умом и  свистом
пролетали над городом. Они затмили дневной  свет, заглушали крики умиравших.
Испуганное  население  бросилось  в  погреба.  Вдруг  вспыхнул первый пожар:
загорелся арсенал, вслед за тем один за другим начали гореть дома.
     -- Воды!  --  кричал Тотила, торопясь по  горящим  улицам к гавани.  --
Граждане Неаполя, выходите, тушите свои дома! Я не могу  отпустить ни одного
гота со стен... Чего ты хочешь,  девочка? Пусти меня... Как, это ты, Мирьям?
Уходи, что тебе нужно здесь, среди пламени и стрел?
     -- Я ищу тебя, -- отвечала еврейка, -- не пугайся. Ее дом горит, но она
спасена.
     -- Валерия? Ради Бога, где она?
     -- У меня. Твой друг вынес ее из пламени. Он хотел  нести ее в церковь.
Но я позвала  его к нам. Она ранена, но слегка -- камень ударил в плечо. Она
хочет видеть тебя, и я пришла за тобой.
     -- Благодарю, дитя. Но иди, скорее уходи отсюда!
     И он быстро схватил ее и поднял к себе на седло. Дрожа обхватила Мирьям
его шею обеими руками. Он же, держа в левой руке широкий щит над ее головой,
мчался, как ветер, по дымящимся улицам к  Капуанским воротам, где жил Исаак.
Он вбежал в башню, где была Валерия,  убедился,  что  рана  ее  неопасна,  и
тотчас потребовал, чтобы она немедленно покинула город под охраной Юлия.
     --  Надо  бежать сейчас,  сию минуту.  Иначе  может быть  поздно. Я уже
переполнил все свои суда беглецами. Бегите в гавань, одно из судов перевезет
вас в Кайету, оттуда в Рим, а затем в Тагину, где у тебя имение.
     -- Хорошо, -- ответила Валерия. -- Прощай, я иду. Но я уверена, что это
будет долгая разлука.
     -- Я также уезжаю, -- сказал Юлий. --  Я провожу Валерию, а затем поеду
на  родину, в Галлию, потому что не могу видеть этих ужасов. Ты ведь знаешь,
Тотила,  что  население  Италии стало на  сторону  Велизария, и  если я буду
сражаться с тобой, мне придется идти против  своего народа, а если я пойду с
ними, то должен буду сражаться против тебя. Я не хочу ни того, ни другого, и
потому уезжаю.
     Тотила  и Юлий бросились вперед, чтобы приготовить на корабле место для
Валерии. Тут к Валерии подошла Мирьям, помогая ей одеться.
     -- Оставь, девочка. Ты не должна услуживать мне, -- сказала ей Валерия.
     -- Я делаю это охотно, --  прошептала  Мирьям. -- Но ответь мне на один
вопрос: ты  прекрасна,  и умна, и  горда, но скажи, любишь  ли ты его? -- ты
оставляешь его  в такое время  --  любишь ли его той горячей, всепобеждающей
любовью, какой...
     -- Какой ты его любишь? -- кончила ее фразу Валерия. -- Не бойся, дитя,
я  никому не выдам твоей тайны.  Я подозревала твою любовь, слушая  рассказы
Тотилы,  а  когда  увидела  первый взгляд, который  ты  бросила  на него,  я
убедилась, что ты его любишь.
     В  эту минуту послышались  шаги  Юлия. Мирьям бросила быстрый взгляд на
римлянку и затем, опустившись, обняла ее колени, поцеловала ее руку и быстро
исчезла.
     Валерия поднялась и точно во сне оглянулась вокруг. На окне стояла ваза
с прелестной  темнокрасной розой.  Она  вынула  ее, поцеловала, спрятала  на
груди, быстрым движением  благословила  этот  дом, который был ей убежищем и
решительно  отправилась в закрытых  носилках за Юлием в гавань. Там она  еще
раз коротко простилась с Тотилой и села на корабль, который тотчас же отошел
от берега.
