возьми! Не станете же вы  продавать  ваших
предков?
     Чарльз Сэрфес. Любого из них тому, кто больше даст.
     Сэр Оливер Сэрфес. Как? Ваших дедов и бабок?
     Чарльз Сэрфес. Да, и прадедов и прабабок тоже.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Теперь я от него  отступаюсь...  Что  за
черт, неужто вам не жаль своей родни? Гром небесный, или вы меня  принимаете
за Шейлока из комедии, что хотите получить от  меня  деньги  за  собственную
плоть и кровь?
     Чарльз Сэрфес. Полноте, милый маклер, не  сердитесь!  Какое  вам  дело,
если за свои деньги вы получите товар?
     Сэр Оливер Сэрфес. Хорошо, я их куплю. Я думаю, мне удастся  пристроить
эти фамильные портреты. (В сторону.)  О,  этого  я  ему  никогда  не  прощу,
никогда!

                              Входит Кейрлесс.

     Кейрлесс. В чем дело, Чарльз? Где ты пропал? Чарльз Сэрфес. Я сейчас не
могу. Мы, знаешь, устраиваем аукцион  наверху.  Маленький  Примиэм  покупает
всех моих предков.
     Кейрлесс. Ну их в печку, твоих предков!
     Чарльз Сэрфес. Нет-нет. Если он хочет, он сам отправит их туда,  только
потом. Постой, Кейрлесс, ты нам нужен. Ты будешь аукционщиком. Иди с нами.
     Кейрлесс. С вами, так с вами, все равно!  Держать  в  руке  молоток  не
хитрее, чем стакан с костями.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). О распутники!
     Чарльз Сэрфес. А вы, Мозес, будете оценщиком, если таковой потребуется.
Что это, милый Примиэм, вам как будто все это не очень нравится?
     Сэр Оливер Сэрфес. О нет, напротив, чрезвычайно! Ха-ха-ха! Еще бы!  Это
редкостная потеха - продажа с аукциона целой семьи, ха-ха! (В  сторону.)  Ах
расточитель!
     Чарльз Сэрфес. А то как же! Когда человеку нужны деньги, то где  же,  к
черту,  ему  их  раздобыть,  если  он  начнет  церемониться  со  своими   же
родственниками?

                          Уходят в разные стороны.


ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

                  В портретной галлерее у Чарльза Сэрфеса.

         Входят Чарльз Сэрфес, сэр Оливер Сэрфес, Мозес и Кейрлесс.

