- Все  до  единого.  Только
лежать они не лежат. Это грешники, и  плавать  им  вечно  на  этом  корабле,
черном корабле с его красными коврами и никого не отражающими зеркалами. Так
и плавают вниз-вверх по реке, никогда не заходя в порты, нет, сэр.
   - Привидения, - сказал кто-то.
   - Призраки, - добавила женщина, - как корабль Раккурчи.
   - Черта с  два,  -  возразил  Карл  Фрамм.  -  Вы  можете  пройти  сквозь
привидение, но только не сквозь ?Озимандиас?. Это вполне  реальный  корабль,
и, к вашей печали, вы быстро поймете это, если, не дай бог, свидитесь с  ним
ночью. А мертвецы голодные. Они  пьют  кровь,  горячую  красную  кровь.  Они
прячутся  в  темноте,  а  когда  видят  огни  другого  судна,  начинают  его
преследование, а как догонят,  толпой  поднимаются  на  его  борт.  Все  эти
мертвые белые лица, с улыбками и  в  красивых  одеждах.  Потом  они  потопят
корабль или сожгут его, так что над водой будут торчать только трубы.  Убьют
всех, кроме грешников. Грешники поднимаются на борт ?Озимандиаса? и  плавают
на нем вечно. - Он отхлебнул бренди и улыбнулся. - Так что  если  будете  на
реке ночью и увидите на воде за собой тень, разглядите ее получше, вдруг это
окажется тот самый пароход, выкрашенный в черный цвет, с командой белой, как
призраки. На нем не бывает ни огонька, так что порой его нельзя заметить  до
тех пор, пока он совсем близко не подберется к вам, шлепая по  воде  черными
колесами. Если вам  случится  повстречаться  с  ним,  пусть  вам  повезет  с
лоцманом, пусть окажется он  мастером  своего  дела,  а  на  борту  найдется
немного угольного масла или свиного жира. Потому что пароход тот  большой  и
быстроходный, и, если он догонит вас  в  ночи,  вас  уже  ничто  не  спасет.
Слушайте его гудок. Если он  прозвучит,  значит,  он  увидел  вас.  Услышите
гудок, начинайте подсчитывать свои грехи.
   - А на что похож его гудок?
   - Точь-в-точь человеческий вопль, - сказал Карл Фрамм.
   - Как, говорите, его название? - спросил кто-то из молодых лоцманов.
   - ?Озимандиас?, - повторил Фрамм.
   - Что оно означает?
   Тут поднялся Эбнер Марш.
   - Это из стихотворения, - сказал он. - ?Взгляните на  мой  труд,  владыки
всей Земли?.
   Толпа смотрела на него в изумлении, а одна толстая  дама  издала  нервный
смешок, больше похожий на бульканье.
   - На дьявольской реке случаются и еще более  жуткие  вещи,  -  вступил  в
разговор низкорослый клерк. - Вот недавно...
   Пока он говорил, Марш взял Фрамма под локоть и отвел в сторону.
   - Какого черта ты решил рассказать  эту  историю?  -  гневно  сверля  его
взглядом, спросил Марш.
   - Пусть боятся, - ответил Фрамм. - Если повстречают  его  однажды  ночью,
пусть им хватит ума дать стрекача. Пораскинув  мозгами,  Эбнер  Марш  нехотя
кивнул.
   - Ладно, думаю, все обойдется. Ты привел название, данное Мрачным  Билли.
Если бы, мистер Фрамм, ты сказал ?Грезы Февра?, я бы  тут  же  свернул  твою
безмозглую башку. Понял, я тебя спрашиваю?
   Фрамм понял его, но это уже не имело значения. История получила хождение.
Месяц спустя во время обеда в  ?Доме  переселенца?  Марш  услышал  несколько
измененную версию этой истории из уст другого человека, потом еще  два  раза
зимой. Конечно, каждый рассказ претерпевал определенные изменения, даже  имя
черного корабля не избежало этой  участи.  Название  ?Озимандиас?  оказалось
слишком странным и труднопроизносимым словом для  большинства  рассказчиков.
