кретаря,  то оказался во главе обширного,
хорошо  функционировавшего   аппарата   ЦК,  сформированного  за  пять   лет
Свердловым, Крестинским  и Молотовым. Но это уже не было, как при Свердлове,
небольшое учреждение,  действующее  лишь в  чрезвычайных  обстоятельствах, а
хорошо   отлаженный   механизм,  выполнявший  все  административные  функции
правящей  партии,  включая  надзор  за  губернскими,  городскими и  уездными
партийными  комитетами  по  всей  стране.  Массовые общественные организации
(комсомол, профсоюзы и т. д.) работали под его опекой. Внутренняя  структура
аппарата  претерпела  ряд  изменений. Учраспред занимался  переписью  членов
партии  и  "ответственных  работников"  губернских  и  уездных  центров. Его
сотрудники заполнили карточки на  26 тыс.  кадровых партийных  функционеров,
собрали отдельно сведения на 7 тыс. работников губернско-

     202

     го масштаба  для изучения Центральным Комитетом с целью определения еще
более          узкого         контингента         руководящих          лиц68.
     Сталин нашел  партийную  машину  уже  на  ходу.  От предшественников  в
Секретариате  он  отличался  тем, что  сумел использовать  свою  позицию для
собственной политической  выгоды. С этой  целью он  начал  создавать  личный
аппарат  как   неформальную   политическую  реальность  внутри  официального
механизма, то есть  приступил к строительству сталинской империи в партийном
государстве. К  тому  времени  он уже  контролировал органы, которые, помимо
прочего, являлись чем-то  вроде всероссийской биржи труда для новой правящей
элиты.  Выполняя  постановления  Политбюро,  Оргбюро перемещало  руководящие
кадры. Решения, касавшиеся партийных работников  более низкого уровня, также
относились  к юрисдикции Секретариата, который через Учраспред мог влиять на
назначения и перестановки в системе  партийных организаций  в масштабе  всей
страны.  Здесь человеку  сталинского  честолюбия  и способностей открывались
безграничные возможности для создания своей империи. И  как видно, Сталин  с
жаром принялся за дело.
     По-настоящему интересовала  его  и вызывала в  нем прилив  энергии лишь
"организационная  работа",  под  которой  большевики  понимали   расстановку
кадров. На данном поприще Сталин считал себя  преемником Свердлова, которого
он  в  посвященной его  памяти статье, написанной в 1924 г., превозносил как
"организатора до  мозга костей,  организатора  по  натуре,  по  навыкам,  по
революционному  воспитанию,  по  чутью,  организатора  всей   своей  кипучей
деятельностью". Быть в тех условиях вождем-организатором такого калибра, как
Свердлов,  писал Сталин, - это значит,  во-первых,  знать работников,  уметь
схватывать  их достоинства и  недостатки, уметь подойти к ним, во-вторых,  -
уметь расставить работников так, чтобы каждый чувствовал себя на месте и мог
отдать  революции   максимум   своих  способностей,  чтобы  эта  расстановка
порождала согласованность в работе и помогала осуществлению той политической
идеи,  во  имя  которой производится распределение  работников  по  постам69. Однако  сталинская
школа организационной работы отличалась от  свердловской одним  существенным
аспектом, о  котором Сталин умолчал.  При  отборе на выдвижение  в партийной
иерархии кандидатам предъявлялись определенные требования. И теперь было уже
недостаточно продемонстрировать личные дарования, энергию и преданность делу
большевиков. Помимо этого нужно было доказать свое одобрительное отношение к
тому,  как   Генеральный   секретарь   управляет  партией,  свою  полезность
партийному  аппарату Сталина.  Одним  из первых  признаков  важного значения
данных качеств явилось избрание Сталиным своего

