Государственную думу, хотя он лично  выступал за участие.  В августе 1907 г.
Ленин  оказался  в  меньшинстве во фракции  опять  же по  вопросу  участия в
выборах  в III Думу. В  том  же году отклонили его возражения  против  плана
организации совместного большевистско-меньшевистского печатного  органа, а в
1910 г.  он  оказался  не в  ладах с большинством большевиков-"примиренцев",
высказавшихся за воссоединение  с меньшевиками. По  словам Троцкого, к концу
мировой войны  Ленину понадобился целый год, чтобы получить согласие на свое
предложение      относительно      изменения      названия      партии     с
"социал-демократической"    на    "коммунистическую",    что     знаменовало
организационный разрыв с социал-демократическим  марксизмом  в международном
масштабе45.
     Во время  последовавшего революционного кризиса Ленин занимал  позицию,
которая  вначале  смутила  многих   его   сторонников  и  вызвала  серьезное
сопротивление в партии.  Выдвинутое  им после возвращения в Россию  в апреле
1917 г.  и  нашедшее  отражение  в Апрельских тезисах требование радикальной
стратегии,  направленной  на  быстрейший  захват  власти,  партийный   орган
"Правда" назвал неприемлемым, и потребовалась вся сила ленинского убеждения,
чтобы  быстро  преодолеть  внутрипартийную оппозицию.  В сентябре  партийное
руководство  в  Петрограде игнорировало,  посчитав  несвоевременным,  призыв
скрывавшегося Ленина к немедленному вооруженному восстанию и захвату власти,
а когда он в октябре  вновь стал на этом  настаивать, против него  выступила
группа членов  Центрального Комитета, включая Зиновьева и Каменева. В первые
дни победившей революции эти два  видных большевика объединились с  другими,
так   называемыми   колеблющимися,   отстаивая,    вопреки    Ленину,   идею
преобразования  правительства   большевиков   в   широкую   социалистическую
коалицию.  И  наконец, в начале 1918  г.  настойчивое требование, касавшееся
принятия  жестких  условий   Германии  в   Брест-Литовске,  Ленину  пришлось
подкрепить угрозой собственной  отставки  и  только  таким  путем обеспечить
поддержку  Центрального   Комитета,   который   затем   принял   предложение
большинством  в  семь голосов  против  четырех  при четырех  воздержавшихся.
Однако  и  после подписания  договора Бухарин вместе с  левыми  коммунистами
продолжал     агитацию     в     партии     против     его     ратификации46.
     События  революционного  периода  так  часто  подтверждали правильность
ленинских политических  оценок,  что  в  руководящих партийных кругах  стала
привычной   поговорка:   "Голосуй    с   Ильичем    -   не   ошибешься   "47.  Между тем традиция
дискуссий по спорным вопросам  в  большевистском руководстве  продолжалась и
после  консолидации  власти, и в высших партийных инстанциях взглядам Ленина
не гарантировалось автоматическое одобрение. По этому вопросу мы располагаем
его  собственным  свидетельством, нашедшим  отражение в  переписке  с А.  А.