Но независимо от того, как они именовали корабль, суть истории не менялась.
   Не прошло и полгода, как Марш услышал иную историю,  которая  перевернула
всю его жизнь.
   Он только что зашел в небольшую гостиницу  Сент-Луиса,  чтобы  пообедать.
Обед там стоил дешевле, чем в ?Доме переселенца? или ?Южанине?, и  еда  была
отменной. К тому же место это не пользовалось такой широкой популярностью  у
речников, как упомянутые заведения, и Марша это вполне устраивало.
   В последние годы старые друзья и конкуренты посматривали на  него  как-то
странно. Одни старались избегать встреч  с  ним,  считая,  что  он  приносит
неудачу. Другие  подсаживались  и  начинали  обсуждать  его  несчастья,  что
неизменно выводило Марша из себя. Он предпочитал, чтобы его оставили в покое
и не лезли в душу. В тот день 1860 года Марш мирно сидел со  стаканом  вина,
ожидая, когда официант принесет заказанную им жареную утку с мясом, жареными
бобами и подогретым хлебом. Тут его одиночество было нарушено.
   - Не видел вас не меньше года, - воскликнул мужчина, которого  Марш  едва
узнал.
   Несколько лет назад тот работал помощником судового  машиниста  на  ?А.Л.
Шотуэлле?. Скрепя сердце, он пригласил его присесть за свой столик.
   - Не возражаете, если я присоединюсь к  вам?  -  спросил  тот  и  тут  же
пододвинул стул и, не мешкая ни секунды, начал выкладывать  Маршу  последние
слухи.
   Теперь он служил вторым механиком на  каком-то  новоорлеанском  судне,  о
котором Марш даже не слышал. Его так и  распирало  от  новостей  и  сплетен,
которыми он поспешил поделиться с давнишним знакомым. Марш, гадая, когда  же
подадут еду, вежливо слушал. Он целый день не ел.
   Наконец принесли утку, и  Марш  намазывал  масло  на  здоровенный  ломоть
горячего хлеба, когда механик сказал:
   - Постойте, а вы не слыхали об урагане,  разыгравшемся  в  районе  Нового
Орлеана?
   Марш откусил кусок хлеба, прожевал его и откусил второй.
   - Нет, -  сказал  он,  не  слишком  интересуясь  предметом  беседы.  Ведя
уединенный образ жизни, он практически не  имел  информации  о  наводнениях,
штормах и других природных бедствиях.
   Человек присвистнул, обнажив желтые щербатые зубы.
   - Черт, было что-то жуткое. Несколько  кораблей  оторвало  от  причала  и
разбило  в  щепки.  Между  прочим,  ?Эклипс?  тоже.  Слышал,  что  он  очень
пострадал.
   Марш  проглотил  хлеб  и  отложил  в  сторону  нож  с  вилкой,   которыми
приготовился атаковать утку.
   - ?Эклипс?? - переспросил он.
   - Да, сэр.
   - Как сильно он пострадал? Не  может  быть,  чтобы  капитан  Стерджен  не
восстановил корабль.
   - Как бы не так. Слышал, его восстановление  влетело  бы  в  копеечку,  -
сказал судовой механик. -  Сейчас  как  будто  его  останки  используются  в
качестве плавучей пристани в Мемфисе.
   - Плавучей пристани?  -  ошеломленно  повторил  Марш.  Воображению  сразу
представилась вереница старых  серых  лоханок,  стоящих  у  причалов  Нового
Орлеана, Сент-Луиса и других крупных речных портов. Корабли, с которых сняли
паровые котлы и машины и теперь  использовали  только  для  складирования  и
переброски груза.
   - Не может быть.., не может быть...
