ый пронесся над русской
землей в 1917 г.
     Но даже  народное  восстание подобного размаха не в состоянии полностью
все  переменить.  Ведь  и  в  любой  новой  политической  системе продолжают
присутствовать,  например,  такие  глубоко   укоренившиеся  элементы  старой
политической  культуры,  как отношение населения к правительству.  Сотни лет
царского  самодержавия  с   его  официальным  культом  правителя  постепенно
сформировали у значительной  части простого  народа,  и особенно у крестьян,
монархический  склад  ума.  А  гибель,  уничтожение и бегство  за границу  в
революционные годы многих представителей и без  того немногочисленных высших
и  средних слоев населения позволили классу  крестьян приобрести еще больший
вес. Следует добавить, что промышленные рабочие,  количество которых  быстро
возросло  во  второй  половине XIX  века  (когда  индустриализация  в России
набрала темп), во многих случаях сохранили тесные связи с родной деревней.
     "Без царя -  земля  вдова", "без царя народ сирота". В этих  пословицах
нашел свое  отражение  миф о царе-батюшке.  По-разному  эту  же  самую мысль
передают  многие другие старые  русские пословицы и поговорки ("Бог знает да
царь",  "Все  во власти  Божьей  да  государевой",  "Богом  да царем  Россия
сильна")5. Совершенно  очевидно, что политическая
лояльность  русского  крестьянина  связывалась не с абстрактным  учреждением
(государством),  а  с конкретной  личностью правителя. Самодержавие вкупе  с
русским  православием  представлялось  крестьянину   составной  частью  того
естественного  порядка  вещей,  который (на  более высоком,  государственном
уровне)  соответствовал  привычному патриархальному  авторитаризму  семейной
жизни в деревне.  (Подобные чувства в народе стали ослабевать только в самом
конце царского правления.)
     Крестьянин  постоянно  испытывал   многочисленные   глубокие   обиды  и
временами был  готов во  всеуслышание о  них заявить или  даже отреагировать
насилием. Но обычно он направлял свое негодование  на  ближайших  виновников
несчастья,  в  первую очередь на  помещиков, и снимал  всякую вину с  самого
царя. Разве не окружали царя министры и советники,  которые обманывали его и
держали в неведении относительно людских страданий? Так рассуждал крестьянин
и  вкладывал  особый смысл  в следующие  слова: "Царь далеко, а Бог высоко".
Стойкая  вера  в  царское  великодушие  поддерживала  в  народе традиционное
стремление рассказать ему  всю правду, обратиться лично к нему с петициями о
восстановлении  справедливости.  Именно в соответствии  с  данной  традицией
священник  Георгий Гапон  возглавил 9  января 1905 г.  демонстрацию рабочих,
которых повел к  Зимнему дворцу с иконами, чтобы просить у Николая II реформ
и заступничества. Царь не принял своих верноподданных,  войска открыли огонь
по шествию, и 9 января вошло в историю  России как Кровавое воскресенье. Эта
бойня привела к революционному взрыву 1905 г. и значительно подорвала веру в
передававшуюся  из  поколения  в  поколение русскую  сказку о  царе-батюшке.
Глубокий  смысл данного события для воспитанного на  традициях  русского ума
выразил Гапон  трагическими  словами:  "Нет больше царя"6.
