думать, что это было бы неосторожно, и вы
же знаете, я допускаю ваше ухаживание не больше, чем это дозволено модой.
     Джозеф Сэрфес. О, разумеется...  вполне  платоническое  обожание...  на
которое имеет право всякая замужняя женщина.
     Леди Тизл. Конечно, ни в чем не следует отступать от моды.  Но  во  мне
сидит  еще  столько  провинциальных  предрассудков,  что,  как  бы  меня  ни
раздражало брюзжание сэра Питера, я никогда не решусь на...
     Джозеф Сэрфес. Единственную месть, которая в вашей власти. Ну что же, я
хвалю вашу сдержанность.
     Леди Тизл. Лукавый змий, вот вы кто! Однако нас могут хватиться. Идемте
к остальным.
     Джозеф Сэрфес. Но лучше нам войти не вместе.
     Леди Тизл.  Хорошо,  только  не  задерживайтесь.  Все  равно  Мария  не
вернется дослушивать ваши разуверения, можете быть покойны. (Уходит.)
     Джозеф  Сэрфес.  Однако  я  с  моей  политикой  попал  в   прекурьезное
положение! Сватаясь к Марии, мне было важно заручиться поддержкой леди Тизл;
я старался войти к ней в доверие и понемногу, сам не знаю как,  оказался  не
на шутку  ее  поклонником.  Я  начинаю  искренне  жалеть,  что  так  усердно
добивался безупречной репутации; я  так  дьявольски  с  ней  запутался,  что
боюсь, как бы мне в конце концов не сплоховать. (Уходит.)


КАРТИНА ТРЕТЬЯ

                            У сэра Питера Тизл.

                     Входят Раули и сэр Оливер Сэрфес.

     Сэр Оливер Сэрфес. Ха-ха-ха! Так мой старый друг женился, говорите  вы?
На молодой особе из  провинции?  Ха-ха-ха!  Так  долго  продержаться  старым
холостяком и все-таки напоследок скатиться в мужья!
     Раули. Но только вы насчет этого над ним не труните, сэр Оливер. Это  у
него чувствительное место, смею вас уверить, хоть он и женат-то всего только
седьмой месяц.
     Сэр Оливер Сэрфес. Значит, вот уже полгода, как он на покаянии!  Бедный
Питер!.. Но вы говорите, он окончательно порвал с Чарльзом, никогда с ним не
видится, так, что ли?
     Раули. Просто удивительно, до чего он против него настроен, и я уверен,
что здесь много значит и ревность из-за леди Тизл,  а  ревность  эту  в  нем
всячески разжигает компания соседей-сплетников,  которая  немало  поработала
над тем, чтобы Чарльза очернить. А на самом деле, по-моему, если его супруга
к кому и неравнодушна, так не к Чарльзу, а к его брату.
     Сэр Оливер Сэрфес. Да, я знаю, есть такие зловредные болтуны, тихонькие
кумушки обоего пола, которые, чтобы убить время, умерщвляют чужие репутации;
им ничего не стоит отнять у молодого мальчика его доброе имя,  пока  он  сам
еще не научился им дорожить. Но, если они думают  восстановить  меня  против
моего племянника, это им не удастся, будьте покойны.  Нет-нет,  если  Чарльз
неповинен ни в чем бесчестном или низком, я приду ему на помощь.
     Раули. И он исправится, клянусь вам. Ах, сэр, я прямо оживаю, видя, что
ваше сердце не замкнулось для него  и  что  у  сына  моего  доброго  старого
хозяина есть еще друг на свете.
     Сэр Оливер Сэрфес. Мне ли забыть, любезный Раули, каков я был сам в его
годы? Видит бог, ни я, ни мой брат не очень-то благоразумные были  юноши,  а
ведь редко, я думаю, встречали вы таких  хороших  людей,  как  покойный  ваш
хозяин.
     Раули. Вот потому-то, сэр, я и уверен, что Чарльз еще поддержит  добрую
славу своей семьи. Но вот и сэр Питер идет.
     Сэр Оливер Сэрфес. Ив самом деле. Боже милостивый, как он изменился!  И
вид у него не на шутку женатый! Уже отсюда на лице у  него  можно  прочесть:
"супруг".