   - Я лично считаю, что иной участи он и не заслуживает, - сказал  мужчина.
- Черт, мы бы обставили его на ?Шотуэлле?, если бы не...
   У Марша из горла вырвался какой-то сдавленный рык.
   - А  ну  катись  отсюда  к  чертовой  матери!  Не  будь  ты  механиком  с
?Шотуэлла?, я за такие слова пинками вытолкал бы  тебя  на  улицу.  Убирайся
отсюда, живо!
   Мужчина резво вскочил на ноги.
   - Вы и в самом деле сумасшедший, - бросил он, уходя. Эбнер Марш еще долго
сидел, не шевелясь и тупо уставившись прямо перед собой. Еда его  оставалась
нетронутой, а на лице застыло каменное выражение.  Наконец  к  нему  подошел
смущенный официант.
   - Что-то не так с уткой, капитан? Марш посмотрел на  стоявшую  перед  ним
тарелку. Утка давно остыла.
   - У меня пропал аппетит, - сказал он, отодвинул от себя тарелку,  оплатил
счет и вышел из-за стола.
   Следующую неделю он был занят изучением бухгалтерских  книг  и  подсчетом
долгов. Потом пригласил к себе Карла Фрамма.
   - Все пропало, - сказал ему Марш. - ?Грезам? уже никогда не соревноваться
с ?Эклипсом?, даже если мы отыщем его, а этого никогда не будет. К  тому  же
поиски страшно утомили меня. Переведу-ка  я  ?Рейнольдз?  в  Миссури,  Карл,
нужно заработать немного денег.
   Фрамм осуждающе посмотрел на него.
   - У меня нет разрешения на вождение судов по Миссури.
   - Я знаю и потому не держу тебя. В любом случае ты заслуживаешь  парохода
получше моей ?Эли Рейнольдз?.
   Карл Фрамм молча посасывал трубку. Марш избегал смотреть ему в  глаза  и,
чтобы создать видимость занятости, принялся перебирать бумаги.
   - Я выплачу тебе все, что задолжал.
   Фрамм кивнул и собрался уходить. У двери он остановился.
   - Если я найду себе место, то буду продолжать поиски. А если  найду,  дам
тебе знать.
   - Ты ничего не найдешь, - уверенным тоном сказал Марш.
   Фрамм закрыл дверь и ушел с корабля и из его жизни. Эбнер Марш вновь стал
таким же одиноким, каким был всегда. Рядом не осталось  никого,  кто  помнил
бы ?Грезы Февра?, белый костюм Джошуа и глубины ада, скрывавшиеся  в  глазах
Деймона Джулиана. Теперь воспоминания об этом существовали только в  памяти,
и Марш принял решение забыть обо всем.
 
*** 
 
   Шло время.
   "Эли Рейнольдз? обслуживала линии Миссури и приносила доход. В тех  водах
Марш эксплуатировал ее почти год.  Работал  он  до  седьмого  пота,  был  ее
капитаном и сам присматривал за  пассажирами,  грузом  и  вел  бухгалтерский
учет. Денег, заработанных в первых двух  ходках,  хватило  для  того,  чтобы
рассчитаться с двумя третями его весьма значительного долга. Он мог бы  даже
разбогатеть, если бы ему  не  помешала  череда  событий,  повлекшая  крупные
изменения в стране: выборы Линкольна (Марш тоже голосовал за него,  несмотря
на то что был республиканцем),  раскол,  стрельба  в  Форте  Самптер.  Когда
случилась кровавая бойня, Маршу вспомнились слова Джошуа  Йорка:  ваш  народ
одолевает красная жажда, и только кровь способна утолить ее.
   Крови  действительно  пролилось   много,   с   горечью   размышлял   Марш
впоследствии. Он редко упоминал о войне, о своем участии в ней, и терпеть не
мог, когда люди в разговорах снова и снова касались этой темы.
