Мне кажется неярким взгляд,
                        Когда не на меня глядят.
                        Меня влечет лишь к тем устам,
                        Чей нектар я вкушаю сам.
                        И если розами ланит
                        Девичий лик меня манит,
                        Скажу, что не раскрашен он,
                        Когда он мной воспламенен.
                        Мне милой кажется рука,
                        Когда я жму ее слегка,
                        И сразу это признаю,
                        Когда в ответ пожмут мою.
                        А если вижу чью-нибудь
                        Вздыхающую нежно грудь,
                        В ответ взволнована моя,
                        Когда причиной вздохов - я.

Кроме того, Фернандо, ты отлично знаешь, что я люблю твою сестру. Помоги мне
в этом, и я никогда не помешаю тебе и Кларе.
     Дон Фернандо. Поскольку я могу, сообразуясь с честью нашей семьи, -  ты
знаешь, я это сделаю. Но похищения быть не должно.
     Дон Антоньо. А сам ты собирался похитить Клару?
     Дон Фернандо. Это другое дело. Мы не допускаем, чтобы другие  поступали
с нашими сестрами и женами так, как мы- с чужими. И потом,  ведь  завтра  же
Клару собираются заточить в монастырь.
     Дон Антоньо. А разве я не менее злополучен? Завтра твой отец принуждает
Луису  выйти  за  Исаака,  португальца.  Но  проводи  меня,  мы   что-нибудь
придумаем, я уверен
     Дон Фернандо. Мне пора домой.
     Дон Антоньо. Ну что ж, прощай.
     Дон Фернандо. Скажи, Антоньо, если бы ты не любил мою сестру,  честь  и
дружба не позволили бы тебе отбить у меня Клару?
     Дон Антоньо (поет).

                         Дружбе всякий знает цену,
                         Знаю я, и знаешь ты.
                         Но во имя красоты
                         Небеса простят измену.
                         Как присяга, но не боле,
                         Дружба связывает нас.
                         А веленья милых глаз
                         Равносильны божьей воле.
                                 (Уходит.)

     Дон Фернандо. У Антоньо всегда какая-то легкомысленная манера  отвечать
мне, когда я его спрашиваю  об  этом,  и  она  мне  очень  подозрительна.  О
проклятие! Что, если Клара его все-таки любит?

ПЕСНЯ

                        Много раз ее нежность узнав.
                        Все не верит ей сердце мое.
                        Я несчастнее всех, если прав,
                        Если нет - недостоин ее.

                   О, какие страданья нам ревность несет!
                   Только бедный ревнивец ревнивца поймет!

                        Свет улыбок ее дорогих
                        Сердцу ярче небесных светил.
                        Но, как только они для других,
                        Я терзаюсь, что их не ценил.

                   Все страшней и жесточе я муку терплю:
                   Чем коварней она, тем сильней я люблю.
                                 (Уходит.)


КАРТИНА ТРЕТЬЯ

                       Комната в доме дона Херонимо.

                        Входят донья Луиса и дуэнья.

     Донья Луиса.  Но  скажи,  дорогая  моя  Маргарита,  очаровательная  моя
дуэнья, ты думаешь, это нам удастся?
     Дуэнья.  Повторяю  вам,  я  совершенно  уверена.  Но  надо   немедленно
приниматься за дело. Вещи приготовлены в вашей комнате,  а  в  остальном  мы
должны положиться на судьбу.
     Донья Луиса. Так, значит, мой отец поклялся, что не увидит меня, пока я
не дам согласия на то, чтобы...
     Дуэнья. Я сама слышала, как он говорил своему приятелю,  дону  Гусману:
"Завтра я ее спрошу раз навсегда, согласна ли  она  выйти  замуж  за  Исаака
Мендосу. Если она будет колебаться, я дам торжественную клятву не видеться с
ней и не разговаривать,  пока  она  не  вернется  к  повиновению".  Это  его
собственные слова.
     Донья Луиса. И, зная, как  он  всегда  упрямо  стоит  на  своем,  ты  и
придумала этот способ устроить мой побег. Но ты заручилась  поддержкой  моей
горничной?
     Дуэнья. Она - соучастница наша во всем. Но помните:  если  нас  ожидает
успех, вы уступаете мне все права на маленького Исаака.
     Донья Луиса. От всей души. Завладей  им,  если  можешь,  и  я  сердечно
пожелаю тебе счастья. Он в двадцать раз богаче моего бедного Антоньо.