     203

     горячего  сторонника   Лазаря   Кагановича   в   качестве   заведующего
организационно-инструкторским  отделом ЦК, который  контролировал  областные
партийные организации. Бывший  рабочий из бедной еврейской семьи с Украины и
большевик   с  1911   г.,   Каганович  оказался  на  ответственном  посту  в
Секретариате в 1922 г. в возрасте 29  лет и на следующий год стал кандидатом
в члены ЦК70. Будучи
способным,  жестким,  энергичным, почтительным  к своему  патрону и  готовым
безоговорочно связать собственную  служебную карьеру  с судьбою покровителя,
Каганович  вполне отвечал  модели  Сталина  для  политического  протеже.  Он
достаточно успешно применял к подчиненным сталинские критерии пригодности на
политическое выдвижение, поскольку сам в полной мере им соответствовал.
     Скоро  многие  в  партии  почувствовали,  что   Сталин   действует  как
политический босс.  Но  не  следует  думать, что он сам  видел себя  в таком
свете. И ничто не говорит о том, что Сталин считал себя "политиканом,  тесно
связанным  с  политической  машиной" (в  американском понимании).  Факты,  о
которых  уже  говорилось  выше,  скорее свидетельствуют  о том,  что  Сталин
рассматривал   себя   в  качестве  вождя-организатора  в   лучших  традициях
Свердлова,  как  человека,  всем   сердцем  преданного  делу  большевизма  и
революции.  Формированию  подобной   точки  зрения  способствовала   глубоко
укоренившаяся привычка увязывать политические отношения с отношением лично к
нему.  Как мы увидим,  по его  понятиям, хорошим большевиком мог  называться
только  тот, кто доброжелательно  относился к  Сталину, и  наоборот  -  враг
Сталина был также и врагом партии. Поэтому "организационная работа", которая
представляется нам крайней формой  "политиканства",  казалась ему всего лишь
процессом  подбора  и  расстановки  наиболее   подходящих  для  того  людей,
Способных "дать революции максимум" своих талантов.
     Следует еще отметить, что карьере Сталина в партии  во  многом  помогла
женитьба в 1919 г. на Надежде Аллилуевой. Непохожая на первую жену - простую
грузинскую девушку, - Надежда была человеком, впитавшим большевизм с молоком
матери,  -  человеком,  для  которого  общественная  деятельность   являлась
насущной  потребностью.  Вступив в  партию  в 1918  г., она  какое-то  время
работала  в   Царицыне,  одновременно   выполняя  партийные   поручения.  Не
замкнулась  она в домашнем хозяйстве и после  вступления в  брак, а начала в
1919 г.  трудиться в  личной  канцелярии  Ленина. В разгар гражданской войны
Надежде приходилось проводить  в канцелярии долгие часы,  часто  до  поздней
ночи,  печатать  на  машинке,  шифровать  и расшифровывать  телеграммы.  Как
впоследствии вспоминали

     204

     старшие  сотрудники  этой   канцелярии,  ей   доверяли  работу   самого
секретного характера. Позднее она устроилась в редакцию журнала "Революция и
культура",  публиковавшегося "Правдой", и активно участвовала в деятельности
партийной  организации  издательства.  Затем она  поступила  в  Промышленную
академию,  собираясь  стать   специалистом   по   синтетическим   волокнам71.
     Вместе  с тем Надежда стала матерью двух детей и  показала себя хорошей
хозяйкой. Семья жила не по-пролетарски. Сохраняя квартиру в Кремле, Сталин и
Надежда в  1919 г. получили просторную загородную дачу, недалеко  от деревни
Усово,  в живописной местности на берегу реки Москвы, примерно в 20 милях от
столицы. Дача называлась Зубалово,  по имени нефтепромышленника, которому до
революции  принадлежала.  В  20-е  годы дом перестроили,  и под  наблюдением
Сталина это место превратили в процветающую усадьбу  с различными надворными
постройками, цветниками, плодовым садом, полянкой для индеек и бассейном для
уток. Чтобы выкроить время для активной работы вне дома, Надежде приходилось
во многом полагаться на няней  и домашних  воспитателей  для сына Василия  и
дочери  Светланы.  Но  верховенство  в  Зубалове  она  сохранила  за  собой,
превратив его в уютное место общения, центр гостеприимства для неиссякаемого
потока    гостей   из    числа   друзей   в   высших    партийных   кругах72.  Для  человека,
делавшего  карьеру в советской  политике (особенно  склонного  к  уединению)
выбор жены не мог быть более удачным.

