Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
нист-утопист, связывавший успех
социальной революции с хорошо подготовленным заговором тайной организации
революционеров. Подобная тактика стала называться бланкизмом.
64 Ленин В. И.
Полн. собр. соч., т. 40, с. 325 - 327.
65 "Весь успех
Ленина, - добавляет Фюлеп-Миллер, - следует отнести за счет притягательной
силы его личности, которая захватывала всех, кто вступал с ним в контакт, и
затем проникала в крестьянские избы самых далеких деревень".
66 Car r E. H.
Socialism in One Country 1924 - 1926, II. N. Y., 1960, p. 3.
67 Сейфуллина Л.
Н. Собр. соч., М. - Л., 1928, т. 2, с. 271 - 277.
68 Валентинов Н.
Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. Стэнфорд,
1971, с. 88.
69 Eastman M.
Love and Revolution, р. 399.
Коба. Годы становления
Грузинский пролог
Прекрасен родной край Иосифа Джугашвили. Земля с древней культурой
помнит героическое прошлое независимой грузинской монархии, достигшей в XI и
XII веках своего расцвета. Православие пришло в Грузию из Византии в 330
году, или на шесть столетий раньше крещения Руси. Грузия богата
литературными традициями, достижениями в области архитектуры и изящных
искусств. Согласно источнику XVIII века, ее люди "храбры, оружелюбивы,
горды, отважно смелы, славолюбивы так, что ради своего имени не остановились
бы причинить досаду родине и природному своему царю. Гостеприимны, любят
чужеземцев, жизнерадостны. Если их бывает вместе два или три, лишения им
нипочем, щедры, не щадят ни своего, ни чужого, сокровищ не копят;
благоразумны, быстро сообразительны, усваивающи, любят учение. Они
уступчивы, помнят добро и за добро воздают добром, стыдливы, к добру и злу
легко склоняются, опрометчивы, славолюбивы, вкрадчивы и обидчивы..."1
Небольшие размеры, уязвимость границ и привлекательность для более
сильных соседей были причинами того, что после героической эпохи царя Давида
и царицы Тамары (XI и XII столетия) историю Грузин можно представить как
череду сменяющих друг друга порабощений. В XIII веке ее покорили
татаро-монголы. Долгий период монгольского гнета сменился в XVI и XVII веках
турецким, а затем персидским господством, которые сопровождались
опустошительными грабежами. В конце XVIII века маленькое разоренное
княжество с населением в каких-то полмиллиона человек стало вассалом
раздвигающей границы Российской империи, что явилось прелюдией к его
захвату.
В 1801 г. царь Александр I издал манифест, в котором объявил о
присоединении Восточной Грузии. Грузинскую царскую семью отстранили от
власти. Позже верховную политическую власть осуществляли наместники России
на Кавказе, чья резиденция находилась в Тифлисе. В 1811 г. русские изгнали
патриарха грузинской православной церкви и учредили экзархат Грузии во главе
с католикосом-патриархом, вошедший в лоно русской православной церкви.
Большое число русских чиновников заняло в Грузни административные посты.
Вскоре русские войска отбили у турок Западную Грузию и, подавив
сопротивление местного населения, установили контроль над всей территорией.
Время от времени, однако, здесь вспыхивали восстания, а горцы под
предводительством имама Шамиля вели затяжную партизанскую войну. Лишь в 1860
г. Россия смогла завершить военное умиротворение страны2.
К этому времени в среде грузинской интеллигенции возникло литературное
движение, имевшее целью содействовать пробуждению в народе национального
самосознания. Его руководителями были молодые люди из числа грузинской
аристократии, которые учились в русских университетах, а затем, вернувшись в
Тифлис или в свои поместья, писали (на грузинском языке) рассказы, поэмы и
романы, прославляя героическую эпоху Грузии и увязывая воедино темы
национального угнетения и социального протеста. Видными членами этой группы
были Даниэль Чонкадзе, Рафаэл Эристави, Акакий Церетели, а ее лидером -
князь Илья Чавчавадзе, который для укрепления движения (помимо прочего)
основал в 1877 г. литературный журнал "Иверия" (древнее название Грузии). В
этот период уже существовала еще одна группа "Меоре-даси" ("вторая группа"),
которая продолжала эту работу, однако в более радикальном духе3.
