнем.
   После ухода Логана, принесшего письмо от губернатора  и  хозяев,  Джейн
обняла Берна.
   - Неужели это правда? Мне прямо не верится. Это было бы слишком хорошо.
   - Это письмо вполне реально, - сказал Берн. - Это письмо само по себе -
выигранное сражение.
   - Может быть, это ловушка? Ты вполне уверен, Джон, что это не так?
   - Я был бы уверен, что это ловушка, позови они меня одного. Но мое  имя
даже не  упоминается.  Они  вызывают  руководителей  профсоюза,  и  письмо
адресовано Логану. Логан - местный житель, и его хорошо знают  в  Хоутоне.
Они не посмеют выкинуть какую-нибудь скверную штуку с Логаном.
   - Я еду тоже, - сказала Джейн.
   - Но...
   - Там ведь сказано  -  руководители.  А  разве  я  не  руководительница
женщин?
   - Мы все поедем, - сказал вдруг Маркэнд, сам не зная зачем. -  Пока  вы
там будете толковать, я могу осмотреть достопримечательности Хоутона.
   - Да ведь это будет вечером, - рассмеялся Берн.  -  Соборы  и  музеи  в
такое время уже закрыты.
   - Зато кабачки еще открыты.
   - Довольно шуток, - сказала Джейн. - Дэв прав. Мы едем все вместе.


   Девять  мужчин  и  одна  женщина  шли  гуськом  по  талому  снегу;   от
покачивания фонарей их тени метались в дикой пляске.
   У  дороги  вытянулся  ряд  машин  с  погашенными  фарами.  Десятка  два
вооруженных людей тотчас окружили делегатов.
   - Что это значит? - спросил Логан.
   - Вам нужна охрана - больше ничего, - ответил один из них.
   Вперед выступил человек постарше; это был Лоури.
   - Не бойтесь ничего. Мы  просто  хотели  быть  уверенными,  что  все  в
порядке. Рассаживайтесь в автомобили.
   - Если к рассвету мы не вернемся  домой,  -  сказал  Логан,  -  вам  не
поздоровится.
   - Ну-ну, друг мой! - засмеялся Лоури.
   Несколько человек, размахивая револьверами, оттеснили Джейн и  Берна  к
большому закрытому автомобилю, который стоял последним в  ряду.  В  кузове
машины сидели трое, четвертый был рядом с шофером, и  пятый  -  на  заднем
сиденье.
   - Садись! - закричали люди с револьверами.
   Берн оглянулся, ища глазами Логана, но тот уже исчез в  другой  машине.
Берн крепко сжал руку Джейн; взгляд его дрогнул. Потом он улыбнулся и  сел
в автомобиль.
   Вдруг  к  автомобилю,   оттолкнув   загородившего   дорогу   стражника,
протиснулся Маркэнд.
   - Тебе тут места нет.
   - Найдется, - ответил  Маркэнд  и  откинул  маленькую  скамеечку  перед
задним сиденьем.
   - Ну и черт с тобой! - Стражник с силой захлопнул дверцу.
   Они сидели молча; свет фар упал на дорогу, и  вся  вереница  тронулась.
При въезде в город автомобили, шедшие впереди, свернули вправо;  последняя
машина круто взяла влево.
   Под дулами револьверов, теперь открыто направленными в них,  они  вышли
из машины и очутились в полицейском суде. В комнате с низким  потолком  не
было никого, кроме судьи, старика с совершенно  седой  головой  и  сонными
глазами, и Линкольна - обвинителя.
   - Кто такой? - Линкольн указал на Маркэнда.
   - Он просил, чтоб его взяли вместе с этими. Ну, мы его и прихватили.
   -  Превосходно.  -   Линкольн   усмехнулся   и   приступил   к   чтению
обвинительного акта, по  которому  Джон  Берн,  Джейн  Прист  и  Джон  Доу
[условное имя, под которым может подразумеваться любой человек]  подлежали
суду за бродяжничество и нарушение порядка.
   - Мы требуем защитника, - спокойно заявил Берн.
   Линкольн усмехнулся.
   - Вы получите его. Можете не беспокоиться.
   Снова револьверы подтолкнули их вперед. Джейн Прист увели.  Маркэнда  и
Берна вместе заперли  в  камеру.  Вдоль  стен  камеры,  узкой  и  длинной,
тянулись нары; в простенках  находились  зарешеченное  окошко  с  разбитым
стеклом и железная дверь. Под окном стояла параша. Берн  сразу  улегся  на
нары.
   - Я надеюсь, - сказал Маркэнд, шагая взад и вперед  по  камере,  -  что
Джейн дали камеру чище этой.
   - Да, - сказал Берн, - возможно.  Любезность  с  дамами  прежде  всего.