Иоффе. в  марте 1921  г. Жалуясь  в  личном письме на частую переброску  его
Центральным Комитетом с одной работы на другую, Иоффе несколько раз повторил
(имея  в  виду Ленина), выражение: "Центральный Комитет - это  Вы". В  ответ
Ленин  самым энергичным образом протестовал против этой  фразы,  говоря, что
Иоффе мог так писать  только  в  состоянии большого нервного  раздражения  и
переутомления.  Ленин  заметил:  "Старый Цека (1919 -  1920)  побил меня  по
одному из гигантски важных вопросов, что Вы знаете из дискуссии. По вопросам
организационным  и  персональным  несть  числа  случаям,  когда  я  бывал  в
меньшинстве. Вы сами видели примеры тому много раз, когда были членом  ЦК"48. Как видно, здесь шла
речь о поражении при голосовании 7 декабря  1920 г. по поддержанному Лениным
предложению Зиновьева о  ликвидации Центрального комитета союза транспортных
рабочих (Цектран).  Эта организация, где председателем  был  Троцкий,  стала
предметом  острых  дискуссий  в  ходе  развернувшейся  в  то время в  партии
полемики  вокруг  задач  профессиональных  союзов.  Предложение  Зиновьева -
Ленина    было   отвергнуто   восемью    голосами    против   семи49.  Хотя Ленин  был  прав
относительно фактов, упомянутых в письме, замечание Иоффе  затронуло скрытые
рычаги  большевистской  структуры власти.  В  известном смысле Ленин мог  бы
(хотя этого никогда бы не сделал) сказать: "Центральный Комитет - это я". Он
был настолько влиятельным большевистским  лидером, его  авторитет в правящей
группировке  и  в  партии был  так велик, что, ему, как  правило,  удавалось
формировать  и  определять  партийную  линию  по  всем  важным  политическим
вопросам. Что же касается голосования  по предложению, касавшемуся Цектрана,
то  здесь следует иметь в виду, что это был единственный за весь период 1919
- 1920 гг. связанный с серьезным  политическим  вопросом  случай  поражения,
который Ленин мог назвать. Кроме того, на  это можно было  бы возразить тем,
во-первых, что результаты голосования были довольно неожиданными, во-вторых,
что ленинская позиция в отношении профессиональных союзов вскоре возобладала
на Х съезде партии.
     Подлинные масштабы доминирующего  влияния  Ленина  проявились  во время
дебатов  по  военному  вопросу  на  XIII съезде  партии в марте 1919  г.  На
закрытом  заседании  значительные  силы   из   большевистского   руководства
предприняли решительную атаку на военную  политику Троцкого,  который еще до
дебатов выехал  из Москвы, чтобы руководить операциями против войск адмирала
Колчака на Восточном фронте. Тем не менее  поражение этой  военной оппозиции
оказалось предрешенным, после  того как Ленин  выступил  в защиту  Троцкого;
причем  он  даже   не  счел  нужным  остаться  на  съезде,  чтобы  дождаться
результатов  голосования50.  Более  того, его авторитет руководителя  в партии  не поколебало
даже принятое в  июле  1920  г. злополучное решение направить Красную  Армию
против   Польши   -  решение,   за   которое  в  значительной  степени   нес
ответственность сам Ленин и результаты которого оказались катастрофическими.
Как заметил  Зиновьев через несколько  месяцев  после смерти  Ленина на XIII
съезде партии, никто, кроме Ленина, не смог бы признать свою ответственность
за подобную ошибку перед партийным  съездом (он это сделал в  марте 1921 г.)
без       всяких       политических       последствий       для       себя51. Наконец,  следовало
бы,  пожалуй,  отметить,  что   Ленин,  не  занимая  официального   поста  в
Коминтерне, лично влиял  на его  решения  через русских  представителей,  из
которых выбиралось руководство данной организации. Они спорили между  собой,
вспоминал  бывший немецкий коммунист,  участвовавший  в заседании  Исполкома
Коминтерна  в  1921 г.,  но,  "когда  высказывал свое мнение  Ленин,  вопрос
считался  решенным. Его авторитет  воспринимался товарищами  как что-то само
собой разумеющееся. Я не имею в виду, что они  механически  повиновались или
ощущали  какую-то  угрозу.  Я признаю и  теперь, что  эта  позиция  являлась
результатом           его            несомненного           превосходства"52.
     Каким образом Ленину удавалось подчинять своей воле партию,  не  будучи
всемогущим главой исполнительной власти, имеющим право отдавать распоряжения
руководящим  органам?  Возможно,  это  объясняется  авторитетом, который  он
завоевал,  основав  партию  большевиков,  и  совершил  замечательный подвиг,
приведя ее к власти в 1917 г.? В  какой-то мере это  объяснение справедливо,
хотя  его вряд ли можно признать исчерпывающим. Ибо остается открытым вопрос
о том, как Ленин  приобрел авторитет еще в самом начале своей деятельности и
каким образом он сумел сохранить его.  Здесь полезно  вспомнить, что престиж
многих  исторических  вождей,   достигнув   вершины,  затем   быстро  падал.
