орить чудеса в
революционном деле и  тем самым делать историю. Не удивительно, что Плеханов
обвинил  Ленина в  возрождении старой  теории  народников  о героях и толпе.
Единственное отличие состояло якобы  в том, что  революционные  герои Ленина
должны были вести не крестьянскую, а пролетарскую толпу. Запоздалую  критику
книги  "Что делать?" Плеханов объяснил тем, что только после  II  съезда ему
стало   ясно,  какое   "огромное  влияние"  данная   брошюра  оказывает   на
практических работников партии и в какой степени  это влияние есть следствие
содержавшихся  в  ней ошибок. Плеханов заметил, что "Ленин написал для наших
практиков катехизис, не теоретический, а  практический, за это многие из них
прониклись     благоговейным    уважением    к    нему    и    провозгласили
социал-демократическим  Солоном"17.
     Язвительный  комментарий Плеханова стал невольным  подтверждением  силы
ленинского  труда,  его  удивительного  воздействия  на  многих  "практиков"
движения.  Особенно в период всеобщей деморализации нуждались они в том, что
предложил Ленин: в практическом плане и программе, предназначенных для того,
чтобы содействовать реализации  революционных целей  партии.  Брошюра давала
активистам  движения четкую  революционную перспективу,  которой  им  так не
хватало, и  звала к революционной работе не только среди  фабрично-заводских
рабочих,   а   во   всех   слоях   населения,   недовольных    деспотическим
государственным строем.  Но самое  важное то, что она  вселяла в  них веру в
реальную  возможность  победы  народа  над  царизмом.  Вскоре  это  наглядно
продемонстрировал 1905 г. Поэтому не удивительно, что брошюра Ленина вызвала
восторженную  реакцию у  многих русских  марксистов.  В  докладе организации
"Искра" на II съезде говорилось, что, по свидетельству многих  в России, они
сделались  сторонниками  "Искры"  после  ознакомления с  этой брошюрой. "Она
давала нам - практическим работникам -  то, в чем мы  особенно нуждались", -
рассказывал младший брат Мартова, который в то время был членом Харьковского
комитета18.
Валентинов, тогда член  кружка молодых социал-демократов в Киеве, вспоминал,
что  вся  группа с величайшим энтузиазмом приветствовала  выход в свет труда
"Что делать?", увидев  в Ленине  бесспорного кандидата на  пост руководителя
партии, которого  следовало  избрать  на предстоящем  II съезде.  Валентинов
также  помнил,  какой восприимчивой  оказалась  группа к ленинской мысли  об
индивидуальном революционном героизме19.
     Хотя это и  было  чуждо духу  исторического материализма, тем не  менее
ленинский призыв к  богатырским  усилиям революционных  героев кружил головы
молодым   революционерам-марксистам,    занятым   нелегальной   политической
деятельностью  в   русской  провинции  в  условиях,   которые  часто  бывали
отчаянными. К этим лицам принадлежал  и будущий  Сталин, тогда малоизвестный
партийный функционер Закавказья. Он был одним из тех, кто стал читать Ленина
как социал-демократического Солона. Сталин полностью принял взгляды Ленина и
в  1904 г.  в  письме  к  товарищу,  проживавшему  в  Лейпциге,  грузинскому
революционеру, признался, что считает  его своим вождем.  С презрением отмел
он критику Плеханова в адрес работы "Что делать?". В ленинском сочинении его
особенно  привлекли  учение о  лидерстве и теоретический  вывод о  том,  что
миссия  марксистской  интеллигенции  -  возвысить  пролетариат  до  сознания
социалистического  идеала,  а  не  "разменивать  этот  идеал  на мелочи  или
приспосабливать         к          стихийному          движению          "20.
