великодержавный  шовинизм, старающийся  стереть все
нерусское, собрать  все нити  управления  вокруг русского начала и придавить
нерусское"17. Это
было  довольно  верное описание  русских  националистических  поползновений,
встревоживших  Ленина  и  других  партийцев,  которое,  однако, не  отражало
истинной позиции Сталина. Как мы  увидим, условия, при которых ему  пришлось
выступать на съезде, обязывали  скрывать собственное предвзятое отношение  к
тому самому явлению, которое он осуждал. Другое заявление, ранее сделанное в
несколько иной обстановке, позволяет лучше оценить реальную позицию  Сталина
в данном вопросе.  Открывая 1  января 1921 г. совещание коммунистов тюркских
народов  РСФСР, он в  импровизированном коротком обращении сказал, что перед
этими  и  другими народами  стоит  проблема  преодоления  националистических
пережитков и даже  "националистического уклона".  А  вот  в истории развития
русского коммунизма,

     231

     продолжал Сталин, борьба с  националистическим уклоном никогда не имела
серьезного  значения.  Будучи в  прошлом  правящей нацией,  русские вообще и
русские  коммунисты  в  частности  не  испытывали   национального  гнета  и,
следовательно, не имели дела с националистическими тенденциями в своей среде
(если не считать некоторых настроений великодержавного  шовинизма) и поэтому
не сталкивались с проблемой их преодоления18. Как  видно,  Сталин
забыл  исторические  примеры  проявления  национализма  правящими нациями  и
оказался не  в состоянии увидеть  великодержавного шовинизма, хотя  сам  же,
правда бегло, указал на него,  как на серьезную проблему. Между высокомерным
русофильством  Сталина  и  взглядами Ленина  существовала глубокая пропасть,
которая со всей беспощадностью открылась Ленину в 1922 г.

     Конституционная проблема
     Глубокие  политические  конфликты  нередко  выплескиваются   наружу   в
вопросах,  которые на первый взгляд кажутся второстепенными. Вопрос, который
в данном случае  сыграл  именно такую  роль, касался юридического обрамления
советской конституционной структуры.  Он возник  еще в январе 1920 г., когда
Сталин,  находившийся  тогда  на  Южном  фронте,  прислал  Ленину  письмо  с
комментариями  относительно проекта тезисов по национальному и колониальному
вопросам,  подготовленных  ко  II  конгрессу  Коминтерна. В  седьмом  пункте
тезисов  Ленин  указал  на  "федерацию" как  на переходную  форму  к полному
единству  трудящихся разных  наций.  Федерация,  по  мнению  Ленина,  уже на
практике продемонстрировала свою целесообразность как в  отношениях РСФСР  с
другими   советскими  республиками  (например,  с   Украиной),   так   и   в
предоставлении внутри  РСФСР автономии национальностям, ранее ее  не имевшим
(например,   башкирам).  Здесь  подчеркивалось   различие   между  "союзными
республиками"  (Украина,  Белоруссия, Азербайджан),  с которыми  РСФСР имела
договорные  отношения,  и  "автономные  республиками",  которым  конституция
гарантировала некоторые  политические правомочия,  но  которые формально  не
считались  самостоятельными.  В письме Ленину  Сталин усомнился в  том,  что
Советская Германия, Польша,  Венгрия или Финляндия сразу  пожелают  пойти на
федеративные  отношения  с  Советской  Россией, и  предложил избрать  формой
сближения в будущем "конфедерацию" или "союз самостоятельных государств". По
его словам, разные типы федеративных отноше-

