ере?
     -- Чтобы  тетя Вера ее скушала, -- сказала Леночка, преданно  глядя  на
воспитательницу.
     -- Нет, Леночка, -- мягко поправила она свою любимицу  и, уже обращаясь
к обоим, добавила: -- Груша пойдет на компот, чтобы всем досталось.
     С  этими  словами тетя Вера отобрала у меня  грушу  и, не зная, куда ее
положить,  сунула  в развилку  ствола,  как  бы  вернув плод  ее  настоящему
хозяину.
     Тетя  Вера  взяла Леночку  за руку, и они  удалились, мирно беседуя.  Я
чувствовал, что затылок Леночки показывает мне язык.
     Убедившись,  что  грушу невозможно  достать,  я,  как  это ни  странно,
довольно  быстро  успокоился. Мысль, что моя груша  пойдет на общий  компот,
доставляла    взрослое    удовольствие.   Я   почувствовал   себя   взрослым
государственным человеком, одним из тех, кто кормит детей  детского сада. Об
этом нам часто напоминали. Я похаживал возле дерева, солидно заложив руки за
спину, никого не подпуская слишком близко. Как бы между прочим, пояснял, что
грушу нашел я и добровольно отдал на общий  компот. Тогда я еще не знал, что
лучший страж добродетели -- вынужденная добродетель.
     За  обедом я  не  просил  ни добавок,  ни горбушек. Я просто понял, что
горбушек не может хватить на всех.  А если так,  пусть они достаются другим.
Во  всяком случае, человек, отдавший свою  грушу на общий компот,  не станет
лезть из кожи, чтобы заполучить какую-то там горбушку.
     На  третье подали  компот.  Я  скромно  ел  его,  аккуратно  выкладывая
косточки в тарелку, а не стараясь, как обычно, выдуть их кому-нибудь в лицо.
Сам я о груше не напоминал, но мне  казалось естественным,  что другие о ней
вспомнят во  время компота. Это  было  бы вполне  уместно. Однако все весело
уплетали  компот,  и  никто  не  вспоминал  о  моей  груше.  Неблагодарность
человечества слегка уязвила меня, и я почувствовал себя совсем взрослым.
     Я  вспомнил  свою дорогую  тетю,  которая  называла  своих  племянников
неблагодарными, тогда как она всю свою цветущую молодость загубила на нас. И
хотя я загубил на  детский  сад  не молодость, а  только грушу, я теперь  ее
хорошо понимал. Я глядел на  лица своих товарищей, и мне было приятно видеть
вокруг себя столько неблагодарных детей.
     Наверное, я  выглядел  необычно, потому что добрая тетя Поля, кормившая
нас, сказала:
     -- Что-то  ты у меня сегодня квелый.  Не  заболел  ли? --  Она  тронула
шершавой ладонью мой лоб, но я с мрачной усмешкой отстранил ее руку.
     Но самое страшное ждало впереди. Выйдя из детского сада, я заметил тетю
Веру, она  стояла на тротуаре и  разговаривала с каким-то парнем. В руках ее
покачивалась сетка, на дне которой лежала  моя груша. Моя груша! Я не мог не
узнать ее красный бок. Но я не хотел верить своим глазам. Я обошел тетю Веру
и посмотрел на грушу с другого бока. Конечно, моя. С этой  стороны она  была
разбита, как тогда, только рана потемнела. Полосатая, как тигр, оса пыталась
присесть на нее. Ей  не удавалось  усесться, потому что тетя Вера все  время
покачивала сетку. Наконец сетка остановилась,  и оса уселась на мою грушу. Я
вздрогнул  и   посмотрел  на   тетю  Веру.  Наши   взгляды   встретились.  Я
почувствовал,  что неудержимо  краснею от  стыда, боясь, что она догадается,
что я все знаю.
     Возможно, она  просто так посмотрела,  но я  бросился бежать и бежал до
самого дома.
     Так окончилась моя  вторая попытка стать  взрослым.  Во время  первой я
вымазал голову киселем и плотно зачесал волосы назад. Великолепная  прическа
держалась  до  вечера. Вечером голову  мою  нещадно  намылили  и, с  хрустом
раздирая волосы, вернули их в обычное состояние.
     После груши я решил с этим делом не очень спешить, хотя все мои любимые
герои, начиная от Иванушки-дурачка и до челюскинцев, были взрослыми людьми.