Примечательной чертой грузинской интеллигенции было то, что она
увязывала идеи национального освобождения с идеями социальных перемен. В
70-е и 80-е годы под влиянием революционных сочинений русских народников и,
конечно же, понимания, что без глубоких перемен в самой России освободить
Грузию от гнета царского самодержавия невозможно, отдельные представители
грузинской интеллигенции объединились ради общего дела с народниками. Другие
позже вступили на марксистский путь. Ведущей фигурой последних, которые в
1892 - 1893 гг. приобрели известность как участники "Месаме-даси" ("третья
группа"), был Ной Жордания. После обучения в Тифлисской духовной семинарии
(которая благодаря стараниям грубых надзирателей, желавших любыми способами
русифицировать учеников, скорее напоминала школу грузинского национализма,
чем центр подготовки лояльных священнослужителей русско-грузинской
православной церкви) Жордания отправился за границу. Во время учебы в
ветеринарном институте Варшавы он познакомился с идеями марксизма по
сочинениям немецкого социал-демократического теоретика Карла Каутского. В
1892 г. Жордания вернулся в Грузию убежденным марксистом и помог составить
программу новой "Месаме-даси", которая стала ядром грузинской
социал-демократии.
Вскоре после ее создания Жордания, оказавшийся под угрозой ареста,
вновь выехал за границу на четыре года. На этот раз он встретился с Каутским
и Плехановым. Вернувшись в 1897 г. в Грузию, Жордания и его товарищи начали
редактировать еженедельную газету "Квали" ("Борозда") на грузинском языке,
основанную раннее членами "второй группы". Через этот орган они
пропагандировали марксистские взгляды, убеждая в том, что Грузии следует
возлагать надежды не на реформы, за которые боролось поколение Чавчавадзе, а
на объединение с международным рабочим движением. Как это ни парадоксально,
но сперва русские власти отнеслись к грузинским марксистам весьма
снисходительно, ибо их рассуждения о классовых противоречиях казались им
менее опасными, чем сепаратистские призывы либералов4. Хотя "Квали" и не
являлась органом "легальных марксистов", тем не менее издавалась легально.
Жордания и умеренное большинство "Месаме-даси", включая и таких видных
деятелей, как Николай Чхеидзе и Сельвестр Джибладзе, в конце концов
примкнули к русским меньшевикам, а более радикальное меньшинство, в том
числе и будущий советский историк революционного движения в Закавказье
Филипп Махарадзе, потянулись к большевизму. Жордания впоследствии возглавил
правительство (1918) независимой Грузинской Республики, свергнутое Красной
Армией в 1921 г.
В начале XX столетия русские власти в Закавказье уже не без тревоги
взирали на социал-демократическое движение. Хотя экономика Закавказья
оставалась преимущественно аграрной, промышленность развивалась быстрыми
темпами благодаря богатым залежам полезных ископаемых. На берегу Каспийского
моря, в юго-восточной оконечности Закавказья, расположен город нефтяников
Баку, будущая столица Азербайджанской ССР. В Тифлисе с населением примерно в
200 тыс. человек на промышленных предприятиях работало свыше 25 тыс.
человек. В это число не входили рабочие крупных железнодорожных мастерских.