     Чарльз Сэрфес. Прошу  вас,  господа,  прошу  пожаловать.  Вот  он,  род
Сэрфесов, начиная со времен норманского завоевания.
     Сэр Оливер Сэрфес. Превосходная коллекция, на мой взгляд.
     Чарльз  Сэрфес.  Да-да,  настоящая  портретная  живопись:  без   всякой
фальшивой грации и ложной выразительности. Это  вам  не  холсты  современных
Рафаэлей, которые придают вам поразительную внешность, но  стараются,  чтобы
ваш портрет не имел с вами ничего  общего,  так  что,  если  даже  подменить
оригинал, изображение не пострадает. Нет-нет, достоинство этих - закоренелое
сходство: такие же деревянные и неуклюжие, как и их подлинники, и ни на  что
другое в мире не похожие.
     Сэр Оливер Сэрфес. Ах, таких людей мы уже не увидим!
     Чарльз Сэрфес. Надеюсь. Вы видите, господин Примиэм, как я привержен  к
домашней жизни: здесь  я  провожу  вечера  в  кругу  моей  семьи...  Однако,
господин аукционщик, пожалуйте на подмостки; вот  старое  отцовское  кресло;
оно как раз годится, хоть у него и подагра.
     Кейрлесс. Вот-вот, отлично!.. Но позволь, Чарльз, у меня  нет  молотка.
Какой же я аукционщик, без молотка?
     Чарльз Сэрфес. А ведь это верно. Погоди-ка, что это  за  пергамент?  О,
полная наша генеалогия!  Держи,  Кейрлесс.  Это  тебе  не  какое-нибудь  там
красное дерево, это родословное древо, чувствуешь? Орудуй им, как  молотком.
Пристукивай моих предков собственной их родословной.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот изверг! Загробный отцеубийца.
     Кейрлесс. Да-да, тут  действительно  вся  ваша  родня.  Честное  слово,
Чарльз, ничего удобнее нельзя и придумать: это не только молоток, но  заодно
и каталог. Ну-с, начинаем. Продается, продается, продается!
     Чарльз Сэрфес. Браво, Кейрлесс!.. Итак, вот  мой  двоюродный  дед,  сэр
Ричард Рэвлин, великолепный в свое время генерал, уверяю  вас.  Он  проделал
все кампании герцога Мальборо и получил этот рубец над глазом  в  битве  при
Мальплакэ... Что скажете, мистер Примиэм?  Посмотрите  на  него.  Герой,  не
общипанный какой-нибудь, как теперешние ваши стриженые офицеры, а облеченный
в парик и полную форму, как и подобает генералу. Сколько вы даете?
     Мозес. Мистер Примиэм хотел бы, чтоб вы сами назначили цену.
     Чарльз Сэрфес. В таком случае, он может получить его за десять  фунтов.
Я считаю, что за полководца это недорого.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Силы небесные! Его знаменитый дед Ричард
- за десять фунтов!.. Хорошо, сэр, я беру за эту цену.
     Чарльз Сэрфес. Кейрлесс, пристукни дедушку Ричарда...  Это  вот  -  его
незамужняя  сестра,  моя  двоюродная  бабушка  Дебора,  писанная   Неллером;
считается  одной  из  лучших  его  работ,  сходство  чудовищное.  Вот   она,
посмотрите: пастушка со своим стадом. Вы можете получить ее за  пять  фунтов
десять шиллингов. Овцы этих денег стоят.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Ах, бедная Дебора! Женщина, которая  так
высоко себя ценила!.. Пять фунтов десять шиллингов - она моя.
     Чарльз Сэрфес. Пристукни бабушку Дебору!.. Вот  эти  двое  какие-то  их
родственники. Видите, Мозес,  эти  портреты  писаны  довольно  давно,  когда
щеголи носили парики, а дамы собственные волосы.
     Сэр Оливер Сэрфес. Да, прически были пониже в те времена.
     Чарльз Сэрфес. Ну что ж, берите эту парочку по той же цене.
     Мозес. Это дешево.
     Чарльз Сэрфес. Кейрлесс!.. Это вот - дед  моей  матери,  ученый  судья,
хорошо известный в западном округе. Во сколько вы его оцениваете, Мозес?
     Мозес. Четыре гинеи.
     Чарльз Сэрфес. Четыре гинеи? Черта с два,  да  один  его  парик  дороже
стоит! Мистер Примиэм, у вас больше почтения к  судейскому  званию.  Давайте
пристукнем досточтимого лорда за пятнадцать.
     Сэр Оливер Сэрфес. Извольте.
     Кейрлесс. Продано!
     Чарльз Сэрфес. А вот два его брата, Вильям и  Уолтер  Блэнт,  эсквайры,
оба члены парламента и выдающиеся ораторы, и, что совершенно удивительно, до
