- А я что же говорю! А притом и еще: хоть вы  ему  и  сулите  бубнового
туза, а он, может быть, не только без всякого туза, а  еще  во  всем  сиянии
оттуда выйдет! Помилуйте! чего же, в самом  деле,  тетерева  смотрели!  Ведь
этак ежели им повадку дать, так они и  рады  глазами  хлопать  да  жалованье
получать, А  он,  между  прочим,  человек  проворный,  знающий  -  кому  же,
позвольте спросить, преферанс следует оказать?
     - Ну, брат, два миллиона восемьсот тысяч - это, я тебе скажу, тоже...
     - Многонько - это так. Однако и тут надо сказать: не всегда  количество
от человека зависит. Иной спервоначалу и скромненько  поступить  желает,  да
как увидит, что вокруг тетерева хвосты распускают - ну и ожесточится. Где бы
ему взять рубль - он десять да двадцать тащит, и все ему  кажется  мало!  До
того, наконец, дойдет, что сам себя не помнит: все тащит, все  тащит!  И  не
надо ему, а он все от кассы рук отвести не может. Уж это вроде  как  болезнь
делается!

     Стр. 108, строка 3-4 сн. После слов: "над уставом о  благопристойности"
-

     - Как ты думаешь, есть в этом уставе необходимость или  так  это,  одно
баловство? - обратился Глумов к Очищенному.
     - Помилуйте, как же возможно! Благопристойно ли  себя  обыватель  ведет
или неблагопристойно. Когда всякий знает, что от него требуется...
     - Не в том дело; я сам понимаю, что ежели начальство  благопристойности
требует, так, значит, нельзя без того. А стоит ли благопристойность-то  эта,
чтоб из-за нее нам, например, обычный порядок свой нарушать? Теперь  бы  вот
спать залечь по порядку-то следовало, а мы заниматься должны! Стоит ли?
     - Стоит-с. Ежели уж в квартале  этот  предмет  в  ходу  -  стало  быть,
неотложность в нем есть. Со мною, доложу я вам,  когда  я,  тапером  будучи,
внутренней политикой занимался, такой случай был...
     - Так ты и внутренней политикой занимался?
     - Имел это поручение-с. Впрочем, кому же, как не таперу, и наблюсти  за
настроением умов? Постоянно он в танцклассах, все видит, за всем следит... А
между прочим, его никто ни в чем не подозревает!
     - Так какой же случай с тобой был?
     - Именно  насчет  вот  этой  самой  неотложности.  Был  я  однажды,  по
обыкновению,  у  Марцинкевича  -  ну,  и  наблюл.  Вижу,  что  дело  мерзкое
затевается: и колебания, и попрания, и потрясения -  словом,  все  онеры  на
лицо. Мне бы, знаете, сейчас в квартал бежать, а я заместо  того  погоди  да
погоди. Выставили мне в ту пору шесть пар пива - я и раскис. И так,  знаете,
раскис, что совсем даже позабыл, на какой предмет я при внутренней  политике
состою. Помню только, что уговаривал: господа, мол, вы хорошие,  а  какие  в
вас мерзкие заблуждения скрываются! И только на другой уж день вспомнил, что
надо меры принимать. Спешу, бегу - ан меня уж упредили. Еще рта разинуть  не
успел - слышу, что до моего прихода все потрясения кончились!
     - Чай, досталось тебе на орехи!
     - Не погладили-таки. Два дня в "холодной" выдержали да еще  благодарить
заставили, что этим дело кончилось!
     Мы  невольно  переглянулись  с  Глумовым.  А  что,  ежели  и   нас   за
неоправдание   начальственного   доверия...   в   "холодную"?   Мысль    эта
подействовала на нас так решительно, что мы сейчас же уселись за  письменный
стол и приступили к делу.