     Принято считать,  что  большевизм как  самостоятельное  течение  внутри
русской социал-демократии возник в 1903 г.  Но как уже указывалось выше, его
появление нельзя в  полной мере  объяснить  лишь тем расколом, в  результате
которого он получил свое название. Изначальный  импульс большевизму дала  и,
по существу, вдохнула  в него жизнь вовсе не ссора  на II съезде, а  выход в
свет  труда "Что делать?". Еще до  его  появления Ленин  уже являлся автором
широко  известных сочинений и  политическим деятелем, с которым  считались в
кругах русских марксистов. Но именно вдохновляющая сила  брошюры, написанной
в  1902  г.,  возвысила  его в глазах  многих,  сделав  центральной  фигурой
большевистского движения. Помимо убедительности идей Ленина на умы некоторых
из  его  современников,  все  это  свидетельствовало  также  о  том, что  на
революционном горизонте России появилась харизматическая личность. Настоящий
"ворон" наконец-то взлетел.


     Лидер и движение
     Харизматическую власть Макс  Вебер противопоставляет  "традиционной"  и
"рационально-правовой" и  определяет ее  как  власть,  которая отвергает все
предшествовавшее  и  представляет  собой  "особую  революционную силу".  Она
являет  себя миру)  провозглашая  необходимость  и  возможность  радикальных
перемен. В классическом виде она проявляется в позиции религиозного пророка,
который говорит: "Это записано... а я вдохну это в  вас словом..." По мнению
Вебера,  харизматическая власть тесно взаимосвязана  с социальным движением,
возникающим вне  существующего государственного  порядка  и  всегда каким-то
образом  против   него   направленным,   то   есть   радикальным   движением
религиозного, политического, культурного  или какого-либо другого характера.
Подобные движения обычно притягивают лиц, которые испытывают острый дистресс
в  той  или  иной  форме  (социальный,  экономический,  психический  или  их
сочетание) и которые готовы  на все  за обещание избавить от него.  Человек,
олицетворяющий это обещание,  -  потому ли, что  он  выступает с  проповедью
необходимости  радикальных  перемен, или же из-за  его  способности  указать
дорогу,  ведущую  к  переменам,  -  является  потенциальным  харизматическим
лидером.
     Преисполненный  чувством  собственного  предназначения.  такой  человек
выдвигает себя, как наиболее подготовленного, в лидеры движения за перемены.
Его   последователи,  которые  обычно  являются  и   его  учениками,  охотно
соглашаются  с  подобным  лидерством,  ибо  видят  в  нем  лицо,  обладающее
необычайными  способностями и дарованиями.  Факт  "признания" особых качеств
Вебер    считает     решающим    для     действенности    харизмы21. Причем  имеется  в виду
вовсе не  какая-то иррациональность лидера или его  последователей, а только
то, что его харизматическая  власть имеет определенные мессианские свойства.
Поэтому она  вызывает ревностное и  восторженное  преклонение. Возникающая в
подобных  условиях  сильная  эмоциональная привязанность  может  найти  свое
выражение (еще при жизни лидера или после его смерти) в  культе вождя. Таким
образом, можно предположить, что стихийно возникающая на эмоциональной почве
склонность  последователей  создавать вокруг вождя  культ  личности является
одним из характерных признаков харизмы.
     Харизматические движения получили  широкое распространение в  различных
цивилизациях,  начиная  с античных  времен и  до наших дней.  И  хотя данный
феномен не зависит ни от времени, ни от общественного  строя, тем не менее в
разные времена и у разных народов эти движения значительно  отличались: друг
от друга по характеру особых свойств, которыми наделялись лидеры, а также по
характеру  узаконенного   ритуала  взаимоотношений  между   лидерами  и   их
последователями. В религиозной среде, например, лидер  может демонстрировать
свою  божественную  силу,  творя  (или  делая  вид,  что творит)  чудеса.  В
условиях,  где  абсолютное  почтение  к  носителям высшей  власти.  является
общепризнанным  правилом  поведения,  последователи харизматического  лидера
всегда будут ему безоговорочно повиноваться, не допуская никаких отступлений
от  его  взглядов  по  любому  вопросу.  А вот  в  непринужденной  атмосфере
современного  радикального  движения,  которое  пышно  расцветает  на   ниве
внутренних дискуссий  и полемик, харизматическая  власть лидера не исключает
возражений со  стороны последователей (особенно  из  числа занимающих  более
высокие  посты) по поводу  его той или иной  точки зрения. Более того, может
быть, именно  необычайная  убедительная сила  рассуждений  и  доказательств,
проявляемая  лидером в спорах, является главным  источником харизматического
воздействия и одним из тех качеств, которое побуждает последователей избрать
его вождем и подчиниться его власти. Как мы  увидим, так было и с движением,
у истоков которого стоял Ленин.