     Тотила смотрел им вслед.  Он видел белую руку Валерии, махавшую  ему на
прощанье,  видел,  как постепенно  удалялись  паруса,  -- и  все  смотрел  и
смотрел. Он прислонился  к столбу  и забыл в  эти минуты и город, и  себя, и
все. Вдруг его окликнул его верный Торисмут:
     -- Иди, начальник. Я всюду  ищу тебя.  Улиарис зовет тебя.  Иди, что ты
смотришь тут на море, под градом стрел? Тотила медленно пришел в себя.
     -- Видишь,  -- сказал он воину, -- тот корабль? Он увозит мое счастье и
мою молодость. Идем!
     Вскоре он был подле Улиариса. Тот сообщил ему, что заключил перемирие с
Велизарием на три часа.
     -- Я никогда не сдамся. Но нам необходимо время, чтобы  починить стены.
Неужели  нет  еще  никаких  известий  от короля?.. Проклятие! Более шестисот
готов убито этими адскими  машинами.  Теперь  некому охранять даже важнейшие
посты. Если бы я имел еще хотя четыреста человек, я мог бы еще держаться.
     -- Четыреста человек я могу достать, -- задумчиво ответил Тотила. --  В
башне  Аврелия по дороге в  Рим есть  четыреста  пятьдесят  готов.  Теодагад
строго  приказал им не двигаться к  Неаполю. Но я  сам поеду и  приведу их к
тебе.
     --  Не  ходи! Прежде чем  ты  успеешь  вернуться, перемирие кончится, и
дорога в Рим будет занята. Ты не сможешь тогда пройти.
     -- Пройду, если не силой, то хитростью. Торисмут, лошадей -- и едем!
     Старый  Исаак между тем  все время был на стенах города, и только когда
было объявлено перемирие, он пришел домой пообедать и рассказывал Мирьям обо
всех  ужасах, какие происходят в городе. Вдруг послышались шаги по лестнице,
и в комнату вошел Иохим.
     -- Сын Рахили, -- сказал удивленный старик, -- что это ты явился, точно
ворон перед несчастьем? Как ты попал в город? Через какие ворота?
     -- Это уж мое дело, -- ответил Иохим. -- Я пришел, отец Исаак,  еще раз
просить у тебя руку твоей дочери -- последний раз в жизни.
     -- Разве теперь время думать о свадьбе?  -- с досадой спросил Исаак. --
Весь город горит, улицы завалены трупами.
     --  А почему горит  город?  Почему  улицы завалены трупами? Потому  что
жители  Неаполя  стали на  сторону народа Эдома. Да,  теперь время  думать о
женитьбе. Отдай мне ее, отец Исаак, и я спасу ее. Я один могу сделать это.
     И он схватил руку Мирьям, но та с отвращением оттолкнула его.
     -- Ты -- меня спасать! -- вскричала она. -- Лучше умереть!
     -- А,  гордая, --  прошипел  Иохим,  --  ты бы  хотела,  чтоб тебя спас
белокурый христианин? Посмотрим, спасет ли этот проклятый тебя от Велизария!
О, я схвачу его за длинные  золотистые волосы, и потащу по грязным улицам, и
буду плевать ему в лицо!
     -- Уходи, сын Рахили! -- закричал Исаак, вставая.
     --  Последний  раз,  Мирьям,  спрашиваю тебя.  Оставь  старика,  оставь
проклятого христианина -- эти стены скоро раздавят  их. Я прощу тебе, что ты
любила гота, только будь моей женой.
     -- Ты простишь мою  любовь!  --  вскричала Мирьям. -- Простить  то, что
настолько  же  выше тебя,  насколько солнце  выше  пресмыкающегося червя! Да
разве стоила бы я его взгляда, если бы была твоей женой? Прочь от меня!
     --  А, --  вскричал  Иохим, -- это уж  слишком!  Но ты  раскаешься.  До
свиданья!