                           Входит сэр Питер Тизл.

     Сэр Питер Тизл. А! Сэр Оливер, старый друг! Добро пожаловать в  Англию,
добро пожаловать!
     Сэр Оливер Сэрфес. Благодарю вас, благодарю, сэр Питер! Честное  слово,
я рад вас видеть в добром здоровье, ей-же-ей.
     Сэр Питер Тизл. Да, давненько мы не виделись,  сэр  Оливер,  пятнадцать
лет, если не ошибаюсь, и чего только не было за эти годы!
     Сэр Оливер Сэрфес. Что ж, и на мою долю перепало. Но что я  слышу?  Вы,
говорят, женились? Что делать, теперь уж не поможешь,  а  потому  желаю  вам
счастья от всей души.
     Сэр Питер Тизл. Благодарю вас, сэр Оливер, благодарю вас. Да, случилось
такое... счастливое событие. Но сейчас не будем говорить об этом.
     Сэр Оливер Сэрфес.  Правильно,  правильно,  сэр  Питер.  Нельзя,  чтобы
старые друзья, встретясь после разлуки, начинали с жалоб, нет-нет.
     Раули. Осторожнее, сэр, умоляю вас.
     Сэр Оливер  Сэрфес.  Так,  стало  быть,  один  из  моих  племянников  -
беспутный малый?
     Сэр Питер Тизл. Беспутный? Ах, мой  старый  друг,  мне  горько  думать,
какое вас ждет разочарование. Это погибший юноша, совсем погибший.  Но  зато
вас порадует его брат. Джозеф - тот действительно примерный молодой человек.
Его хвалят все без исключения.
     Сэр Оливер Сэрфес. Мне грустно это  слышать:  слишком  у  него  хорошая
репутация для честного человека. Все его хвалят? Это значит, что  жуликам  и
дуракам  он  кланяется  так  же  низко,  как  честному  достоинству  ума   и
добродетели.
     Сэр Питер Тизл. Как, сэр Оливер? Вы осуждаете его  за  то,  что  он  не
нажил врагов?
     Сэр Оливер Сэрфес. Да, осуждаю, если он достоин их иметь.
     Сэр Питер  Тизл.  Погодите,  вы  сами  убедитесь,  когда  его  узнаете.
Поучительно слушать, как он говорит, - он высказывает благороднейшие мысли.
     Сэр Оливер Сэрфес. Черта мне, что он высказывает! Если он вздумает меня
приветствовать с недожеванной моралью за щекой,  меня  тут  же  стошнит.  Но
только, сэр Питер, не поймите меня неверно.  Я  вовсе  не  намерен  защищать
ошибки Чарльза. Но, прежде чем составить себе мнение о том  и  о  другом,  я
хочу испытать их сердца. Мой друг Раули и я кое-что задумали для этого.
     Раули. И на этот раз сэр Питер признает, что был неправ.
     Сэр Питер Тизл. О, за Джозефа я ручаюсь головой.
     Сэр Оливер Сэрфес. А теперь поставьте  нам  бутылку  доброго  вина,  мы
выпьем за обоих молодых людей и изложим вам наш замысел.
     Сэр Питер Тизл. Идет!
     Сэр Оливер Сэрфес. И не будьте, сэр Питер, так  суровы  к  сыну  вашего
старого друга. Даю вам честное слово,  меня  не  огорчает,  что  он  чуточку
выскочил из колеи. Я терпеть не могу, когда  благоразумие  начинает  глушить
зеленые побеги юности; оно - как плющ  на  молодых  ветвях  и  мешает  росту
дерева.

                          Уходят в разные стороны


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

                            У сэра Питера Тизл.
             Входят сэр Питер Тизл, сэр Оливер Сэрфес и Раули.

