не  одинок.
Наша раса не так уж разномастна. В каждом из  нас  есть  и  доброе,  и  злое
начало, и все из нас способны мечтать. Все же, если ты  нападешь  на  ?Грезы
Февра?, если двинешься против Джулиана,  все  они  встанут  на  его  защиту,
невзирая на свои личные привязанности и надежды. Ими будут двигать  столетия
вражды и страха. День и ночь разделены рекой крови, и перейти ее  не  так-то
легко.
   Если ты придешь, Эбнер, ты и твои  люди  принесут  смерть.  И  не  только
Джулиану. На его защиту встанут другие и  будут  стоять  насмерть.  И  ваших
людей тоже погибнет немало.
   - Иногда нужно идти на  риск,  -  сказал  Марш.  -  А  те,  кто  помогает
Джулиану, заслуживают смерти.
   - Разве? - Джошуа погрустнел. -  Возможно,  и  так,  возможно,  нам  всем
следует умереть. В мире, построенном вашей расой, нам нет места. Твой  народ
почти полностью искоренил нас, уцелела  жалкая  горстка.  Возможно,  настало
время истребить последних... - Он невесело усмехнулся.  -  Если  именно  это
тебе и нужно, Эбнер, тогда вспомни, кто я. Ты мой друг, но  они  моя  кровь,
мой народ. Я из их числа. Я думал, что я их король.
   В его голосе прозвучало столько горечи и отчаяния, что Марш почувствовал,
как гнев улетучивается, и на смену ему приходит жалость.
   - Ты пытался, - приободрил он Джошуа - Мне не удалось. Я подвел Валерию и
Саймона, подвел всех тех, кто в меня верил. Я подвел и мистера Джефферса,  и
того младенца. Думаю, что по странной прихоти судьбы я  подвел  наверняка  и
самого Джулиана.
   - Но это не твоя вина, - заверил его Марш. Джошуа Йорк пожал  плечами,  и
взгляд его серых глазах зажегся холодным огнем.
   - Что было, то было. Теперь меня  больше  беспокоит  день,  вернее,  ночь
сегодняшняя и то, что будет завтра и через день. Я должен  вернуться.  Я  им
нужен, хотя, возможно, они этого и не понимают. Я должен вернуться и сделать
то, что в моих силах, пусть даже мой вклад окажется ничтожным.
   Эбнер Марш фыркнул.
   - И ты еще говоришь мне, чтобы я сдался? Ты считаешь меня глупым идиотом,
который бросается на тебя с кулаками? Черт, Джошуа, а ты  сам  кто?  Сколько
раз Джулиан пил твою кровь? Мне кажется, ты  такой  же  упрямец  и  остолоп,
каким считаешь меня. Джошуа улыбнулся.
   - Возможно, - согласился он.
   - Проклятие, - выругался Марш. -  Ладно.  Черт  с  тобой,  возвращайся  к
своему Джулиану. А что прикажешь делать мне?
   - Тебе следует как можно быстрее покинуть это место, - сказал  Джошуа,  -
пока они ничего не заподозрили.
   - Я это и без тебя знаю.
   - Вот и все, Эбнер. Не пытайся снова искать нас. Эбнер Марш помрачнел.
   - Черта с два.
   Джошуа улыбнулся.
   - Ну и дурень же ты, - сказал он. - Ладно, раз тебе это так нужно, можешь
искать Только ты все равно не найдешь нас.
   - Это мы посмотрим.
   - Возможно, для нас еще не все потеряно Я вернусь и приручу  Джулиана,  и
возведу мост между ночью и днем, и вместе, ты да я, обставим этот ?Эклипс?.
   Эбнер Марш иронично хмыкнул, но в глубине души ему хотелось верить в это.
   - Позаботься об этом чертовом пароходе, - попросил  он.  -  Еще  не  было
более быстроходного судна, и оно  должно  быть  в  хорошей  форме,  когда  я
вернусь.