     Харизматические вожди, вероятнее всего, появляются в  периоды кризисов,
когда  страдания делают людей  восприимчивыми к движениям за  перемены  и  к
идеям тех, кто их возглавляет. В новейшей истории Запада таким периодом была
эпоха индустриальной  революции,  которая сорвала с насиженных мест  большое
число людей и  породила массовую нищету промышленных центров.  Появившиеся в
первой   половине  XIX  века   социалистические  теории  (включая  марксизм)
представляли  собой проповеди радикальных  перемен, обещавшие  избавление от
страданий.  Фридрих  Энгельс  одним  из  первых  указал на  сходство данного
исторического периода с тем  временем, когда возникло христианство. Заметив,
что  христианство  и современный социализм рабочего  класса  зародились  как
движения   угнетенных,   он  писал:  "И  христианство  и  рабочий  социализм
проповедуют грядущее избавление от рабства и нищеты; христианство ищет этого
избавления в  посмертной потусторонней жизни на небе,  социализм же - в этом
мире,  в  переустройстве  общества.  И  христианство   и  рабочий  социализм
подвергались преследованиям и  гонениям,  их последователей травили,  к  ним
применяли исключительные законы... И  вопреки всем  преследованиям, а  часто
даже  непосредственно благодаря  им  и христианство и социализм победоносно,
неудержимо прокладывали себе  путь"22.
     Условия для харизматических  тенденций были весьма благоприятными, и те
не  замедлили  появиться. Исследуя  историю  европейского  социализма второй
половины XIX столетия, Роберт Мичелз обнаружил, что одна из  его характерных
черт  -  "присущий  массам  культ  почитания".  Основатели,  а  затем  вожди
социалистических   движений   представлялись    последователям    "светскими
божествами". Так,  например,  когда  Фердинанд Лассаль  в  1864  г.  посетил
Рейланд, то  жители устроили ему прием, "как  божеству". И Маркса, и Лассаля
посмертно причислили к лику "социалистических святых" тех движений, рождению
которых  они  способствовали.  В центральной Италии родители из  социалистов
охотно нарекли мальчиков именем Лассальо, а девочек - Марксина. Сицилианские
сельскохозяйственные  рабочие во  время  торжественных процессий несли рядом
святой  крест,  красный  флаг  и  плакаты с  лозунгами,  заимствованными  из
сочинений Маркса.  Меняя протестантскую веру  на  социализм,  индустриальные
рабочие  Саксонии  заменяли в домашних  алтарях портрет  Мартина  Лютера  на
портрет  Августа  Бебеля.23
     Революционное движение России XIX века выдвинуло своих героев,  которые
в большинстве случаев стали и его мучениками; однако  из него не вышли явные
харизматические лидеры. Между тем в среде русской интеллигенции существовала
вполне  определенная  тяга  к  подобного  рода  лидерству. Для  радикального
интеллигента  были  характерны глубокое  отчуждение  от  казенного  русского
общества  и увлеченность  идеальными социальными  целями.  Условия  жизни  в
России вызывали у него такое отвращение, что  все ниспровергающая  революция
стала зачастую остро ощущавшейся личной потребностью, делом, которому стоило
посвятить жизнь и даже пожертвовать ею. Люди с подобными убеждениями были во
всех слоях революционного сообщества, в том числе и в марксистских кругах. И
когда наконец появился революционный лидер, наделенный  исключительными, или
харизматическими качествами, эти люди ответили ему горячей приверженностью.