Источником же феноменального  авторитета Ленина в партии явились в  конечном
счете  его необыкновенные качества как революционного  вождя и политического
деятеля. Если употребить упоминавшиеся ранее понятия,  то можно сказать, что
Ленин отвечал веберовской  концепции  харизматического  лидера,  когда лидер
завоевывает  авторитет  не  в   силу  занимаемой  по  закону  должности  или
передаваемого   по   наследству   титула,  а   благодаря  своим   дарованиям
(харизматическим   качествам),  "согласно  которым  его  выделяют  из  среды
обыкновенных   людей  и  обращаются  с  ним,  как  с  человеком,  наделенным
сверхъестественными, сверхчеловеческими или  по крайней мере исключительными
способностями  или  талантом"  (в последнем  случае  "сверхъестественное"  и
"сверхчеловеческое"  исключается)53. С другой стороны, можно вспомнить слова Ленина из "Письма к
товарищу   о  наших  организационных   задачах"  (1902).   Описав   характер
революционной организации, которую предусматривает  его план, Ленин  заявил,
что ее задача - действовать, "сохраняя руководство всем движением, сохраняя,
разумеется,  не силой  власти,  а силой  авторитета, силой  энергии, большей
опытности,     большей     разносторонности,    большей     талантливости"54.  Это  положение  о
путях сохранения партией руководства массовым движением можно  рассматривать
как  достаточно  точное описание тех качеств,  посредством которых сам Ленин
удерживал руководство партией в течение двух последующих десятилетий.
     В те пять лет активной  жизни, которые ему  еще оставались после взятия
большевиками власти, Ленин был истинным центром большевистского руководства.
Авторитет,  энергия  и  такт  руководителя позволяли  ему управлять  многими
волевыми  личностями  из  числа большевиков и оберегать  работу  от  слишком
серьезных  сбоев  из-за  личных конфликтов  и  вражды,  которые имели место,
например,  между  Сталиным  и  Троцким  в  период  гражданской  войны. Ленин
осуществлял  верховное руководство в большевистской политике и в гражданской
войне,  на  международной  арене,  в   экономике   и  в  организации   новой
государственной  системы.  В  марте  1921  г.,  когда  революция  переживала
глубокий  кризис, он явился инициатором одного из тех крутых и далеко идущих
изменений курса, которые были характерны для его политического стиля. К тому
времени  белые армии  оказались  разбитыми, однако в уставшей  и истерзанной
войной России крестьяне громко  выражали недовольство, а местами и бунтовали
против  насильственных поборов  зерна, к которым правительство осажденной со
всех  сторон  страны  постоянно прибегало при  "военном  коммунизме".  В тот
момент,   когда   в  Москве  работал  Х  съезд  партии,  матросы  и  рабочие
Кронштадтского  военно-морского  гарнизона  подняли  вооруженный  мятеж  под
такими подстрекательскими лозунгами, как "Советы без  большевиков!". Красная
Армия  подавила  восстание, но  правительство Ленина учло  его  политическую
подоплеку.  Под  руководством  Ленина Х  съезд  принял  новую  экономическую
политику  (нэп),  заменив   принудительное   изъятие   хлеба   прогрессивным
продналогом, которым облагались  примерно  25  млн. существовавших  тогда  в
России мелких индивидуальных крестьянских хозяйств. Съезд  ознаменовал собой
переход не только от войны к миру, но и от "военно-пролетарской диктатуры"55  первых   лет   к
гражданскому миру в условиях новой экономической политики, которая длилась в
течение почти всех 20-х годов.
     Советская  внешнеполитическая  стратегия,  в   соответствии  с  которой
Коминтерн  и   Наркоминдел  действовали  как  два  инструмента  двойственной
политики   (с   помощью   одного   стремились  свергнуть   капиталистические
правительства,  а  с помощью  другого  пытались устанавливать с ними деловые
отношения), были,  по сути, творением  Ленина в  такой  же мере, как  и курс
советской  дипломатии,  имевший целью укрепить  безопасность  революционного
государства  путем  усугубления  трений  между  врагами. Более  того,  Ленин
постоянно следил за внешнеполитическими  делами  и  даже временами  диктовал
народному комиссару иностранных дел Георгию  Чичерину тексты дипломатических
нот  иностранным  правительствам56.  Наряду со всей этой деятельностью по прямому политическому
руководству Ленин много выступал с речами, писал статьи для советской печати
и  создал такие важные политические труды,  как  "Очередные задачи Советской
власти",  "Пролетарская  революция и  ренегат  Каутский",  "Детская  болезнь
"левизны"  в  коммунизме".  В конце  жизни,  когда  болезнь  сделала  Ленина
частично  неработоспособным,  он  в серии  коротких  писем, которые  Бухарин
позднее   назвал   "политическим  завещанием"   Ленина,   продолжал   давать
руководящие  указания  относительно  будущей  советской  политики.  В  них в
основном речь шла о главной проблеме преобразования отсталой  России  нэпа в
страну, которую можно было бы с полным правом назвать социалистической.