     Снова в Закавказье
     Годы революции были в  истории Закавказья  периодом тревог  и волнений.
После падения царизма здесь утвердились местные политические силы, однако не
надолго.  Усилия  по  созданию  независимого федерального правительства  для
всего  региона  разбились  о рифы  национального  сепаратизма  и религиозной
нетерпимости.  В   мае   1918  г.  три  составляющие  Закавказье   провинции
провозгласили   себя   самостоятельными    национальными   государствами   с
правительствами  мусаватистов  в преимущественно мусульманском Азербайджане,
дашнаков  - в  Армении и меньшевиков - в Грузии.  Но  и  они затем потерпели
крушение на подводных  камнях мировой политики.  После поражения  германской
коалиции  немецкую  и  турецкую интервенцию сменила  британская  (правда,  в
меньших масштабах), в конце концов уступившая место войскам  большевистского
правительства, которые в 1920 - 1921 гг. вновь захватили данный

     205

     регион для России. Эти  военные акции можно рассматривать  как решающие
победы красных в гражданской войне. Правда,  некоммунистические закавказские
режимы не угрожали большевистскому правлению в самой России,  а  всего  лишь
воспользовались  правом на национальное самоопределение, провозглашенным  (в
теории) Лениным и его партией.
     Бесспорно  и то, что в  период  междуцарствия  закавказские  большевики
играли  определенную  роль  в  политической жизни  региона.  Степана Шаумяна
избрали председателем Совета, созданного в  столице Азербайджана Баку  после
Февральской революции. В августе 1917 г. Шаумян  стал членом большевистского
Центрального Комитета,  а  в  декабре  правительство  Ленина  назначило  его
чрезвычайным  комиссаром  по  делам  Кавказа.  В самый  разгар  беспорядков,
происшедших в Баку  в марте 1918 г.,  местным большевикам удалось  захватить
власть и сформировать правительство во главе с Шаумяном, которое  взяло себе
название Бакинской коммуны в честь парижского предшественника 1871 г. Угроза
неминуемого  турецкого вторжения  привела через 97 дней к  падению  коммуны.
Двадцать  шесть бакинских комиссаров, включая  Шаумяна  и видного бакинского
большевика Джапаридзе при попытке к бегству на  пароходе через Каспий попали
в     руки    врагов    Советской     России    и     были     расстреляны73.   После  этого
большевистская  работа  в  Закавказье  велась  уже  нелегально.  Предпринять
какие-либо  решительные шаги без помощи извне было невозможно, а  осажденное
со всех сторон правительство Ленина не могло ее предоставить.
     Ситуация изменилась с прекращением летом 1919 г. английской интервенции
и с  крушением  в начале 1920 г. планов  Деникина  на юге  России.  Готовясь
использовать   вновь    открывавшиеся   возможности,   группа   закавказских
большевиков обратилась  в  конце 1919  г. к Ленину  за  финансовой и  другой
помощью. К этой группе принадлежал  молодой армянин Анастас  Микоян, а также
Стопани и азербайджанец  Нариман Нариманов. Их взгляды на политику партии на
Кавказе  рассмотрело Политбюро  и  передало затем для  заключения Сталину  и
Орджоникидзе,  которые  в  то время  находились  на фронте.  По  предложению
Сталина  Политбюро решило пока  ограничить  сферу  деятельности  Кавказского
революционного  комитета  территорией   Северного  Кавказа  и  преобразовать
комитет в "Бюро для восстановления Советской власти на Северном Кавказе" под
председательством Орджоникидзе.  Его  заместителем  стал Киров,  который  из
Астрахани  направлял политическую  работу  на Северном Кавказе. Среди членов
бюро значились А. Стопани, Нариманов, грузинский большевик Мдивани  (Буду) и
другие74.