   - Война кончилась, - говорил он  тогда.  -  Мы  победили.  Теперь  с  ней
покончено, и я не вижу смысла, к чему бесконечно ее мусолить. Гордиться  тут
особенно нечем. Война принесла единственное благо - положила конец  рабству.
Все остальное мне непонятно. Стрелять в людей - не слишком большая  заслуга,
черт побери.
   В начале военных действий  Марш  вместе  с  ?Эли  Рейнольдз?  вернулся  в
верховье Миссисипи и занимался тем, что  переправлял  войска  из  Сент-Пола,
Висконсина и Айовы. Позже он служил на канонерской лодке и пару раз принимал
участие в речных баталиях.
   Карл Фрамм тоже сражался на реке. Марш слышал, что в одном из сражений  у
Виксбурга он погиб, хотя эти сведения нуждались в уточнении.
   Когда наступил мир,  Марш  вернулся  в  Сент-Луис  и  начал  водить  ?Эли
Рейнольдз? по маршрутам верховья Миссисипи. Он создал ассоциацию, куда вошли
еще   четыре   капитана,   владельцы    аналогичных    судов,    организовав
грузопассажирскую компанию  с  твердым  расписанием  для  более  эффективной
конкуренции с более крупными компаниями, доминировавшими в верховье реки. Но
капитаны оказались твердолобыми упрямцами, не желавшими идти на  уступки,  и
после шести месяцев ссор и споров ассоциация приказала долго жить.
   К тому времени Марш почувствовал, что речной бизнес больше не  привлекает
его. Река стала другой. После войны по ней ходило  меньше  трети  пароходов,
чем  до  нее,  но  конкуренция  ужесточилась,  так  как  увеличилось   число
перевозок, осуществляемых по железной дороге. Теперь в порту  Сент-Луиса  на
причале можно было увидеть не более дюжины пароходов, в то время как  раньше
вереница их тянулась на милю с лишним.
   В те послевоенные годы произошли и другие  перемены.  Почти  повсеместно,
кроме, пожалуй, наиболее диких  участков  Миссури,  на  смену  дровам  начал
приходить уголь. Федеральное правительство издавало указы и законы,  которые
требовалось неукоснительно  соблюдать.  Оно  ввело  страховки,  обязательную
регистрацию и тому подобные вещи, а также попыталось запретить гонки.
   Да и сами речники были уже  не  те.  Из  знакомых  Марша  кто  умер,  кто
удалился от дел. Им на смену пришли иные люди, с новыми понятиями и  образом
жизни. Прежний тип речника,  горластый  сквернослов  и  транжира  с  дурными
манерами, который мог подойти к тебе, похлопать по плечу и всю ночь напролет
угощать выпивкой и травить речные  байки,  вымирал.  Даже  Натчез-под-холмом
превратился в жалкую тень себя прежнего. Марш слышал, что город  нынче  стал
спокойнее  и  начал  походить  на  город  на  холме  с  его  величественными
особняками и затейливыми именами.
   Однажды  поздно  вечером  в  мае  1868  года,  десять  лет  спустя  после
последнего свидания с Джошуа Йорком и  ?Грезами  Февра?,  Эбнер  Марш  решил
прогуляться  по  речному  валу.  Ему  вспомнилась  ночь,  когда  он  впервые
встретился с Джошуа и вдвоем они прошлись по этой же набережной. Тогда вдоль
всего  берега  реки  плотным  рядом  тянулись  корабли,   величественные   и
горделивые  большеколесные  пароходы,  выносливые  заднеколесные   работяги,
старые и новые. Среди них  пришвартованный  к  плавучей  пристани,  стоял  и
?Эклипс?. Теперь же ?Эклипс? сам стал плавучей пристанью, а на реке  выросло
новое поколение  юнцов,  называвшее  себя  помощниками  судовых  машинистов,
бумагомарателями и учениками лоцманов, которое  ?Эклипс?  даже  в  глаза  не
видело.