     Сэр Питер Тизл. Ну хорошо, сперва поговорим с этим  малым,  а  за  вино
примемся потом. Так что же вы, собственно, затеваете, любезный Раули?  Я  не
понимаю, в чем тут соль.
     Раули. Видите ли,  сэр,  этот  мистер  Стенли,  о  котором  я  говорил,
приходится им  близким  родственником  по  матери.  Он  был  коммерсантом  в
Дэблине, но разорился в силу ряда несчастных обстоятельств. Он  обратился  с
письмами к мистеру Сэрфесу и к Чарльзу. От первого  он  ничего  не  получил,
кроме уклончивых обещаний помочь ему в будущем, тогда как Чарльз, хоть и сам
разоренный, сделал для него все, что было в его силах.  И  сейчас  он  опять
старается занять где-нибудь денег, часть которых, я знаю, он при всей  своей
нужде назначает для бедного Стенли.
     Сэр Оливер Сэрфес. О, это сын моего брата!
     Сэр Питер Тизл. Хорошо, но как же думает сэр Оливер...
     Раули. Видите ли, сэр, я хочу известить Чарльза и его брата, что Стенли
получил разрешение обратиться к своим друзьям лично, и так как  ни  тот,  ни
другой в лицо его никогда не видели, то пусть  сэр  Оливер  выдаст  себя  за
него, и у нас будет великолепный случай судить хотя бы о степени их доброты.
И поверьте мне, сэр, в младшем брате вы найдете человека, который даже среди
безумств и мотовства сохранил, как говорит наш бессмертный поэт, "слезу  для
жалости и руку, открытую, как день, для состраданья".
     Сэр Питер Тизл. Что толку в открытой руке или даже  кошельке,  когда  в
них ничего не осталось? Ну что ж, произведите опыт, если вам угодно. Но  где
же этот человек, которого вы хотели показать сэру Оливеру в связи  с  делами
Чарльза?
     Раули. Внизу, и ждет его распоряжений. Он лучше всякого  другого  может
его осведомить. Это, сэр Оливер, почтенный еврей, который, надо  отдать  ему
справедливость,  сделал  все,  что  было  в   его   силах,   чтобы   умерить
расточительность вашего племянника.
     Сэр Питер Тизл. Так будьте добры его позвать.
     Раули (слуге). Попросите мистера Мозеса сюда.
     Сэр Питер Тизл. Но почему вы думаете, что он будет говорить вам правду?
     Раули. О, я убедил  его,  что  если  он  может  еще  надеяться  вернуть
кое-какие суммы, данные в долг Чарльзу, то только от  щедрот  сэра  Оливера,
который, как ему известно, приехал. Так что вы вполне можете  положиться  ла
его заботу  о  собственной  выгоде.  Есть  у  меня  в  руках  еще  и  другое
доказательство, некто Снейк, которого я накрыл на занятии, весьма близком  к
подлогу, и в скором времени я вам его представлю, чтобы  устранить  коекакие
ваши предубеждения.
     Сэр Питер Тизл. Об этом я слышал достаточно.
     Раули. А вот и честный израильтянин.

                               Входит Мозес.

