огдашних  временах
повествуется, так все  эти  греки  да  римляне  больше  безначалием,  нежели
благопристойностью занимались.
     - А у нас этого нельзя! да-с, нельзя-с! - подтвердил  Иван  Тимофеич  и
при этом взглянул на нас так внушительно, что я, признаться, даже попенял на
Глумова, зачем он эту материю шевельнул.
     - Кто говорит, что можно! -  оборонился  Глумов,  -  но  ежели  древние
греческие и римские образцы непригодны, так ведь у нас и своя история была.
     -  А  насчет  отечественных  исторических   образцов   могу   возразить
следующее: большая часть имевшихся по сему предмету документов, в  бывшие  в
разное время пожары, сгорела, а то, что  осталось,  содержит  лишь  указания
краткие и  недостаточные,  как,  например:  одним  -  выщипывали  бороды  по
волоску, другим ноздри рвали. Судите поэтому сами, какова у нас в  древности
благопристойность была!
     - Голубчик! да ведь не всем же... Ведь мы с вами... происходим же мы от
кого-нибудь! В России-то семьдесят миллионов жителей  считается,  и  у  всех
были отцы... Уцелели же, стало быть, они!
     - По снисхождению-с.
     Словом сказать, и на исторической почве Прудентов оказался  неуязвимым.
И что всего досаднее: не только Иван  Тимофеич  явно  склонился  на  сторону
дельца-письмоводителя, но и Молодкин самодовольно и глупо  хихикал,  радуясь
нашему поражению.
     Оставалось  последнее  убежище:  устные  предания,  народная  мудрость,
пословицы, поговорки. Но и тут Прудентов без труда восторжествовал.
     - Насчет народной мудрости можно так сказать,  -  возразил  он,  -  для
черняди она полезна, а  для  высокопоставленных  лиц  едва  ли  руководством
служить может. Устное-то предание у нас и доселе одно: сколько влезет! - так
ведь это предание и без того куда следует, в качестве  материала,  занесено.
Что же касается до поговорок, то  иногда  они  и  совсем  в  нашем  деле  не
пригодны. Возьмем, для примера, хоть следующее. Народ говорит: по  Сеньке  -
шапка, а по обстоятельствам дела выходит, что эту  поговорку  наоборот  надо
понимать.
     - Почему же так?
     - А потому что потому-с. Начальство  -  вот  в  чем  причина!  Сенек-то
много-с, так коли ежели каждый для себя особливой шапки потребует... А у нас
на этот счет так принято: для сокращения  переписки  всем  чтобы  одна  мера
была! Вот мы и пригоняем-с. И правильно это, доложу вам, потому что народ  -
он глуп-с.
     - Да еще как глуп-то! - воскликнул Иван Тимофеич, - то есть  так  глуп,
так глуп!
     Напоминание о народной глупости внесло веселую и  легкую  струю  в  наш
разговор. Сначала говорили на эту тему члены  комиссии,  а  потом  незаметно
разразились и мы, и минут с десять все хором повторяли: ах,  как  глуп!  ах,
как глуп! Молодкин же, воспользовавшись  сим  случаем,  рассказал  несколько
сцен из народного быта, право, ничуть не уступавших тем, которыми  утешается
публика в Александрийском театре.
     - А вы еще  об  народной  мудрости  изволите  говорить!  -  укоризненно
заключил Прудентов, обращаясь к Глумову.
     - И все-таки извините меня, а я этого понять не  могу!  -  не  унимался
Глумов, - как же это так? ни истории,  ни  современных  законодательств,  ни
народных обычаев - так-таки ничего? Стало быть, что вам придет в голову,  то
вы и пишете?
     - Прямо  от  себя-с.  Имеем  в  виду  одно  обстоятельство:  чтобы  для
начальства как возможно меньше беспокойства было - к тому и пригоняем.
     Теория эта хотя и давно нам была знакома,  но  на  этот  раз  она  была
высказана так безыскусственно, прямо и решительно, что мы на минуту умолкли,
как бы под влиянием приятной неожиданности.
     - Любопытно! - произнес, наконец, Глумов, первый стряхнув с  себя  гнет
очарования.
     - А коли любопытно, так не угодно ли с трудами нашими  ознакомиться?  -
предложил Прудентов.  -  Нам  даже  очень  приятно,  что  образованные  люди
прожектами нашими интересуются. Иван Тимофеич! дозволите?