     Возможно, я переусердствовал в  этом решении, потому что  теперь иногда
попадаю впросак,  как говорят, из-за детской доверчивости. Зато  есть и свои
преимущества. Так называемые душевные раны на  мне  быстро  заживают, как на
детях и собаках.


Богатый Портной и хиромант

     Богатый Портной, как и положено Богатому Портному,  занимал три комнаты
в верхнем этаже  нашего дома.  Раньше, говорят, он жил  во дворе в маленькой
хибарке вроде той или  даже той, в которой сейчас жил  дядя Алихан, продавец
восточных сладостей.
     Но потом, говорят, дела его  пошли в гору,  и  он, соответственно,  как
думал я, перебрался на второй этаж.
     Сначала в одну комнату, и она нависала над двором как деревянная скала,
и  тут уже можно сказать, он вылупился и  предстал перед всеми в своем новом
обличье, а именно в обличье Богатого Портного.
     Вообще-то звали  его  Сурен, и Богатым  Портным его сначала называли за
глаза, но потом, видя, что он не обижается, все чаще и  чаще  стали называть
его так и в глаза.
     --  Какой я богатый, -- бывало,  говорил  он,  ласково  отмахиваясь  от
прозвища.
     Будь  в  нашем  доме  множество  этажей,  думал  иногда  я,  он  так  и
перебирался бы с одного  на другой, так и поднимался бы все выше и  выше. Но
дом имел всего два этажа,  и  перебираться  Богатому  Портному  больше  было
некуда,  хотя стремление оставалось.  Поэтому он сначала расширил  насколько
мог эту взлетную площадку, а потом  приобрел себе земельный участок  и  стал
строить собственный дом.
     Иногда Богатый Портной со всей  семьей отправлялся отдыхать на участок.
Сборы  были  шумными и  долгими. Несли с собой кастрюли, тарелки,  провизию,
примус. Маленький, победный, кучерявоголовый,  сам он  шел всегда впереди со
свернутым в трубу ковром на плече.
     Вечером  возвращались. Богатый Портной усаживался на  балконе и начинал
хвалить свой участок.
     -- Один воздух -- миллион стоит! -- громко сообщал он.
     -- А что там  за воздух? -- удивлялся кто-нибудь из соседей, потому что
участок  этот  был  расположен  в  полукилометре  от  дома, где там  взяться
какому-то особенному воздуху, было непонятно.
     -- Речка журчит, и все время кушать хочется! -- сам удивляясь,  говорил
он.
     -- Неужели все время?
     -- Да! --  восторженно подтверждал он с балкона. -- Только что покушал,
опять кушать хочется -- такой воздух! По сравнению с ним Кисловодск -- тьфу!
     При  этом Богатый Портной  и в самом деле  плевал  с балкона, на минуту
помешкав, чтобы не попасть в прохожего.
     На  участке  у него  стояла  сосна.  Он  ее  тоже  хвалил как  особенно
красивую. Он и дятла хвалил, который иногда прилетал на эту сосну.
     -- Опять мой дятел прилетал, -- говорил он, -- хвост прижмет к дереву и
долбит, долбит, так что опилки  летят! Тоже кусок хлеба  ищет  -- интересная
птица!
     Строительство нового дома на участке длилось множество лет и доставляло
ему  массу  хлопот,  которые  он выдавал за особую  форму  наслаждения. Так,
например,  фруктовый  сад  с  мандаринами,  грушами,  хурмой, заложенный  на
участке, стал плодоносить гораздо  раньше,  чем он  выстроил дом, потому что
рост растений  никак не связан с  добычей строительных материалов, тем более
левых, не говоря уж о найме удальцов-шабашников.
     Когда  стали  плодоносить  груши дюшес,  ему  пришлось купить охотничье
ружье и время от  времени ходить по ночам сторожить свой участок, потому что
груши поворовывали.
     Так  как ходить туда  часто он не  мог, ему  приходилось,  видимо,  для
острастки тамошних  соседей иногда  инсценировать удачную  оборону фруктовых
деревьев от  хулиганских  набегов.  По  слухам,  эти  стычки  сопровождались
выстрелами, криками и  лаем дворовой Белочки, которую он приспособил таскать
к  себе на участок. Я пытался  прятать от него нашу Белочку, но сделать  это
было трудно, потому что Богатый Портной был настойчив и всесилен.
     -- Белочка, купаться,  --  бывало, говорил я ей тихо, видя, что Богатый
Портной собирается на вахту. Купаться Белочка не любила и  тут же забивалась
в подвал или убегала на улицу. Все равно он обычно ее находил и вылавливал.