     Большевизм в  значительно  большей  степени, чем  меньшевизм или другие
русские радикальные течения того времени, оказался сосредоточенным на фигуре
вождя.  Вначале как фракция,  а затем  как самостоятельная партия большевизм
включал  в  основном  последователей   Ленина   в   русском  марксизме.   По
распространенному среди меньшевиков выражению, это  была "ленинская  секта".
Конечно, с большевизмом связано  определенное направление политической мысли
и идеологии. Но для того, чтобы стать большевиком, особенно на первых порах,
было не так  важно  принять конкретный набор убеждений,  как попасть в сферу
притяжения Ленина, политического наставника и революционного стратега.
     Притягательная сила Ленина как личности, по-видимому, была необычайной.
В книге очерков большевистских деятелей, составленной много лет спустя, один
из членов ленинской старой гвардии, А. В. Луначарский, писал об "очаровании"
Ленина.  "Очарование  это  колоссально, -  утверждал  Луначарский,  -  люди,
попадающие  близко  в его  орбиту,  не только отдаются ему как политическому
вождю, но как-то своеобразно влюбляются в него. Это относится к людям  самых
разных  калибров  и  духовных  настроений  -  от  такого тонко  вибрирующего
огромного  таланта,   как  Горький,  до  какого-нибудь  косолапого   мужика,
явившегося из  глубины Пензенской  губ., от первоклассных политических умов,
вроде  Зиновьева,  до  какого-нибудь  солдата  и  матроса, вчера еще  бывших
черносотенцами, готовых во  всякое время сложить свои буйные головы за вождя
мировой революции  -  Ильича"24. Свидетельства из множества источников подтверждают эти слова.
     Историческое   ядро  последователей  Ленина   -  это  небольшая  группа
политических  эмигрантов,  которая  обосновалась   в  Женеве   и   приобрела
известность  как "большевистская  колония". Яркое описание  группы и  самого
Ленина, который  являлся ее  главной фигурой, оставил  Валентинов. Принявший
взгляды   Ленина   после  прочтения  "Что   делать?"  молодой  революционер,
совершивший побег из  киевской  тюрьмы, приехал в  Женеву в начале 1904 г. и
был принят в  колонию  большевиков. Как  оказалось, это была  группа  людей,
считавших себя учениками Ленина, которого они боготворили. Хотя тогда Ленину
было всего 33 года, они привычно называли  его "стариком", выражая тем самым
глубокое уважение к его марксистской эрудиции  и мудрости  во всех вопросах,
относящихся  к  революции.  "Старик мудр,  - сказал один  из  членов  группы
Валентинову, - никто  до  него  так  тонко, так  хорошо не разбирал  детали,
кнопки  и  винтики механизма  русского  капитализма". Высказывалась  вера  в
великую историческую  миссию  Ленина. Как  заметил один  из  членов  группы:
"Ильич нам всем покажет, кто он. Погодите, погодите - придет день. Все тогда
увидят, какой он большой, очень большой "человек"". Несмотря на увлеченность
Лениным,   Валентинова   поначалу  смутила   почти   религиозная  "атмосфера
поклонения" в колонии. Постепенно, однако и он поддался необычайному обаянию
личности Ленина. Валентинов,  в частности, писал:  "Сказать, что  я  в  него
"влюбился",  немножко  смешно,  однако  этот  глагол,  пожалуй,  точнее, чем
другие,  определяет мое  отношение  к  Ленину  в течение  многих  месяцев"25.
     Не все революционеры,  которые встречались с Лениным,  воспринимали его
подобным образом; были и такие, которые, как и сам Валентинов,  позже отошли
от  Ленина и отвергли его как наставника  и вождя. И все же  об удивительной
притягательной  силе  личности  Ленина  свидетельствует  тот  факт,  что  ее
испытали,  пусть  временно, не только  те,  кто  разделял  его  политические
взгляды, но даже те, кто не  был склонен соглашаться с ним. Один из наиболее
ярких примеров - Мартов, который, по рассказам, во время совместной работы в
редакции  "Искры"  настолько попал под влияние личности  Ленина, что вряд ли
сознавал,  куда  его ведут26.  Другой  редактор  "Искры",  а   впоследствии  лидер  меньшевиков
Потресов, опубликовал много  позднее мемуары,  которые  примечательны с двух
точек  зрения:  это  и  личная  исповедь,  и  оценка харизматических качеств
Ленина. Потресов, в частности, писал:
     "Никто, как  он, не умел так  заражать своими планами, так импонировать
своей волей, так  покорять своей личностью, как этот на первый взгляд  такой
невзрачный и грубоватый человек,  по видимости  не  имеющий никаких  данных,
чтобы быть обаятельным...