     Разумеется, Иван Тимофеич охотно согласился, и Прудентов прочел:

        "УСТАВ "
            о благопристойном обывателей в своей жизни поведении

                                Общие начала

     "Ст. 1-я. Всякий обыватель да памятует, что две  главнейших  цели  пред
ним к непременному достижению предстоят: в сей жизни  -  благопристойное  во
всех местах нахождения поведение, в будущей - вечное блаженство.
     Ст. 2-я. Обе сии цели, составляя начало и конец  одной  и  той  же,  от
веков предустановленной и начальством одобренной, цепи, состоят, однако  же,
в заведовании двух совершенно отличных ведомств. А именно:  первая  ведается
обыкновенными, от гражданского начальства учрежденными властями,  вторая  же
подлежит рассмотрению религии.
     Ст. 3-я. Благопристойность, составляющая предмет настоящего устава,  по
существу своему разделяется на внешнюю и внутреннюю. По месту же  нахождения
обывателя, на благопристойность, обнаруживаемую: а) на улицах и площадях; б)
в публичных местах и в) в собственных обывателей квартирах.
     Ст.  4-я.  Внешняя   благопристойность   выражается   в   действиях   и
телодвижениях обывателя; внутренняя - создает себе  храм  в  сердце  его.  А
посему, наиболее приличными местами наблюдения за первою признаются:  улицы,
площади  и  публичные  места;  последнюю  же  всего  удобнее   наблюдать   в
собственных квартирах обывателей.
     Ст. 5-я. Сии общие  начала,  взятые  в  нераздельной  их  совокупности,
составляют краеугольный камень, на котором зиждется все  последующее  здание
благопристойности. А равным образом и изречение: начальству  да  повинуются,
ибо всуе приказания отдавать, ежели оные не исполнять".
     -  Это  -  общие  начала,  -  сказал  Прудентов,  прерывая   чтение   и
самодовольно поглядывая на нас, - имеете сделать какое-либо замечание?
     Вместо ответа, мы взяли Прудентова за руку и долго и  с  чувством  жали
ее.
     - Не только ничего не имеем, - сказал Глумов взволнованным  голосом,  -
но даже... удивительно это,  голубчик,  как  вы  в  нескольких  штрихах  все
истинные потребности времени обрисовали! Именно,  именно  так:  "собственные
квартиры"!  -  вот  где  настоящая  нить  завязки  романа  гнездится!   Само
провидение вам, друг мой, внушило эту мысль!
     - Итак, будем продолжать-с.

                                 Пар. 1-ый

     О благопристойном поведении на улицах и площадях
     "Ст. 1-я. В отношении благопристойного поведения на улицах и  площадях,
город разделяется на три района. Первый обнимает собой набережную реки  Невы
от крайних пределов  Английской  набережной  и  оканчивая  Литейным  Двором;
затем, идя по Литейной улице до конца оной, поворотить по Невскому проспекту
до Большой Морской, а оттуда идти  по  Конногвардейскому  бульвару  и  вновь
вступить на Английскую набережную. Второй район составляют  остальные  части
города по сю сторону Невы, за исключением Рождественской и Нарвской  частей,
а равно и Васильевский остров по 14-ю линию  включительно.  В  третий  район
входят прочие местности, а также Сенная площадь.
     Ст. 2-я. Внутренняя благопристойность во  всех  сих  районах  требуется
одинаковая.  Что  же  касается  до  благопристойности  внешней,   то,   дабы
предоставить обывателям возможные по  сему  предмету  облегчения,  только  в
первом районе предписывается благопристойность безусловная; затем во  втором
районе  допускается  благопристойность  меньшая  против  первого  района;  в
третьем  же  районе  разрешаются  и  прямые  от  внешней   благопристойности
уклонения.
     Ст. 3-я.  Все  вообще  площади,  улицы  и  переулки  предоставляются  в
распоряжение публики; а посему обывателям не возбраняется посещение их,  как
для прогулок, так и для  прочих  надобностей,  кроме,  впрочем,  вводящих  в
соблазн.
     Ст. 4-я. Всякий приходящий на улицу или площадь имеет право  обращаться
на оных свободно, не стесняя себя одною стороною или одним направлением,  но
переходя, по надобности, и на другую сторону, а равным образом  заходя  и  в
ближайшие переулки. Но  без  надобности,  а  тем  паче  с  явным  намерением
затруднить надзор, соваться взад и вперед воспрещается.