   Джошуа улыбнулся. Омертвевшая кожа вокруг рта треснула  и  порвалась.  Он
поднес ладонь к лицу и сорвал ее. Она снялась  полностью,  как  безобразная,
покрытая морщинами и шрамами маска. Внизу открылась кожа  молочной  белизны,
нежная и без изъянов, готовая к новой жизни, к новым испытаниям. Йорк смял в
руке свое старое лицо; следы пережитой боли  снежинками  просыпались  сквозь
пальцы и упали на ковер. Он вытер ладонь  о  пиджак  и  протянул  ее  Эбнеру
Маршу. Они обменялись рукопожатием.
   - Нам всем нужно делать свой выбор, - сказал  Марш.  -  Это  твои  слова,
Джошуа. Ты был прав. Выбор не всегда прост. Придет день, и выбирать придется
тебе, во всяком случае, мне так кажется. Между  твоим  ночным  народом  и..,
назовем это ?добром?. Смотри, не ошибись. Ты  понимаешь,  о  чем  я.  Сделай
правильный выбор, Джошуа.
   - И ты, Эбнер. Делай выбор с умом.
   Джошуа Йорк, взмахнув плащом, повернулся и вышел на балкон. С  грациозной
легкостью  он  вскочил  на  перила  и  с  двадцати  футов   спрыгнул   вниз,
приземлившись на ноги, как будто занимался этим каждый день. Не успел Марш и
глазом моргнуть, как его и след простыл.  Он  исчез,  словно  растворился  в
темноте. Может, и в самом деле превратился в  чертов  туман,  подумал  Эбнер
Марш.
   Где-то вдали, на сияющей глади реки  прозвучал  гудок  парохода,  слабый,
меланхоличный звук с оттенком потерянности и одиночества.  Сейчас  Маршу  не
хотелось бы оказаться на реке. От холода его передернуло, и он  подумал,  не
будет ли заморозков. Закрыв балконную дверь, Эбнер Марш вернулся в кровать.
 
Глава 30 
 
Годы лихорадки: ноябрь 1857 года - апрель 1870 
 
   Каждый из них оказался верным своему слову: Эбнер Марш продолжал  искать,
но не находил.
   Они покинули дом Аарона Грея сразу же, как только Карл  Фрамм  достаточно
окреп, чтобы отправиться в путь. Это произошло через  несколько  дней  после
исчезновения Джошуа Йорка.
   Марш был рад уйти. Любопытство Грея  и  его  домочадцев  достигло  высшей
точки. Они докучали ему вопросами, почему в  газетах  не  было  сообщений  о
взрыве на пароходе, почему об этом ничего не слышали соседи и  почему  исчез
Джошуа Йорк.
   Марш уже начал путаться в собственной лжи. Когда вместе с Тоби  и  Карлом
Фраммом они добрались до того места на реке,  где  оставили  ?Грезы  Февра?,
парохода там уже не оказалось. Он предвидел это. Марш вернулся в Сент-Луис.
   На протяжении всей слякотной зимы продолжал Марш вести упорные поиски. Он
писал письма, наведывался в портовые бары и биллиардные. Он  повторно  нанял
сыщиков и читал множество газет. Он разыскал Йергера и Грува и других членов
команды ?Эли Рейнольдз? и в качестве пассажиров разослал их по всей реке. Но
все его  попытки  не  дали  никаких  результатов.  ?Грезы  Февра?  никто  не
встречал, как никто никогда не слышал о пароходе с  названием  ?Озимандиас?.
Тогда Эбнер Марш заключил, что они снова сменили имя судна.  Он  прочел  все
стихи, написанные Байроном и Шелли, но на этот раз это не  принесло  плодов.
От отчаяния  он  даже  заучивал  стихи  наизусть.  От  Байрона  и  Шелли  он
перекинулся  и  на  других  поэтов.  В  результате  чего  вышел  на   жалкий
заднеколесный пароход с названием ?Гайавата?.