   Сейчас причал был почти пуст. Марш остановился и принялся считать.  Всего
пять  пароходов.  Шесть,  если  брать  в  расчет  ?Эли  Рейнольдз?.  А  ?Эли
Рейнольдз? стала такой старой, что Марш даже боялся  выводить  ее  на  реку.
Она.., по всей вероятности, древнейшее судно на  реке,  думал  он,  с  самым
старым капитаном, и оба они страшно устали.
   На ?Великой республике? шла погрузка. Этот новый  большеколесный  пароход
сошел со стапелей Питтсбурга около года  назад.  Говорят,  что  в  длину  он
достигал 335 футов. Теперь, когда ?Эклипса? и ?Грез Февра? не стало, и о них
забыли и думать, ?Республика? оказалась на  реке  самым  крупным  пароходом.
Бесспорно, она была величественна. Марш десятки раз любовался ею  и  однажды
даже  поднимался  на  ее  борт.  Капитанский  мостик  на  корабле   окружала
затейливая резьба, над ним возвышался высокий купол. Внутреннее убранство  с
живописными полотнами и хрусталем,  полированным  деревом  и  коврами  могло
разбить сердце  кому  угодно.  Создатели  ?Великой  республики?  планировали
построить  самое  красивое  и  изысканное   судно   на   свете,   достаточно
комфортабельное и роскошное, чтобы повергнуть в стыд все старые корабли.  Но
Марш слышал, что особой быстроходностью пароход  не  отличается  и  по  этой
причине ужасно убыточен.
   Сложив руки на груди, в своем строгом черном кителе,  суровый  и  угрюмый
наблюдал Марш за погрузкой. Грузчики теперь  в  основном  были  чернокожими.
Иммигранты, работавшие грузчиками, кочегарами  и  матросами  до  войны,  все
вдруг куда-то исчезли. Куда они подевались, Марш не знал, а их место  заняли
обретшие свободу негры.
   Работая, грузчики пели. ?Ночь темна, день долог. И  мы  далеки  от  дома.
Рыдай, брат мой, рыдай?. Напев этот Маршу был знаком. Там  имелся  и  другой
куплет, в котором говорилось: ?Ночь миновала, длинный день прошел, и мы идем
домой. Ликуй, мой брат, ликуй?. Но этот куплет они не пели, Во всяком случае
в тот поздний вечер, на пустынном причале, перетаскивая груз на ослепительно
нарядный, новенький корабль, который не приносил прибыли.
   Эбнер Марш смотрел на них, слушал, и ему казалось, что река умирает, и он
вместе с ней. В свое время он достаточно видел и  темных  ночей,  и  длинных
дней - хватило бы на две жизни, - а сейчас даже не был вполне  уверен,  есть
ли у него дом.
   Эбнер Марш медленным шагом покинул пристань и вернулся  в  гостиницу.  На
другой день он уволил своих офицеров и матросов, распустил грузопассажирскую
компанию ?Река Февр? и выставил ?Эли Рейнольдз? на продажу.
   Забрав оставшиеся деньги, Эбнер Марш навсегда покинул Сент-Луис  и  купил
небольшой дом в своем старом родном городе Галена с видом  на  реку.  Только
эта река больше не называлась Февром; много лет  назад  ее  переименовали  в
Галену, и теперь все называли ее только так. Новое наименование не  вызывает
дурных ассоциаций,  говорили  в  народе.  Но  Эбнер  Марш  упорно  продолжал
называть реку Февром, как именовалась она в его детстве.
   В Галене он ничем особым не занимался. Теперь Марш читал много газет, что
за годы поисков Джошуа переросло у него в привычку. К тому же Маршу хотелось
знать, какие корабли самые быстроходные и какое  они  показывают  время.  Их
можно было  пересчитать  по  пальцам.  ?Роберт  Э.  Ли?  сошел  со  стапелей
Нью-Олбани и снискал славу неукротимого судна. Кое-кто из  речников  называл
его ?Дикий Боб Ли?, другие - просто ?Плохой Боб?.