АРИЯ

                        Меня богатой свет зовет,
                        Богатств не много у тебя.
                        О милый мой, не знай забот:
                        Тебе я все отдам, любя.
                        Поверь, что ты мои мечты
                        Привлек лишь тем, что это ты.

                        Когда твоей руке, мой друг,
                        Навеки вверю я мою,
                        Забудь, любимый мой супруг,
                        Все то, что я тебе даю,
                        И знай, что ты мои мечты
                        Привлек лишь тем, что это ты.

     Дуэнья. Я слышу, сюда идет дон Херонимо.  Скорее  дайте  мне  последнее
письмо, которое я вам принесла от Антоньо!  Как  вам  известно,  оно  должно
явиться причиной моей отставки. Я сбегаю запечатать его, как будто  оно  еще
не вручалось. (Уходит.)

                    Входят дон Херонимо и дон Фернандо.

     Дон Херонимо. Ты, я полагаю, тоже распевал  серенады?  Нарушать  мирный
сон соседей гнусным пиликаньем и непристойным дуденьем! Срам какой!  Хороший
пример ты подаешь сестре! (Донье. Луисе.) Но я пришел заявить вам, сударыня,
что я больше не потерплю этих полуночных волхвований, этих  любовных  оргий,
которые похищают  чувства  через  слух,  -  как  египетские  бальзамировщики
готовят мумии, извлекая мозг через уши. Во всяком  случае,  вашим  резвостям
настал конец: скоро сюда явится Исаак  Мендоса,  а  завтра  вы  станете  его
женой.
     Донья Луиса. Никогда в жизни!
     Дон Фернандо. Право, сеньор, я удивляюсь, как  вы  можете  желать  себе
такого зятя.
     Дон Херонимо. Сеньор, вы очень любезны,  что  делитесь  со  мной  вашим
мнением. Прошу вас, что вы можете возразить против Исаака Мендосы?
     Дон Фернандо. Прежде всего он - португалец.
     Дон Херонимо. Ничего подобного, милый мой. Он отрекся от своей родины.
     Донья Луиса. Он еврей.
     Дон Херонимо. Тоже неверно: уже полтора месяца, как он христианин.
     Дон Фернандо. Прежнюю веру он променял на имение, а новой еще не  успел
принять.
     Донья Луиса. Изображая как бы глухую стену между церковью  и  синагогой
или белые страницы между ветхим и новым заветом.
     Дон Херонимо. Что еще?
     Дон Фернандо. Но самая замечательная в нем черта - это  его  страсть  к
обману и всяческим хитростям.
     Донья Луиса. Хотя в то же время дурак настолько в нем  преобладает  над
жуликом, что, говорят, он обыкновенно сам становится жертвой своих проделок.
     Дон Фернандо. Вот именно: как неумелый канонир, он по большей  части  в
цель не попадает и при откате орудия получает ушиб.
     Дон Херонимо. Что еще?
     Донья Луиса. Короче говоря, он обладает наихудшим из  пороков,  который
может быть у супруга, - он мне не нравится.
     Дон Херонимо. Зато ты  ему  нравишься.  А  в  браке  достаточно,  чтобы
довольна была одна из сторон, - взаимной любви  не  требуется.  Можешь  быть
кислой, сколько тебе угодно, - он человек сладкий. Самые лучшие яблоки  дает
именно прививка к дичку.
     Донья Луиса. Я ненавижу его как жениха, а  как  мужа  ненавидела  бы  в
десять раз больше.
     Дон Херонимо. Не знаю, замужество обыкновенно  производит  удивительные