     Через  некоторое  время  она сама до  того возненавидела  эти усадебные
развлечения, что если  кто-нибудь при  ней просто так  начинал  говорить про
участок,  то  она, услышав это  слово,  забивалась в  подвал, и вытащить  ее
оттуда стоило большого труда.
     Иногда, уходя сторожить на свой участок, он в  тот же вечер возвращался
домой. Посторожит часа  два-три, покажется  соседям, может  быть,  пальнет в
воздух, а потом тайно уходит домой.
     Однажды  я видел, как ночью,  возвращаясь  домой,  он  перелезает через
забор соседнего школьного двора. Тогда мне показалось, что это он делает для
сокращения дороги.  Но  потом  я  догадался, что этот маневр был направлен и
против ребят с улицы, чтобы  и они думали,  что  он  остался  сторожить свои
фрукты.
     Днем  в послеобеденное  время он иногда приезжал с участка на мотоцикле
своего  кунака, известного  в  городе  автоинспектора.  Обычно  он  сидел  в
коляске,  по пояс  погруженный в груши и хурму, как маленький кучерявый  бог
плодородия.
     Подъехав к  дому,  он кричал  кому-нибудь  из  своих,  и  ему  выносили
корзину, после чего он часть плодов вытаскивал из коляски, а часть оставлял.
     Автоинспектор в таких случаях  сидел прямо  за рулем, не оборачиваясь и
даже  стараясь   не   шевелиться.   Чувствовалось,   что   автоинспектор  не
оборачивается и даже не шевелится, чтобы показать хозяину,  что он  никакого
давления  на  него  не  оказывает, мол, как хочешь, так  и дели.  А с другой
стороны,  он не оборачивается, чтобы для окружающих получилось,  что он и не
знает, чего это там Богатый Портной возится в коляске, чтобы потом на всякий
случай можно было сказать:
     -- Ты смотри, оказывается, он там груши оставил!
     Я знал, что  Богатый Портной его  нарочно возил  на свой участок, чтобы
показать тамошним жителям свою близость к органам наведения порядка.
     Автоинспектор появлялся в доме  Богатого  Портного,  как правило, после
большого  дворового скандала,  в  котором  принимала участие семья  Богатого
Портного. И хотя сам  автоинспектор  в эти  скандалы  никогда не  вмешивался
(чего не было, того не было), все понимали, что это демонстрация силы.
     Еще до того,  как  Богатый Портной  стал ходить на участок с охотничьим
ружьем и  Белкой, он долго искал человека,  чтобы  нанять его сторожить свой
сад.  Кстати,  все эти его ночные бдения  с выдуманными или  преувеличенными
набегами  и стрельбой закончились тем, что его самого прострелил ишиас, явно
невыдуманный, хотя, может, и преувеличенный. Во всяком случае, в описываемое
лето, как и  во  все последующие годы, он ходил мужественно прихрамывая, так
что со стороны для  тех, кто ничего не знал про ишиас, могло показаться, что
он бывший участник гражданской войны.
     Тогда  на участке его  стояла  времянка, сколоченная  на скорую руку, а
поздней  осенью ночи у нас бывают довольно промозглыми. Так что на следующий
год,  когда  стали дозревать фрукты, он купил у  одного  загулявшего туриста
спальный мешок  и уже не выходил  в  осеннюю сырость во  время дежурства  на
участке, а только время  от времени просыпаясь в спальном мешке, высовывался
из него, палил куда попало и снова засыпал.
     Ребята с  нашей улицы,  те, что были постарше  лет на  пять, на  шесть,
договорились было унести его ночью в этом мешке и забросить на  какой-нибудь
участок, где собака позлее.  Но потом все  же не осмелились осуществить свой
замысел, потому что было вполне вероятно, что он по дороге проснется и уж по
крайней мере два выстрела из своей двустволки сделает и в закрытом мешке.
     Все знали  горячий нрав  Богатого  Портного. Однажды  разозлившись,  он
сбросил горшок с геранью на одного пацана, который надерзил  ему. уверенный,
что покамест тот слезет  со своего балкона, он успеет убежать куда-нибудь. К
счастью, горшок с геранью пролетел мимо, но пацан этот здорово испугался.
     Этими горшками  всех  калибров, от  маленьких, величиной с  кружку,  до
больших,  величиной  с бочонок, в  которых  росли  столетники, цвела герань,
пламенели канны, был уставлен весь балкон.