     232

     ний внутри  Советского  государства вряд  ли  помогут решить  проблему,
поскольку "на самом деле  этой разницы нет, или она так мала,  что равняется
нулю"19.  В  этой
переписке уже  видны признаки  назревавшего конфликта  Сталина  с Лениным по
вопросам национальной политики.
     В  1922  г.  партийное  руководство решило  перестроить конституционную
систему федеративных отношений.  Сталина назначили  главой  комиссии  ЦК  по
выработке  проекта. Надо сказать, что  в  данном вопросе  в высших партийных
кругах  выявились  глубокие  разногласия.  Одни  хотели  включить   Украину,
Белоруссию и Закавказскую федерацию (в которую  входили Азербайджан, Армения
и Грузия)  непосредственно в РСФСР  на  правах автономных  республик. Другие
(сторонники крайней централизации)  выступали за слияние всех существовавших
республик в "Российскую  Советскую Республику"  и отрицали всякую федерацию,
то  есть пропагандировали единую  и неделимую  Россию, но уже  советскую.  С
другой  стороны, существовали не только грузинские и башкирские, но и другие
партийные  лидеры, которые  высказывались  за более  свободное  федеративное
государство, в котором даже  автономные республики имели бы союзный  статус.
Для комиссии Сталин составил проект тезисов, которые отражали позицию первых
двух групп. Украине,  Белоруссии,  Азербайджану, Грузии и Армении предстояло
войти  в  Российскую  Федерацию в  качестве автономных  республик,  а высшие
государственные  органы  РСФСР   должны  были  стать  таковыми  и  для  этих
республик20. Сталин,
безусловно, принадлежал к централистам.
     Переданный   Центральным   Комитетом   приграничным   республикам   для
ознакомления сталинский  план  "автономизации"  был  воспринят  без  особого
энтузиазма. Партийные руководители Украины и Белоруссии не  выступили против
открыто, но встретили его более  чем  сдержанно.  ЦК  Азербайджана полностью
поддержал  проект,  конечно же, благодаря влиятельной позиции Кирова. Так же
поступило  орджоникидзевское  Кавбюро  и  Центральный  Комитет  Армении.  ЦК
Коммунистической партии  Грузии,  однако,  однозначно  высказался против.  В
резолюции  от  15  сентября,  невзирая  на  возражения  присутствовавших  на
заседании  Орджоникидзе  и  Кирова,  голосовавших   против  этой  резолюции,
грузинский ЦК  объявил  предложенную Сталиным автономизацию преждевременной.
Объединение хозяйственных усилий и общая политика признавались необходимыми,
но    "с    сохранением     всех     атрибутов    независимости"21. Тем  не менее  комиссия
Центрального  Комитета,  заседавшая под  председательством Молотова  23 - 24
сентября 1922 г., приняла план автономизации. При голосо-

     233

     вании  воздержался  Мдивани,  представлявший  в  комиссии   Грузию.  На
следующий день  проект  Сталина, резолюцию  комиссии  и  протоколы заседаний
направили в Горки Ленину. Тогда же, не ожидая ответа Ленина,  Секретариат ЦК
(то есть Сталин), в порядке подготовки к пленуму,  намеченному на 5 октября,
разослал   резолюцию   комиссии   всем   членам   Центрального    Комитета22.
     Реакция Ленина оказалась быстрой и негативной. Поговорив со Сталиным 27
сентября, он  суммировал свою позицию в письме Каменеву, отправленном в  тот
же  день  и  предназначенном  для  членов Политбюро.  Вопрос,  писал  Ленин,
архиважный,  а  "Сталин   немного  имеет  устремление  торопиться".  Сталин,
продолжал  он,  уже  согласился  на  одну  уступку:  в  резолюции  не  будет
говориться  о  "вступлении" остальных  республик  в  РСФСР (то  есть  об  их
автономизации),  а для выражения равноправия с Российской Федерацией  пойдет
речь об их "формальном объединении с РСФСР в союз советских республик Европы
и Азии".  Однако требовалось внести и другие изменения.  Вместо  превращения
ЦИК  РСФСР  в  высший  правительственный   орган  всех  Советских  республик
следовало  иметь  общефедеральный  ВЦИК.  Аналогичным  образом  определенные
административные   функции   должны   были    выполняться   общефедеральными
наркоматами,  расположенными  в  Москве, а не сохраняться  за  существующими
комиссариатами  РСФСР.  Очень   важно,  пояснил   Ленин,   не  давать   пищи
"независимцам", не уничтожать их независимости, а, наоборот,  создать "новый
этаж,             федерацию            равноправных             республик"23.
     Ленинское  письмо Сталин воспринял враждебно.  27 сентября он  разослал
послание   Ленина   вместе   с  собственным  письмом,  содержащим  некоторые
возражения  против предложений Ленина,  всем  членам  Политбюро.  Создание в
Москве  ЦИК  федерации наряду  с  таким  же органом  РСФСР,  заявил  Сталин,
приведет лишь к конфликтам  и спорам, поскольку одно из учреждений неизбежно
превратится  в "нижнюю палату",  а другое - в  "верхнюю палату".  Показывая,
насколько его ранили слова  Ленина о склонности к торопливости, Сталин далее
заметил,  что товарищ Ленин сам  "немного  поторопился",  предлагая  слияние
некоторых  существующих  наркоматов с общефедеральными комиссариатами.  "Нет
никаких  сомнений,  - добавил Сталин, -  что  эта "торопливость" "дает  пищу
независимцам" в ущерб  национальному либерализму  товарища  Ленина"24.   Однако  несмотря  на
вспышку раздражения, Сталин переработал резолюцию комиссии ЦК в соответствии
с рекомендациями Ленина. В ней в общих чертах давалось описание федеративной
системы СССР, смоделированной позднее заново в соответствии с новой