     Стоит  ли  удивляться, что в свете  сказанного  фигура  Ленина в глазах
большевиков  выросла  до  гигантских  размеров.  Он олицетворял  собой  чудо
удержания  власти  и  последующих надежд на  коммунистическую  революцию  на
родине и за  рубежом. Не только близкие  соратники, но  и  великое множество
членов  партии не  просто обожали,  а буквально боготворили  Ленина.  Лучшим
свидетельством тому  являются  рассказы очевидцев,  наблюдавших за партийной
аудиторией во  время публичных выступлений Ленина.  В своем репортаже Уолтер
Дюранти писал:  "Я  видел Ленина, когда он  говорил со  своими сторонниками.
Небольшого  роста,  энергичный,  плотный  человек  под ослепительным светом,
встреченный бурными аплодисментами. Я обернулся, их лица сияли, как у людей,
взирающих на  божество. И Ленин был  таковым, независимо от того, считали ли
вы его заслуживающим проклятия антихристом или рождающимся раз в тысячелетие
пророком. По этому вопросу можно спорить,  но,  если пять тысяч лиц способны
засветиться и засиять при виде  его (а я это наблюдал), тогда я заявляю, что
он  был  необыкновенной  личностью"57.  Мемуарная литература  изобилует  подобными фактами.  Один
коммунист, который  слышал  Ленина на каком-то  послереволюционном собрании,
рассказывал  о  реакции  присутствующих:  "Лица  их  просветлели.  Это  было
поистине  интеллектуальное  пиршество"58. Игнацио Силоне, впервые  увидевший Ленина на конгрессе
Коминтерна в 1921 г., вспоминает, что "всякий раз,  когда  он входил  в зал,
атмосфера менялась,  делалась  наэлектризованной.  Это  был почти  физически
ощутимый  феномен.  Он  заражал  энтузиазмом  так  же,  как  верующий  среди
сгрудившихся подле алтаря в соборе  св. Петра  излучает  священное  горение,
которое волнами расходится  по храму"59.
     Преклонение  перед  Лениным  проявлялось  в  склонности  последователей
делать  его  центральной фигурой  культа  его  личности. Об этом,  например,
свидетельствовала  реакция общественности на ранение Ленина  30 августа 1918
г., когда какое-то время он находится между жизнью и смертью. В тот период в
советские газеты  приходили тысячи  писем с выражением преданности и горячих
пожеланий скорейшего  выздоровления.  Троцкий, впоследствии  осудивший культ
Ленина, в речи 2 сентября 1918 г. заявил: "Никогда собственная жизнь каждого
из нас не  казалась нам  такой второстепенной и третьестепенной вещью, как в
тот момент, когда жизнь самого большого человека нашего времени подвергается
смертельной  опасности.  Каждый дурак  может прострелить  череп  Ленина,  но
воссоздать этот череп  -  это  трудная  задача  даже для самой  природы". По
словам  Луначарского, Троцкий, по-видимому где-то в это же самое время, хотя
и  не  публично,  заметил: "Когда  подумаешь,  что Ленин  может  умереть, то
кажется,   все   наши  жизни  бесполезны,   и  перестает  хотеться   жить"60. А  через  несколько
дней  Зиновьев,  выступая  в Петроградском  Совете  (о чем  шла  речь выше),
заявил, что Советское государство нашло в Ленине  "не только своего главного
политического вождя, практика, организатора, пламенного пропагандиста, певца
и поэта,  но  и  своего  главного теоретика,  своего  Карла Маркса", и далее
характеризовал   Ленина   следующим   образом:   "...возьмите   фанатическую
преданность   народу,   какая    отличала   Марата,   возьмите   маратовскую
неподкупность,  возьмите  его простоту  и  интимное  знание  народной  души,
возьмите его стихийную веру в неиссякаемую силу "низов"; возьмите все это от
Марата,  прибавьте  к  этому  первоклассное образование  марксиста, железную
волю, глубокий  аналитический  ум - и вы получите фигуру Ленина такой, какой
мы ее знаем сейчас".
