о  том,  что
именно произошло. Но, если бы ваше несчастье не было вызвано  такой  роковой
причиной, я бы нашла огромное утешение в том, что мне наконец представляется
случай навсегда уничтожить  в  вашем  сердце  малейшее  сомнение  в  горячей
искренности моей любви. У моего сердца не было другого властелина. Я  вверяю
себя вашей чести. Бежим! Как только мы очутимся вне опасности,  мы  исполним
волю моего отца, и я получу законное право разделять ваши несчастья и  нежно
утешать вас. Тогда, на груди вашей жены, вы усыпите угрызения вашей совести,
а добродетельная любовь  ангельской  рукой  разгладит  морщины  укоризненных
мыслей и вырвет последние шипы у раскаяния.
     Фокленд. О Джулия, у меня не хватает слов благодарности... Но время  не
ждет, оно требует от вас  быстрого  решения.  Может  быть,  вам  нужно  хоть
несколько часов, чтобы взвесить все то, что вы теряете, ибо что  может  дать
вам ваш бедный Фокленд, кроме своей любви?
     Джулия.  Мне  не  нужно  ни  минуты!  Нет,  Фокленд,  я  полюбила   вас
бескорыстно. И если я теперь  более  чем  когда-либо  оценила  торжественный
обет, которым мы связаны, то это потому, что он  позволяет  мне  не  бояться
дурной славы и скрепляет печатью долга решение любви. Но не будем медлить...
Может быть, каждая минута...
     Фокленд. Нет, мне лучше не показываться до  наступления  темноты...  Но
мне страшно подумать, каким бесчисленным  превратностям  я  подвергаю  такое
нежное существо...
     Джулия.  Возможно,  что  вы  лишитесь  всего  состояния   из-за   этого
злосчастного поступка. Не знаю, так ли это! Но это одно никогда не  составит
нашего несчастья. Нам хватит того немногого, что есть у меня; изгнанникам не
полагается жить роскошно.
     Фокленд. Да... Но в таких ужасных условиях жизни оскорбленная  гордость
может усилить раздражительность моего характера, и я сделаюсь таким угрюмым,
таким суровым, что у вас истощится терпение. Может быть, воспоминание о моем
поступке будет так терзать  мою  совесть,  что  доведет  меня  до  мрачного,
мизантропического состояния,  и  в  конце  концов  я  возненавижу  нежность,
желающую утешить меня, вырвусь из ваших объятий и  поссорюсь  даже  с  вашей
любовью.
     Джулия. В таком тяжелом состоянии духа  вы  будете  вдвое  нуждаться  в
нежном и любящем друге, который  бы  заботился  о  вас,  утешал...  который,
перенося спокойно и кротко ваши недостатки, научил бы вас так же спокойно  и
кротко переносить удары судьбы.
     Фокленд. Дорогая, я испытал тебя  до  конца.  Вместе  с  этой  ненужной
хитростью я отбрасываю прочь все мои  сомнения!  Как  мне  вымолить  у  тебя
прощения за эту последнюю недостойную выходку моей беспокойной, недоверчивой
души?
     Джулия. Как! Значит, никакого несчастия с вами не произошло?
     Фокленд. Мне стыдно сознаться, что я  все  это  придумал,  но  сжалься,
Джулия, и не казни меня  презрением  за  вину,  которая  никогда  больше  не
повторится. Прости меня в последний раз и позволь мне завтра же сделать тебя
перед богом и людьми моим добрым гением  и  наставницей  навсегда.  Дай  мне
искупить все мое прошлое безумие годами нежнейшего обожания!