   В 1869 году капитан Том Ледерс,  один  из  самых  упрямых  и  придирчивых
грубиянов на реке, спустил на воду  новый  ?Натчез?,  шестой  с  аналогичным
названием. Ледерс все свои пароходы называл одним и  тем  же  именем.  Новый
?Натчез?, как писали газеты, был самым быстроходным  из  прежних.  Он  резал
воду, как нож масло, и Ледерс повсюду бахвалился, что в один прекрасный день
покажет капитану Джону Кэннону и его ?Дикому Бобу Ли?. Этому газеты  уделяли
много внимания и места. Похоже, пахло гонками; они, по-видимому, состоятся в
Иллинойсе и станут событием, говорить о котором будут многие годы.
   - Как бы мне хотелось стать свидетелем этих чертовых гонок, - сказал Марш
женщине, приходившей раз в педелю убирать его дом. - Но помяните мое  слово,
ни один из них не смог бы тягаться с ?Эклипсом?.
   - Они оба показывают лучшее время, чем ваш ?Эклипс?, - сказала  она.  Ей,
этой женщине, нравилось поддразнивать его.
   Марш фыркнул.
   - Ерунда! Река теперь короче. Она с каждым годом делается  короче.  Очень
скоро из Сент-Луиса до Нового Орлеана будем ходить пешком.
   Марш читал не только газеты. Благодаря Джошуа в нем проснулся  интерес  к
поэзии и тому подобным высоким материям. Иногда его  можно  было  увидеть  с
романом в руках. Еще капитан пристрастился к резьбе по  дереву  и  делал  по
памяти  детальные  модели  своих  пароходов.   Вырезал   он   их,   стараясь
придерживаться одного масштаба, потом раскрашивал и  дополнял  аксессуарами.
Их можно было поставить в ряд и сравнить размеры.
   -  Такой  была  моя  ?Элизабет  А?,  -  с  гордостью   похвастался   Марш
домработнице в тот день, когда закончил шестую  по  счету  и  самую  большую
модель. - Более красивого парохода река не видала. Если бы не проклятый лед,
он бы поставил не один рекорд. Видите, каким большим он был, почти три сотни
футов длиной. Посмотрите, каким карликом рядом с ним кажется мой старый ?Ник
Перро?, - указал он на другую модель. -  А  это  ?Прекрасный  Февр?,  а  это
?Данлейт? - столько было хлопот с  его  паровой  машиной  по  левому  борту,
столько хлопот! - а рядом моя ?Мэри Кларк?. На ней взорвались паровые котлы.
- Марш покачал головой. - Много людей погибло. Может, и моя вина в том есть,
не знаю... Самый маленький из них - моя ?Эли Рейнольдз?.  Смотреть  особенно
нечего, но это была славная, крепкая  старушка.  Она  выдерживала  все,  все
передряги. Она была способна на  многое,  всегда  хорошо  поднимала  пары  и
крутила колесо. Знаете, сколько она продержалась, эта некрасивая старушка  с
гребным колесом на корме?
   - Нет, - ответила домработница. - А  разве  у  вас  не  было  еще  одного
корабля? И вправду затейливого? Я слышала...
   - Не имеет значения, что вы слышали. Да, было  у  меня  еще  одно  судно.
?Грезы Февра?. Названное по имени реки. Домработница расшумелась.
   - Неудивительно, что город не растет - с таким-то  народом,  помешавшимся
на реке Февр! И почему вы не называете ее правильно? Теперь это река Галена.
   Эбнер Марш фыркнул.
   - Сменить дурацкое  имя  дурацкой  реки..,  в  жизни  не  слыхал  большей
глупости. Что до меня, то река была, есть и будет для меня Февром, и плевать
мне на то, что говорит мэр. - Он