     Крупные  народные бунты, которые время от времени  сотрясали  Россию на
протяжении  всей  ее  истории,  свидетельствуют, что  даже  в самые мятежные
периоды крестьянин обычно сохранял  лояльность по отношению к  царю или,  во
всяком  случае,  к   идее   царского  правления.  Известны   восстания   под
руководством Ивана  Болотникова и других крестьянских вождей в смутное время
(1605-1613),  бунт  Степана  Разина  (1667-1671).  Через столетие, во  время
царствования  Екатерины  II,  вспыхнуло  восстание   под   предводительством
Емельяна Пугачева. Чернявский  говорит  о "царецентризме" этих повстанческих
движений, подчеркивая тем  самым тот факт,  что  они были  направлены против
помещиков и государственных чиновников, но под царским знаменем7.  Ни  один  предводитель бунтовщиков не заявлял, что движение
враждебно царю. Напротив, они,  как правило, утверждали,  что на их  стороне
царь или  какой-либо  другой член царской семьи, или  же стремились убедить,
будто  сами являются царями.  Так,  Разин уверял, что  вместе с  мятежниками
вверх  по Волге  движется  старший  сын  царя  и наследник престола  царевич
Алексей, а Пугачев выдавал себя за  царя  Петра III, убитого  мужа Екатерины
II.     Именно     из     уважения     к    этой    сложившейся     традиции
республиканцы-декабристы8  призвали  войска  к
выступлению   от  имени  предполагаемого  "истинного  царя"  великого  князя
Константина. История сохранила для нас и другие  поучительные примеры. Когда
в 70-е годы прошлого столетия представители радикальной интеллигенции "пошли
в народ" и  стали  проповедовать крестьянам  социализм  в  антимонархическом
духе, последние заявили о многих из них в полицию. Таким образом, отсутствие
в социалистической  пропаганде молодых  образованных  радикалов идеи монарха
помогает объяснить негативное отношение крестьянства к народникам. Положение
изменилось лишь на рубеже нового столетия. К тому времени русские крестьяне,
а  также  рабочие  -  выходцы  из  крестьян  стали  более  восприимчивыми  к
революционной пропаганде немонархического характера.
     Примечательно, что  и  в  рассуждениях интеллигенции  на  первых  порах
присутствовали определенные монархические тенденции, несмотря на  то что для
нее  было характерно  довольно  прохладное  отношение к царизму.  Эта тонкая
прослойка  критически мыслящих русских первоначально состояла  из получивших
образование отпрысков земельной аристократии. Однако уже к середине XIX века
в нее стало вливаться все  большее число разночинцев из числа  тех немногих,
которым  посчастливилось  получить высшее образование,  Их  волновал  прежде
всего  "социальный  вопрос",  который  до указа  об освобождении 1861  г.  в
основном сводился к проблеме отмены крепостного права; но  и здесь некоторые
представители  интеллигенции   возлагали   свои  надежды  на  монархию   как
организатора этой важной  реформы. Почему бы прогрессивному царю не отменить
крепостное  право,  действуя  сверху  вопреки  сопротивлению   крепостников,
которых  Александр  Герцен  -  выдающийся представитель интеллигенции 40-х и
50-х  годов   XIX   столетия  -   назвал   "плантаторами"?  Таким   образом,
аболиционистски    настроенная   интеллигенция    вместе    с   либеральными
представителями русского общества из среды государственных служащих отдавала
предпочтение не  конституционной  программе,  осуществление  которой, по  их
мнению,  лишь  усилило  бы  политическое  влияние  землевладельцев,  а  идее
прогрессивного самодержавия. Виссарион Белинский, прогрессивный литературный
критик  и  мыслитель  40-х  годов,  колебался  между  надеждой  на  всеобщее
восстание крепостных крестьян и упованием на диктатуру царя, действующего во
благо  народа и против знати9. Писатель и  критик
Николай Чернышевский, в  50-е  годы принявший на себя  духовное  руководство
интеллигенцией, в 1848 г. записал в дневнике, что России нужно самодержавие,
чтобы защищать интересы  низших классов и подготавливать  будущее равенство.
Затем он добавил: "Так действовал,  например, Петр Великий, по моему мнению.
Но эта власть  должна  понимать, что она  временная, что  она средство, а не
цель"10.