     Ст. 5-я. Однообразной формы одежды для пребывания на улицах и  площадях
не полагается. Всякий да будет одет, как сам пожелает и  как  состоянию  его
приличествует. Но само собой разумеется, что выражение "одежда" должно  быть
принимаемо в настоящем его значении, и что никакой игры слов по сему  поводу
не допускается.
     Ст. 6-я. Разрешается, при встрече с  знакомыми,  остановившись  или  по
желанию и продолжая совместно путь, вступать в приличный разговор.  При  сем
под выражением "приличный разговор"  следует  разуметь:  а)  воспоминания  о
приятно проведенном  времени;  б)  предположения  о  возможности  такого  же
времяпровождения в ближайшем будущем; в) расспросы о здоровье начальствующих
лиц, а равно родных и близких, не опороченных по  суду;  г)  воспоминания  о
слышанном и виденном на экономических обедах; д) анекдоты из жизни  цензоров
Красовского и Бирукова; е) рассказы из народного быта  и  ж)  вообще  всякие
легкие изречения, кои не могут подать повода для превратных  толкований.  Но
"критика" безусловно возбраняется.
     Ст. 7-я. Поговорив между  собою,  обыватели,  ежели  они  при  этом  не
сделали другого какого-либо противузаконного проступка, могут  разойтись,  и
не докончив начатой материи, за что никакому взысканию не подвергаются.
     Ст. 8-я. Воровать, грабить и тем паче  убивать  не  дозволяется  вовсе.
Лица, учинившие таковые поступки, немедленно отводятся  в  ближайшую  будку,
оттуда в подлежащий квартал, а затем и в часть.
     Ст. 9-я. Тем не менее, ежели кто заметит со стороны  проходящего  явное
покушение на его собственность или  жизнь,  то  не  должен  о  сем  заявлять
неистовым голосом, а обязывается, ухватив  покушающегося  за  руку,  держать
крепко, дабы не вырвался.
     Ст. 10-я. Ежели бы, паче чаяния, случилось, что  потерпевшее  лицо,  не
будучи в состоянии  удержать  обидчика,  выпустит  его,  то  таковой  случай
надлежит считать неосуществившимся от независящих обстоятельств.
     Ст. 11-я. При  встречах  с  знакомыми  дамами,  предоставляется,  отдав
учтивый  поклон,  расспрашивать  о  здоровье.  Буде   же   встретится   дама
незнакомая, то таковой поклона не отдавать, а продолжать путь в молчании, не
дозволяя себе никаких аллегорических телодвижений.
     Ст. 12-я. Вообще, да ведомо будет всем и каждому,  что  особа  женского
пола есть существо  слабое  и  снисхождения  заслуживающее.  Посему  не  тот
достоин похвалы, кто оную с правого пути на погибельный совратит, а тот, кто
и заблудшую в лоно целомудрия водворит.
     Ст. 13-я. Относительно образа мыслей, яко  дара  сокровенного,  никаких
правил, в какой силе оный содержать, не полагается. Тем  не  менее  дабы  не
оставить желающих без надлежащего в сем случае  наставления,  предписывается
будочникам, при проходе мимо них  обывателей,  делать  соответствующие  духу
времени предостережения.
     Ст. 14-я. Но ежели бы в выражении лица обывателя  была  замечена  столь
явная злоумышленность, что и сомневаться в  оной  нельзя,  то  таковый,  без
потери времени, приводится в съезжий дом для исследования.
     Ст. 15-я. При найме извозчиков, ежели надобность сия возникнет в первом
районе - следует  безусловно  воздерживаться  от  сквернословия;  во  втором
районе - воздерживаться лишь по мере возможности;  в  третьем  же  районе  -
воздержание или невоздержание  оставляется  на  волю  каждого,  с  тем  лишь
ограничением,   дабы   сквернословие    прилагалось    не    по    произволу
сквернословящего, но по заслугам сквернословимого.
     Ст. 16-я. Лица дворянского происхождения да памятуют, что ношение бород
им несвойственно, а право ношения усов присвоено лишь лицам военного звания.
Равным образом, и о прическе сказать надлежит, что оная не  должна  быть  ни
слишком длинною, ни слишком короткою. Лучшая прическа - средняя.