   От своих детективов он получил одно  сообщение,  в  котором,  правда,  не
оказалось  никаких  новых  для  него  сведений.  Большеколесный  пароход  по
имени ?Озимандиас? покинул Натчез той октябрьской ночью с  четырьмя  сотнями
тонн груза на борту, сорока пассажирами первого и второго класса и  примерно
восьмьюдесятью  пассажирами  третьего  класса.  Груз  по  месту   назначения
доставлен не был. Ни пароход, ни пассажиров  с  той  ночи  никто  больше  не
видел. Исключение составляли несколько  дровяных  складов  вниз  по  течению
реки.  Эбнер  Марш  несколько  раз  перечитал  письмо  и  нахмурился.  Цифры
показались ему странно  низкими,  это  могло  означать,  что  Мрачный  Билли
чертовски плохо работал или  специально  не  брал  на  себя  лишнего,  чтобы
Джулиан и его люди пользовались относительной свободой.  Пропали  без  вести
сто двадцать человек, исчезли,  не  оставив  следа.  Марша  обдало  холодным
потом. Уставясь на письмо, он вспомнил слова  Деймона  Джулиана:  ?Никто  на
реке во веки веков не забудет "Грезы Февра"?.
   Многие месяцы Эбнера Марша преследовали жуткие ночные кошмары, в  которых
ему снился плывущий по реке корабль, черный, без единого признака  света,  с
закрытой черной парусиной грузопассажирской палубой, чтобы даже тусклый свет
топок не проникал наружу, корабль, черный, как смерть, и темный,  как  грех,
движущаяся в лунном свете и  в  тумане  тень,  едва  видимая,  безмолвная  и
быстрая. Во  сне  пароход  двигался  совершенно  бесшумно,  по  его  палубам
скользили белые фигуры, белые фигуры толпились в кают-компании. В  каютах  в
страхе жались пассажиры. В полночь двери открывались,  и  тогда  раздавались
пронзительные крики. Один или два раза Марш  просыпался  от  того,  что  сам
начинал кричать. Даже бодрствуя, не мог он забыть  его,  корабль  из  своего
сна, окутанный мраком и ужасом, с дымом черным, как глаза Джулиана, и  паром
цвета крови.
   Когда  весной  в  верховье  реки  началось  вскрытие  льда,  Эбнер   Марш
столкнулся с проблемой выбора. ?Грез  Февра?  он  не  нашел,  и  интенсивные
поиски подвели его к грани  банкротства.  Бухгалтерские  книги  рассказывали
печальную историю; сундуки Марша были  почти  пусты.  Он  владел  пароходной
компанией, в которой не было ни единого корабля, у  него  даже  не  осталось
средств для того, чтобы построить скромнейшее  судно.  Скрепя  сердце.  Марш
написал своим агентам и детективам, что прекращает поиски.
   Захватив последние средства, он отправился вниз по  течению  реки,  туда,
где все еще стояла брошенная им в речном рукаве, разбитая  ?Эли  Рейнольдз?.
Они установили на ней новый руль, подлатали гребное  колесо  и  стали  ждать
весеннего паводка. Вода наконец поднялась,  и  рукав  стал  судоходным.  Под
командованием Йергера команда ?Эли Рейнольдз? доставила ее в Сент-Луис.  Там
ей заменили лопасти, установили новую паровую  машину,  в  два  раза  мощнее
прежней, и второй паровой котел, и даже  обновили  краску.  В  кают-компании
постелили новый желтый ковер. После ремонта Марш определил ее для выполнения
грузопассажирских перевозок на маршрутах Нового Орлеана. Ни по  размеру,  ни
по своим техническим характеристикам она не годилась для такой  работы,  тем
не менее Марш пошел на это, чтобы заниматься поисками самому.