     Балкон как  бы представлял из себя цветущий  макет его будущей усадьбы.
Здесь он обычно отдыхал, а чаще гладил, громко прыская водой по материалу.
     Бывало, наберет  в  рот  воды,  а  потом почему-то передумает  поливать
сукно, а то и не передумает поливать, а что-то срочно надо  ответить кому-то
на улице, так он, чтобы не пропадала вода,  фыркнет ее на цветок и потом уже
говорит. А то, бывало, и поливать  сукно  не передумал и вроде некому срочно
отвечать,  но так случайно упадет взгляд  на цветок, и вдруг Богатый Портной
весь подобрался,  насторожился, словно  село на растение какое-то зловредное
насекомое или он почувствовал, что, оказывается, оно умирает от жажды, и вот
он быстро наклоняется и фырк! А потом еще и  еще, и уже  успокоившись, снова
берется за утюг.
     Надо  сказать, что  по  мере  расцветания  участка цветник  на  балконе
приходил  постепенно  в  упадок.   Возможно  даже,  что  горшок  с  геранью,
выброшенный  на  того  пацана,  был  первым  еще  неосознанным признаком его
охлаждения к цветнику. Можно даже  сказать, что в состоянии  этой горячности
проявилось  начало  его  подсознательного  охлаждения, хотя  тогда  еще  его
участок был  далек  от  расцвета.  После этого  он  еще  дважды  или  трижды
выбрасывал горшки  с  цветами  на  своих противников,  но тогда  уже  упадок
цветника  на  балконе был более или менее очевиден. Так  воплощение  всякого
замысла приводит к грустному запустению мечты.
     Я замечал, что и теперь  он по привычке прыскает иногда на  цветник, но
где та сосредоточенность, настороженность,  вкрадчивость любовной игры? Нет,
теперь, заметив  что-нибудь  неладное в  состоянии  цветника,  он  небрежно,
мимоходом брызнет изо рта, словно бросит кость опостылевшей собаке.

     Семья  Богатого  Портного состояла  из  жены,  тещи, время  от  времени
навсегда   уходившей  из   дому  к   родственникам,   но   потом   неизменно
возвращавшейся, и двоих детей -- Оника и Розы.
     Оник был  мальчик  наших лет,  его  Богатый Портной  особенно  любил  и
баловал. Бывало, поглаживает на балконе брюки или пиджак заказчика, прыскает
изо  рта  и,  поглядывая  на улицу,  где Оник катается  на своем велосипеде,
напевает песенку собственного сочинения:

        Мой Оник симпатичка... (Брызг!)
        Мой Оник моя птичка... (Брызг! Брызг! Брызг!)
        Мой Оник, тру-ля-ля...

     Так он с  небольшими  перерывами  мог  напевать  часами,  пока  Оник не
выходил из себя.
     --  Ну, хватит,  папа, хватит!  -- кричал Оник,  чувствуя,  что  ребята
посмеиваются над ним за эти нежности.***
     -- А  что,  разве  не симпатичка? --  спрашивал  он и, чмокнув  губами,
посылал воздушный жирный поцелуй. Оник нажимал на педали.
     Однажды Богатый  Портной  пришел  в  нашу  школу, открыл класс во время
урока,  просунул туда голову,  нашел глазами своего любимчика  и, протягивая
ему кулек, сказал:
     -- Оник, горячие пончики...
     Класс,  конечно,  повалился  от  хохота.  Даже  учительница  не  смогла
удержаться  от смеха.  Несколько  лет  после этого Оника  в  школе  называли
Горячий Пончик или просто Пончик.
     Роза -- девушка лет шестнадцати, вся в маму, хотя отчасти и в папу. Сам
Богатый  Портной  был довольно  пухленький, но  не  толстый,  я  думаю,  его
подвижность и нервность не давали ему располнеть.
     -- Моя Роза -- алтынчик (золотце)! -- говаривал он с гордостью.
     Роза  была, как и  все  очень полные  девушки, застенчивой,  потому что
чувствовала  некоторую вину за свою  полноту. Позже такие  девушки, если  им
удается выйти замуж за человека, который как раз  эту полноту больше всего в
них ценит, еще больше  полнеют, одновременно вымещая на  муже за все излишки
застенчивости своей юности.