перемены. Но, чтобы с этим покончить, желаешь ты его или нет?
     Донья Луиса. Это единственное, в чем я способна вас ослушаться.
     Дон Херонимо. Дорожишь ты покоем своего отца?
     Донья Луиса. Да, и не хочу,  чтобы  он  вечно  мучился  сознанием,  что
сделал несчастной свою единственную дочь.
     Дон Херонимо. Отлично, сударыня! Так слушайте же меня. Отныне я с  вами
не вижусь и не разговариваю, пока вы  не  вернетесь  к  послушанию.  Никаких
возражений! Вам отводятся эта комната и ваша  спальня.  Выходя  из  дому,  я
всякий раз буду запирать вас на ключ, а когда я дома, ни одна живая душа  не
сможет к вам проникнуть иначе, как через мою библиотеку. Посмотрим, кто кого
переупрямит! Прочь с глаз моих! И сидите там,  пока  не  уразумеете,  в  чем
состоит ваш долг. (Выталкивает ее за дверь.)
     Дон Фернандо. Мне кажется, сеньор, в  деле  такого  рода  следовало  бы
считаться с чувствами моей сестры и отнестись с  большим  вниманием  к  дону
Антоньо, с которым меня связывает тесная дружба.
     Дон Херонимо. Вот это, несомненно, превосходнейшая рекомендация! Должен
покаяться, что я недостаточно с ней считался.
     Дон Фернандо. Нет человека на свете, которого я с большей охотой назвал
бы своим зятем.
     Дон Херонимо. Очень может быть. И если  у  тебя  когда-нибудь  окажется
сестра, которая в то же время не будет приходиться мне дочерью, то я уверен,
что  не  стану  возражать  против  такого  свойственника.  А  пока   попрошу
прекратить этот разговор.
     Дон  Фернандо.  Поверьте,  сеньор,  только  внимание  к   моей   сестре
заставляет меня говорить.
     Дон Херонимо. Если так, сеньор, то впредь из  внимания  к  вашему  отцу
придержите ваш язык.
     Дон Фернандо. Слушаю, сеньор. Я только попросил бы вас подумать о  том,
что бы вы испытывали в молодые ваши  годы,  если  бы  кто-нибудь  противился
вашему чувству к матери той, с кем вы так суровы.
     Дон Херонимо. Должен сознаться, что я питал нежнейшие чувства к дукатам
вашей матери, но и только, милый мой. Я женился на ней из-за  денег,  а  она
вышла за меня из послушания своему отцу, и мы были счастливейшей супружеской
четой. Любви мы друг от друга никогда не ждали, а потому никогда не знали  и
разочарований. Если у нас и случались размолвки, то ненадолго, потому что мы
не настолько любили друг друга, чтобы  ссориться.  А  когда  бедная  женщина
умерла, я, знаешь, не стал бы возражать против того, чтобы она была жива,  и
я желаю всем вдовцам в Севилье иметь возможность сказать то же самое.  Пойду
достану ключ от  этой  комнаты.  Поэтому,  любезный  сын,  если  ты  намерен
прочесть своей сестре наставление, дабы  укрепить  ее  в  строптивости,  оно
должно быть кратким. Так что не теряй времени, слышишь? (Уходит.)
     Дон Фернандо. Боюсь, что мой друг Антоньо  действительно  мало  на  что
может надеяться. Но у Луисы есть упорство, а отцовские угрозы, надо  думать,
только усилят ее чувство к нему. В житейских делах мы относимся неприязненно
к тем, кто даже нечаянно навлек на нас несчастье; но в делах сердечных -  не
то, и женщина никогда так пламенно не любит мужчину, как  если  ей  пришлось
пострадать ради него.