   Еще до того как начать, Эбнер Марш знал, что  задуманное  им  дело  почти
бесперспективно.  От  Каира   до   Нового   Орлеана   лежал   участок   реки
протяженностью в одиннадцать сотен миль. До Каира от самых водопадов Святого
Антония шла еще река Миссури, кроме нее были Огайо и Язу, и Красная река,  и
около пятидесяти второстепенных речек и  притоков,  каждый  из  которых  был
судоходен. У большинства рек имелись еще собственные притоки, не говоря  уже
о мелких ручьях, рукавах и излучинах, которые в определенное время года  при
наличии хорошего лоцмана тоже  годились  для  плавания.  ?Грезы  Февра?  мог
скрываться где угодно, и если ?Эли Рейнольдз? по случайности прошла мимо, не
заметив, это  означало,  что  поиски  пришлось  бы  начинать  сначала.  Воды
Миссисипи и ее притоков бороздят тысячи пароходов. Каждый  месяц  появляются
новые имена, что еще больше усложняет работу с газетами. Но упрямства  Маршу
было не занимать. Он упорно искал, и ?Эли Рейнольдз? стала его домом.
   В коммерческих перевозках она не очень преуспевала. На линии Сент-Луис  -
Новый Орлеан с ней конкурировали более крупные, более быстроходные  и  более
комфортабельные  суда.  Старенькая  и  медлительная  ?Рейнольдз?  не   могла
состязаться с крупными большеколесными пароходами.
   - Мало того, что она не отличается проворством змеи, так она  еще  в  два
раза ее безобразнее, - сказал Маршу его агент из Нового Орлеана осенью  1858
года и предложил подыскать себе другого агента. - Да и вы  сами  пользуетесь
дурной славой, сказать вам по правде.
   - Я? - проревел Марш. - На что это вы намекаете?
   - Народ на реке всякое рассказывает, вы и сами знаете.  Говорят,  что  вы
самый невезучий судовладелец. Говорят, что на вас лежит проклятие, еще  хуже
того, что лежало на ?Дренноне Уайте?. На одном из ваших пароходов  взорвался
паровой котел, говорят, и всех поубивало. Четыре, как  будто,  раздавило  во
льдах. Один после того, как  все  на  нем  поумирали  от  желтой  лихорадки,
сгорел. А последний, говорят, вы разбили  сами,  когда  сдурели  и  отходили
вашего лоцмана дубинкой.
   - Чтоб ему пусто было, - выругался Марш.
   -  А  теперь  позвольте  полюбопытствовать,  кто  захочет  иметь  дело  с
человеком, на  котором  лежит  такое  проклятие?  Кто  захочет  плавать  или
работать? Только не я, уверяю вас. Не я.
   Человек, которого он нанял вместо покойного  Джонатана  Джефферса,  много
раз  просил  его  перевести  ?Рейнольдз?  на  линии  верхней  Миссисипи  или
Иллинойса, где она была бы более к месту, или даже на Миссури  -  опасную  и
неспокойную, но приносящую  невероятную  прибыль,  если  пароходу  удавалось
выжить на ней.  Эбнер  Марш  отказался,  а  когда  письмоводитель  продолжал
настаивать на своем, уволил его. Он  полагал,  что  шанс  обнаружить  ?Грезы
Февра? на северных реках сводится к нулю.
   Кроме того, в течение последних нескольких месяцев  Марш  в  ночные  часы
делал секретные остановки на дровяных складах Луизианы и пустынных  островах
Миссисипи и Арканзаса, где подбирал беглых рабов и переправлял их на  север,
в свободные штаты. Тоби познакомил его с тайной  группой,  именовавшей  себя
подпольной  железной   дорогой.   Операции   эти   осуществлялись   под   их
руководством. К железной дороге Марш  был  еще  не  привычен  и  предпочитал
называть это дело подпольной рекой. Занятие это  наполняло  Марша  чувством,
что, помогая неграм, он как-то наносит вред Деймону Джулиану.  Иногда  он  с
кем-нибудь из беглых рабов присаживался  на  палубе  и  заводил  разговор  о
ночном народе или ?Грезах Февра? и тому подобных вещах, полагая, что,  может
статься, чернокожим известно что-нибудь, чего не знают белые.  Но  никто  из
них не сообщал ему ничего полезного.