     Джулия. Погодите, Фокленд! Одному небу известно, как я  счастлива,  что
вы не совершили преступления, которое я боялась назвать. Я плачу! Это  слезы
благодарности... Но то, что ваши жестокие сомнения  довели  вас  до  обмана,
растерзавшего мое сердце, доставило мне такую муку, которую я и выразить  не
могу.
     Фокленд. Ради бога, Джулия...
     Джулия. Нет, выслушайте меня до конца. Мой отец любил вас, Фокленд.  Вы
спасли мне жизнь. И в его присутствии я отдала свою руку -  радостно  отдала
тому, кому раньше отдала сердце. Когда вскоре после этого я  потеряла  отца,
мне думалось, что само провидение указало мне в  вас  того,  кому  я  должна
отдать всю любовь и благодарность, оставшиеся в  моем  сердце.  И  потому  я
охотно соглашалась терпеть от вас все то, что  гордость  и  чувствительность
запретили бы мне выносить от другого. Я не стану  попрекать  вас,  повторяя,
как вы играли моей искренностью...
     Фокленд. Я всецело признаю себя виновным, но выслушайте...
     Джулия.  После  целого  года  таких  испытаний  я  могла  льстить  себя
надеждой, что меня не оскорбят новой проверкой моей  искренности,  проверкой
столь же бесполезной,  сколь  жестокой.  Но  теперь  я  убедилась,  что  вам
несвойственна доверчивость и довольство в любви. С этим убеждением я никогда
не буду вашей, Фокленд! Пока я надеялась, что мое постоянное  внимание,  моя
неутомимая доброта смогут в конце концов перевоспитать вас, я была счастлива
получить возможность постоянного влияния на вас; но я  не  хочу  давать  вам
законного права злоупотреблять долготерпением той, которая все равно никогда
не могла бы бороться с вами.
     Фокленд. Но, Джулия, клянусь душой и честью,  если  когда-нибудь  после
этого...
     Джулия. Еще только одно слово: я поклялась вам в верности когда-то и не
отдам сердца другому. Я буду искренне молиться о вашем счастье. Буду  молить
у неба как самого драгоценного дара, чтобы оно избавило  вас  от  несчастных
свойств, которые одни виною того, что наш торжественный обет  нарушен.  Все,
чего я прошу от вас, это чтобы вы задумались  над  своими  недостатками.  И,
когда вы будете перечислять все радости, которых сами себя лишили, пусть  не
последним вашим сожалением будет воспоминание о той, которая за вами, нищим,
пошла бы на край света и любовь которой вы утратили. (Уходит.)
     Фокленд.  Ушла...  Навек!  Да.  В  ней  чувствовалась  такая  отчаянная
решимость, что я был словно пригвожден к месту.  О  дурак,  болван,  варвар!
Мне... мне, у  которого  пороков  больше,  чем  у  последнего  из  смертных,
милостивая судьба послала на помощь небесного  ангела,  и  я  сам,  безумец,
прогнал его от себя. Но надо спешить  на  место  дуэли!  О!  Настроение  мое
вполне подходит для предстоящей сцены. Жаль только, что я в ней  не  главное
действующее лицо, что я не  могу  сделать  так,  чтобы  моя  проклятая  ложь
обратилась на меня...  О  любовь!  Мучительница,  враг  мой!  Твое  действие
подобно чарам луны: ты делаешь людей глупцами,  а  чувствительных  обрекаешь
безумию и меняешь течение их жизни. (Уходит.)