Это - сэр Оливер.
     Сэр Оливер Сэрфес. Сэр, насколько я понимаю, вы последнее  время  часто
имели дело с моим племянником Чарльзом.
     Мозес. Да, сэр Оливер, и я сделал для него все, что мог, но он был  уже
разорен, когда обратился ко мне за содействием.
     Сэр Оливер Сэрфес. Это действительно досадно. Таким образом, у  вас  не
было возможности показать ваши таланты.
     Мозес. Никакой возможности. Я имел удовольствие узнать о его несчастии,
когда он уже упал на несколько тысяч ниже нуля.
     Сэр Оливер Сэрфес. Очень печально! Но, я полагаю, вы сделали  для  него
все, что было в ваших силах, честный Мозес?
     Мозес. Да, и он это знает. Как раз сегодня вечером я должен привести  к
нему одного джентльмена из Сити, который с ним незнаком и хочет, повидимому,
ссудить его известной суммой.
     Сэр Питер Тизл. Как? Человек, у которого Чарльз еще ни разу не занимал?
     Мозес. Да, мистер Примиэм с улицы  Кречт-фрайарс,  бывший  маклер.  Сэр
Питер Тизл. Знаете,  сэр  Оливер,  какая  мне  приходит  мысль?  Чарльз,  вы
говорите, незнаком с мистером Примиэмом?
     Мозес. Незнаком.
     Сэр Питер Тизл. Так вот, сэр  Оливер,  вам  представляется  еще  лучшая
возможность достигнуть своего, чем при помоши старой чувствительной сказки о
бедном родственнике. Отправляйтесь с моим другом Мозесом и выдайте  себя  за
Примиэма, и тогда, я вам ручаюсь, вы увидите вашего племянника во  всей  его
славе.
     Сэр Оливер Сэрфес. Ей-богу, эта мысль мне больше нравится, чем прежняя.
А потом я могу посетить Джозефа под видом старого Стенли.
     Сэр Питер Тизл. Очень хорошо.
     Раули. Правда, это поставит Чарльза в менее выгодные условия.  Но,  как
бы то ни было, Мозес, вы поняли сэра Питера и плутовать не станете?
     Мозес. Можете на меня положиться. Но скоро уже время,  когда  я  обещал
там быть.
     Сэр Оливер Сэрфес. Я могу отправиться хоть сейчас, Мозес. Но  постойте!
Вот что я упустил: каким же это я образом сойду за еврея?
     Мозес. Этого и не требуется. Кредитор - христианин.
     Сэр Оливер Сэрфес. Вот как? Очень грустно слышать это. И еще  одно:  не
слишком ли я хорошо одет, чтобы изображать ростовщика?
     Сэр  Питер  Тизл.  Нисколько.  Вы  даже  вполне  могли  бы  приехать  в
собственной карете. Верно, Мозес?
     Мозес. Вполне могли бы.
     Сэр Оливер Сэрфес. Хорошо, а как  я  должен  говорить?  Ведь  есть  же,
наверно, какой-то  ростовщический  жаргон,  какая-то  манера  вести  беседу,
которые надо знать.
     Сэр Питер Тизл. О, здесь особых знаний не требуется. Главное, насколько
я понимаю, - это чтобы ваши условия были  достаточно  чудовищны.  Так  ведь,
Мозес?
     Мозес. Да, это главное, конечно.
     Сэр Оливер Сэрфес. За этим дело не станет. Я с него потребую восемь,  а
то и десять процентов, не меньше.
     Мозес. Потребовать такой маленький процент  -  это  значит  сразу  себя
выдать.
     Сэр Оливер Сэрфес. Вот как? Сколько же тогда, черт побери?
     Мозес. Это зависит от обстоятельств. Если вы увидите, что он не слишком
нуждается в ссуде, вам следует спросить процентов сорок-пятьдесят.  Но  если
окажется, что положение его действительно бедственное и деньги нужны ему  до
зарезу, вы можете потребовать сто на сто.
     Сэр Питер Тизл. Хорошему ремеслу вы учитесь, сэр Оливер!
     Сэр Оливер Сэрфес. Да, действительно, и небесполезному.
     Мозес. При этом заметьте, у вас лично денег этих  нет  и  вам  придется
занять их для него у старого приятеля.
     Сэр Оливер Сэрфес. Ага, я занимаю их у приятеля?
     Мозес. Причем ваш приятель - бессовестный пес,  но  с  ним,  ничего  не
поделаешь.
     Сэр Оливер Сэрфес. Мой приятель - бессовестный пес?
     Мозес. Да, причем денег у него  тоже  нет,  и  он  вынужден  с  большим
убытком продать бумаги.
     Сэр Оливер Сэрфес. Он вынужден с большим убытком  продать  бумаги?  Это
очень мило с его стороны.
     Сэр Питер Тизл. Честное слово, сэр Оливер... мистер  Примиэм,  я  хотел
сказать... вы скоро станете виртуозом в этой области. Но скажите, Мозес,  не
следует ли ему слегка обрушиться на закон о процентах? Это  было  бы  ему  к
лицу, мне кажется.
     Мозес. Очень даже.
     Раули. И посетовать, что теперь молодому человеку, пока он не вступил в
разумный возраст, не позволяют разоряться?
     Мозес. Да, это очень жаль.
     Сэр Питер Тизл. И осудить общество  за  то,  что  оно  одобряет  закон,
единственная цель которого - это вырвать несчастных и неосторожных из хищных
лап  ростовщичества  и  дать  несовершеннолетним   возможность   наследовать
оставленное им имущество без того, чтобы ввод во владение их разорял.
     Сэр Оливер Сэрфес. Вот-вот. Мозес даст  мне  дальнейшие  инструкции  по
пути.
     Сэр Питер Тизл. Времени  у  вас  не  так  много:  ваш  племянник  живет
неподалеку.
     Сэр Оливер Сэрфес. Не беспокойтесь, у меня такой  талантливый  учитель,
что, хотя бы Чарльз жил на соседней улице, будет всецело моя вина, если я не
стану отпетым жуликом, прежде чем заверну за угол.