     И он выбежал из  дома. Мирьям также вышла на воздух. Ее томило  тяжелое
предчувствие, и ей захотелось молиться,  но не в синагоге, а в его храме, --
ведь она будет молиться за него. И она проскользнула в открытую церковь.
     Между тем, срок перемирия истек. Улиарис взошел на стену и бросил копье
в сторону неприятелей.
     -- Не сдаются! -- закричал  Велизарий, увидя это. --  В таком случае вы
погибнете.  На  штурм!  За  мной!  Кто  первый  водрузит наше знамя на стене
города, тот получит десятую часть добычи!
     Услышав  это, начальники отрядов  бросились  вперед. Иоанн также  хотел
сесть на лошадь, но почувствовал,  что кто-то держит его за  ногу и зовет по
имени.
     -- Что тебе нужно, еврей? -- с раздражением крикнул он. -- Мне некогда:
я должен первым попасть в город.
     -- Я пришел, чтобы помочь тебе.  Следуй за мной, и ты без труда  будешь
там, -- ответил Иохим.
     -- Без  труда?  Что же, ты на крыльях  перенесешь меня через стену, что
ли?
     -- Нет,  не на  крыльях понесу, а подземным ходом провожу тебя, если ты
дашь мне за это тысячу золотых и одну девушку в добычу. Иоанн остановился.
     -- Хорошо, ты получишь это. Где дорога?
     -- Здесь, -- ответил еврей и ударил рукой о камень.
     -- Как? Через водопровод? Откуда ты знаешь эту дорогу?
     --  Я  сам строил этот водопровод.  Теперь в нем нет воды. Я только что
прошел через  него из  города. Он выведет нас  в  старый храм  у  Капуанских
ворот. Возьми тридцать человек и следуй за мной.
     Иоанн пристально посмотрел на него.
     -- А если ты лжешь?
     -- Я буду идти между твоими воинами. Вели им убить меня, если я обману.
     --  Хорошо,  --  ответил Иоанн и,  позвав  солдат,  первым спустился  в
подземный ход.
     ГЛАВА III
     Вскоре впереди показался  свет. Они были у выхода. Шлем Иоанна ударился
о корни  огромного дерева --  это было  оливковое дерево в саду  Мирьям.  Он
высунул голову из отверстия и увидел старуху, которая молилась подле креста.
     -- Боже, --  громко говорила она, опустившись на  колени: -- избави нас
от зла, не допусти, чтобы город пал прежде, чем возвратится мой Юкунд. Горе,
горе  ему,  если он не найдет уже и следа родного города  и не  найдет своей
матери. О, приведи его снова той дорогой, по которой он ушел от меня, покажи
его мне  так, как я  видела его  сегодня во сне, --  выходящим  из отверстия
среди корней!
     И она встала и подошла ко входу.
     -- О, темный вход, в  котором  исчезло мое  счастье,  возврати мне  его
назад! -- И она  с  мольбой обратила глаза к небу.  В эту минуту и увидел ее
Иоанн.
     -- Она молится, -- прошептал он. -- Неужели я должен убить ее  во время
молитвы? Лучше подожду: быть  может, она  скоро кончит. И он остановился, но
уже через минуту потерял терпение.
     --  Нет, не  могу дольше ждать, -- она молится слишком долго! -- сказал
он и быстро поднялся между корнями. Тут Аррия опустила свои полуслепые глаза
и увидела фигуру человека. Луч радости осветил ее лицо.
     -- Юкунд! -- закричала она, и этот крик был последним в ее жизни. Иоанн
поразил ее копьем в самое сердце.
     -- Где лестница в башню? -- спросил он Иохима, когда все вышли во двор.
     -- Вот здесь, идите  за  мной.  Но тише! Кажется,  старик  услышал,  --
ответил Иохим.
     Действительно, Исаак показался наверху лестницы с факелом и копьем.
     -- Кто там внизу? Мирьям, ты?