сих пор как будто еще не было случая, чтобы они продавались или покупались.
     Сэр Оливер Сэрфес. Это в самом деле совершенно удивительно! Я их возьму
по вашей цене, из уважения к парламенту.
     Кейрлесс. Хорошо сказано, маленький Примиэм! Я их пристукну за сорок.
     Чарльз Сэрфес. Вот еще славный малый; я не знаю, как он мне приходится,
но он был мэром города Манчестера. Возьмите его за восемь фунтов.
     Сэр Оливер Сэрфес. Нет-нет, за мэра довольно шести.
     Чарльз Сэрфес. Ладно, сосчитайте в гинеях, и я вам подкину  обоих  этих
олдерменов на придачу.
     Сэр Оливер Сэрфес. Они мои.
     Чарльз Сэрфес. Кейрлесс, пристукни мэра и  олдерменов...  Однако,  черт
возьми, этак, в розницу, мы целый день провозимся.  Давайте  оптом.  Что  вы
скажете, маленький Примиэм?  Отсчитайте  триста  фунтов  за  всех  остальных
гуртом.
     Кейрлесс. Да-да, так будет лучше всего.
     Сэр Оливер Сэрфес. Извольте, извольте, если это вам удобнее.  Они  мои.
Но тут есть один портрет, который вы все время обходили.
     Кейрлесс. Который? Вот этот плюгавый человечек над козеткой?
     Сэр Оливер Сэрфес. Да, сэр, этот самый, хотя я вовсе не  нахожу,  чтобы
это был такой уж плюгавый человечек, ни в коем случае.
     Чарльз Сэрфес. Что-что? А! Это мой дядя Оливер. Портрет  писан  еще  до
отъезда его в Индию.
     Кейрлесс. Твой дядя Оливер! Ну, знаешь, Чарльз,  с  ним  ты  никогда  в
ладах не будешь. Я такой неприветливой физиономии в жизни не встречал. Глаза
злопамятные и выражение лица,  не  сулящее  никаких  надежд  на  наследство.
Отъявленный жулик,  поверь  моему  слову.  Вам  это  не  кажется,  маленький
Примиэм?
     Сэр Оливер Сэрфес. Откровенно говоря, сэр, нет, не  кажется.  По-моему,
это такое же честное лицо, как и все остальные в  этой  комнате,  мертвые  и
живые. Но я полагаю, дядя Оливер идет в общей куче?
     Чарльз Сэрфес. Нет, дудки! Я с бедным Ноллем не расстанусь. Старик  был
очень мил со мной, и я буду хранить его портрет, пока у меня  есть  комната,
где его приютить.
     Сэр Оливер (в сторону). Как-никак, он мой племянник, этот  вертопрах!..
А мне, знаете, этот портрет приглянулся, сэр.
     Чарльз Сэрфес. Очень жаль, потому что вы его, безусловно, не  получите.
Разве мало вы их набрали, черт возьми?
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Я все ему прощаю!.. Но видите  ли,  сэр,
когда мне что-нибудь приспичит, я на деньги не смотрю. Я дам за него столько
же, сколько за все остальные.
     Чарльз Сэрфес. Не дразните меня, господин маклер. Я вам сказал, что  не
расстанусь с ним, и кончено.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Как этот щенок похож на  своего  отца!..
Хорошо, хорошо, не буду. (В сторону.) Я раньше этого не  замечал,  а  теперь
мне кажется, что я в жизни не встречал такого поразительного сходства... Вот
приказ на причитающуюся вам сумму.
     Чарльз Сэрфес. Позвольте, да ведь он на восемьсот фунтов.
     Сэр Оливер Сэрфес. А вы не уступите сэра Оливера?
     Чарльз Сэрфес. Да нет же, черт! Повторяю вам.
     Сэр Оливер Сэрфес. В таком случае, не смотрите на разницу,  сосчитаемся
другой раз, а пока дайте мне вашу руку, чтобы скрепить продажу.  Вы  честный
малый, Чарльз... простите, сэр, такую вольность... Идем, Мозес.
     Чарльз Сэрфес. Ей-богу, презанятный старичок!.. Но послушайте, Примиэм,
вы приготовите квартиры для этих джентльменов?
     Сэр Оливер Сэрфес. Да-да, и пришлю за ними дня через два.
     Чарльз Сэрфес. Только смотрите: пришлите  за  ними  экипаж  понаряднее,
потому что, уверяю вас, большинство из них  привыкло  ездить  в  собственных
каретах.
     Сэр Оливер Сэрфес. Пришлю, пришлю - за всеми, кроме Оливера.
     Чарльз Сэрфес. Да, за всеми, кроме маленького набоба.
     Сэр Оливер Сэрфес. Вы это твердо решили?
     Чарльз Сэрфес. Бесповоротно.
     Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Что за милый ветрогон!.. До  свидания!..
Идем, Мозес... Пусть теперь кто-нибудь попробует мне сказать, что это мот  и
расточитель!