     Проживавший  в  эмиграции  в Западной  Европе  Герцен  мыслил в  том же
направлении. Революция 1848 г. во Франции  рассеяла его  иллюзии и  побудила
пересмотреть прежнее увлечение  Западом. Исходя из старого  славянофильского
представления о русских как о "социальном народе",  он выдвинул идею  о том,
что русский крестьянин - это инстинктивный  социалист, что мир (традиционная
деревенская община в России) - это ядро будущего русского  социалистического
общества. Если, дескать, во Франции человеком будущего  являлся работник, то
в  России  человек  будущего  -  мужик.  И  быть может, рассуждал он, именно
экономически отсталой, еще не вступившей на капиталистический путь развития,
но  сохранившей  старинные  деревенские общины России  предопределено  самой
судьбой  повести  весь  славянский  мир  к  социализму11. Здесь  как бы еще в зародыше предстает социалистическая идеология
революционного   движения   народников,   возникшая   в  среде   радикальной
интеллигенции в конце 50-х и в 60-е годы.
     Примечательным является то, что в  первые годы царствования  Александра
II  у   Герцена  так  называемый  "русский  социализм"  уживался  с  теорией
прогрессивного самодержавия. Он  призывал Александра II  стать "коронованным
революционером" и "земским царем", продолжить преобразования  Петра Великого
и порвать с петербургским периодом  столь же решительно, как Петр I порвал с
московским  периодом.  Наставник  народников  и  теоретик  анархизма  Михаил
Бакунин какое-то врямя заигрывал  с идеей  революционного монархизма. В 1862
г. он писал:  "Александр  II мог бы  так легко  сделаться  народным кумиром,
первым русским земским царем". И  далее: "Опираясь на этот народ,  он мог бы
стать спасителем и главой  всего  славянского мира... Он, и  только он один,
мог  совершить  в России величайшую и благодетельнейшую революцию, не пролив
капли крови12. Четырьмя годами ранее к Александру
II  со страниц издававшегося Герценом в Лондоне сборника "Голоса из  России"
обратился в том же духе молодой русский социалист  Николай Серно-Соловьевич,
который  предложил  царю  использовать  собственную  абсолютную  власть  для
претворения   в  жизнь  социалистической  программы   передачи   под  эгидой
российского государства  помещичьих земель деревенским общинам.  "На русском
престоле, - заявил  этот  революционер, - царь не может не быть, сознательно
или несознательно, социалистом"13.
     Представление о "якобинце Романове", осуществляющем из Санкт-Петербурга
социалистические преобразования  в  России,  было  абсолютно утопическим,  и
радикалам со всей очевидностью пришлось бы испытать разочарование даже в том
случае, если  положения земельной  реформы  1861 г.  не  оказались бы такими
неудовлетворительными и  не  повлекли  бы  за  собой  серьезные крестьянские
волнения. Последнее обстоятельство, однако, дало толчок росту революционного
народничества  60-х годов.  объявившего войну казенной России  и видевшего в
Александре  II, которого  сам Герцен  раньше  назвал  "царем-освободителем",
главного  врага  русского  народа.   Чернышевский   и  других  революционные
народники, отказавшись от всяких  надежд  на народного  царя и прогрессивную
автократию, стали утверждать,  что российский  монарх - это только  верхушка
аристократической  иерархии  и  чем  скорее   она   "погибнет",  тем  лучше.
Серно-Соловьевич, например,  стал одним из создателей революционного тайного
общества "Земля и воля", предтечи организации "Народная воля", члены которой
в конце концов убили Александра II.  Перелом в умонастроениях нашел наиболее
четкое отражение в прокламации студента Каракозова,  в которой он  разъяснял
причины покушения (правда,  неудачного)  на  царя в 1866 г. Русская история,
говорилось в ней,  показывает, что лицом,  действительно  виновным  во  всех
страданиях  народа,  является  не  кто  иной,  как  сам  царь. Каракозов,  в
частности,  писал:  "Цари  завели себе  чиновников...  и  постоянное войско.
Назвали  их  (чиновников)  дворянами...  и  начали   им  раздавать  земли...
Сообразите это, братцы...  и вы  увидите,  что  царь  есть  самый главный из
помещиков, никогда он не потянет на мужицкую руку, потому - он самый сильный
недруг простого народа"14.