Морской порт Батум на побережье Черного моря в Западной Грузии являлся
конечным пунктом проложенного из Баку нефтепровода, центром
нефтеперерабатывающей и другой промышленности. Большое число народа было
занято на марганцевых рудниках Чиатуры в Центральной Грузии. Индустриальное
развитие в значительной степени финансировалось за счет иностранных
капиталовложений. Условия работы были, как правило, тяжелые, забастовки и
профсоюзная деятельность - запрещены. Недовольные рабочие, по понятным
причинам, охотно откликались на пропаганду революционеров- марксистов, и не
удивительно, что главные центры Закавказья активно включились в те бурные
события, которые охватили значительные регионы Российской империи в начале
XX века.
Отрочество
Из четырех детей Виссариона и Екатерины Джугашвили остался в живых
только последний, Иосиф, родившийся 21 декабря 1879 г. В раннем возрасте его
звали Coco, обычным грузинским уменьшительным именем для Иосифа.
Полуграмотные родители из крестьян (потомки крепостных) были бедны и жили в
небольшом, взятом в аренду домике на окраине Гори, в так называемом русском
квартале, рядом со старыми русскими армейскими бараками.
Гори (что по-грузински означает "холм") расположен в гористой местности
на востоке Грузии, примерно в 45 милях к северо-западу от Тифлиса. В те
времена он являлся уездным центром Тифлисской губернии. На протяжении всей
истории его неоднократно разрушали землетрясения. В прошлом один из пунктов
караванного пути, этот город стал станцией главной железнодорожной линии,
построенной в 1871 г. и соединившей черноморский порт Поти с Тифлисом. К
моменту рождения Coco город насчитывал 8 - 9 тыс. жителей.
В источниках XIX столетия Гори - живописный городок, раскинувшийся на
берегу Куры у подножия высокого холма с крепостью на вершине. Максим
Горький, посетивший Гори в 90-е годы во время одного из своих длительных
скитаний, обнаружил в этих местах сильный колорит "какой-то обособленности и
дикой оригинальности". В очерке для газеты своего родного Нижнего Новгорода
он описывал "знойное небо над городом, буйные и мутные волны Куры, около
него, неподалеку горы, в них какие-то правильно расположенные дыры - это
пещерный город - и еще дальше, на горизонте, вечно неподвижные белые облака
- это горы главного хребта, осыпанные серебряным никогда не тающим снегом
"5. Такие картины
природы окружали Coco Джугашвили в детстве.
О его предках известно немного. Прадед по отцу, по имени Заза
Джугашвили, в начале XIX века участвовал в крестьянском восстании против
русских и затем нашел убежище в деревне Диди-Лило близ Тифлиса. Его сын Вано
развел в этой деревне виноградник, и здесь у Вано родился сын Виссарион, по
прозвищу Бесо. После смерти отца Бесо поселился в Тифлисе и нашел работу на
кожевенном заводе Адельханова, где обучился сапожному ремеслу. Через
некоторое время некий Барамов открыл в Гори сапожную мастерскую, и среди
нанятых им на работу был и Джугашвили. В Гори Бесо познакомился и вступил в
брак с Екатериной Геладзе, из семьи бывших крепостных, проживавших в
соседнем селении Гамбареули. После отмены в Грузии в 1864 г. крепостного
права (на три года позднее, чем в самой России) семья Геладзе переселилась в
Гори6. Тогда
Екатерине было 9 лет, когда же родился Coco, ей было немногим более
двадцати, к тому времени она уже похоронила троих детей.
Джугашвили сняли домик, который состоял из единственной маленькой
комнаты. Стол, четыре табуретки, кровать, небольшой буфет с самоваром,
настенное зеркало и сундук с семейными пожитками - вот и вся его обстановка.
На столе - медная керосиновая лампа. Белье и посуда хранились в открытых
стенных шкафах. Винтовая лестница вела в подвальное помещение с очагом, на
котором Екатерина, должно быть, готовила пищу. Бесо держал здесь кожу и
сапожный инструмент. Из мебели были некрашеная табуретка да колыбель Coco7.