     234

     Советской Конституцией 1924 г. В измененной форме резолюцию представили
Центральному Комитету, собравшемуся  5 октября на двухдневный пленум. Острая
зубная  боль  не позволила Ленину  быть на заседании  6 октября, но он в тот
день  послал  Каменеву  короткую  записку,  в  которой,  явно  имея  в  виду
изложенные выше  события, заявил: "Великорусскому шовинизму объявляю бой  не
на  жизнь,  а  на  смерть"25.

     Грузинское дело
     Под влиянием событий в Грузии конфликт между Лениным  и Сталиным достиг
своего  апогея.  В  1921 г.  Орджоникидзе  поссорился с влиятельной  группой
грузинских  коммунистических  лидеров  из-за  спорных  вопросов,  касавшихся
государственной   организации   Закавказья.   Объединение   само   по   себе
представлялось  желательным  уже  по хозяйственным соображениям,  но не было
согласия  относительно наиболее подходящей формы.  Предложенный  Сталиным  и
Орджоникидзе  план  предусматривал  образование  Закавказской  федерации,  в
рамках которой Грузия,  Азербайджан и Армения продолжали  бы существовать  в
виде  самостоятельных,  но тесно  взаимосвязанных  республик.  В  результате
возник бы государственный орган всего Закавказья,  подчиненное Кавбюро,  чей
контроль  над  политической  жизнью   всего  региона  усилился  бы.  Позднее
Орджоникидзе совершенно недвусмысленно признал наличие подобных соображений,
заявив на  совещании закавказских  партийных  организаций:  "Эту истину  - о
необходимости организации в  Закавказье административно-политического центра
-       усвоил       себе      даже       тупой       русский      царизм"26.
     На пленуме, состоявшемся в Баку 3 ноября 1921 г., Кавбюро в присутствии
секретаря  ЦК  Молотова  решило  приступить  к  реализации  плана   создания
федерации. О принятом решении сообщили  Политбюро, для  которого это явилось
полной   неожиданностью,  и  оно  запросило  у  Орджоникидзе  дополнительную
информацию  по  данному  вопросу. Местные  партийные  круги также  оказались
захваченными    врасплох,    поскольку   Кавбюро    приняло   решение    без
предварительного  обсуждения с тремя закавказскими ЦК партии и в  отсутствие
Мдивани, одного из членов бюро. В последующем Кавбюро добилось согласия этих
партийных органов,  однако  в  Грузии  пришлось преодолеть сильную оппозицию
значительной  группы  коммунистических руководителей  во  главе  с  Мдивани,
который     объявил    план    создания    федерации     "преждевременным"27.