                          Входят служанка и Лидия.

     Служанка. Мисс Джулия только что была здесь, я знаю  это;  может  быть,
они в соседней комнате.

                              Служанка уходит.

     Лидия. Ах!.. Хоть он так ужасно поступил со мной, я  не  могу  выкинуть
этого повесу из головы. Кажется, одной лекции моей  серьезной  кузины  будет
достаточно, чтобы я помирилась с ним.

                               Входит Джулия.

О  Джулия, я пришла к тебе, потому что жажду утешения! Боже мой, дорогая, да
что  с  тобой?  Ты  плакала? Пусть меня повесят, если Фокленд опять не мучил
тебя!
     Джулия. Ты ошибаешься,  я  немного  расстроена,  но  совсем  по  другой
причине. Тебе ни за что не догадаться. (В сторону.) Я даже перед сестрой  не
стала бы обвинять Фокленда.
     Лидия. Ах, какие б огорчения у тебя ни были, могу тебя уверить, что мои
превосходят их! Ты знаешь, кем оказался Беверлей?
     Джулия. Теперь я могу тебе признаться, Лидия, что мистер Фокленд  давно
уже посвятил меня в эту тайну. Если бы капитан  был  действительно  тем,  за
кого ты его считала, я не стала бы так спокойно выслушивать твои  признания,
а постаралась бы отговорить тебя от этого каприза.
     Лидия. Так, значит, все меня  обманывали?  Но  все  равно.  Я  за  него
никогда не выйду замуж!
     Джулия. Но, Лидия...
     Лидия. Да разве это не возмутительно? Я воображала, что  мне  предстоит
очаровательная драма. И вдруг оказалось, что мною торговали как на рынке.  А
я-то   представляла   себе   сентиментальное    похищение!    Восхитительное
переодевание! Прелестную  веревочную  лестницу!  А  тут  еще  луна,  коляска
четверней, шотландский священник, негодующая миссис Малапроп  и  заметки  во
всех газетах... О, я умру от разочарования!
     Джулия. Не удивлюсь этому!
     Лидия. И какой печальный контраст! Чего я теперь могу ждать? Скучнейших
приготовлений, разрешения  епископа,  благословения  тетушки,  чтобы  с  ним
отправиться к алтарю,  глупо  ухмыляясь?  Или  еще  того  хуже:  троекратное
оглашение в  деревенской  церкви,  где  толстый,  неуклюжий  пономарь  будет
спрашивать  каждого  мясника  в  приходе,  не  знает  ли  он  препятствий  к
соединению Джека Абсолюта и  девицы  Лидии  Лэнгвиш,  незамужней  особы?  О,
дожить до того, чтобы тебя называли девицей!
     Джулия. Действительно, как грустно!
     Лидия. О, как мне  горько  вспоминать  те  очаровательные  хитрости,  к
которым я прибегала, чтобы улучить полминутки  свидания  с  этим  человеком!
Сколько раз я, крадучись, убегала  из  дома  в  холодную  январскую  ночь  и
находила его в саду обледеневшим, как статуя;  он  падал  прямо  в  снег  на
колени и так трогательно чихал и кашлял... Он  дрожал  от  холода,  а  я  от
волнения, и в то время, как наши руки и ноги  немели  от  зимней  стужи,  он
горячо умолял меня разделить его пламя - и мы  пылали  взаимным  жаром!  Ах,
Джулия, вот это была настоящая любовь!
     Джулия. Если бы я была в веселом  настроении,  Лидия,  я  бы  от  всего
сердца посмеялась над тобой... Но сейчас я более  склонна  серьезно  просить
тебя: не  заставляй  искренне  любящего  тебя  человека  страдать  от  твоих
капризов: я слишком хорошо знаю, до чего могут довести капризы.
     Лидия. О господи! Что это принесло сюда тетку?

                    Входят миссис Малапроп, Фэг и Дэвид.