                     Сэр Оливер Сэрфес и Мозес уходят.

     Кейрлесс. Никак не ожидал, что может быть такое  удивительное  существо
среди ему подобных!
     Чарльз Сэрфес. Ей-богу, это король маклеров! И где  это  Мозес  откопал
такого честного чудака?.. А, вот и Раули! Кейрлесс,  скажи  нашей  компании,
что я сейчас приду.
     Кейрлесс. Хорошо. Только смотри не поддавайся этому старому  дураку,  а
то он тебя уговорит  растратить  деньги  на  уплату  каких-нибудь  протухших
долгов или какую-нибудь чепуху в этом роде. Все торговцы, Чарльз, совершенно
непозволительная публика.
     Чарльз Сэрфес. Вот именно, и платить им - значит только им потакать.
     Кейрлесс. И ничего другого.
     Чарльз Сэрфес. Да-да, будь покоен.

                              Кейрлесс уходит.

Так! Действительно, старикашка был занятный!.. Теперь посмотрим: две трети -
мои по праву, пятьсот тридцать с чем-то фунтов. Ей-богу! Оказывается, предки
гораздо  более  выгодная  родня,  чем  я  думал...  Леди  и джентльмены, ваш
покорнейший и глубоко признательный слуга.

                               Входит Раули.

А!  Старый  Раули!  Вы  пришли  как  раз во-время, чтобы проститься с вашими
старыми знакомыми.
     Раули. Да, я уже слышал, что они уезжают. Но я удивляюсь, как вы можете
сохранять веселость среди таких несчастий.
     Чарльз Сэрфес. В том-то и дело! Несчастий у меня  так  много,  что  мне
нельзя расставаться с веселостью. Но придет время, и я буду богат и  мрачен.
Вам хотелось бы, чтобы я горевал,  разлучаясь  с  таким  множеством  близких
родных. Конечно, это очень тяжело. Но вы видите, они и бровью не  шевельнут,
- чем я хуже их?
     Раули. Вы ни минуты не умеете быть серьезным.
     Чарльз Сэрфес. Нет-нет, сейчас я серьезен. Вот, мой честный Раули, вот,
получите по этому приказу поскорее деньги и немедленно  пошлите  сто  фунтов
старику Стенли.
     Раули. Сто фунтов! Вы только подумайте...
     Чарльз Сэрфес. Ради бога, не говорите  об  этом!  Бедному  Стенли  надо
помочь неотложно, и если вы не поторопитесь, то явится кто-нибудь другой,  у
кого больше прав на эти деньги.
     Раули. Вот  в  том-то  и  дело!  Я  всегда  вам  буду  твердить  старую
пословицу...
     Чарльз Сэрфес. "Сначала справедливость, потом великодушие". Я так бы  и
поступал, если бы мог. Но Справедливость - старая хромоногая  карга,  и  при
всем моем желании она у меня не поспевает за Великодушием.
     Раули.  И  все-таки,  Чарльз,  поверьте  мне,  если   вы   хоть   часок
подумаете...
     Чарльз Сэрфес. Знаю, знаю, все это святая правда. Но уверяю вас, Раули,
пока у  меня  есть,  я,  честное  слово,  буду  давать.  Так  к  черту  вашу
бережливость, и за кости!

                                  Уходят.


КАРТИНА ВТОРАЯ

                                В гостиной.

                     Входят сэр Оливер Сэрфес и Мозес.