   Свои поиски Эбнер Марш  продолжал  почти  три  года.  Годы  эти  выдались
тяжелые. К 1860 году Марш из-за убытков, которые приносила ?Эли  Рейнольдз?,
был по уши в долгах. Пришлось закрыть конторы,  открытые  им  в  Сент-Луисе,
Новом Орлеане и других речных городах. Ночные кошмары больше  не  беспокоили
капитана, но с каждым годом он  становился  все  более  и  более  замкнутым.
Иногда Маршу казалось, что  он  по-настоящему  жил  только  в  течение  того
времени, что провел с Джошуа Йорком на борту ?Грез Февра?, а потом  жизни  в
полном смысле слова не было.
   С той поры месяцы и годы проходили для Марша как во сне. В другие времена
отношение к тому периоду у него было прямо противоположным.  Реальностью  он
считал настоящее,  красные  чернила  в  бухгалтерских  книгах,  палубу  ?Эли
Рейнольдз?  под  ногами,  запах  ее  дыма,  пятна  на  новом  желтом  ковре.
Воспоминания  о  Джошуа,  великолепие  построенного  ими   вместе   большого
парохода, холодный ужас, который вызывал в нем Деймон Джулиан, все это  было
сном, думал Марш, поэтому нет ничего удивительного в том, что все  бесследно
исчезло, неудивительно, что речники считают его помешанным.
   События лета 1857 года еще в большей степени напоминали сон. По  очереди,
один за другим уходили из  его  жизни  те  люди,  с  которыми  были  связаны
воспоминания Марша  о  ?Грезах  Февра?.  Через  месяц  после  возвращения  в
Сент-Луис старый Тоби Лэньярд уехал на север. Слишком яркими остались в  его
памяти воспоминания о возвращении в рабство, и он  хотел  как  можно  дальше
убраться от рабовладельческих  штатов.  В  начале  1858  года  Марш  получил
короткое письмо, в котором говорилось, что он нашел место в одном из  отелей
Бостона. Дэн  Олбрайт  устроился  на  новенький,  с  иголочки,  быстроходный
большеколесный пароход из Нового Орлеана. Летом 1858  года,  когда  в  Новом
Орлеане разразилась желтая лихорадка, Олбрайт, к своему несчастью, вместе  с
кораблем находился в городе. Лихорадка унесла жизни тысяч людей,  включая  и
Олбрайта, но благодаря ей власти  города  решили  наконец  всерьез  заняться
улучшением его санитарного состояния и ликвидацией открытых  сточных  канав.
Капитан Йергер командовал ?Эли Рейнольдз? до конца сезона 1859  года,  после
чего ушел в отставку и поселился у себя  на  ферме  в  Висконсине,  где  год
спустя тихо умер.
   Когда Йергер ушел, Эбнер Марш в целях экономии сам стал командовать своим
заднеколесным пароходом. К тому  времени  из  старых  членов  команды  почти
никого  не  было.  Дока   Терни   прошлым   летом   ограбили   и   убили   в
Натчезе-под-холмом. Кэт Грувер покончил  с  рекой  и  перебрался  на  запад,
сначала в Денвер, потом в Сан-Франциско, а оттуда куда-то в Китай или Японию
или еще какое Богом забытое место. Вместо Дока Терни Марш нанял  Джека  Эли,
работавшего когда-то вторым механиком на ?Грезах Февра?. У  него  служили  и
другие члены команды с пропавшего парохода, но постепенно кто  отправился  в
мир иной, кто нашел другую работу. К 1860 году из всех переживших  триумф  и
ужас лета 1857 года уцелели только сам Марш и Карл Фрамм.