     Миссис Малапроп. Так-так, хорошенькие дела! Там, на Королевской поляне,
происходят    кровопролития,    самоубийства,    отцеубийства    и    всякие
с_и_м_у_л_я_ц_и_и. И нигде не найти  сэра  Энтони,  чтобы  помешать  ужасной
а_п_о_с_т_р_о_ф_е.
     Джулия. Боже мой, сударыня, что вы такое говорите?
     Миссис Малапроп. Вот он может вам сказать! Он-то и открыл мне все дело.
     Лидия (Фэгу). Какое дело?
     Фэг. Сударыня, я почел бы  себя  в  высшей  степени  неблаговоспитанным
человеком, если бы хоть на одну минуту замедлил дать все  объяснения,  какие
только  в  моей  власти,  даме,  так  глубоко   заинтересованной   во   всем
происходящем.
     Лидия. Да говорите же, скорее говорите!
     Фэг. Вы правы, сударыня, вещи такого  рода  необходимо  разглашать  как
можно скорее, потому что если мы будем медлительны, то, может быть, пока  мы
будем украшать цветами нашу тему, успеют погибнуть две или три жизни.
     Лидия. Сил нет! Ради бога, тетушка, да скажите же, в чем дело?
     Миссис Малапроп. В чем дело? Дело в убийстве!  Дело  в  резне!  Дело  в
побоище! Но он вам расскажет все п_а_р_т_и_к_у_л_я_р_н_о.
     Лидия (Фэгу). Прошу вас, короче...
     Фэг. Что касается побоища,  я  не  берусь  об  этом  судить,  а  насчет
обдуманного  или  необдуманного  убийства  -  это  уж  как  решат  присяжные
заседатели...
     Лидия. Но кто же, кто замешан в этом?
     Фэг. Во-первых, один молодой джентльмен, с которым не хотел бы я, чтобы
что-нибудь случилось. Такой прекрасный молодой человек! Мы давно живем с ним
вместе и всегда были в наилучших отношениях.
     Лидия. Да кто же это, кто, кто?
     Фэг. Мой хозяин, сударыня, я говорю о моем хозяине.
     Лидия. О боже! Капитан Абсолют?
     Миссис Малапроп. То-то... Теперь ты испугалась?
     Джулия. Но кто же с ним еще?
     Фэг.  Об  остальном,  сударыня,  этот  джентльмен   может   лучше   вас
осведомить, чем я.
     Джулия (Дэвиду). Говорите же, друг мой!
     Дэвид. Да что уж, сударыня, вот вам крест, дело  плохо.  Люди  ведь  не
отправляются на увеселительную прогулку с огнестрельным оружием, винтовками,
пушками и черт его знает, с какими  еще  взрывчатыми  вещами.  Тут,  миледи,
хорошего нечего ждать.
     Джулия. Но кто же там еще, кроме капитана Абсолюта?
     Дэвид. Бедный мой хозяин, с вашего разрешения, первым  его  назову.  Вы
меня знаете, миледи, я - Дэвид, а мой бедный хозяин, ох... может  быть,  мой
бывший хозяин -  мистер  Акр,  эсквайр...  Потом  еще  там  мистер  Фокленд,
эсквайр.
     Джулия. Ах, сударыня, бежим туда скорее, помешаем свершиться несчастью!
     Миссис Малапроп. О, фи-фи, это было бы не элегантно с нашей стороны. Мы
только ускорим а_п_о_с_т_р_о_ф_у.
     Дэвид. Ох, сударыня тетушка, спасите несколько жизней.  Иначе  они  все
безнадежно  пропали.  Поверьте  мне:   там   ведь   еще   этот   кровожадный
филистимлянин, сэр Люциус О'Триггер.
     Миссис Малапроп. Сэр Люциус О'Триггер?  О  ужас!  Неужели  они  втянули
бедного, дорогого сэра Люциуса в это дело? Чего же вы стоите, девочки? В вас
не больше чувства, чем в дербиширских окаменелостях!
     Лидия. Что же нам делать, тетушка?
     Миссис   Малапроп.   Как   -   что   делать?   Не   стоять   в   полной
к_а_с_т_р_а_ц_и_и, а бежать, лететь,  помешать  несчастью!..  Друг  мой,  вы
можете нам указать дорогу?
     Фэг. Пожалуйста, сударыня, я буду вашим проводником. А ты, Дэвид, беги,
ищи сэра Энтони.
     Миссис Малапроп. Идем, идем, девочки, он нас  п_р_о_к_о_н_в_о_и_р_у_е_т
на  место.  (Фэгу.)  Идемте!  Вы  наш  посланец!  Ведите  нас,  а  мы  будем
п_р_е_д_ш_е_с_т_в_о_в_а_т_ь за вами!
     Фэг. Ни на один шаг впереди дам! Ни за что на свете!
     Миссис Малапроп. Вы, наверное, знаете, где место встречи?
     Фэг. Думаю, что найду его, сударыня. Хорошо уже то, что мы,  во  всяком
случае, услышим выстрелы; как подойдем поближе, так по выстрелам, наверно, и
найдем их. Не беспокойтесь, сударыня, не беспокойтесь!

