у вниз.
     Все это  помогает объяснить, почему руководство ничего не предприняло в
связи с предостережением  Ленина.  В конце 1922 г. Ленин тяжело болел, и его
тревожило будущее партии. К тому времени  он пришел к выводу,  что некоторые
свойства   характера   Сталина   -  прежде  всего  "грубость"  и  склонность
поддаваться в политике  "озлоблению"  -  делали дальнейшее его пребывание на
исключительно   важном  посту  Генерального   секретаря  опасным.  В  письме
(названном  позднее  "завещанием")  Ленин   рекомендовал  партийному  съезду
заменить  Сталина на посту  генсека другим человеком, "более терпимым, более
лояльным,  более   вежливым  и   более  внимательным  к   товарищам,  меньше
капризности  и  т.  д.".  Вопрос  о  личных  качествах,  добавил  он,  может
показаться ничтожной мелочью, однако это та мелочь, которая может приобрести
решающее значение. После смерти Ленина в 1924 г. его вдова передала документ
партийному   руководству.   Однако  оно  предпочло   оставить  совет  Ленина
относительно  Сталина без  последствий.  Позднее  большинство  из  партийных
руководителей поплатилось за это решение жизнью.
     Выступая в феврале 1956  г.  на  закрытом  заседании  XX съезда, Н.  С.
Хрущев  зачитал  завещание  Ленина,  касавшееся  Сталина,  и  добавил:  "Как
показали последующие  события, тревога Ленина  не была напрасной". Затем  он
рассказал об этих "последующих событиях".  Он, в частности,  поведал  о том,
как Сталин, заполучив  в 20-е годы место верховного  лидера  партии,  в 30-е
годы  начал  превращать  олигархическую  однопартийную  систему  в подлинную
автократию,  в  которой сама правящая  партия  была подчинена контролируемым
Сталиным  органам НКВД.  В  годы партийных чисток он  организовал  настоящее
истребление кадров. Расстреляли или отправили  в лагеря  не только тех,  кто
раньше  выступал против  Сталина, но тысячи и тысячи других "врагов народа".
При помощи массовых чисток и террора Сталин создал систему личной диктатуры,
при  которой  один  человек принимал все важные решения,  а  остальные члены
руководящих   органов  были  вынуждены  только  послушно  поддакивать.  Свою
деспотическую власть Сталин использовал для самовосхваления, например втайне
ото всех  редактируя текст своей биографии таким образом, чтобы  подчеркнуть
собственное величие.
     Будучи одним из ближайших помощников диктатора с начала 30-х годов и до
его  кончины  и  основываясь  на  личном опыте, Хрущев в докладе на закрытом
заседании  XX  съезду подробно  охарактеризовал личные  качества Сталина. Он
говорил о  нетерпимости Сталина к критике и инакомыслию, о готовности обречь
на  страдания  и смерть любого  человека, которого ему  случалось принять за
"врага",  о его крайней  мнительности и подозрительности,  о жажде похвалы и
славы,  а  также  о том, что  ему повсюду  мерещились  заговоры. Указывая на
"отрицательные  качества"  Сталина,  Хрущев  отметил,  что  они  "все  более
развивались и за последние годы приобрели  совершенно нетерпимый  характер".
Короче  говоря,   он  нарисовал   классический  портрет  тирана  -  портрет,
пополнившийся с тех пор новыми штрихами, которые добавили самые разные люди,
во  многих  случаях также  исходившие  из  личного опыта. К  ним  относятся:
руководители партии;  генералы,  служившие под его началом  во время  второй
мировой   войны;   советские  журналисты  и  писатели;  старые   большевики,
пережившие лагеря и оставившие свои мемуары; видный югославский политический
деятель  Милован  Джилас,  встречавшийся  со  Сталиным  в  40-е  годы;  дочь
диктатора Светлана воспоминания которой тем более ценны, поскольку  написаны
непосредственно  членом  семьи;   историк  Рой  Медведев,  включивший  новые
биографические данные в свою книгу о Сталине "К суду истории".