     Мозес. Ну что же, сэр, мне кажется, вы, как говорит сэр  Питер,  видели
мистера Чарльза в полной славе. Жаль, что он такой ужасный мот.
     Сэр Оливер Сэрфес. Да, но моего портрета он не продал.
     Мозес. И такой любитель вина и женщин.
     Сэр Оливер Сэрфес. Но моего портрета он не продал.
     Мозес. И такой отчаянный игрок.
     Сэр Оливер Сэрфес. Но моего портрета он не продал. А, вот и Раули!

                               Входит Раули.

     Раули. Оказывается, сэр Оливер, вы приобрели...
     Сэр Оливер Сэрфес. Да-да,  наш  молодой  повеса  разделался  со  своими
предками, как со старыми шпалерами.
     Раули. Вот тут он мне поручил вернуть вам часть  полученных  денег,  то
есть вам, как бедствующему старику Стенли.
     Мозес. Это всего обиднее: он чертовски сострадателен.
     Раули. В передней дожидаются  чулочник  и  двое  портных,  которым  он,
наверно, так и не заплатит, а эта сотня их бы устроила.
     Сэр Оливер Сэрфес. Ничего, ничего, я заплачу его долги и возьму на себя
его подарки. Но теперь я больше не маклер, и вы  представите  меня  старшему
брату как бедного Стенли.
     Раули. Только не сейчас. Я знаю, что сэр Питер как раз собирался у него
быть в это время.

                                Входит Трип.

     Трип. О, простите, господа, что я не пришел  вас  проводить.  Пожалуйте
сюда... Мозес, на два слова.

                            Трип и Мозес уходят.

     Сэр Оливер Сэрфес. Каков мошенник? Поверите ли, как только мы  явились,
он перехватил еврея и старался занять у него денег, прежде чем провести  его
к хозяину.
     Раули. Вот как!
     Сэр Оливер Сэрфес. И сейчас они обсуждают вопрос о процентах. Ах, милый
Раули, в  мое  время  слуги  перенимали  глупости  своих  хозяев,  да  и  то
затасканные, а теперь они берут их пороки, а заодно и парадные кафтаны, и то
и другое в полном блеске.

                                  Уходят.


КАРТИНА ТРЕТЬЯ

                       В библиотеке Джозефа Сэрфеса.
                           Джозеф Сэрфес и слуга.

     Джозеф Сэрфес. От леди Тизл не было письма?
     Слуга. Не было, сэр.
     Джозеф Сэрфес. Я удивляюсь, что  она  не  дала  знать,  если  не  может
прийти. Сэр Питер, конечно, меня ни в чем  не  подозревает.  Но,  хоть  я  и
запутался с его женой, я бы ни в  коем  случае  не  хотел  упустить  богатую
наследницу. Во всяком случае, безрассудство и скверная репутация Чарльза мне
как нельзя больше на руку.

                             За сценой стучат.

     Слуга. Сэр, это, должно быть, леди Тизл.
     Джозеф Сэрфес. Постой. Прежде чем отворять, посмотри, она ли это.  Если
это мой брат, я тебе скажу, что делать.
     Слуга. Сэр, это леди Тизл. Она всегда оставляет носилки возле  модистки
с соседней улицы.
     Джозеф Сэрфес. Погоди, погоди. Заставь окно ширмой.  Вот  так,  хорошо.
Моя соседка напротив - ужасно беспокойная старая девица.

                     Слуга передвигает ширму и уходит.

Для  меня  получается  нелегкая игра. Леди Тизл начинает догадываться о моих
видах  на  Марию.  Но  это  во  что бы то ни стало должно оставаться для нее
секретом,  по  крайней  мере  до  тех пор, пока я не получу над ней побольше
власти.

                             Входит леди Тизл.