                     Сэр Оливер Сэрфес и Мозес уходят.

     Сэр Питер Тизл. Ну вот! Теперь, я думаю, сэр Оливер убедится  сам:  вы,
Раули, пристрастны и, чего  доброго,  открыли  Чарльзу  первоначальную  вашу
затею.
     Раули. Нет, даю вам слово, сэр Питер,
     Сэр Питер Тизл. Хорошо, приведите мне этого Снейка. Послушаю,  какие  у
него новости. А вот и Мария. Мне нужно с ней поговорить.

                               Раули уходит.

Я  был  бы рад удостовериться, что мои подозрения насчет леди Тизл и Чарльза
необоснованны.  Я еще ни разу не говорил об этом с моим другом Джозефом, и я
решил это сделать. Свое мнение он мне выскажет откровенно.

                               Входит Мария.

Ну как, дитя мое? Мистер Сэрфес проводил вас?
     Мария. Нет, сэр, ему пришлось остаться.
     Сэр Питер Тизл. Скажите, Мария, разве вам не становится все яснее,  чем
больше  вы  общаетесь  с  этим  любезным  молодым  человеком,  какого   рода
взаимности заслуживает его привязанность к вам?
     Мария. Право же, сэр Питер,  ваши  постоянные  разговоры  на  эту  тему
расстраивают меня до последней степени. Вы принуждаете меня заявить вам, что
нет человека, хоть сколько-нибудь ко мне расположенного, которого  бы  я  не
предпочла мистеру Сэрфесу.
     Сэр Питер Тизл. Это просто какая-то испорченность! Нет-нет,  Мария,  вы
предпочли бы одного только  Чарльза.  Ясно,  что  его  пороки  и  беспутство
покорили ваше сердце.
     Мария. Нехорошо так говорить, сэр Вы же знаете, что я послушалась вас и
с ним не вижусь и не переписываюсь, и я достаточно наслышалась о нем,  чтобы
убедиться, что он  недостоин  моего  чувства.  Но,  если  мой  разум  сурово
осуждает его пороки, мое сердце все же подсказывает мне  сострадание  к  его
несчастиям, и винить себя за это я не могу.
     Сэр Питер Тизл. Отлично, сострадайте ему сколько угодно,  но  сердце  и
руку отдайте более достойному, чем он.
     Мария. Но только не его брату!
     Сэр Питер Тизл.  Испорченная,  упрямая,  вот  кто  вы!  Но  берегитесь,
сударыня: вы  еще  не  знаете,  что  значит  власть  опекуна.  Смотрите,  не
заставьте меня познакомить вас с ней!
     Мария. Я могу только сказать,  что  это  будет  несправедливо.  Правда,
волею моего отца я еще некоторое время обязана смотреть на вас, как  на  его
заместителя, но я перестану вас им считать, если вы захотите принудить  меня
быть несчастной. (Уходит.)
     Сэр Питер Тизл. Был ли на свете человек, которому бы так перечили,  как
мне! Все сговорились меня мучить! Я еще и двух недель не был женат,  как  ее
отец,  здоровый  и  крепкий  человек,  умер,  и  я  думаю,   нарочно,   ради
удовольствия свалить на меня заботу о его дочери. Но вот идет и моя супруга!
Она как будто в превосходнейшем расположении духа. Как бы  я  был  счастлив,
если бы я мог вдолбить ей хоть чуточку любви ко мне!