     Однако еще  предстоит в более  полной мере изучить весь доступный  ныне
богатый материал. Пока  же исследователи едва приступили  к анализу личности
Сталина  и тех  психологических  мотиваций, которые побуждали его с  помощью
чисток  и террора  добиваться  неограниченной, автократической  власти.  Еще
недостаточно  изучен  сложный механизм взаимодействия  этих  психологических
мотиваций  с  политическими  целями и идеями  Сталина. Не уделялось должного
внимания и проблеме формирования политического облика Сталина в юности, хотя
относящиеся  к делу многочисленные факты  давно  были под рукой. Что сделало
его марксистом? Почему он  бросил  духовную семинарию в 20-летнем возрасте и
избрал карьеру революционера? Отчего стал большевиком, сторонником Ленина, в
то время как большинство  грузинских марксистов предпочли меньшевизм? Каковы
были  его  личные цели в революционном  движении?  Все эти  вопросы остаются
открытыми.  Но на  них  важно  получить  ответ, если  мы  хотим лучше понять
поступки зрелого Сталина.
     Такие ведущие психологи нашего века, как Карен Хорни и Эрик Эриксон (не
говоря уж  об  их предшественнике Зигмунде Фрейде),  стремились к  глубокому
проникновению в  эволюционирующую  природу личности. Особенности характера и
мотивация  не являются неизменными  качествами. Они развиваются и меняются в
течение  всей жизни,  в которой обычно присутствуют и критические моменты, и
определяющие   будущее   решения.   Более  того,  сформированная   в  юности
индивидуальность, или (по выражению Эриксона) "психосоциальная идентичность"
обладает перспективным, или  программным, измерением. Она содержит не только
ощущение индивидуума,  кто  и  что  он есть, но также  его  цели, четкие или
зачаточные представления относительно того, чего он  должен, может и  сумеет
достичь. Поэтому более поздние  жизненные переживания  не  могут не оставить
глубокого   следа  на  его  личности.   Осуществление   или  неосуществление
внутреннего жизненного  сценария обязательно влияет на отношение индивидуума
к самому себе,  и именно это отношение и составляет  основу личности.  Более
того,  успех  или  неуспех  жизненного  сценария   не  может  не  влиять  на
взаимоотношения   человека   с   другими,  важными   для   него  людьми   и,
следовательно, на его и их жизнь вообще.
     Все  вышесказанное  одинаково  применимо  и  к   тем,  кто   становятся
диктаторами, и к тем, кто - нет. Поэтому, исследуя подобную биографию, нужно
изучить стремления индивидуума в  годы  его  становления и затем  попытаться
раскрыть  отношение данного индивидуума, достигшего среднего возраста, к уже
прожитой им части жизни.
     Следовательно,  говоря  о "диктаторской  личности", я не  имею  в  виду
какой-то  гипотетический  психологический  синдром,  который   появляется  у
индивидуума в  ранние годы  и функционирует  потом  без  изменений. Подобная
точка зрения противоречила бы  концепции  эволюционирующей личности, а также
фактам  рассматриваемого нами классического случая.  У  молодого Сталина уже
можно  заметить  задатки будущего тирана. Однако в то время его личность как
личность диктатора еще  полностью  не сформировалась.  Данное обстоятельство
помогает понять, почему в начале 20-х  годов, когда  Сталину едва перевалило
за сорок,  многие  окружавшие  его люди  оказались  не  в состоянии  увидеть
надвигавшуюся  опасность. Также не следует думать, что сам Сталин,  и  в тот
момент, и раньше,  твердо нацелился на диктаторство.  Нельзя  с уверенностью
утверждать, что он стремился стать тираном. По всем признакам Сталин  жаждал
политической власти,  а с  нею  и  роли  признанного  вождя  большевистского
движения, второго Ленина. Теперь ему хотелось стать преемником, так же как в
период возмужания хотелось стать ближайшим соратником того человека, который
в ранние годы служил  для него моделью  и  прообразом. Сталин страстно желал
войти, подобно  Ленину, в  историю  в  качестве  героя. Естественно, что при
осуществлении  данного  жизненного сценария  свои  роли  предстояло  сыграть
многим людям, и прежде всего тем, кто назывался большевиком.