     Леди Тизл. Что это за чувствительный монолог? Вы меня очень  заждались?
Ах, боже мой, не смотрите так строго. Уверяю вас, я не могла прийти раньше.
     Джозеф Сэрфес. О сударыня, точность -  это  разновидность  постоянства,
качества, весьма предосудительного в светской женщине.
     Леди Тизл. Честное слово, вам бы следовало  меня  пожалеть.  Сэр  Питер
последнее время так плохо ко мне относится  и  притом  так  ревнует  меня  к
Чарльзу... Только этого не хватало, правда?
     Джозеф Сэрфес (в сторону). Я рад, что язычки моих  друзей  в  этом  его
поддерживают.
     Леди Тизл. Мне бы очень хотелось, чтобы он позволил Марии выйти за него
замуж. Тогда он, может быть, успокоился бы. А вам этого хотелось бы,  мистер
Сэрфес?
     Джозеф Сэрфес (в сторону). Вот уж нисколько!..  О,  разумеется!  Потому
что тогда моя дорогая леди Тизл тоже убедилась  бы,  как  неосновательны  ее
подозрения, что я имею какие-то виды на эту глупую девочку.
     Леди Тизл. Ну что же, я готова верить вам. Но разве  не  возмутительно,
когда про человека рассказывают всякие  безобразные  вещи?  А  тут  еще  моя
приятельница, леди Снируэл, распустила про меня целый ворох сплетен,  и  при
этом без малейшего основания - вот что меня злит.
     Джозеф Сэрфес. Вот это-то, сударыня,  и  возмутительно:  без  малейшего
основания! Да-да, вот это-то и обидно. Ведь если про нас ходит  какой-нибудь
скандальный  слух,  то  всего  утешительнее   бывает   сознание,   что   это
справедливо.
     Леди Тизл. Да, конечно, в таком случае я бы им простила. Но нападать на
меня, которая действительно же так невинна и которая сама никогда никого  не
очернит, то есть никого  из  друзей...  И  потом  сэр  Питер  с  его  вечным
брюзжанием и подозрениями, когда я знаю чистоту  моего  сердца,  -  все  это
просто чудовищно!
     Джозеф Сэрфес. Но, дорогая моя леди Тизл, вы сами виноваты, что все это
терпите. Если муж беспричинно подозревает свою жену и лишает ее доверия,  то
первоначальный их договор расторгнут, и она ради чести своего  пола  обязана
его перехитрить.
     Леди Тизл. Вот как? Так что если он меня подозревает, не  имея  к  тому
поводов, то наилучшим способом исцелить его от ревности было бы создать  для
нее основания?
     Джозеф Сэрфес. Несомненно, потому что ваш муж никогда не должен  в  вас
ошибаться, и в этом случае вам следует согрешить, чтобы  оказать  честь  его
проницательности.
     Леди Тизл. Да, конечно, то, что вы говорите, очень разумно, и  если  бы
сознание моей невинности...
     Джозеф Сэрфес. Ах, дорогая моя леди Тизл, вот в этом-то  и  заключается
главная ваша ошибка: вам больше всего и вредит  сознание  вашей  невинности.
Что заставляет вас пренебрегать условностями и мнением света? Сознание вашей
невинности. Что мешает вам задумываться над вашим поведением и  толкает  вас
на множество неосмотрительных поступков? Сознание вашей невинности.  Что  не
позволяет вам мириться с выходками сэра Питера  и  быть  равнодушной  к  его
подозрительности? Сознание вашей невинности.
     Леди Тизл. Да, это верно.
     Джозеф Сэрфес. И вот, дорогая моя леди Тизл, если бы вы хоть раз  самую
чуточку оступились, вы не можете себе  представить,  до  чего  вы  стали  бы
осторожны и как хорошо ладили бы с вашим мужем.
     Леди Тизл. Вам кажется?
     Джозеф Сэрфес. О, я уверен в этом! И сразу прекратились бы все сплетни,
а сейчас ваше доброе  имя  похоже  на  полнокровную  особу,  которая  просто
погибает от избытка здоровья.
     Леди Тизл. Так-так.  Следовательно,  по-вашему,  я  должна  грешить  из
самозащиты и расстаться с добродетелью, чтобы спасти свое доброе имя?
     Джозеф Сэрфес. Совершенно верно, сударыня, можете положиться на меня.
     Леди Тизл. Это все-таки очень странная теория и совершенно новый рецепт
против клеветы!