                                   -----

     Главы IX-XI объединены темой  неизбежного  вторжения  в  частную  жизнь
российского обывателя "волшебства", которое "от начальства  происходит":  IX
глава разрабатывает одну из постоянных сатирических идей Салтыкова:  "наука"
"любви  к  начальству"  и  воспитанная  ею  трагическая  привычка  "среднего
человека"  к  произволу  власти,  привычка,  которая  сообщает   "жизненному
процессу" "окраску    еще  более  горькую  и  удручающую".  В  главе  X
прозорливо  отражена  тенденция  к  уничтожению  скромных  гарантий   личной
неприкосновенности, существовавших в пореформенной России. Наконец, XI глава
уже прямо  живописует  "вступление  в  квартиру"  "гостей"  из  полицейского
начальства.
     Критика подчеркнула в своих  откликах  жизненную  истину  повествований
Очищенного: "весьма интересные  и  характеристичные  рассказы  о  том
какими путями суждено иным выходить в люди" ("Сын отечества", 1878, 12  мая,
Э 107); "Повесть об одном статском советнике...",  утверждалось  в  "Русской
газете", "заключает черты,  бьющие  живой  действительностью";  указав,  что
Салтыков  "имеет  способность  попадать  в  самые   больные   места   нашего
общественного   существования",   критик   отмечал   реалистичность   образа
Очищенного. Отталкиваясь  от  содержания  всех  глав  "Современной  идиллии"
апрельской публикации (гл.  IX-XI  наст.  изд.),  он  заключал,  что  "Отеч.
записки"  -  единственный  "оазис"  в  современной  литературе,  и   "смерть
Некрасова не расстроила" журнал:  в  нем  по-прежнему  существует  "единство
направления", которое "питается фактами живой жизни" (1878, 23 мая, Э 97).

     ...дал тебе раны, аз же дам ти скорпионы.  -  Административный  афоризм
построен с использованием библейского материала (Третья книга  Царств,  XII,
11; см. т. 10 наст. изд., стр. 778).

     Идет человек по улице и вдруг - фюитъ! - Слово, выражающее в эзоповском
лексиконе Салтыкова внезапность репрессивных действий власти. См. т. 8 наст.
изд., стр. 864.

     ...да ты не служил ли в Взаимном Кредите, что коммерческие-то  операции
 знаешь   вот  хоть  бы  господин  Юханцев...  -  Упомянут  кассир
Общества Взаимного кредита, имя которого "громом раскатилось"  по  России  в
конце 70-х годов: "Как ни притерпелась публика в последнее время к известиям
о кражах всевозможного рода, но факт похищения 2 023 295 рублей общественных
денег произвел впечатление" (М. Вед., 1878,29 августа, Э219).

     ...под знаменем внутренней благопристойности  вход  в  квартиры  -  вот
цель... - Меткость, с которой  схвачена  здесь  реальная  черта  российского
общественно-политического  быта  на  рубеже  70-80-х   годов,   подтверждают
документальные  источники:  "Нарушение  законов  или  подготовление   к   их
нарушению производится чаще в домах, чем на  улицах,  а  потому  полиция  не
может иметь характер, так сказать, исключительно  уличный"  (Речь  одесского
градоначальника ген. Гейнса чинам одесской  полиции.  -  "Голос",  1878,  24
октября, Э 294). О том же свидетельствуют современники: "Полиция производила
обыкновенный вседневный обыск, обыск, какие делаются каждую ночь в 40 или 30
квартирах неслужащих или учащейся молодежи..." ("Дневник А.  В.  Богданович.
Три последних самодержца". М. - Л., 1924, стр. 23).

     ...по делу об убийстве Зона... - Нашумевшее в 70-е годы уголовное дело.
См. т. 10 наст. изд., стр. 779.

     ...должность ката - палача.

     ...не может плодиться и множиться. - Реминисценция из Библии (Бытие, I,
28).

     ...у меня сегодня третейский суд  Соломон! - Библейское сказание о
суде  царя  Соломона  (Третья  книга  Царств,  III,   16-28)   символизирует
справедливое и скорое разрешение взаимных претензий двух спорящих сторон.

     ...только та внутренняя политика преуспевает, которая умеет  привлекать
к себе сердца. - Силой художественной логики сатира Салтыкова  предугадывала
логику дальнейшего движения  правительственной  политики:  в  1879  г.  этот
"принцип"  "привлечения  сердец"  был   реализован   двукратным   обращением
правительства к обществу за "содействием" в борьбе с революционерами; в 1880
г.  политический  курс  М.   Т.   Лорис-Меликова   получил   полуофициальное
наименование "диктатуры сердца".

     ..."О ты! что в горести напрасно..." - Начальная строка "Оды, выбранной
из Иова" М. В. Ломоносова.