     -- Это я, отец Исаак, -- ответил Иохим, -- я хотел еще раз видеть тебя.
     Но Исаак услышал лязг оружия.
     -- Кто с тобой? -- крикнул он и, осветив лестницу, увидел солдат. -- А,
-- с яростью закричал он, -- ты изменил! Так умри же! -- и он пронзил Иохима
копьем.
     Но  Иоанн  ударил его мечом,  взбежал на  вершину башни  и водрузил там
византийский флаг.  Внизу между  тем  гремели  удары топоров,  ворота вскоре
пали, и  тысячи  гуннов  бросились  в город.  Улиарис с горстью  своих готов
бросился сюда, думая удержать  врага, но, конечно, не мог  ничего сделать  и
пал  со всеми  своими  людьми.  Гунны рассыпались по всему городу,  грабя  и
убивая жителей.
     --  Где начальник города? -- спросил  Велизарий, как  только  въехал  в
город.
     -- Граф Улиарис убит, вот его меч, -- ответил Иоанн.
     -- Я  не о нем говорю,  -- нетерпеливо  сказал  Велизарий.  -- Где  тот
мальчишка? Тотила?
     -- Он во время перемирия  выехал из Неаполя в замок Аврелия за помощью.
Он должен тотчас возвратиться.
     --  Мы  должны  захватить  его!  Завлечь  сюда  в  ловушку!  -- крикнул
Велизарий. -- Он для меня важнее Неаполя. Слушайте!  Скорее долой наш флаг с
башни,  и  выставьте  снова  готский.  Пленных  неаполитанцев   вооружить  и
поставить на  стены. Всякий, кто  хотя бы  взглядом предупредит  его, тотчас
будет убит.  Моим телохранителям дайте готское оружие. Я  сам  с  тремястами
солдатами  буду  вблизи ворот.  Когда  он  подъедет,  впустите  его и  дайте
проехать спокойно.  Но как только он въедет, опустите за ним ворота. Я  хочу
взять его живым.
     Иоанн  стрелой  бросился  к  Капуанским воротам,  велел убрать  трупы и
уничтожить  все следы грабежа и борьбы.  Один  громадного роста солдат  взял
труп Исаака  и вынес  его во двор,  чтобы бросить в яму,  которую  уже  рыли
другие. Вдруг у ворот раздался нежный голос:
     --  Ради  Бога,  впустите  меня!  Я  возьму только его труп.  О, имейте
уважение к его седине. О, мой отец!
     Это была  Мирьям. Она возвращалась  из церкви, когда  гунны ворвались в
город. Среди ужасов грабежа  и  убийств побежала она  к башне и увидела труп
отца в  руках солдата.  Ей  заградили  было дорогу  копьями,  но она с силой
отчаянья отстранила оружие и бросилась к трупу.
     -- Прочь, девочка! --  грубым голосом крикнул Гарцио, громадный солдат,
несший труп. -- Не задерживай, мы должны скорее очистить дорогу.
     Но Мирьям крепко охватила руками бледную голову старика.
     -- Пусти! -- крикнул снова великан. -- Его надо бросить в яму.
     -- О нет! Нет! -- кричала Мирьям, силясь вырвать труп.
     -- Женщина! Пусти! И он поднял топор.
     Но  Мирьям,  не  дрогнув, посмотрела ему в  глаза,  не  выпуская из рук
голову старика.
     -- Ты храбра, девушка! -- сказал он, опуская  топор. -- И ты прекрасна,
как лесная дева у нас в Льюсахе. Чего ты хочешь?
     -- Если Бог  моих отцов смягчил твое сердце, то помоги мне отнести труп
в сад  и положить его в гроб, который он  сам приготовил, там  уже лежит моя
мать Сара лицом к востоку. Туда положим и его.
     -- Хорошо, идем.
     Гарцио  нес  труп, а она  поддерживала  голову отца.  Пройдя  несколько
шагов,  они подошли к могиле, покрытой большим камнем. Гарцио отвалил камень
и опустил труп в могилу, лицом к востоку.