По описаниям, Бесо Джугашвили был худощавым, с черными волосами,
бородой и усами. Современники отмечали, что в молодости Coco внешне очень
походил на отца. Достоверно известно, что Бесо был суровым, вспыльчивым
человеком и большим любителем выпить. В конце концов он умер после драки в
трактире. Екатерина и Coco постоянно страдали от его побоев. В 1885 г.,
когда Coco было пять лет, Бесо вернулся на фабрику Адельханова в Тифлисе, не
порывая, однако, связи с семьей. Между тем Екатерина с трудом сводила концы
с концами, работая прачкой, швеей и кухаркой в богатых домах Гори.
Coco Джугашвили оказался не по годам развитым, способным в учении,
энергичным, физически подвижным ясноглазым ребенком, большим любителем
всяческих забав. Обладая хорошим голосом, он пел в школьном хоре горийской
церкви. Роста был небольшого, вероятно, не более пяти футов и четырех-пяти
дюймов (или 1 метр 63 см)8. (Перенесенная в детстве оспа оставила на лице свои следы) Пережил
он и свою долю мальчишечьих злоключений. Как-то в возрасте 10 или 11 лет,
когда Coco стоял в толпе, собравшейся на берегу речки по случаю религиозного
праздника, в толпу врезался бешено мчавшийся фаэтон, который сбил мальчика;
он потерял сознание и от полученных ушибов оправился только через две
недели. Горестными воплями встретила Екатерина людей, принесших к дому
бесчувственного Coco9. Тогда ли или в другое время заражение крови от загноившегося ушиба
привело к тому, что левый локтевой сустав стал плохо сгибаться. Много лет
спустя он рассказал свояченице, что во время мобилизации 1916 г. его из-за
этого небольшого физического недостатка признали непригодным к военной
службе10.
Ценным источником информации о начальном периоде жизни Джугашвили
являются опубликованные в Берлине мемуары его бывшего близкого друга и
школьного товарища (в Гори) - Иосифа Иремашвили. Мальчики познакомились на
школьном дворе как соперники в соревновании по борьбе, в котором Coco
Джугашвили одолел Coco Иремашвили, схватив сзади в тот момент, когда
последний стряхивал с себя пыль. Иремашвили, для которого квартира
Джугашвили стала вторым домом, вспоминал приятеля как худого, но крепкого
мальчика, с упорным безбоязненным взглядом живых темных глаз на покрытом
оспинами лице, с гордо откинутой головой и внушительным, дерзко вздернутым
носом. Не такой по-ребячьи беззаботный, как большинство товарищей по
училищу, он временами словно встряхивался и целеустремленно, с упорством
принимался или карабкаться по скалам, или же старался забросить как можно
дальше камень. Отличался равнодушием к окружающим; его не трогали радости и
печали товарищей по училищу, никто не видел его плачущим. Характеристика
заканчивалась словами: "Для него высшая радость состояла в том, чтобы
одержать победу и внушить страх... По-настоящему любил он только одного
человека - свою мать. Как мальчик и юноша он был хорошим другом для тех, кто
подчинялся его властной воле"11.
Иремашвили вспоминает о Екатерине Джугашвили как о благочестивой и
трудолюбивой женщине, сильно привязанной к сыну. Она обычно носила
традиционную одежду грузинских женщин, пользовалась в общине уважением и по
старинному обычаю посвятила свою жизнь служению богу, мужу и сыну. Отсюда,
однако, не следует, что Екатерина обладала мягким и покорным нравом.
Подобное предположение противоречило бы тому образу, который сам Сталин
нарисовал в беседе с дочерью Светланой в 40-е годы. По словам Светланы,
Сталин на протяжении всей жизни был самого высокого мнения о матери, которую
считал умной женщиной, хотя и не получившей образования. Рассказывал, что
она поколачивала его в детском возрасте, так же как и Виссариона, когда тот
выпивал. Она хотела, чтобы сын стал священником, и всегда сожалела о том,
что этого не произошло. Когда Сталин навестил мать в 1935 г. незадолго до ее
смерти, она, к его удовольствию, сказала: "А жаль, что ты так и не стал
священником". На основании известных ей фактов Светлана пришла к заключению,
что Екатерина была женщиной с пуританской моралью, строгой и решительной,
твердой и упрямой, требовательной к себе и что все эти качества перешли к
сыну, который больше походил на нее, чем на отца12.