        "XII-XV   "
                                 (Стр. 116)

     Впервые - ОЗ, 1882, Э 9  (вып.  в  свет  16  сентября),  стр.  217-260.
Сохранились:
     1) Черновая рукопись  главы  XII,  часть  текста  которой  после  слов:
"...приняли большую печать..."  (стр.  118,  строка  11  св.)  до  слов  "Мы
приехали с Глумовым..." (стр. 119, строка 10 сн.) утрачена.
     2) Черновая рукопись главы XIII. Приводим  вариант:  Стр.  137,  строки
15-16 сн. Вместо слов: "Редедю ожидала свита, состоявшая" - в рукописи было:

     Редедю ожидал его будущий главный штаб.

     3)  Две  редакции  черновой  рукописи  главы  XIV.  Первая  -   ранняя,
завершенная, содержит существенные разночтения. Большинство их  относится  к
деятельности "Священной дружины" ("Союз Недремлющих Амалатбеков").
     Приводим пять отрывков, не вошедших в печатный текст:
     Стр. 140, строки 5-17 св. Вместо слов:  "Другие,  напротив,  утверждали
 Думал: придут, заставят петь... сумею ли?" -

     И при этом не только пили мою водку, но и брали с меня за  каждый  урок
"пения" (!) по три рубля. С другой стороны,  и  благонамеренность  опутывала
меня своими сетями, но, боже! в каких странных формах она являлась  ко  мне!
Клянусь, если б в квартале не объяснили мне, что это именно и есть та  самая
благонамеренность,  которая,  по  современным  условиям   жизни,   считается
наиблагопотребнейшею, я непременно принял бы ее за крамолу! Да, в  сущности,
это и была крамола, только благонамеренная.

     Стр. 144, строка 4 св. После слов: "не хотите ли "к нам" поступить?" -

     - Ни за что!
     - Что так?
     - Я клятву дал никогда ни к  каким  тайным  обществам  не  принадлежать
{Слова эти восходят, по-видимому, к рассказу о генерале М. Д.  Скобелеве.  О
нем говорили, что он был в числе немногих сановников, отказавшихся  вступить
в "Священную дружину". "Я давал присягу  ни  к  каким  тайным  обществам  не
принадлежать", - будто бы ответил он на предложение стать  членом  "Дружины"
(В. Я. Богучарский. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг.  19  в.
М., 1912, с. 162).}.
     - А вы возьмите клятву назад -  только  всего.  Если  б  я  держал  все
клятвы, которые давал, я бы давно женат был и кучу детей  бы  имел...  А  вы
подумайте, общество-то у нас какое... малина! Все Амалатбеки,  да  не  такая
голь, как я, а гладкие, в соку!
     - Ну, нынче об таких Амалатбеках что-то не слыхать!
     - Это вы насчет Рюриковичей, что ли? Так нынче около них совсем  другой
слой  проявился.  Откупщики  народили   детей,   железнодорожники,   оптовые
торговцы, и все это в  Амалатбеки  полезло.  Рюрикович-то  только  икает,  а
Лейбович  около  него  сидит:  извольте,  ваше  сиятельство,  я  сто   тысяч
пожертвую! А потом уж эти тысячи  и  делят  между  собой  "подсудимые",  вот
как... ха-ха!"

     Стр. 145, строки 7-8 св. После слов: "не о спасении шкуры думает, а  об
ее украшении... ха-ха!" -

     - Послушайте, да ведь я совсем не думаю об украшении шкуры!
     - А ежели не думаете - и того лучше. Значит, бескорыстие  в  вас  есть.
Это штука тоже полезная. У нас многие Амалатбеки в бескорыстие играют, да  я
и сам, пожалуй, был бы не прочь, если б смолоду  жизнь  с  расчетцем  повел.
Потому что бескорыстие бескорыстием, а  смотришь,  из  бескорыстия-то  вдруг
целая преспектива выползла! Так по рукам, что ли?

     Стр.  146,  строки  6-10   сн.   Вместо   слов:   "в   водевиле
соответствующим вознаграждением" -

     в самой настоящей крамоле. Руководители, по большей части, безвозмездно
икают и поддерживают друг в  друге  способность  трепетать;  подначальные  -
получают присвоенные оклады и  производят  статистические  исследования.  На
вопрос  мой  насчет  возможности  подвергнуться  побоям  он   отвечал,   что
обстоятельство это предусмотрено и всякий статистик на этот  случай  снабжен
карточкой с надписью: свободен  от  побоев.  Так  что  если  кто  и  получил
случайно по уху, то стоит только взглянуть на карточку, чтоб утешиться.

     Стр. 146, строка 3 сн. После слов: "как рукой с него снимет!" -

     Иному давно следовало бы в местах не столь отдаленных процветать, а  он
и сейчас между купающимися мещанами ныряет.