Ложитесь, старина. Берегите силы. Они вам пригодятся.
   Маркэнд устроился на нарах у противоположной стены.
   - Мне страшно, Джон.
   Берн молча кивнул.
   - Нас предали. Предательство мне кажется самым страшным.
   - Предательство - знак слабости. То, против чего мы боремся.  Попасться
на удочку предателей - тоже знак слабости. Моей слабости.
   - Они не причинят вреда Джейн?
   - Если б я заранее знал их намерения,  мы  не  очутились  бы  здесь.  -
Минутное раздражение замерло в голосе Берна. - Может быть, они сами их  не
знают, не знают, что им делать с нами. В этом вся наша надежда.
   Берн набил трубку и поднес  к  ней  спичку.  Маркэнд  глядел  на  этого
человека,  который  любил  Джейн  и  был  разлучен  с  ней   и   оставался
хладнокровным перед лицом опасности, особенно страшной из-за того, что  их
разлучили.  Ему  хорошо  известны  были  беззакония  "закона"   во   время
забастовки. Он, Маркэнд, любил их обоих. - Берн любит только Джейн,  Джейн
любит  только  Берна.  Я  люблю  их  обоих,  поэтому  я  должен  сохранить
присутствие духа и помочь им.  Надо  вызвать  Реннарда  по  междугородному
телефону. Деньги...
   Они молча лежали на своих  нарах.  Через  разбитое  окно  дул  холодный
ветер,  но  ни  звука  не  доносилось.  Может  быть,   и   Джейн,   и   их
друзья-углекопы остались где-то в другом мире...
   - Дэвид, - сказал Берн, - вы были хорошим товарищем.
   Ни  одно  слово  дружбы,  расположения  или  признательности  не   было
произнесено между ними до сих пор;  в  этом  не  ощущалось  надобности.  У
Маркэнда захватило  дыхание,  как  будто  интимная  нота  в  голосе  Берна
предвещала недоброе.
   - Вы наш, Дэвид... что бы ни случилось с нами... наш навсегда.
   - Что может с вами случиться? Я позвоню по телефону...
   - Я хочу сказать, что это неважно... что бы ни случилось с нами. Да и с
вами тоже. Мне хотелось бы, чтобы вы поняли это. Наша  борьба,  наше  дело
больше, чем судьба одного человека, мозг одного человека... Вы  понимаете,
Дэвид?
   - Я понимаю.
   Берн протянул руку; Маркэнд крепко пожал ее.
   Шли часы. Берн спал. Маркэнд лежал  с  открытыми  глазами  и  удивлялся
тому,  что  Берн  может  спать.  Наконец  дверь  заскрипела  под   напором
здоровенных рук,  и  узников  снова  отвели  в  комнату,  где  происходили
судебные заседания.
   Джейн сидела в первом ряду, возле них; она была невредима, но взгляд ее
напряженно застыл. Берн тронул  ее  руку,  и  ее  глаза  ожили.  Линкольн,
подтянутый и возбужденный, был уже на своем  месте,  немного  ниже  пустой
судейской скамьи. Какие-то люди  с  непроницаемыми  лицами  наполняли  всю
глубину комнаты. Вошел судья в сопровождении Лоури. Глаза Лоури,  лишенные
всякого выражения, казались каменными. Старый судья обвел комнату сонным и
сердитым взглядом и пригладил волосы.
   - Ваша честь, - забормотал Линкольн,  -  предлагаю  снять  обвинение  с
Джона Берна, Джейн Прист и Джона Доу, - голос его  упал  до  еле  слышного
шепота, - за недостаточностью очевидных улик.
   - Обвинение снимается, - сказал судья; глаза его  беспокойно  блуждали,
как будто он сам был подсудимым.
   Берн поднялся со своего места:
   - Ваша честь, мы просили об адвокате. Мы требуем адвоката.
   - Вы свободны! - зарычал Линкольн. - Что вам еще нужно?
   - Защиты, ваша честь, - сказал Берн. - Пока мы  не  вернулись  к  своим
друзьям,  мы  требуем  защиты.  Нас  привезли  в  город  по   приглашению,
подписанному высшей властью штата и вождями Ассоциации  шахтовладельцев  и
Союза граждан. Нас разлучили с нашими спутниками под  предлогом  вздорного
обвинения. Теперь вы хотите выбросить нас среди ночи на улицу? Мы  требуем
адвоката, который мог бы разобраться в этой истории, и мы требуем  охраны,
которая несла бы перед судом ответственность за нашу безопасность  до  тех
пор, пока мы снова не будем среди своих друзей.