     Ст. 17-я. Петь и свистать (но не громогласно) не возбраняется, ибо  сие
означает удовольствие. Для начальства же ничто столь не приятно,  как  ежели
подчиненные, без унылости  и  во  всем  расположась  на  волю  оного,  время
проводят.
     Ст. 18-я. Проходя мимо памятников, надлежит, замедлив шаги,  изобразить
на лице восторженность. Если же, по причине охлаждения  лет  или  вследствие
долговременной  и  тяжелой  болезни,  восторженность  представляется  трудно
достижимою, то заменить оную простою задумчивостью. Как восторженность,  так
и задумчивость будут в сем случае служить доказательством твердого намерения
обывателя уподобиться сим героям, дабы впредь проводить время так, как  оные
при жизни своей проводили, за что и удостоены от начальства монументов.
     Ст. 19-я. Когда таковых вознамерившихся подражать монументам обывателей
наберется достаточно, то всем им составляется подробный  список,  который  и
препровождается  в  особую  монументную  комиссию.  Сия  же  последняя,  при
рассмотрении  списков,  руководится  тою  мыслию,  что,  чем   более   будет
воздвигнуто монументов (хотя бы и  средних  размеров),  тем  охотнее  всякий
будет содержать в своем сердце ожидание  столь  отличной  награды  и  в  сем
ожидании почерпать повод для добродетельной жизни.
     Ст. 20-я. При входе в баню, воспрещается снимать с себя одежду  прежде,
нежели обыватель войдет в притвор.
     Ст.  21-я.  При  встрече  с  лицами  высшими  предоставляется  выражать
вежливое изумление  и  несомненную  готовность  претерпеть;  при  встрече  с
равными - гостеприимство и желание оказать услугу; при встрече с  низшими  -
снисходительность, но без послабления.
     Ст. 22-я. Подавать нищим не возбраняется, но полезно при сем напоминать
им, что только тот хлеб сладок, который добывается трудом.
     Ст. 23-я. Ибо только то  отечество  процветает,  которое,  давая  труду
исход и  направление,  в  то  же  время  оплодотворяет  его  соответствующим
капиталом, а в случае отсутствия такового - кредитом, с обязанностью  взятое
своевременно с надлежащими процентами уплатить. Что вполне подтверждается  и
собеседованиями, производимыми на экономических обедах.
     Ст. 24-я. Равным образом и о монетной единице не лишне здесь упомянуть.
Тщетно будем мы употреблять выражение "рубль", коль скоро он полтину  стоит;
однако ежели начальство находит сие  правильным,  то  желание  его  надлежит
выполнить беспрекословно. Так точно и в прочих человеческих делах.
     Ст. 25-я. Все, что в сих правилах не указано, яко  невозбраняемое,  тем
самым уже ставится в разряд  возбраненного.  В  случае  же  сомнения,  лучше
всего, не продолжая прогулки, возвратиться домой и там размыслить".
     Голос Прудентова смолк.
     - Все? - спросил Глумов.
     - Покуда - все-с. А там пойдут правила о  благопристойном  поведении  в
банях  и  других  публичных  местах,  и  наконец,  о   благопристойности   в
собственных квартирах.
     - Голубчик! Флегонт Васильич (так звали Прудентова)! позволь мне часика
на два твой устав! Я тебе в "общие начала" - чуточку "злой и порочной  воли"
подпущу! Нельзя без этого, друг мой! Голо!
     Предложение это было сделано так искренно и, притом,  с  таким  горячим
участием, что Прудентов не только не обиделся, но, вместо ответа, простер  к
Глумову обе руки,  вооруженные  проектом  устава.  И  мы  вдруг,  совершенно
незаметно, начали с этой минуты говорить друг другу "ты".
     - Вот и прекрасно! - продолжал Глумов, - кстати, позволь уж и  параграф
об улицах просмотреть. Шероховатости местами попадаются; сейчас: "при  входе
в баню", и тут же следом: "при встрече с лицами высшими" - нехорошо, братец!
     - Да, уж поправь! сделай милость, поправь! - присовокупил свою  просьбу
и Иван Тимофеич, - я ведь и сам... Вижу, что не  тово...  например:  "равным
образом, и о монетной единице"... а почему  "равным  образом",  и  точно  ли
"равным образом" - сказать не могу!
     - Поправлю! все поправлю! А главное - "злой и порочной воли" подпустить
надо! Непременно подпустить. Потому что без этого, понимаешь ты,  ведь  и  в
"квартиры" войти неловко! А коли "злая и порочная воля" есть, так везде тебе
вход открыт!