     Отсюда  вытекает, что в  подобном  исследовании нужно рассматривать как
самого  индивидуума, в котором заложена вероятность появления диктатора, так
и внешние условия, а также  их взаимовлияние. Следует учитывать исторические
факторы, включая  и ту  роль, которую индивидуум  ставит себе целью  занять.
Большевики по доброй воле признали и даже чтили Ленина как своего вождя. Его
особое   положение  в  партии   не  регулировалось  законодательно,  подобно
американскому президентству. Он,  по  существу, выполнял  роль неформального
лидера. И тем не менее в партийной практике и в коллективном сознании, т. е.
в том, что сегодня назвали бы политической культурой, роли Ленина отводилось
вполне определенное и чрезвычайно важное место.  Роль Ленина в партии обрела
свои  конкретные  черты  за  четверть  века  существования  большевизма  как
революционного движения, которое он создал и направлял. Поэтому предлагаемое
исследование  начинается с  попытки  описать заново природу этого движения и
роль Ленина как его руководителя.
     Основная  тема данного тома - Сталин до 1929 г., когда он завершил свой
долгий  путь  к политическому верховенству и  добился  от партии признания в
качестве преемника  Ленина. Однако я не всегда придерживался хронологической
последовательности, считая  себя  вправе  привести  факты  и  эпизоды  более
поздних лет, если они имели существенное значение для освещения интересующих
нас вопросов,  и  опустить  некоторые темы  20-х  годов (например,  развитие
сталинской  концепции  внешней  политики),  чтобы рассмотреть  их в  связи с
деятельностью Сталина в 30-е годы.
     Новая  биографическая  форма, которую  Эриксон  назвал "психоисторией",
открывает  заманчивые перспективы, но и таит  в себе определенные опасности.
Одна из них состоит в том, что, уделяя  чрезмерное внимание личности лидера,
можно нарисовать  слишком однобокую картину той роли, которую  данный фактор
играл, оказывая влияние на направление или  темпы  исторического развития. В
таком  исследовании недостаточно систематически  и  углубленно  изучать саму
личность  лидера. Нужно  также вскрыть  связи  и взаимодействия  личности  с
социальным  окружением и  политической  ситуацией,  которые  тогда позволяют
личностному фактору обрести историческую значимость.
     В рассматриваемом нами случае  объяснение  причин прихода Сталина к
власти и  его деспотизма  кроется как в характере Сталина, так и в характере
большевизма,  как  политического  движения,  в  характере  той  исторической
ситуации,  в которой оказалась  Советская  власть  в 20-е годы,  в характере
самой  России - страны  с  традицией самодержавного правления  и примирением
народа  с  фактом  такого правления.  Но,  только  уяснив  сложное  взаимное
переплетение всех этих факторов, мы окажемся в состоянии понять,  почему так
получилось, что  личные  качества (как  верно,  но слишком поздно предсказал
Ленин) оказались мелочью решающего значения.

     Русский пролог
     "Я  не ворон, я вороненок, а ворон-то еще
летает"1
     В начале  нынешнего  столетия, когда  в  большинстве стран  Европы  уже
восторжествовала  конституционная  власть, в  России все  еще господствовала
абсолютная  монархия.  Статья   1-я  Основных  законов  Российской  империи,
принятых   в  1892  г.,   гласила:   "Император  Всероссийский  есть  Монарх
самодержавный  и неограниченный. Повиноваться верховной Его власти, не токмо
за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает".
     Царь, разумеется, не  мог единолично принимать  все важные политические
решения, а если он  так поступал, то  и тогда находился под  влиянием им  же
самим  избранных  советников.  С  учетом  этих оговорок можно тем  не  менее
утверждать,  что  в данном  случае  внешняя форма, в общем-то,  совпадала  с
реальным положением вещей.