     Ничто  не могло  для самого  Ленина,  которому  было так  чуждо  всякое
стремление  к  личной славе, быть более  неприятным,  чем этот  неиссякаемый
поток  публичных  эмоций  и  восхвалений.  И  поэтому,  когда состояние  его
здоровья улучшилось до  такой степени, что он смог вернуться к работе, Ленин
ужаснулся,  читая  напечатанное  в  советской  прессе  после покушения.  Его
помощник в Совете Народных Комиссаров В. Д. Бонч-Бруевич вспоминает, как его
срочно вызвали к Ленину, который воскликнул: "Это что такое? Как же Вы могли
допустить?..  Смотрите, что пишут в газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне,
что  я такой,  сякой,  все  преувеличивают, называют  меня  гением, каким-то
особым  человеком,  а  вот  здесь  какая-то  мистика...  Коллективно  хотят,
требуют,  желают,  чтобы  я был  здоров... Так,  чего доброго,  доберутся до
молебнов за  мое  здоровье... Ведь это ужасно!.. И откуда это? Всю жизнь  мы
идейно боролись против возвеличивания  личности  отдельного человека,  давно
порешили  с вопросом героев, а  тут вдруг опять возвеличивание личности! Это
никуда не годится"61.
     Не довольствуясь  высказанной в частном порядке тревогой, Ленин поручил
Бонч-Бруевичу и еще двум помощникам посетить (начав с "Правды" и "Известий")
все  редакции  советских газет  и разъяснить,  что восхваление  его личности
следует немедленно прекратить. "На  другой же  день газеты были все в другом
тоне,  -  говорится  далее  в  воспоминаниях,  - и  Владимир Ильич более  не
поднимал этого вопроса..."
     Однако  прошло  немногим  более  года,  и  последователи  Ленина  опять
проявили склонность вознести его на пьедестал. В речах на одном из партийных
собраний, состоявшемся в апреле 1920 г. в честь пятидесятилетия Ленина, и  в
опубликованных советской  печатью по этому случаю статьях они  провозгласили
Ленина  вождем62
русской   и  мировой   революции.  Максим  Горький  сравнил  его  с   такими
историческими  фигурами,  как  Христофор  Колумб  и  Петр  Великий.  Евгений
Преображенский назвал его  "душой  и мозгом Октябрьской революции". А. Сольц
изобразил  Ленина  историческим героем  нового  склада,  вождем  сознательно
действующих масс, которые нуждались не в герое  для  поклонения, а в  вожде,
который,  как  Ленин, был бы "плотью от  плоти их,  их мыслью и словом".  По
выражению  Троцкого,  Ленин  сочетал  в себе  марксиста-интернационалиста  и
русского  революционного  деятеля,  чем-то  "похожего  на  крепкого,  умного
мужика".  Россия, заявил Троцкий, никогда не переживала ни  своей буржуазной
великой революции, ни реформаций, ее национальная революция вращалась вокруг
рабочего класса, руководимого Лениным. "Наша история, - продолжал он,  -  не
дала  в  прошлом  ни  Лютера,  ни  Фомы  Мюнстера, ни Мирабо, ни Дантона, ни
Робеспьера. Именно поэтому русский пролетариат имеет своего Ленина". Бухарин
отдал  дань   Ленину  как  учителю,  создавшему  новую  теоретическую  школу
марксизма, и  в этой связи отозвался об остальных большевистских лидерах как
о его "учениках". Сталин, выступивший одним  из последних, заметив, что  ему
осталось  мало что  сказать, посвятил  свое выступление  скромности  Ленина.
Сталин напомнил о двух случаях, когда Ленин  ошибался (в одном из  них Ленин
не  желал затягивать с началом восстания до созыва съезда Советов  в октябре
1917  г.),  а  позднее  мужественно  признал свои  ошибки.  Затем в  стат