                                  Уходят.


КАРТИНА ВТОРАЯ

                              Южная эспланада.

              Входит капитан Абсолют, пряча шпагу под плащом.

     Капитан. На улицах Бата вид шпаги произвел бы не меньше  волнения,  чем
бешеная собака. Несносный Фокленд! Никогда  не  бывает  аккуратен.  Придется
идти без него.

                         Входит сэр Энтони Абсолют.

О, черт возьми! Мой отец! Как мне от него скрыться? (Закрывает лицо плащом и
старается пройти стороной.)
     Сэр  Энтони.  Как  легко  можно  ошибиться  на  расстоянии:  я  бы  мог
поклясться, что это Джек. Разве только что он меня не узнает... Убей бог мою
душу - это он! Эй, Джек! Чего ты прячешься? Нет, я не ошибаюсь. Он, он!  Эй,
Джек! Джек Абсолют! (Догоняет его.)
     Капитан. Сэр, вы  более  осведомлены,  чем  я:  не  припомню,  чтобы  я
когда-нибудь имел удовольствие вас видеть.  Мое  имя  Сондерсон  -  к  вашим
услугам.
     Сэр Энтони. Прошу прощения, сэр... Я вас принял за... Э, что  за  черт?
Ну, конечно, это... Стой! (Хватает  его  за  плащ  и  заглядывает  в  лицо.)
Так-так... ваш покорный слуга, мистер Сондерсон. Ах ты, разбойник!  Что  это
еще за новые штуки?
     Капитан. О, это шутка, батюшка, шутка! Я пришел сюда искать вас.
     Сэр Энтони. Вот как?.. Очень рад, что ты так удачно нашел меня. А зачем
же ты закутался? Зачем, а?
     Капитан. Прохладно, батюшка,  вы  не  находите?  Очень  свежая  погода.
Однако, простите, мне пора, иначе я опоздаю: меня ждут.
     Сэр Энтони. Постой, постой. Ведь ты же  меня  искал?  Говори,  куда  ты
идешь?
     Капитан. Куда я иду?
     Сэр Энтони. Ну да, куда идешь?
     Капитан. Куда иду?
     Сэр Энтони. Ах ты, щенок невоспитанный!
     Капитан. Я, батюшка, шел... шел... шел... к Лидии.  К  Лидии,  батюшка!
Чтобы помириться с ней, если возможно. А  вас  я  искал,  чтобы...  чтобы...
чтобы...
     Сэр Энтони. Чтобы я пошел с тобою, конечно? Отлично, идем!
     Капитан. О ч-ч... нет, батюшка,  ни  в  коем  случае:  я  только  хотел
повидать вас, чтобы... чтобы... чтобы... Вам, наверно, холодно, батюшка, вам
не следует так долго оставаться на воздухе.
     Сэр Энтони. Холодно? Да нисколько! Но что же ты думаешь сказать Лидии?
     Капитан.  Ах,  батюшка!   Просить   прошения,   умолять,   уговаривать,
клясться... Но я не смею вас задерживать... Холод очень вреден при подагре.
     Сэр Энтони. О, какие глупости! Нисколько! Я не тороплюсь. Эх, Джек! Все
вы таковы молодежь: раз вы ранены в это место... (Шутя дотрагивается до  его
груди.) Э... что это у тебя тут такое, черт побери?
     Капитан. Ничего, батюшка, ничего нет.
     Сэр Энтони. Как - ничего? Что-то очень твердое.
     Капитан. Ах, это пустячок, батюшка, безделушка - подарок для Лидии.
     Сэр Энтони. Дай-ка поглядеть, какой у  тебя  вкус...  (Распахивает  его
плащ, оттуда выпадает шпага.) Безделушка? Черт возьми, да ты не  собираешься
ли уж ей горло перерезать?
     Капитан. Ха-ха-ха! Я так и знал, что  развеселю  вас,  батюшка!  Я  вам
хотел потом рассказать, в чем дело.
     Сэр  Энтони.   Потом   рассказать?   Да,   действительно,   презабавная
безделушка!
     Капитан.  Я  вам  объясню...  Видите  ли,  батюшка,  Лидия  романтична,
чертовски романтична... Ну, вот я и решил: если она  окончательно  откажется
простить меня, я выну шпагу из ножон и поклянусь ей, что брошусь на острие и
испущу дух у ее ног.
     Сэр Энтони. На острие шпаги?.. Да это как раз ей по вкусу будет,  ну  и
что же дальше, сумасшедший ты?
     Капитан. А вот вы увидите,  что  будет  победа,  увидите,  батюшка.  "О
Лидия, - скажу я, - прости меня, или эта острая сталь, - скажу я..."
     Сэр Энтони. О дуралей! "Закалывайся на здоровье", - скажет она!  Ступай
к черту с твоими проклятыми безделушками.