     Поскольку  выстрел  Каракозова  символизировал   собой  тот  факт,  что
радикальная  интеллигенция  рассталась  с  представлением   о  прогрессивном
самодержавии,  по-видимому,  данный  рубеж  можно  было  бы  считать  вполне
подходящим для того, чтобы на нем закончить историю русского  революционного
монархизма.  Однако теперь мы подошли  к  одной из тех метаморфоз  в истории
политической  мысли,  которая  ясно  иллюстрирует  ее внутреннюю  сложность.
Отказавшись от  концепции прогрессивного самодержавия, народники 60-х и 70-х
годов тем  не менее вновь возродили  ее  в новом обличье, радикально изменив
форму,  но  сохранив существенную  часть прежнего содержания.  Из устаревших
представлений о  диктатуре царя,  действующего в  интересах народа и  против
аристократии и  преобразующего Россию сверху на  социалистических принципах,
некоторые  народники  выбросили   фигуру  царя,   заменив   ее  организацией
революционеров. В результате место идеи о прогрессивном  самодержавии заняла
идея о  том, что  за революционным захватом власти снизу последует диктатура
революционной   партии,   которая   использует   политическую   власть   для
осуществления  сверху социалистического преобразования российского общества.
Сторонники теории революционной диктатуры приобрели известность как "русские
якобинцы".
     Эта идея  была  сформулирована  еще в 1862 г. в  прокламации народников
"Молодая  Россия".  Ее  автор,  П.  Г.  Заичневский,  являлся  руководителем
подпольной  группы  революционного  общества  "Земля  и воля"  в  Московском
университете.  Более обстоятельно  данную концепцию разработали такие видные
деятели народнического движения 70-х годов,  как Петр Ткачев  и Петр Лавров.
По   мысли  Ткачева,  правящая   элита   из   революционеров-интеллектуалов,
захвативших   политическую   власть    после   "революционно-разрушительной"
деятельности  снизу, использует эту  власть для "революционно-устроительной"
работы сверху. Воздействуя  на массы главным образом методом убеждения, а не
принуждения, используя средства пропаганды,  эти люди постепенно преобразуют
страну  на  социалистических  принципах,  превращая  крестьянскую  общину  в
подлинную   коммуну,  экспроприируя   частную   собственность  на   средства
производства,  утверждая равенство  и  развивая  народное  самоуправление до
такого  уровня,  на  котором   революционная  диктатура  окажется  ненужной.
Руководители  "Народной  воли"  предполагали  также  образовать   "временное
революционное    правительство",   которому   предстояло   сверху    довести
социально-экономическую   революцию  до  конца.   Ее   результаты  подлежали
утверждению национальным  парламентом народных представителей. Так выглядело
русское  якобинство на фоне  народнического движения.  Одним из его  истоков
(конечно  же,  неосознанно)  являлась  старая идея о  прогрессивном  царском
самодержавии. Учение русских  якобинцев  оставило глубокий  след  в истории,
прежде всего  благодаря тому  влиянию, которое  оно оказало  на политическое
мышление Ленина.
     Среди народников  70-х  годов  возник  раскол по вопросу  революционной
тактики.  Одни  выступали  сторонниками  постепенного  привлечения  на  свою
сторону крестьян через  просвещение и  призывали "идти  в  народ", другие же
ратовали  за  пропаганду   "делом",  имея  в  виду  террористические  акции.
Последние  считали русского  крестьянина  потенциальным  бунтовщиком  против
всякой власти и доказывали, что акция, подобная  покушению на царя, способна
как  искра  разжечь  в  сельской  местности большой пожар,  который  был  бы
значительнее и успешнее пугачевщины. Однако убийство в 1881 г. Александра II
одним из членов организации "Народная воля"  не  вызвало у крестьян подобной
реакции, а стало причиной еще более жестких репрессий в период правления его
преемника  Александра III. После этого многие радикалы  из лагеря народников
отказались   от  тактики  террора  и  утратили   веру   в  крестьянство  как
революционную  силу.  Между  тем  на  арену  выходила  другая  потенциальная
революционная сила  в лице небольшого по численности, но постоянно растущего
русского  промышленного  пролетариата, который  к  концу столетия насчитывал
свыше  трех миллионов человек15.  Неудивительно,
что  в  сложившихся  условиях  определенная  часть  интеллигенции  оказалась
восприимчивой к идеологии  пролетарской  социалистической революции, которую
пропагандировали  Карл  Маркс  и Фридрих Энгельс.  К  этому  времени в  ряде
европейских   стран   уже   существовали   социал-демократические    партии,
исповедовавшие марксизм и действовавшие от имени промышленного пролетариата,
своей главной опоры. В  1883 г. ставший марксистом народник Плеханов основал
в  Женеве, где  он в то  время проживал, группу  "Освобождение  труда" и тем
самым положил начало русскому марксизму как организованному движению.