     Молча,  без  слез  смотрела Мирьям  в  могилу. Такой несчастной,  такой
одинокой чувствовала  она себя  теперь. Гарцио осторожно положил  камень  на
место.
     -- Иди, -- с состраданием сказал он ей.
     -- Куда? -- беззвучно спросила Мирьям.
     -- А куда ты хочешь? -- спросил Гарцио.
     --  Не знаю.  Благодарю, --  сказала  Мирьям и,  сняв  с шеи амулет  --
золотую монету из иерусалимского храма, протянула ее солдату. Но тот покачал
головой.
     -- Нет,  -- сказал он  и, взяв ее  руку, положил  себе на глаза. -- Это
принесет мне счастье  в жизни. А  теперь мне  надо  уйти. Мы  должны поймать
графа Тотилу. Прощай!
     Имя Тотилы  заставило Мирьям придти в  себя, один только взгляд бросила
она  еще на  тихую могилу и быстро выбежала из  садика к воротам. Она хотела
выбежать на дорогу, за город, но ворота были опущены, а подле стояли  люди в
готских шлемах и с готскими щитами.
     -- Едет, едет! -- закричали вдруг эти люди.  -- Слышен топот лошадей...
Эй, девочка, назад!
     Снаружи между тем раздался громкий голос Тотилы:
     -- Откройте ворота! Откройте! Впустите!
     --  Что это?  --  подозрительно  спросил  Торисмут, скакавший  рядом  с
Тотилой.  --  В лагере врага и по дороге  точно  все  вымерли.  В эту минуту
раздался звук рога со стены.
     -- Как отвратительно играет он!
     --  Это,  верно, вельх, --  ответил  Тотила.  -- Должно  быть,  Улиарис
вооружил вельхов.
     -- Откройте ворота! -- снова закричал он.
     Опускные ворота медленно поднялись. Тотила хотел уже въехать, как вдруг
из ряда воинов выбежала женщина и бросилась прямо под ноги его лошади.
     --  Беги!  Враги  хотят поймать  тебя  в западню:  город взят! Тут  она
замолчала, копье пронзило ей грудь.
     -- Мирьям! -- в ужасе закричал Тотила и дернул лошадь  назад. Торисмут,
давно уже  подозревавший  истину, быстро  перерезал  мечом канат, на котором
поднимались  и опускались ворота, и те  мгновенно опустились  перед Тотилой.
Целый град стрел и копий понесся сверху. Но Тотила не двигался.
     -- Поднимите ворота! -- кричал Иоанн.
     --  Мирьям! Мирьям! -- с глубокой тоской повторял Тотила. И она еще раз
открыла глаза и взглянула на него с такой любовью, что он все понял.
     -- За тебя! -- прошептала она.
     Тотила забыл и Неаполь, и  смертельную  опасность, в  которой находился
сам.
     -- Мирьям! -- еще раз крикнул он, протягивая к ней руки.
     Между  тем, ворота  начали  подниматься. Тут  Торисмут  схватил  лошадь
Тотилы  за  повод,  повернул  ее  назад и слегка  ударил.  Вихрем  помчалась
кобылица по дороге.
     --  Теперь догоняйте! -- крикнул  Торисмут, следуя за Тотилой. С криком
бросились воины Иоанна в погоню, но уже стемнело, и пришлось вернуться.
     -- Где девчонка? --  с  яростью спросил Иоанн, как только возвратился в
город.  Но никто не мог сказать, куда делся труп  прекрасной девушки. Только
один человек знал это --  Гарцио. В суматохе он поднял ее и осторожно, точно
спящего ребенка, отнес в садик подле башни, снял там большой камень с только
что закрытой  могилы и тихо положил  дочь  рядом  с отцом. Издали доносились
крики гуннов,  грабивших город, стоны  раненых, виднелось зарево  пожаров. А
Гарцио  все смотрел на покойницу. Ему очень  хотелось  поцеловать ее,  но на
лике  ее было столько благородства,  что он не осмелился. Бережно положил он
ее лицом к востоку и, сорвав розу, которая цвела подле могилы, положил ей на
п>удь.  Потом он хотел уйти получить свою  часть в  общем  грабеже, но не
пошел. И  целую ночь простоял он, склонившись  на копье,  у гроба прекрасной
девушки.