   Фрамм, несмотря на то что его квалификация  позволяла  ему  водить  более
крупные и престижные суда, работал на ?Эли Рейнольдз?.  Память  его  хранила
много такого, о чем он не  хотел  рассказывать  даже  Эбнеру  Маршу.  Лоцман
по-прежнему  оставался  человеком  добродушным,  но   уже   не   был   таким
рассказчиком, как раньше. В глазах его поселилась печаль, которой  до  этого
Марш не замечал там. Теперь Фрамм никогда не расставался с револьвером.
   - На случай, если мы их найдем, - пояснил он. Марш только фыркнул.
   - Эта вещица не  причинит  Джулиану  никакого  вреда.  Карл  Фрамм  криво
улыбнулся, сверкнув золотым зубом.
   - Это не для Джулиана, капитан. Это для меня. Живым я им больше не дамся.
- Он посмотрел на Марша. - Я и вам могу помочь, если уж дойдет до дела.
   Марш помрачнел.
   - До этого не дойдет, - покачал он головой и ушел из рулевой рубки.
   Этот разговор сохранится в памяти Марша до  конца  дней.  Еще  он  помнил
рождественский вечер в Сент-Луисе 1859 года, который давал один из капитанов
большого судна из Огайо. Марш и  Фрамм  пришли  на  него  вместе  с  другими
речниками города. После того, как немного выпили, настал черед  рассказывать
речные небылицы. Почти все из них он  знал  наизусть,  однако  есть  в  этом
что-то успокоительное и приятное, когда слушаешь, как бывалый  речной  народ
потчует байками коммерсантов, банкиров и  красивых  женщин,  которые  ничего
подобного в жизни не слыхали. Рассказывали  истории  о  Старом  Эле,  короле
аллигаторов, о корабле-призраке Раккурчи, о Майке Финке и  Джимми  Боуи,  об
Оглушительном Джеке Расселле,  о  большой  гонке  между  ?Эклипсом?  и  ?АЛ.
Шотуэллом?, о лоцмане, который прошел страшный участок реки в  тумане,  хотя
уже умер, о проклятом пароходе, который двадцать лет  назад  завез  на  реку
черную  оспу,  в  результате  чего  погибло  что-то  около  двадцати   тысяч
индейцев...
   - И к чертовой матери скатилась торговля мехами, - закончил рассказчик.
   Все рассмеялись, не смеялся только Эбнер Марш да еще  несколько  человек.
Потом кто-то начал врать о невероятно огромных пароходах,  ?Урагане?  и  ?Э.
Дженкинсе?, которые якобы  себе  на  дрова  растили  на  штормовых  мостиках
собственные леса, и гребные  колеса  у  них  были  таких  не  правдоподобных
размеров, что для полного оборота им требовался год. Эбнер Марш улыбнулся.
   Тогда сквозь толпу с бренди в руках пробрался Карл Фрамм.
   - Послушайте не байку, а сущую правду, - начал  он  голосом  подвыпившего
человека. - Есть пароход по имени ?Озимандиас?, вы знаете...
   - Никогда не  слышали  о  таком,  -  отозвался  кто-то.  Фрамм  улыбнулся
уголками губ.
   - Лучше бы вам никогда его не видеть, - сказал он, - потому что тех,  кто
его видел, уже нет на белом свете. Пароход  появляется  только  ночью,  весь
темный-темный. Выкрашен такой же черной краской, как и трубы, только  внутри
в кают-компании лежит ковер цвета крови, и повсюду висят серебряные зеркала,
множество зеркал, но в них никто не отражается. Зеркала всегда пусты, хотя в
салоне полно народу, белолицые пассажиры в прекрасных одеждах. Они все время
улыбаются. Только не отражаются в зеркалах.
   Кто-то вздрогнул. Все вокруг смолкли.
   - А почему так? - спросил знакомый Маршу инженер.
   - Потому что все они мертвые, - сказал Фрамм.