     Ни  Плеханов,  ни  Мартов,  ни  кто-либо  другой  не  обладал  секретом
излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал
- господства над ними.  Плеханова - почитали, Мартова - любили, но только за
Лениным беспрекословно шли как за единственным бесспорным вождем. Ибо только
Ленин представлял собою, в особенности в России, редкостное явление человека
железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатическую веру в движение,
в дело,  с не меньшей верой в себя. Если когда-то французский король Людовик
XIV мог говорить: государство - это  я, то Ленин без излишних слов неизменно
чувствовал, что партия - это он, что он - концентрированная в одном человеке
воля движения. И  соответственно этому действовал. Я помню, что  эта  своего
рода   волевая   избранность   Ленина   производила  когда-то  и   на   меня
впечатление"27.
     Как подчеркнул Потресов, во внешности Ленина не было ничего такого, что
могло  бы  объяснить  его "гипнотическое  воздействие на людей".  Невысокого
роста, приземистый и лысый, он напоминал современникам русского крестьянина.
Помимо исходившегося от Ленина ощущения  огромной физической энергии и силы,
особо выделялись  его глаза  - "пронизывающие",  "искрящиеся", "всевидящие",
"удивительные"   и    "вспыхивающие    синими   огоньками    в    уголках"28. По общему признанию,
держал  он  себя  очень  просто,  был  человеком  исключительной  прямоты  и
искренности.
     Особые качества, за которые Ленина его последователи выделяли  из среды
обыкновенных людей, он проявлял на трибуне.  И это не  был талант блестящего
оратора,  который  прославил  Троцкого.  Речь Ленина была совершенно  лишена
театральности и стремления произвести эффект. Говоря  простым языком, вместе
с тем отчетливо и чрезвычайно энергично, Ленин обычно сразу же  приступал  к
обсуждаемой   проблеме  и  давал   ясный,  логически   обоснованный  анализ,
подкрепленный   множеством  фактов.  На  слушателей  его  выступления  часто
оказывали    совершенно   необыкновенное   воздействие.    Он   неоднократно
демонстрировал свою способность  доводить  партийную  аудиторию до  крайнего
возбуждения, до  состояния экзальтации. Например, слушая  две речи Ленина на
большевистской конференции  в  Таммерффорсе  в 1905  г.,  обычно  сдержанный
Сталин  поддался   всеобщему  восторгу.  Он  вспоминал:  "Меня   пленила  та
непреодолимая сила  логики в речах Ленина, которая несколько  сухо,  но зато
основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и  потом берет
ее в плен, как говорят,  без остатка.  Я помню, как говорили тогда многие из
делегатов: "Логика  в  речах  Ленина -  это  какие-то  всесильные  щупальца,
которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи
вырваться:  либо  сдавайся,   либо   решайся  на  полный   провал""29. Подобными воспоминаниями
полна  мемуарная  литература. Так,  Макс  Истмен, который  присутствовал  на
публичном выступлении Ленина в 1922 г., дошел до  состоянии  "пиндарического
парения". Впоследствии  он назвал Ленина "самым ярким из всех виденных  мною
когда-либо на трибуне людей". Ленин  предстал перед ним "гранитным монолитом
искренности",  в отношении которого "вы чувствуете, что он  весь перед вами,
что  вы  воспринимаете   всего  человека".  Создавалось   впечатление,   что
наконец-то на подмостках истории появился бескорыстный  интеллигент, который
открывает    нам    свои   мысли,   показывая,   как    выглядит   истина"30.
     Поскольку  Ленин  писал  так  же,  как  и  выступал,  его  политическ