     Вторая редакция, незавершенная, представлена рукописью, перебеленною  с
первой, от слов: "...благонамеренным (особенный политический  оттенок..."  -
кончая словами: "...это просто шалопай!" - Так ли я говорю?"
     По сравнению с первой расширена и содержит многочисленные  разночтения.
Приводим не вошедшие в печатный текст варианты:

     Стр. 140, строки 25-29 св. Вместо слов: "Разница тут самая пустая
распивочно и навынос" -

     Но  кому  какая  надобность,  что  один  Иван   Иваныч   носит   кличку
благонамеренного,  а  другой  Иван  Иваныч   имеет   претензию   на   звание
ненеблагонамеренного - неизвестно. Очевидно, что все эти домогательства суть
дщери праздности и соединенного с нею бездельничества. Жизнь не представляет
реальных интересов, а потому люди с жадностью цепляются за интересы  мнимые.
Но, право, ужасно видеть, как они из кишок лезут, чтобы  определить  в  свою
пользу отличительные признаки подлинной благонамеренности, и ничего из этого
не выходит, кроме удручающей сутолоки и взаимного подсиживанья. Не потому ли
мы так и отстали на пути цивилизации, что стараемся не о совершении полезных
дел и полезных ценностей, а о том, как бы ловчее спровадить  друг  друга  на
каторгу или, по малой мере, в места не столь отдаленные?
     И все это из-за того, что один говорит: я - благонамеренный,  а  другой
откликается:  а  я  ненеблагонамеренный?  Стоит  ли  из-за  такой  безделицы
наносить друг другу тяжкие увечья? Стоит ли утруждать начальство и  поселять
недоумение в сердцах подчиненных?

     Стр. 140-141, строки 11 сн. - 16 св. Вместо слов: "И вместо того
Все это я совершенно ясно сознавал теперь, в своем одиночестве" -