   Судья хмурился, как обиженный ребенок. Вдруг у дверей раздался  грохот,
нарушивший молчание: кто-то  уронил  ружье.  По  рядам  непроницаемых  лиц
прошел подавленный смешок; ружье подняли, и вновь наступила тишина.  Лоури
шептал что-то Линкольну; потом Линкольн зашептал что-то судье.
   Вялое лицо судьи вдруг стало жестким, как будто какая-то  внешняя  сила
изменила его.
   - Обвинение снято. Вы свободны. На этом полномочия суда кончаются.
   Судья встал и выбежал из комнаты. Лоури и Линкольн последовали за ним.
   Угрюмые люди, наполнявшие скамьи позади Берна, Джейн и  Маркэнда,  тоже
встали и теснились к двери, увлекая всех троих за собой.
   - Держитесь вместе, - шепнул Берн, схватив товарищей за руки.
   Ночь была темная, тихая, мягкая. Их век коснулось  долетевшее  издалека
дуновение воздуха, насыщенного свободой. Теперь, когда они вышли из здания
суда, окружившие их люди уже явно теснили и подталкивали их.  Длинный  ряд
автомобилей ожидал у ворот. Тяжелые руки легли на плечи каждого из троих и
оттащили их друг от друга.
   - Молчать, если жизнь дорога!
   - Мое ружье бьет без промаха!
   Джейн, Берна и Маркэнда  порознь  швырнули  в  автомобили,  наполненные
людьми. Дверцы захлопнулись, моторы затарахтели; вереница  машин,  похожая
на змею с мерцающей чешуей, скользнула в темноту улицы.
   Они выехали за город и стали спускаться по склону горы.  Вскоре  дорога
совершенно очистилась от снега.
   - Что вы хотите с нами делать? - спросил Маркэнд.
   - Мы хотим избавиться от вас.
   Дорога круто повернула, и свет фар автомобиля, идущего позади, упал  на
лица спутников Маркэнда; они показались ему мертвыми. Вернее, это были  не
лица, а безжизненные маски. Снова мрак. Маркэнду чудилось, что он  несется
среди ночи с людьми, которые вовсе и не люди, а мертвые подобия людей.
   Они ехали долго. Но Маркэнд не  ощущал  времени.  Совершенное  над  ним
насилие поставило его вне времени. Мир, который его окружал, был  какой-то
внечеловеческий мир. Он не жил (потому что жить - это значит соприкасаться
с жизнью), но и не умер (потому что не утратил  способности  чувствовать).
Испытывал ли он страх? Он находился в какой-то серой  мгле...  Серая  мгла
сгущалась и ширилась вокруг него. Ни боли, ни  возмущения,  ни  страха  не
было; была только серая мгла, и он, беспомощный, среди нее.
   Машины, шедшие впереди, описали полукруг и стали; автомобиль, в котором
был Маркэнд, последовал за остальными. Один  за  другим  заглохли  моторы.
Вдруг у всех машин погасли фары.
   - Выходи! - раздался голос из темноты;  Маркэнда  схватили  и  потащили
вперед.
   Откуда-то издалека ночной  ветер  нес  свободу.  Он  не  долетал  сюда.
Маркэнд вдыхал ненависть, которая окружала его. Круг ненависти смыкался  в
сером пространстве - круг тел и лиц. Потом он увидал рядом с собой Джейн и
Берна. Они тоже стали серыми, как и он.
   - Мы на границе штата, - послышался голос. - Ну-ка, вы, пара  ублюдков,
забирайте свою девку и проваливайте отсюда. Да смотрите  не  возвращайтесь
назад!
   - Ну как, вернешься еще сюда? - Чье-то  лицо  вплотную  придвинулось  к
Берну, и Маркэнд увидел его мертвую, безглазую пустоту.
   Берн не отвечал.
   - Дай-ка ему для острастки, - сказал другой голос.
   Берн взял Джейн за руку. Но его схватили  сзади,  а  человек,  стоявший
перед  ним,  размахнулся  и  ударил  его  по  лицу  рукояткой  револьвера.
Послышался хруст костей и затем смех. Маркэнд рванулся вперед; его с силой
дернули и повалили на землю; но он увидел, как кровь хлынула у  Берна  изо
рта. Толпа увидела кровь.
   - Хотел тебя ударить, а?.. Врежь-ка ему!..
   Они сгрудились вокруг Берна. Маркэнд поднялся с земли и снова  метнулся
вперед.
   - А ну, подрежь его!
   Сверкнул нож; Маркэнда снова сбили с ног. Он услышал стон.  Нестерпимая
тяжесть придавила ему живот, и он погрузился в черное безмолвие...
   ...Он у себя дома, стоит у дверей. Элен подошел срок.
   Он слышит, как она кричит в родовых муках: должен родиться Тони... Тони
умер...
   Он слышит, как