     206

     Командующим  Кавказским  фронтом   назначили  Тухачевского,  а  членами
Реввоенсовета - Орджоникидзе и Кирова. В начале 1920 г. под  их руководством
11-я  армия  предприняла  на  Северном  Кавказе  наступление против остатков
деникинских  войск  и к концу марта взяла  в  плен  22  тыс. человек,  часть
которых  перед  этим  пыталась спастись  на стоявших в  Новороссийском порту
французских и  английских боевых кораблях. В результате этой победы  красные
сохранили  за собой  инициативу. Орджоникидзе,  который долго  и  настойчиво
просил  Ленина принять решение  об отправке в  Закавказье вооруженных  сил75,  в  конце  апреля
получил из  Москвы  разрешение  двинуть 11-ю  армию в Азербайджан. В  разгар
операции  правительство  мусаватистов   бежало,   и   28  апреля   1920   г.
Орджоникидзе,  сопровождаемый  Кировым и  Микояном,  въехал на бронепоезде в
Баку.  Армению  захватили  в  начале  декабря,  сочетая вооруженную  акцию с
успешным давлением на правительство дашнаков,  боявшегося турецкой оккупации
сильнее,   чем  советской76.
     По разным причинам занять Грузию большевикам было труднее. Импульсивный
Орджоникидзе был целиком за то, чтобы двинуться на родную землю  немедленно,
сразу   же   после  триумфального  вступления   в   Баку.   Используя  метод
принудительного самоопределения, уже испробованного в Азербайджане, он начал
претворять  в  жизнь  план, согласно которому местные большевики должны были
организовать  в Грузии  народное восстание,  что явилось  бы  предлогом  для
вмешательства Красной Армии в  поддержку внутренней революции. В телеграммах
от 3  и  4  мая  1920  г.  на  имя  Ленина и Сталина  он настоятельно просил
разрешения отдать приказ 11-й армии перейти грузинскую границу, заверяя, что
все "пройдет блестяще", и  обещая  быть  в  Тифлисе не позже 15 мая.  Однако
Москва, оказавшаяся  перед  лицом польского вторжения на  Украину,  ответила
отказом.  В  телеграмме  от  5  мая,   отправленной  от  имени  Политбюро  и
подписанной  Лениным  и  Сталиным,  "самоопределять  Грузию"  запрещалось  и
предлагалось   продолжить   переговоры    с    грузинским   правительством7 7. В результате одного
из тех резких поворотов, характерных для  политического стиля Ленина, Москва
заключила договор,  которым формально признала  грузинское правительство  во
главе с лидером меньшевиков  Ноем  Жордания. По условиям договора грузинской
коммунистической партии гарантировался легальный статус.  После этого  Киров
отправился в Тифлис, но не  как одержавший военную победу комиссар, а в роли
дипломатического  представителя  РСФСР  в  соседнем  государстве.  Но  такое
положение сохранялось лишь короткий период .

     207

     []Политикой Советской  России  на  Кавказе руководил  Орджоникидзе.  Он
возглавлял  Кавказское бюро  ЦК (Кавбюро), созданное  в  апреле 1920 г.  как
руководящий  центр  всех  кавказских партийных  организаций,  и  оставался в
начале 20-х  годов большевистским проконсулом Закавказья. Роль Сталина, хотя
и  важная сама по себе,  была иного характера.  Он функционировал при Ленине
как начальник штаба, как главный советник по вопросам политики на Кавказе, и
поддерживал связь с находившимися на местах Орджоникидзе, Кировым и другими.
Не являясь  членом Кавбюро,  Сталин иногда участвовал в его заседаниях, а на
главных большевистских совещаниях авторитетно выступал по проблемам Кавказа.
Например,  18 ноября  1920  г.  Ленин послал телеграмму (в  то время  Сталин
находился  во  Владикавказе,  совершая  инспекционную  поездку  по Северному
Кавказу и Азербайджану),  в которой спрашивал его мнение  о целесообразности
военных  действий  против  Грузии,  рискуя  при  этом  порвать  отношения  с
Великобританией  и  начать  "даже  новую  войну".  Телеграмма  заканчивалась
следующими  словами: "Ответьте, и я внесу в Политбюро".  Мы  не  располагаем
полным текстом  ответа, но по возвращении через пять дней  Сталина в  Москву
Политбюро заслушало его доклад о положении на Кавказе и постановило "принять
по  отношению к Грузии, Армении, Турции и Персии максимально  примирительную
политику, то есть направленную больше всего к  тому, чтобы избежать войны"78.
     До визита  во Владикавказ  Сталин провел  более недели  в Баку, где его
принимал Орджоникидзе. Во время первого посещения  Закавказья после  1912 г.
бывшему  узнику   Баиловской   тюрьмы   был   оказан   радушный  прием.   ЦК
Коммунистической   партии   Азербайджана  опубликовал   заявление  с  такими
проявлениями лести,  которые  не  соответствовали  обычаям  большевиков того
периода  и, должно быть,  отражали  осознание  Орджоникидзе наличие  у гостя
страстного  желания  быть  признанным  в  качестве  лидера. В  заявлении,  в
частности, говорилось:
     "К  нам  в  Баку  прибыл  тов.  Сталин,  рабочий  вождь  исключительной
самоотверженности, энергии  и  стойкости,  единственный  испытанный и  всеми
признанный знаток  революционной  тактики и вождь  пролетарской революции на
Кавказе и  на  Востоке. ЦК АКП(б),  зная скромность  и нелюбовь т. Сталина к
официальным  торжественным  встречам, должен  был отказаться от  специальных
собраний,  связанных  с  его  приездом. ЦК  АКП(б)  считает,  что  наилучшим
приветствием, лучшей встречей, которые могут оказать наши партия, пролетарии
Баку и  трудящиеся Азербайджана нашему дорогому вождю и учителю, будет новое
и новое напряжение всех сил  для всемерного укрепления партийной и советской
работы.