                               Шум за сценой.

Так!  Что  там  за  переполох?  Это  мой  родитель  сражается с дуэньей... Я
предпочитаю свернуть с дороги. (Уходит.)

     Возвращается дон Херонимо с письмом в руке, таща за собой дуэнью.

     Дон Херонимо. Я поражен! Я ошеломлен! Что за неслыханное  предательство
и коварство! Вы - сообщница Антоньо и глава заговора, подготовлявшего  побег
моей дочери! Вы, которую я поместил в этом доме в качестве пугала!
     Дуэнья. Что-о?
     Дон Херонимо. И это пугало оказывается приманной птичкой! Что вы можете
сказать в свое оправдание?
     Дуэнья. Хорошо, сеньор, раз вы это письмо у меня вырвали  и  обнаружили
мои истинные намерения, я не желаю отпираться. Я дружна  с  Антоньо,  и  мне
хотелось, чтобы ваша дочь поступила с вами так,  как  следует  поступать  со
старыми самодурами вроде вас. Я обожаю  нежные  страсти  и  готова  помогать
всем, кто находится под их влиянием.
     Дон Херонимо.  Нежные  страсти!  Да,  они  к  лицу  этой  непроницаемой
физиономии! О-о, каверзная ведьма! Я поставил тебя сторожить цветущую  красу
моей дочери.  Я  считал,  что  твоя  драконья  голова  отпугнет  всех  сынов
распутства; железные капканы и самострелы, казалось,  таились  в  каждой  из
твоих морщин. Но ты сию же минуту покинешь мой дом. Нежные  страсти,  нечего
сказать! Вон, бесстыжая Сивилла, влюбленная Эндорская колдунья, вон!
     Дуэнья. Подлый, грязный, старый... Но я считаю ниже своего  достоинства
говорить вам, кто вы такой. Да, дикарь, я покидаю вашу пещеру. Но вы  же  не
собираетесь лишить меня моих вещей? Я могу получить свою одежду, надеюсь?
     Дон Херонимо. Когда я нанимал вас, сударыня, весь ваш  гардероб  был  у
вас на плечах. Что вы еще успели нахватать, скажите?
     Дуэнья. Сеньор, я должна проститься с моей  госпожей.  У  нее  хранятся
кое-какие мои драгоценности. И потом у нее в комнате моя накидка и вуаль.
     Дон  Херонимо.  Ваша  вуаль,  скажите  на  милость!  Вы  что,   боитесь
посторонних взглядов? Или бережете цвет лица?  Хорошо,  идите  проститься  и
забирайте вашу вуаль и накидку. Так! И чтобы через пять минут вас не было  в
доме! Ну-ну, живо!

                               Дуэнья уходит.

Хорошенькая у них была затея! Вот какими радостями награждают нас дочери!

АРИЯ

                  Если дочь есть у вас, проклянете судьбу:
                  Покоя вам нет, хоть жена и в гробу!
                  Чуть выросла, справиться просто невмочь.
                  Что за проклятье - упрямая дочь!

                               Охи и вздохи,
                               Писки и визги...

                  Что за проклятье - упрямая дочь!
                  Отцу, что ни день, огорченья и муки:
                  Поклонники, письма и прочие штуки,
                  А дельный жених изгоняется прочь.
                  Что за проклятье - упрямая дочь!

                               Споры и ссоры,
                               Слезы, угрозы...

                  Что за проклятье - упрямая дочь!

   Возвращается донья Луиса, одетая, как дуэнья, в накидке и под вуалью,
                              притворно плача.

Сюда,  сударыня,  сюда!  Воображаю,  какое нежное было прощанье! Скипидарные
слезы, текущие по деревянным щекам... Можете прятать голову, сколько угодно,
и плакать, пока не разорвется сердце; никаких оправданий я слушать не стану,
и вы отлично делаете, что молчите. Сюда, сюда.

                                  Уходят.

                            Возвращается дуэнья.

     Дуэнья. Так, в добрый час, прозорливый дон Херонимо! О  чудесные  плоды
злобного упрямства! Теперь я посмотрю, могу ли я разыгрывать знатную сеньору
так же хорошо, как моя госпожа, и, если это мне  удастся,  я  стану  знатной
сеньорой до конца моих дней. Не  буду  мешкать  и  займусь  своим  туалетом.
(Уходит.)


КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

                      Двор перед домом дона Херонимо.

                     Входят дон Херонимо и донья Луиса.

     Дон Херонимо. Пожалуйте, сударыня, вот  ваша  дорога.  Весь  мир  лежит
перед вами, так  шагай  же,  перезрелая  Ева,  первородный  грех!  Эге,  там
какой-то юнец подглядывает. Это, может быть, Антоньо. Иди к нему, слышишь, и
скажи, чтобы он тебя вознаградил за убытки, и, так как тебя  прогнали  из-за
него, скажи, что я считаю только справедливым, чтобы он взял  тебя  к  себе.
Иди.

                            Донья Луиса уходит.

Так!  С  ней  я  развязался,  слава  небесам!  И  теперь мне ничего не стоит
исполнить свою клятву и спокойно держать дочь взаперти. (Уходит.)


КАРТИНА ПЯТАЯ

                                  Площадь.

                      Входят донья Клара и горничная.

     Горничная. Но куда же, сеньорита, намерены вы идти?
     Донья  Клара.  Все  равно  куда,  только  бы  укрыться  от   бездушного
самоуправства моей мачехи и дерзкой назойливости Фернандо.
     Горничная. Уверяю вас, сеньорита, раз уж мы воспользовались для  побега
ключом дона Фернандо, то, по-моему, нам лучше всего к  нему  и  отправиться,
хотя бы для того, чтобы его поблагодарить.
     Донья Клара. Нет, он нанес мне тяжкое оскорбление. (Отходит в сторону.)