     Глумов сложил устав вчетверо и бережно положил его в карман.  Потом,  с
свойственным ему любезно-вызывающим видом, взглянул  на  Ивана  Тимофеича  и
продолжал:
     - Иван Тимофеич! а ведь мы... нет, угадай, с чем мы к тебе пришли?
     - Водки, что ли, велеть подать? -  натурально  прежде  всего  догадался
Иван Тимофеич.
     - Ан вот и не отгадал! Водка - само собой, а помнишь  об  парамоновской
"штучке" ты нас просил? Ведь Балалайкин-то... со-гла-сил-ся!
     - Ну, слава богу!
     - И денег, знаешь ли, сколько выпросил?.. ты-ся-чу шестьсот! Совсем!  и
с будущим судебным разбирательством, ежели таковое возникнет!
     - Слава богу! слава богу! вот это... ну, слава богу!  Ссслава  богу!  -
повторял Иван Тимофеич, захлебываясь и пожимая нам руки, - ну,  надо  теперь
бежать, обрадовать старика надо! А к вечеру и вам весточку дам, что и как...
дру-з-з-з-ья!
     Мы повеселели окончательно, так что Глумов позволил даже себе  пошутить
с Молодкиным, обратившись к нему с вопросом:
     - Ну, а ты, Афанасий  Семеныч!  что  ты  молчишь,  приуныл?  как  будто
благопристойность-то эта не совсем тебе по нутру?
     На что Молодкин очень мило ответил:
     - У меня своя часть - пожары-с! А благопристойности этой...  признаюсь,
я даже совсем не понимаю!

        ^TIX^U

     Придя домой,  мы  нашли  Очищенного  уже  возвратившимся  из  бани.  Он
прохаживался в довольно близком расстоянии  от  шкапа,  в  котором  хранился
графин с водкой, но, к чести нашего друга, мы должны были сознаться,  что  в
отсутствие наше ничего в квартире у нас не пропало.
     - Вот, брат, могли ли мы думать, выходя  сегодня  утром,  что  все  так
прекрасно устроится! - сказал мне Глумов. - И с  Балалайкиным  покончили,  и
заблудшего друга обрели, а вдобавок еще и на "Устав" наскочили!  Ведь  этак,
пожалуй, и мы  с  тобой  косвенным  образом  любезному  отечеству  в  кошель
накласть сподобимся!
     Слова эти настроили нас на благодушный лад. А так как праздного времени
у    нас    было    пропасть,    то    мы     решились     посвятить     его
благопотребно-философическим  размышлениям.  Наше  случайное  привлечение  к
участию  в  работах  комиссии  по  составлению  "Устава   благопристойности"
представило для таких размышлений обильный и вполне подходящий  матерьял.  В
самом деле, не предопределение ли это? Стоит только подпустить в  "Устав"  с
воробьиную погадку "злой и порочной  воли"  (а  это  вполне  теперь  от  нас
зависит), и доступ в квартиры сделается  свободным  навсегда!  Не  то  чтобы
доступ этот не был свободен и прежде - нет, в этом отношении  мы  новаторами
назваться  не  можем!  -  но  прежде  этот  необходимый   акт   общественной
безопасности производился как-то грубо,  а  потому  казался  неестественным.
Охочий человек молча приходил в квартиру, молча же отмыкал помещения,  и  на
вопрос; чего вы  ищете?  не  мог  даже  ответить  порядком,  какая  вещь  из
квартирной  обстановки  ему  приглянулась.  Разве  такая  форма   ограждения
домашнего  очага  может  быть  названа  удовлетворительною?  Напротив  того,
теперь, благодаря нашему просвещенному содействию,  тот  же  охочий  человек
совершит то же самое, но  при  этом  скажет:  по  слухам,  в  этой  квартире
скрывается злая и  порочная  воля  -  извольте  представить  ключи!  Кто  же
позволит себе найти это требование ненатуральным?
     - Да, господа, - сказал Глумов, - нередко и малые источники дают начало
рекам, оплодотворяющим неизмеримые пространства.  Так-то  и  мы.  Пусть  эта
мысль сопутствует нам в трудах наших, и  да  даст  она  нам  силу  совершить
предпринятое не к стыду, но к славе нашего отечества!
     Разумеется, я ничего не имел  возразить  против  такого  напутствия,  а
Очищенный  даже  перекре