     235

     Испытывающие трудности  в  налаживании  отношений  со своим  народом  и
стремившиеся сохранить хотя бы внешние атрибуты национальной  независимости,
грузинские  коммунисты были обеспокоены  скороспелой федерацией  и не хотели
быть свидетелями того, как Орджоникидзе усиливает свою власть.  Их возмутила
поспешная  и высокомерная  манера действий  Кавбюро,  и, желая  притормозить
образование  федеративной  структуры,  они,  вспыльчивые  как  все  грузины,
разгорячились  еще больше. На  заседании  президиума  ЦК  Грузии  Мдивани 23
ноября заявил, что весь грузинский Центральный  Комитет, за исключением трех
членов,  считает  Орджоникидзе "злым гением" Кавказа  и полагает необходимым
добиваться его отзыва. Через два  дня  Мдивани передал Сталину  по телеграфу
личное  послание,  в  котором протестовал  против  существовавшей  процедуры
принятия   решений,   жаловался   на  то,  что  "Серго  обвиняет  грузинских
коммунистов,  главным  образом  меня,  в шовинизме",  и  предлагал  изменить
персональный  состав Кавбюро.  Узнав  о  поступке  Мдивани,  Орджоникидзе  и
Орахелашвили  вынудили ЦК  компартии  Грузии установить правило, запрещающее
любому члену обращаться в вышестоящие партийные инстанции, если Центральному
Комитету  не представлена копия послания. Такой  оборот  дела вызвал сильные
нарекания со стороны московского ЦК, который предложил Орджоникидзе отменить
новое  правило и  предостерег  от введения  какой бы то ни было цензуры. Все
члены партии  могли и  в дальнейшем  сообщать свою позицию по любому вопросу
непосредственно   в   ЦК28.
     Как и следовало ожидать,  обращение через голову Орджоникидзе к Сталину
ни  к  чему  путному   не  привело,  ибо  творцом  курса,  который  проводил
Орджоникидзе, являлся сам Сталин.  Когда к концу ноября Кавбюро  в  ответ на
требование Политбюро предоставить дополнительную информацию выслало в Москву
относящиеся к делу документы, Сталин,  изучив поступивший материал, составил
проект  резолюции  Политбюро, который  направил  на  одобрение Ленину. Текст
письма Сталина никогда не публиковался (по свидетельству советских историков
его нет даже в Центральном партийном архиве), но, судя  по ответу Ленина  от
28  ноября  1921  г., Сталин согласился с планом создания федерации, обойдя,
правда, предостережение относительно необходимости продвигаться постепенно и
прилагать все  силы, чтобы убедить местное население и партийцев на местах в
преимуществах  федерации.  23  ноября  Ленин получил  телеграмму от  Михаила
Фрунзе, большевистского лидера и  члена ЦК, совершавшего поездку по Кавказу,
в которой говорилось о существующей  среди  грузинских коммунистов оппозиции
планам федерирования и об их недовольстве тем, как эти планы навя-

     236

     зываются. В записке Сталину, посланной через два дня, Ленин одобрил его
проект  постановления,  но  предложил  сформулировать  "чуточку  иначе".   В
частности, в  редакции Ленина говорилось о необходимости признать  федерацию
закавказских  республик  принципиально  абсолютно  правильной, "но  в смысле
немедленного практического осуществления преждевременной", то есть требующей
нескольких недель  обсуждения, пропаганды  и проведения снизу  через Советы.
Центральным  комитетам трех  закавказских республик  предлагалось  поставить
вопрос  о  федерации  на  обсуждение  партии, рабочих  и  крестьянских масс,
организовать агитацию за федерацию через съезд Советов каждой республики,  а
в случае сильной оппозиции своевременно проинформировать Политбюро. В тот же
день Сталин  принял поправки Ленина,  но  предложил вместо  слов  "несколько
недель"  записать:  "известный  период времени". Он пояснил, что  нескольких
недель  не хватит, чтобы вопрос о  федерации  решить  в  грузинских Советах,
которые "только начинают строиться"29. Проект резолюции Ленина с этой поправкой Политбюро одобрило
на следующий день.
     Но ни сопротивление грузинских коммунистов  плану федерации, ни раздоры
Орджоникидзе с их лидерами на этом не кончились. Незадолго до возвращения  в
Грузию в качестве наркома  земледелия Махарадзе  6 декабря 1921  г.  передал
Ленину и  ЦК  докладную  записку,  в  которой  утверждал, что  экономическое
объединение Закавказья было проведено сверху  без предварительной подготовки
и  "в порядке боевых  приказов". Что  же касается федерации,  то это, по его
мнению, представляло собой формальный  акт политического  объединения, точно
так же  навязанного сверху, который ничего не давал и означал "лишь создание
на   верхушке  еще   одного   лишнего   бюрократического   аппарата,  крайне
непопулярного   в  глазах   масс  и  совершенно   изолированного  от  них"30. 13 декабря Сванидзе
направил  личное  письмо своему  высокопоставленному родственнику следующего
содержания:
     "Дорогой  Иосиф! В последнее  время  не  было  ни одного заседания  ЦК,
которое бы  не начиналось  и  не  кончалось бурными сценами  между  Серго  и
Буду...  (Орджоникидзе) колотит нас тяжелой  дубинкой  авторитета Центра,  к
которому,  кстати,  мы питаем не меньше уважения  и доверия, чем товарищи из
Кавбюро... Об одном прошу убедительно, примирить  как-нибудь  Серго и  Буду,
если это объективно возможно. Научи их относиться друг к  другу с уважением.
P.  S. Я бесконечно буду  тебе  благодарен,  если  ты вырвешь  меня  из этой
атмосферы  и  дашь  мне  возможность  работать  в  какой-нибудь  иностранной
миссии"31.