                            Входит донья Луиса.

     Донья Луиса. Итак, мне удалось быть  изгнанной  из  дома.  Но  как  мне
разыскать Антоньо? Спрашивать других я не  решаюсь,  потому  что  могу  этим
выдать себя. Я бы охотно известила мою приятельницу Клару, но боюсь, что  ее
щепетильность меня осудит.
     Горничная. Тогда, может быть, сеньорита,  попросить  вашу  приятельницу
донью Луису приютить вас?
     Донья Клара. Нет, у нее такие строгие понятия о дочернем долге, что она
наверно меня выдаст.
     Донья Луиса. Клара настолько рассудительна,  что  сочтет  мой  поступок
крайне легкомысленным.
     Донья Клара. При том, как Луиса уважает своего отца,  она  не  поверит,
что у меня может быть такой жестокий родитель.

         Донья Луиса оборачивается и видит донью Клару и горничную.

     Донья Луиса. Ах! Кто это? Одна из них, несомненно, Клара. Раз так, я ей
все скажу. Клара! (Идет к ней.)
     Донья Клара. Луиса! Да еще в маскарадном костюме!
     Донья Луиса. Ты еще больше удивишься, если я тебе скажу, что я  сбежала
от моего отца.
     Донья Клара. Я удивлена, не скрою!  И  я,  наверно,  осуждала  бы  тебя
ужасно, если бы сама только что не сбежала от своего.
     Донья Луиса. Дорогая моя Клара!

                                Обнимаются.

     Донья Клара. Милая моя сестра-беглянка! И куда же ты идешь?
     Донья Луиса. Иду искать того, кого люблю, конечно. А тебе, я думаю,  не
будет противно встретиться с моим братом?
     Донья Клара. Нет, будет. Он так дурно поступил со мной, что я навряд ли
прощу его когда-нибудь.

                    Едва лишь ночь, цветы росой лаская,
                         Их оживила на лету,
                    Вдове подобна, что, слезу роняя,
                         Младенца будит красоту,
                    Едва уснули все, что час украли
                    У сладких нег и у вседневных мук,
                    А я лежала в тягостной печали -
                         Меня к груди прижал мой друг.
                         Он мне сулил спасенье,
                         Покой, освобожденье...
                            Твердя признанья,
                            Крадя лобзанья,
                               Он клялся век любить...
                            Но я сказала: "Прочь!"
                            Мне было бы невмочь
                            Таить мою любовь,
                            И, поцелуй он вновь,
                    Мне сердце слабое могло бы изменить.

     Донья Луиса. И все-таки я послала бы его к тебе  просить  прощения,  но
мне нужно, чтобы он до поры до времени еще не знал о моем побеге. А  где  же
ты рассчитываешь найти защиту?
     Донья  Клара.  Настоятельница   монастыря   святой   Каталины   -   моя
родственница и большой мой друг. У нее я буду в безопасности, и  тебе  самое
лучшее отправиться туда со мной.
     Донья Луиса. Нет. Я твердо решила прежде всего  разыскать  Антоньо.  И,
клянусь, сюда идет как раз тот человек, который мне поможет его найти.
     Донья Клара. Кто это такой? У него престранная внешность!
     Донья Луиса. Да. Это прелестное создание - тот  человек,  которого  мой
отец избрал мне в мужья.
     Донья Клара. И ты хочешь к нему обратиться? Да ты с ума сошла!
     Донья Луиса. Это для меня самый подходящий посредник. Потому что,  хоть
я и должна была завтра выйти за  него  замуж,  это  единственный  человек  в
Севилье, про которого я могу сказать уверенно, что он ни разу в  жизни  меня
не видел.
     Донья Клара. А как же ты его узнала?
     Донья Луиса. Он приехал только вчера, и мне показали его в окно,  когда
он являлся с визитом к моему отцу.
     Донья Клара. Ну, а я пойду.
     Донья Луиса Постой, дорогая моя Клара. Вот о чем  я  подумала:  ты  мне
позволишь назваться твоим именем, если понадобится?
     Донья Клара. Оно тебя не украсит. Но пользуйся им по твоему усмотрению.
Мне надо идти. (Хочет идти.) Послушай, Луиса. Если