     208

     Все  за   дружную,   все  за   боевую  работу,   достойную  закаленного
пролетарского  бойца  т. Сталина -  первого организатора и вождя  бакинского
пролетариата"79.
     Будучи  в  Баку,  Сталин провел рабочие встречи  с местными  партийными
руководителями,  а  6  ноября,  накануне   годовщины  Октября,  выступил  на
торжественном  заседании Бакинского  Совета. Эта  речь дает  представление о
том, каким видел мир революционер после трехгодичного пребывания у власти.
     Сталин напомнил о том времени, когда 24 - 25 октября 1917 г. "маленькая
группа большевиков, во главе с товарищем Лениным, имея в руках Петроградский
Совет (он был тогда большевистским) и незначительную Красную гвардию, имея в
своем  распоряжении  всего-навсего  маленькую,  не  вполне  еще  сколоченную
коммунистическую  партию  в  200  -  250  тысяч  человек...  сняв  с  власти
представителей  буржуазии, передала  власть  2-му  съезду Советов..." В  тот
момент, продолжал Сталин, многие  смотрели на большевиков,  в лучшем случае,
как  на чудаков, в  худшем  - как на агентов германского империализма. С тех
пор,   по  его   словам,   революция  прошла  через  первый  период  полного
одиночества, второй период открытой войны  с силами Антанты и затем вступила
в  третий период,  когда ее не  только признали, но и  стали побаиваться. "И
вот, -  сказал  Сталин,  -  за этот  период  Россия,  пройдя огонь  и  бурю,
выковалась  в  величайшую  социалистическую державу  мира".  Некогда  слабое
правительство,  располагавшее   лишь  малочисленной  гвардией  петроградских
рабочих,  теперь имеет в своем распоряжении многочисленную Красную Армию. Не
вполне сформированная партия коммунистов  превратилась в выкованную из стали
300-тысячную  партию,  которая одним  мановением  руки Центрального Комитета
может перестроить свои ряды и двинуться на врага. Партия, у которой три года
назад  на Западе  были  только небольшие  группы сочувствующих,  стала ядром
международного социалистического движения в лице III Интернационала. А вождь
II  Интернационала  господин   Каутский  был  вынужден   искать  убежища  от
германской революции "в отсталом Тифлисе, у грузинских социал-духанщиков". И
равнодушные три года тому назад страны Востока теперь зашевелились, возникли
освободительные движения против  Антанты и империализма. Несомненно, заметил
Сталин, дальнейший  путь не из  легких,  но  трудностей  не следует бояться.
Завершил он свое выступление следующими словами:
     "Перефразируя известные слова Лютера, Россия могла бы сказать: "Здесь я
стою, на  рубеже между старым, капиталистическим, и новым,  социалистическим
миром, здесь, на этом ру-

     209

     беже  я  объединяю  усилия  пролетариев Запада с  усилиями крестьянства
Востока  для  того,  чтобы  разгромить  старый  м