                             Входит леди Тизл.

     Леди Тизл. Послушайте, сэр Питер, я надеюсь,  вы  тут  не  ссорились  с
Марией? Было бы  очень  невнимательно  с  вашей  стороны  впадать  в  дурное
настроение, когда меня при этом нет.
     Сэр Питер Тизл. Ах, леди Тизл, от вас одной  зависит,  чтобы  я  был  в
хорошем настроении в любое время.
     Леди Тизл. Я была бы рада, чтобы это зависело от меня, потому  что  как
раз в эту минуту мне хочется видеть вас милым и очаровательным.  Так  будьте
же сейчас в хорошем настроении и дайте мне двести фунтов. Хорошо?
     Сэр Питер Тизл. Двести фунтов? А нельзя мне быть в  хорошем  настроении
бесплатно? Но люлько говорите со мною всегда вот так, и,  честное  слово,  я
вам ни в чем не откажу. Вы их получите. Но приложите печать к расписке.
     Леди Тизл. Нет-нет, достаточно будет приложить руку -  вот.  (Дает  ему
поцеловать руку.)
     Сэр Питер Тизл. И скоро вы перестанете меня попрекать, что я не даю вам
независимого положения. Я вам готовлю один сюрприз. Но мы всегда будем  жить
вот так вот, правда?
     Леди Тизл. Если вам угодно. Мне  все  равно,  когда  перестать  с  вами
ссориться, лишь бы вы сознались первый, что вы устали.
     Сэр Питер Тизл. И давайте отныне если уж  спорить  друг  с  другом,  то
спорить во взаимной любезности.
     Леди Тизл. Уверяю вас, сэр Питер, вам очень к лицу хорошее  настроение.
Сейчас вы совсем такой, как были до нашей свадьбы, когда вы гуляли  со  мной
под вязами и рассказывали, какой вы были в молодости повеса,  и  похлопывали
меня по подбородку, да-да, и спрашивали, была  ли  бы  я  способна  полюбить
старика, который мне ни в чем не стал бы отказывать... Ведь так это было?
     Сэр Питер Тизл. Да-да, и вы были такая милая и внимательная...
     Леди Тизл. Да, и всегда заступалась за вас, когда мои знакомые говорили
о вас дурно и подымали вас на смех.
     Сэр Питер Тизл. Вот как?
     Леди Тизл. Да,  и,  когда  моя  кузина  Софи  называла  вас  сварливым,
черствым старым холостяком и смеялась, что я собираюсь  выйти  за  человека,
который годится мне в отцы, я всегда защищала вас и говорила, что, по-моему,
вы вовсе не такой уж противный, и уверяла, что из вас получится  отличнейший
муж.
     Сэр Питер Тизл. И вы были правы в своем пророчестве, и мы теперь  будем
счастливейшими супругами...
     Леди Тизл. И никогда больше не будем ссориться?
     Сэр Питер Тизл. Никогда! Хотя при этом,  дорогая  моя  леди  Тизл,  вам
следует очень серьезно следить за собой, потому что во всех наших  маленьких
стычках, дорогая моя, если  вы  помните,  любовь  моя,  вы  всегда  начинали
первая.
     Леди Тизл. Вы меня извините, дорогой мой сэр Питер, это вы всегда  были
зачинщиком.
     Сэр Питер Тизл. Смотрите, ангел мой, будь