     Конечно, так бывает не всегда. Если муж успевает вовремя  спохватиться,
то он, поддерживая в своей толстушке юношеское чувство вины, может сохранить
в ее  характере  эту приятную застенчивость  и даже  развить  ее  до чувства
постоянной благодарности,
     Впрочем,  до всего этого тогда было далеко,  и Роза целыми днями играла
на  фортепьяно.  Стрекотанье  швейной  машинки почти  полностью  заглушалось
водопадами звуков, льющихся из этой музыкальной прорвы.
     -- Играй,  алтынчик,  играй!-- слышался ласковый  голос отца,  если она
вдруг замолкала.  И  Роза  снова играла. Поговаривали,  что  он  ее  нарочно
заставляет играть,  чтобы  заглушить свою  швейную машинку.  Нашего двора  и
улицы он, конечно, не боялся,  но, видимо, все  же считал приличней, если из
квартиры целыми днями доносятся до улицы  звуки фортепьяно, а не стрекотанье
швейной машинки.

        ___

     Однажды,  воспользовавшись  фальшивой  рекомендацией,  в  дом  Богатого
Портного проник фининспектор. Он заказал себе костюм, дал Богатому  Портному
снять с себя мерку, после чего уселся за стол и стал писать акт.
     Богатый Портной  стал  ему доказывать,  что  все  это шутка, что он его
узнал, как только тот появился на углу  нашей улицы. Но  фининспектор ему не
поверил, и тогда Богатый Портной отказался подписать акт.
     --  Не имеет значения, -- сказал фининспектор и, положив  акт в карман,
стал уходить.
     --  Хорошо,  пока не  показывай, -- сказал Богатый  Портной и,  следя с
балкона  за  уходящим фининспектором, добавил:  --  Вот  человек,  шуток  не
понимает.
     Минут через десять он сам ушел из дому и в тот же день приехал домой на
мотоцикле автоинспектора.  Потом был долгий обед, и Богатый Портной провожал
своего кунака до мотоцикла. Жена, Роза и Оник стояли на балконе.
     -- Помни, -- сказал Богатый Портной, усадив его на мотоцикл и показывая
рукой на балкон, -- моя семья смотрит на тебя!
     Автоинспектор уже включил мотор и вместе с  мотоциклом как бы дрожал от
нетерпенья.
     -- Помни! -- повторил Богатый Портной еще более важно  и поднял палец к
небу. -- Наверху -- Бог, внизу -- ты.
     -- Знаю, -- снова сказал автоинспектор и поехал.
     Богатый Портной еще  немного  постоял, глядя ему  вслед.  Жена  и  Роза
махали  рукой. Богатый Портной вошел в дом,  жена и  Роза перестали махать и
тихо покинули балкон.
     Три дня после этого Богатый Портной не показывался на балконе, а  Онику
не давали кататься на велосипеде. Роза играла какую-то грустную музыку, или,
может быть, нам казалось,  что музыка  грустная,  потому что деятельный  дом
Богатого Портного притих.
     На третий день вечером Богатый Портной распахнул двери балкона и сказал
на всю улицу:
     -- Рука руку моет, а свинья остается свиньей.
     На следующий  день уже  весело  стрекотала  машинка, а Оник выволок  на
улицу велосипед.
     Оказывается,  автоинспектор узнал, что жена фининспектора,  так  удачно
накрывшего  Богатого Портного, работает в  ларьке.  Это  и решило  дело.  Он
уговорил  своего друга, инспектора горсовета,  поймать  ее  с поличным.  Тот
согласился.
     В наших ларьках  в те времена, как, впрочем, и в последующие, продавали
водку  в  разлив.  Это было  выгодно  и  тем, кто  ее покупал, и тем, кто ее
продавал,  и  тем, кто проверял продающих, хотя, конечно, и не полагалось по
закону.
     И вот инспектор горсовета подошел к  ларьку с  одним человеком. Вернее,
сам он стал  сбоку  у ларька, так, чтобы его  не видно  было, а того, своего
дружка, подпустил к стойке.
     Надо сказать, что продавщица была предупреждена, что из горсовета может
кое-кто  нагрянуть в этот день.  У них там  тоже свои люди есть. Поэтому она
была очень осмотрительна в  этот день и, прежде чем наливать водку в стакан,
основательно высовывалась из ларька и смотрела направо и налево. После этого
она наливала водку в стакан,  закрашивала ее сиропом и подавала клиенту. Так
что со стороны получалось, что человек пьет воду с сиропом.
     И вот, значит, этот человек подходит и просит сто пятьдесят граммов.
     Продавщица что-то заподозрила и сказала, ч