     Высшие   правительственные   учреждения   являлись  придатками  царской
самодержавной  власти.  Так,  Государственный  совет,  этот  законодательный
орган, чьи заседания проходили за закрытыми дверями, формировался из  высших
сановников,  назначаемых  царем,  и  выполнял лишь  консультативные функции.
Только царь выносил окончательное решение, утверждая или отклоняя какой-либо
закон.  При  этом  он  часто   прислушивался  к  голосу  не  большинства,  а
меньшинства  среди  своих  советников  или  действовал,  не спрашивая мнения
Государственного совета. Комитет министров не был  правительством  в обычном
смысле слова, а всего-навсего координирующим совещанием министров, полностью
ответственных только перед царем, с которым напрямую и  независимо от других
министров  имели  дело  по  проблемам,  входившим в  сферу их  компетенции2.   Внешняя  политика,  например,  определялась
исключительно царем и министром иностранных дел или каким-либо другим лицом,
с которым царь считал нужным проконсультироваться. Правительство как таковое
не только не решало вопросов внешней политики, но даже и не обсуждало их. По
словам Горчакова, одного  из министров  иностранных  дел России XIX века: "В
России есть только два человека, которые знают  политику  русского кабинета:
император, который  ее делает, и  я, который ее  подготавливаю и  выполняю".
Характеризуя  собственную роль,  Горчаков  говорил,  что  "он только  губка,
которая впитывает в себя высочайшие указания"3.
     Русское   государственное   устройство   было   и   бюрократическим   и
авторитарным.  Огромной империей  - от Балтийского моря до  Тихого океана  -
управляла  из  Санкт-Петербурга  преданная  царю  бюрократия  в  чиновничьих
мундирах. Губернаторы назначались министерством внутренних дел и были ему же
подотчетны. Вместе  с  подчиненными чиновниками  в  губернских  столицах они
выполняли роль представителей  центральной  власти.  Иметь  самоуправление в
рамках империи народам нерусской  национальности не разрешалось; исключением
была  Финляндия.  Гражданские  свободы  существовали   только   на   бумаге.
Политические партии  были запрещены и могли  действовать  только нелегально.
Например,  собрание, на котором в 1898  г. в Минске  образовалась Российская
социал-демократическая  рабочая  партия,  проходило  тайно.  Все  публикации
подлежали  официальной  цензуре.  Оставалась  в силе  внутренняя  паспортная
система как средство контроля за передвижением населения. Вездесущая русская
тайная  полиция,  или  "Охранка",  располагала  широко  разветвленной  сетью
осведомителей,  которые  были  ее  глазами  и  ушами.  Русская  православная
церковь,  которой  управляло  государственное учреждение (Святейший  синод),
представляла  собой  официальную  религию  и  пользовалась  соответствующими
привилегиями и покровительством. По существующим правилам  правительственные
чиновники были обязаны посещать  божественную литургию по крайней мере раз в
год и официально удостоверять свое посещение.
     Александр  II осуществил  ряд  социально-экономических реформ, начав  в
1861  г. с указа  об  отмене  крепостного права. Хотя реформы 60-х  годов  и
положили   начало   созданию   земств   (органов  местного  самоуправления),
самодержавная основа русской политической  структуры осталась без изменений.
В 1861 г. Александр  II  в беседе  с Бисмарком  заявил, что  конституционная
система правления не  соответствует русским политическим  традициям.  Всякая
попытка  ограничить самодержавную  власть, утверждал  он, подорвала  бы веру
простого   народа  в  монарха  -  в  "поставленного  от  бога  отеческого  и
неограниченного  господина"4. Если сегодня дать
стране  конституцию,   заметил  он  по  другому  случаю,  то  завтра  Россия
распадется.  По  иронии  судьбы,  в  тот  самый момент,  когда  Александр II
пересмотрел свои взгляды и готовился в 1881 г. даровать стране парламентскую
хартию, он был убит революционерами. Этот  террористический акт  ознаменовал
начало  периода  жестокой  реакции  и  репрессий, характерных  для правления
Александра   III.  Потребовалась  революция  1905   г.,   чтобы  вырвать   у
несговорчивой  царской  власти конституционные свободы. Политические  партии
получили право  на легальное существование, и появился в основном избираемый
национальный  парламент  -  Государственная  дума. Но  и  тогда  Николай  II
пытался,   по-прежнему   неумело   и   неэффективно,   выступать    в   роли
"неограниченного   монарха",    которого   Основные   законы   провозгласили
самодержавным    императором    Всероссийским.    Подлинный    парламентский
государственный порядок  так  и не сложился, царизм  сохранил  свои позиции,
чтобы  быть сметенным революционным  ураганом,  который пронесся над русской
землей в 1917 г.