Привязанность, которую Coco Джугашвили испытывал к своей матери, резко
отличалась от его чувств по отношению к отцу. Иремашвили рассказывает о
жестоких побоях, которыми часто награждал ребенка пьяный Виссарион, о
постепенно возраставшей антипатии Coco к отцу. Живя под постоянной угрозой
выходок вспыльчивого Виссариона и наблюдая с возмущением, как матери
приходилось ночами работать на швейной машине, так как Виссарион пропивал
почти все свое небольшое жалованье, Coco начал ненавидеть этого человека и
по возможности избегать его. В характере Coco появилась мстительность,
свойственная ему и в дальнейшей жизни; он стал бунтарем против отеческой
власти в любом проявлении. "Незаслуженные страшные побои, - писал
Иремашвили, - сделали мальчика столь же суровым и бессердечным, каким был
его отец. Поскольку люди, наделенные властью над другими благодаря своей
силе или старшинству, представлялись ему похожими на отца, в нем скоро
развилось чувство мстительности ко всем, кто мог иметь какую-либо власть над
ним. С юности осуществление мстительных замыслов стало для него целью,
которой подчинялись все его усилия"13. В 1890 г., когда Coco было 11 лет, Бесо умер от ножевого
ранения, полученного в пьяной драке. "Ранняя смерть отца не произвела на
ребенка никакого впечатления, - замечает Иремашвили. - Он ничего не потерял
со смертью человека, которого должен был называть отцом"14.
От побоев Виссариона страдала и Екатерина. Вполне возможно, что волевая
женщина порой перечила мужу, вызывая вспышки гнева. "Мать била мальчика, -
писала Светлана, основываясь на рассказах отца, - а ее бил муж"15. Однажды, сообщает
она, ребенок навлек на себя гнев отца, безуспешно пытаясь защитить мать от
нападок. Он бросил в Бесо нож и затем, убежав от погнавшегося за ним
разъяренного отца, спрятался у соседей. Нам не известно, были ли другие
столь же тягостные эпизоды, примечательно, однако, то, что Джугашвили и в
пожилом возрасте помнил эту историю. И ужас, который вселили в него побои
матери, помогает объяснить, почему впоследствии избиение (символическое или
реальное) представлялось ему одним из видов наказания, которого заслуживали
наиболее злостные отступники. Так, в письме Ленину, отправленном в 1915 г.
из сибирской ссылки, Сталин, упоминая "ликвидаторов", заметил: "Бить их
некому, черт меня дери! Неужели так и останутся они безнаказанными?!
Обрадуйте нас и сообщите, что в скором времени появится орган, где их будут
хлестать по роже, да порядком, да без устали"16. А к концу жизни,
когда арестовали группу врачей, обвинявшихся в заговоре с целью умерщвления
советских руководителей, Сталин будто бы вызвал следователя и
проинструктировал его относительно методов получения признания следующими
словами: "Бить, бить и бить"17.
Таким образом, Coco Джугашвили вырос в обстановке острого семейного
конфликта и материальной нужды. К тому же одно из наиболее серьезных
разногласий между матерью и отцом было связано с планами, касавшимися
будущего Coco. Екатерина хотела послать его в духовное училище Гори, что
было бы первым шагом на пути к карьере священника. В 1888 г. Coco зачислили
в училище. Учитывая бедственное положение семьи, ему определили ежемесячную
стипендию в 3 рубля и, кроме того, разрешили Екатерине зарабатывать в месяц
до 10 рублей, прислуживая учителям18. Произошло это, одн