                   Капитан Абсолют уходит. Вбегает Дэвид.

     Дэвид. Остановите его, остановите!  Стоп,  стоп!  Держи  вора!  Караул!
Убивают! Грабят! Пожар! Держи вора!  О  сэр  Энтони!  Да  позовите  же  его,
прикажите ему остановиться. Стоп! Убивают! Пожар!
     Сэр Энтони. Где убивают? Какой пожар?
     Дэвид. Ох, его уж и не видно. А у меня духу больше нет! Ох, сэр Энтони,
что же вы его не остановили? Что же вы его не задержали?
     Сэр Энтони. Проклятье! Малый помешался. Кого не задержал? Джека?
     Дэвид. Его самого, сэр! Ох, там убийство и резня и...
     Сэр Энтони. Убийство?
     Дэвид. Да,  с  вашего  разрешения,  сэр,  там  на  поляне  всех  сортов
смертоубийства: сражение, кровавый бой на шпагах и ружьях.
     Сэр Энтони. Кто же с кем сражается, олух?
     Дэвид. Все, кто ни на есть, все будут сражаться: и мой бедный хозяин, и
сэр Люциус, и капитан, ваш сын...
     Сэр Энтони. Ах, негодяй! Теперь мне ясны все его фокусы. Где место?
     Дэвид. Королевская поляна.
     Сэр Энтони. Дорогу знаешь?
     Дэвид.  Понятия  не  имею.  Но  я  созову  всех...   мэра...   судей...
полицейских... церковного старосту... причетников... Надо  побольше  народу,
чтобы их разнять...
     Сэр Энтони. Идем. Подставь мне  плечо,  чтобы  опереться...  По  дороге
соберем людей. Ах, негодяй! Вот когда я по-настоящему  рассержусь!  Так  вот
что значат эти разговоры о подарке! Ну и задам же я ему!

                                  Уходят.


КАРТИНА ТРЕТЬЯ

                            Королевская поляна.

                 Сэр Люциус О'Триггер и Акр с пистолетами.

     Акр. Клянусь моей храбростью, сорок ярдов  -  отличная  дистанция,  сэр
Люциус. Клянусь целью и мишенью! Уверяю вас, это прекрасная дистанция!
     Сэр Люциус. Для мушкетов или маленьких полевых орудий. Предоставьте  уж
это мне, мистер Акр. Стойте... Я вам  покажу...  (Отмеряет  несколько  шагов
вдоль сцены.) Вот  это  -  прекрасная  дистанция,  настоящая  дистанция  для
джентльмена.
     Акр. Черт возьми, да ведь  это  все  равно,  что  у  часового  в  будке
стреляться! Уверяю вас, сэр Люциус! Чем дальше он будет от меня стоять,  тем
хладнокровнее я буду целиться.
     Сэр Люциус. Вот как?.. Пожалуй, вы всего лучше  будете  целиться,  если
его совсем не будет видно.
     Акр. Нет, сэр Люциус, но, я думаю, сорок или тридцать восемь ярдов...
     Сэр Люциус. Фу... фу... Ерунда! Три или четыре шага между дулами  ваших
пистолетов - это все равно, что миля.
     Акр. Клянусь пулями, нет! По-чести, никакой заслуги н