     Но даже  народное  восстание подобного размаха не в состоянии полностью
все  переменить.  Ведь  и  в  любой  новой  политической  системе продолжают
присутствовать,  например,  такие  глубоко   укоренившиеся  элементы  старой
политической  культуры,  как отношение населения к правительству.  Сотни лет
царского  самодержавия  с   его  официальным  культом  правителя  постепенно
сформировали у значительной  части простого  народа,  и особенно у крестьян,
монархический  склад  ума.  А  гибель,  уничтожение и бегство  за границу  в
революционные годы многих представителей и без  того немногочисленных высших
и  средних слоев населения позволили классу  крестьян приобрести еще больший
вес. Следует добавить, что промышленные рабочие,  количество которых  быстро
возросло  во  второй  половине XIX  века  (когда  индустриализация  в России
набрала темп), во многих случаях сохранили тесные связи с родной деревней.
     "Без царя -  земля  вдова", "без царя народ сирота". В этих  пословицах
нашел свое  отражение  миф о царе-батюшке.  По-разному  эту  же  самую мысль
передают  многие другие старые  русские пословицы и поговорки ("Бог знает да
царь",  "Все  во власти  Божьей  да  государевой",  "Богом  да царем  Россия
сильна")5. Совершенно  очевидно, что политическая
лояльность  русского  крестьянина  связывалась не с абстрактным  учреждением
(государством),  а  с конкретной  личностью правителя. Самодержавие вкупе  с
русским  православием  представлялось  крестьянину   составной  частью  того
естественного  порядка  вещей,  который (на  более высоком,  государственном
уровне)  соответствовал  привычному патриархальному  авторитаризму  семейной
жизни в деревне.  (Подобные чувства в народе стали ослабевать только в самом
конце царского правления.)
     Крестьянин  постоянно  испытывал   многочисленные   глубокие   обиды  и
временами был  готов во  всеуслышание о  них заявить или  даже отреагировать
насилием. Но обычно он направлял свое негодование  на  ближайших  виновников
несчастья,  в  первую очередь на  помещиков, и снимал  всякую вину с  самого
царя. Разве не окружали царя министры и советники,  которые обманывали его и
держали в неведении относительно людских страданий? Так рассуждал крестьянин
и  вкладывал  особый смысл  в следующие  слова: "Царь далеко, а Бог высоко".
Стойкая  вера  в  царское  великодушие  поддерживала  в  народе традиционное
стремление рассказать ему  всю правду, обратиться лично к нему с петициями о
восстановлении  справедливости.  Именно в соответствии  с  данной  традицией
священник  Георгий Гапон  возглавил 9  января 1905 г.  демонстрацию рабочих,
которых повел к  Зимнему дворцу с иконами, чтобы просить у Николая II реформ
и заступничества. Царь не принял своих верноподданных,  войска открыли огонь
по шествию, и 9 января вошло в историю  России как Кровавое воскресенье. Эта
бойня привела к революционному взрыву 1905 г. и значительно подорвала веру в
передававшуюся  из  поколения  в  поколение русскую  сказку о  царе-батюшке.
Глубокий  смысл данного события для воспитанного на  традициях  русского ума
выразил Гапон  трагическими  словами:  "Нет больше царя"6.
     Крупные  народные бунты, которые время от времени  сотрясали  Россию на
протяжении  всей  ее  истории,  свидетельствуют, что  даже  в самые мятежные
периоды крестьянин обычно сохранял  лояльность по отношению к  царю или,