     237

     Просьба  Сванидзе  относительно работы  за  границей была удовлетворена
(его  назначили  советским  торговым представителем в  Берлине), однако  нет
свидетельств того,  что Сталин постарался примирить Орджоникидзе и  Мдивани.
Действуя по старой привычке  за  кулисами и  предоставляя другим сражаться в
открытую, он был главным действующим лицом конфликта.
     К концу 1922 г.  федерация все же стала  реальностью.  Но когда  осенью
того же года возник вопрос о конституции, конфликт  вспыхнул  с новой силой.
Мдивани и его друзья, недовольные  сталинским планом "автономизации", весьма
приободрились, обнаружив в беседах с  Лениным, что он  также  против  такого
плана  и  за  союз  (по форме)  равноправных  Советских  республик.  Мдивани
встретился  с   Лениным  27  сентября,  чтобы  обсудить  проблему  выработки
конституции,  а  через   два   дня  у  Ленина  состоялся  разговор  с  тремя
сторонниками  Мдивани: М. С. Окуджавой, Л. Е.  Думбадзе и К. М.  Цинцадзе. В
этой  беседе Ленин  поинтересовался:  "Если  "автономизация"  плохо,  а  как
"Союз"?"  Обрадованные  грузины  ответили,   что  если  маленькая  Грузия  и
Российская Федерация вступят в СССР на равных,  то этим они будут "козырять"
перед  массами32.
Состоявшийся  5  -  6 октября  1922  г. пленум  ЦК  одобрил  ленинский  план
образования  СССР  при  условии, что и  Российская Республика  и  Закавказье
войдут  в  него  в  качестве  федераций.  Хотя  грузинская оппозиция,  таким
образом, получила лишь частичное удовлетворение, ее лидеров  обрадовало, что
в  борьбе с теми, кого некоторые выступавшие на октябрьском пленуме клеймили
"великодержавниками", у  них  есть такой мощный союзник,  как  Ленин. В этой
связи  один  из  грузин заявил: "Мы по  Ленину,  они за военный коммунизм"33.  "Они" относилось
прежде всего к Сталину и Орджоникидзе.
     Новый поворот дела настолько приободрил грузинских представителей, что,
вернувшись домой, они снова подняли вопрос о федерации, предложив на пленуме
Тифлисского  комитета  партии,  чтобы  Грузия вступила  в  СССР  в  качестве
самостоятельной  республики.  Орджоникидзе  был  вне  себя  и на  заседании,
состоявшемся 20  октября или на следующий день, заявил:  "Верхушка ЦК  КП(б)
Грузии является шовинистической гнилью, которую  надо немедленно отбросить".
Этой  же ночью семь  человек из числа  присутствовавших,  включая Махарадзе,
вызвали по прямому  проводу Москву  и продиктовали  оказавшемуся  на  другом
конце  А. Енукидзе резкую  жалобу на Орджоникидзе  для передачи Ленину через
Бухарина  и Каменева  (они явно  не доверяли И. В. Сталину).  На другой день
грузинский  ЦК  девятью  голосами  против  трех  высказался  за  то,   чтобы
ходатайствовать о непосредственном вступлении Грузии в СССР. Однако Ленин,

     238

     передав  жалобу  в Секретариат,  то есть,  по  сути, Сталину,  направил
грузинам  телеграмму,  в  которой  еще  раз подтвердил  решение октябрьского
пленума  и  упрекнул  за выпады против  Орджоникидзе.  Сталин же 22  октября
телеграфировал  Орджоникидзе: "Мы намерены покончить  со  склокой в Грузии и
основательно наказать  Грузинский ЦК. Сообщи, кого мы должны е