     Он смотрел на  звезды и  прочел древнюю  языческую  молитву о  мертвых,
которой его научила его мать  там далеко, на берегах Льюсаха. Но эта молитва
не успокоила  его,  и он задумчиво  прочел еще христианскую -- "Отче наш". А
когда взошло солнце, он заботливо прикрыл могилу камнем и ушел.
     Так бесследно исчезла Мирьям. Но жители Неаполя, которые любили Тотилу,
рассказывали,  что  его  ангел-хранитель, в образе  девушки  чудной красоты,
спустился с неба, чтобы спасти его, и затем снова улетел на небеса.
     ГЛАВА IV
     После  падения Неаполя  Тотила  отправился  в  Рим и  дорогой  встретил
Гильдебада с  несколькими  тысячами готов,  которых  Витихис выслал  ему  на
помощь, рассчитывая двинуться  вслед  за ним  и  самому  с большим  войском.
Теперь  же,  когда Неаполь  пал, братьям  ничего не оставалось  делать,  как
возвратиться назад в Рим, к главным силам.
     Потеря этого важного  города совершенно изменила план короля,  который,
имея  всего  двадцать  тысяч воинов,  решил остаться в Риме. Готам очень  не
нравилось бездействие,  особенно после  того,  как  они  услышали  от Тотилы
подробности сдачи  Неаполя. К тому  же каждый день в Рим приходили  вести  о
том,  что  города  один за другим добровольно сдавались Велизарию, вскоре во
власти  готов не осталось  ни одного города  до  самого  Рима. Войско  готов
требовало битвы у  ворот Рима. Некоторое время Витихис и сам  думал об этом,
тем  более, что Рим, благодаря  заботам префекта, был прекрасно укреплен. Но
вскоре он увидел, что и Рим готы не смогут удержать, ибо,  как только явится
Велизарий,  население  Рима  --  больше ста  тысяч  прекрасно  вооруженных и
обученных воинов -- перейдет на сторону врага.
     И Витихис  решил оставить Рим и отступить в крепкую и надежную Равенну,
стянуть туда силы готов и потом с большим войском двинуться на врага.
     Это  решение  было  большой  жертвой -- ему  было  бы  гораздо приятнее
вступить  в  бой, чем  отступать перед  врагом царства. Потом,  что подумает
народ,  готы, так  презирающие врага?  И послушают  ли  еще  они  его?  Ведь
германский  король  должен  больше  советовать и  убеждать, чем приказывать.
Часто бывали случаи, когда готы принуждали своих королей вступать в битву.
     Занятый этим мыслями, сидел Витихис в своей палатке в Регете, как вдруг
вошел Тейя.
     -- А, это ты, Тейя, ну что же?
     -- Оба мертвы, -- ответил он.
     -- Как? Ты убил обоих? -- спросил Витихис.
     --  Нет,  я не убиваю женщин, -- ответил Тейя.  -- Теодагада я догнал и
убил, а Готелинда  спустилась  в катакомбы  за сокровищами, спрятанными там.
Факел ее потух,  и она заблудилась в бесчисленных коридорах. Через пять дней
ее  нашли -- от  ужаса и голода она  сошла с ума. Когда ее вывели на воздух,
она умерла.
     Тут  в палатку вбежали Тотила, Гильдебранд, Гильдебад  и еще  некоторые
готы.
     -- Бунт! -- закричали они.
     -- Что случилось? -- спросил Витихис.
     -- Граф Арагад восстал против тебя. Тотчас после избрания он отправился
во Флоренцию, где властвует  его старший б