     Правда, что явных поощрений оно ни тем, ни другим не оказывало, но ведь
весы начальственного предпочтения до такой степени чувствительны, что самого
ничтожного дуновения достаточно, чтоб стрелка наклонилась в  ту  или  другую
сторону и изменила положение одной  партии  в  ущерб  другой.  Но  повторяю:
существенная важность заключается даже не в  этих  случайных  поощрениях,  а
именно в самом факте признания чего-то серьезного за тем, что на самом  деле
представляет чистейший вздор. Ибо  раз  допущено  начальственное  признание,
трудно представить себе,  чтобы  люди,  которым  оно  развязывает  руки,  не
воспользовались им. А воспользуются они для того, чтобы  перервать  у  своих
конкурентов горло и  затем  уже  безраздельно  торговать  благонамеренностью
распивочно и навынос.
     В старину, когда всякий человек был приписан к своему  "делу",  никаких
подобных кличек не существовало, а были только люди, живущие покойно.  Никто
в то время не  называл  себя  ни  благонамеренным,  ни  ненеблагонамеренным,
потому что всякий понимал, что он есть сверчок, который  должен  знать  свой
шесток. Да и начальство не допустило бы никаких кличек,  потому  что  кличка
приводит за собой знамя, а  знамя,  пожалуй,  и  черт  знает  что  приведет.
Сегодня оно желтое, завтра зеленое, послезавтра красное  -  поди  отгадывай,
что сей сон значит? Всякий девиз, имеющий общественно-политический характер,
обладает способностью осложняться.  Сегодня  он  имеет  смысл  утвердительно
благонамеренный, а завтра какой-нибудь озорник  прибавит  к  нему  крохотную
частичку НЕ - и вся утвердительность пошла прахом.  А  как  уследить,  чтобы
озорства не было? - глаза просмотришь,  а  не  уследишь.  Так  не  лучше  ли
возвратиться к прежним порядкам, при которых и повода к осложнениям не было.
Живите спокойно, занимайтесь своим делом, если же нет дела, а есть  капитал,
то получайте проценты и отдыхайте.
     - Спите! Бог не спит за вас!  -  Вот  драгоценный  стих,  который  надо
восстановить у всех в памяти, ежели мы не хотим  совсем  затонуть  в  пучине
перекоров и подсиживаний.
     Да, давно бы пора прийти к этому заключению, тем больше пора, что  даже
с точки  зрения  "нас  возвышающих  обманов"  политические  распри  наши  не
представляют ничего величественного. Тут души убитых, не утоленных  пролитою
на земле кровью, не возобновят, как в известной картине  Каульбаха,  сечу  в
воздушных  пространствах  (это,  по   крайней   мере,   могло   бы   красиво
подействовать на воображение), а преспокойно останутся в том  же  навозе,  в
котором происходила и самая битва. Потому что  таково  свойство  современных
благонамеренных битв: не воины и не копья участвуют в них, а  взбудораженные
подьячие, вооруженные орудиями доноса и приказной ябеды.
     Тем не менее я отлично понимаю, что человек, который  возьмет  на  себя
дезинфекцию  навозных  людей,  неизбежно  должен  встретить  на  пути  своем
препятствия, почти непреодолимые. Все кругом споспешествует процветанию этих
людей и их  неистовой  деятельности.  Всякое  уклонение  жизни  от  обычного
течения играет роль дрожжей, которые производят  в  навозной  куче  обильное
брожение,  а  брожение  приводит  за  собой  даровой  харч   и   перспективу
беспечального жития. Иметь возможность, не ударив пальца  о  палец,  прожить
одной ябедой -  вот  сладкий  удел,  к  которому  всем  нутром  устремляются
знаменосцы бездельничества. И они не только  процветают  материально,  но  и
завоевывают себе право на безнаказанность и даже на почет.  Ибо  в  навозных
кучах имеется своего рода табель о рангах, в силу которой  бездельник  более
вредный пользуется большим почетом, нежели его менее вредный собрат.
     Попробуйте растолковать этим  людям,  что  деятельность  их  вредна,  -
право, они не поймут  даже  смысла  этих  внушений.  Они  до  такой  степени
приспособились к  "вреду",  до  того  принюхались  к  атмосфере,  насыщенной
"вредом", что едва ли  в  них  осталась  даже  способность  различать  между
пользой и вредом. Вредом  они  живут,  вред  доставляет  им  и  материальные
выгоды, и почет - вот все, что нужно. Затем, так как они  вышли  из  навоза,
живут в навозе и в свое время неизбежно обратятся  в  навоз  же,  то  и  это
опять-таки все, что нужно. Ничто их в человеческом  смысле  не  трогает:  ни
прошлое, ни настоящее, ни будущее. История не дает им уроков и не  устрашает
их. Так что  в  смысле  нападения  на  безоружных  и  хватания  кусков  это,
несомненно, самый бесстрашный и неукротимый народ в целом мире.
     Но кажется, что история все-таки со временем заклеймит гнездо ябедников
и клеветников. Она не имеет права уклониться от этого акта справедливости  и
человечности. Посрамленный человеческий образ уже по тому одному должен быть
восстановлен, что, в противном случае, жизнь превратилась бы  в  сатанинскую
пытку, которая бессмысленно довлеет сама себе...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Стр. 142, строки  1-2  сн.  Вместо  фразы:  "За  календарь  взялись?  -
приветствовал он меня, - отлично... ха-ха!" -

     - Рекомендуюсь! - приветствовал он  меня,  -  член  "Союза  Недремлющих
Амалатбеков..." Календарь почитываете?.. Ха-ха!

     Стр. 143, строки 18-19 св. Вместо: "и, наконец, благонамеренный  кран^т
мольник"-

     и, наконец... захудалый Амалатбек!

     Стр. 143, строка 15 сн. Вместо: "прогоревший вивер" - захудалый  князь,
подлинный рюрикович

     Стр. 144, строки 4-22 св. вместо фраз: "А вы  вот  что:  не  хотите  ли
 Разве вы живете хоть одну минуту так, как бы вам хотелось? -  никогда,
ни минуты!" -

     А вы вот что: хотите в наш "Союз" вступить?
     - Тайный?
     - Еще бы! Для тех, кто не знает, разумеется, тайный... ха-ха!
     - Ни за что!
     - Что так?
     - Просто не вижу надобности прибегать к тайне, ежели могу явно...
     - А явно - это особо! И тайно и явно  -  милости  просим...  ха-ха!  За
явные дела - награда; за тайные - вдву по тому  ж...  хорошо?  Вы  подумайте
только: людей-то каких у нас встретите...  малина!  Нуте-ка,  раз-два-три...
благослови господи... по рукам!
     - Не могу.
     - Чудак вы! Ну рассмотрите, что такое  есть  ваша  жизнь?  -  ведь  это
катастрофа, а не жизнь!

     4) Черновая ру