     Первоначальным импульсом движения, наставником и организатором которого
стал  Плеханов, были поиски новых  путей в русской революционной политике. В
основу легли направленные против народничества труды Плеханова  "Социализм и
политическая  борьба"  и "Наши разногласия". В  них он обрушился на "русских
якобинцев".  По  его словам, концепция захвата власти  тайной  заговорщицкой
организацией представляла собою "фантастический элемент" программы "Народной
воли".  Вызывала  возражение  уже   сама  идея   "временного  революционного
правительства", выполняющего роль опекуна в отношении народа, который строит
социалистическое общество. Диктатура  революционной  партии была ненужной  и
нежелательной; рабочие-де не захотят одну  форму  надзора заменить другой, и
им  не понадобятся  наставники, когда они  в  будущем  окончат революционную
школу  политического  самовоспитания. Вместе  с тем  преждевременный  захват
власти   какой-либо   организацией   вроде   "Народной   воли"  (даже   если
предположить,  что это осуществимо)  неизбежно закончился  бы  крахом  из-за
отсутствия   достаточной  поддержки  народа.  А   если  такое  правительство
сохранило  бы  власть  и  попыталось  бы ввести  социализм  сверху с помощью
декретов, то результатом был бы  "патриархальный  и авторитарный  коммунизм"
или "перувианский (то есть иерархический и авторитарный) коммунизм". Поэтому
революционному  движению  следовало  отказаться от  идей  захвата  власти  в
результате  заговора  и  также  от  изобретения  "социальных экспериментов и
вивисекций" над русским народом с помощью диктатуры какой-либо революционной
партии16. Что касается русских марксистов, то им
следовало бы объединиться с другими  оппозиционными слоями общества, включая
либералов,  в  политической борьбе  и свергнуть царский абсолютизм,  а затем
учредить в стране свободные политические институты. Подобная демократическая
революция, по мнению Плеханова, ускорила  бы темпы  экономического  развития
России  и  позволила  бы  растущему  индустриальному  пролетариату   создать
собственную     независимую     политическую     партию,     похожую      на
социал-демократические    партии   Западной   Европы.   В    ходе    будущей
социалистической революции рабочие взяли бы власть уже как класс.
     Как оказалось  впоследствии, в  своих  ранних работах Плеханов  заложил
теоретические основы не  всего русского марксистского  движения, а лишь  его
меньшевистского  крыла.  Противостоящее  ему  большевистское крыло,  которое
возглавил Ленин, находилось под влиянием тех  самых идей, которые критиковал
Плеханов. Однако это выяснилось лишь значительно позднее.
     Когда  работа "Социализм и политическая борьба" увидела свет в Женеве в
1883   г.,   Ленин  был  беззаботным  тринадцатилетним   юношей,  Владимиром
Ульяновым, который рос в  волжском  городе Симбирске (ныне  Ульяновск).  Его
отец, инспектор и директор народных училищ Симбирской губернии и в известной
мере сам принадлежавший  к  аристократии, умер в 1886  г. В  следующем  году
старший  брат  Владимира  Александр,  студент  Петербургского  университета,
присоединился   к  новообразовавшейся   группе   народовольцев,  замысливших
отметить  шестую  годовщину  убийства   царя  Александра  II  покушением  на
Александра  III. Заговор  закончился неудачей. Юношу,  который, несмотря  на
мольбы  матери,  из  принципиальных  сообра