Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
ходили добрые вести о вас. И мой отец обменялся даже
подарками и посольствами с вашим славным королем Дитрихом или Теодорихом,
как он назывался здесь. Но вот пришла печальная весть о смерти Теодориха, и
затем одна за другой пошли вести все более и более печальные. Купцы,
приезжающие к нам за мехами и янтарем из земель саксов, франков, бургундов и
прочих, говорили, что у вас начались большие неурядицы, говорили о
поражениях, измене, о войне готов с готами, и наконец, пришел слух, что
коварный князь греков победил вас. Отец мой спросил: "Неужели же ни один из
князей, которые так вымаливали милости Теодориха, не помог вам?" Но
купец-франк засмеялся. "Когда отворачивается счастье, отворачиваются и
друзья, -- ответил он. -- Нет, им никто не помог. И бургунды, и вестготы, и
герулы, и тюринги, и мы, франки, -- все бросили их. Мы, франки, раньше
других". Тогда мой отец, король Фроде, ударил палкой о землю и гневно
вскричал:
-- Где сын мой, Гаральд?
-- Здесь, отец, -- ответил я, взяв его руку.
-- Слышал ты вести о неверности южных народов? Никогда скальды не
должны петь того же о нас, людях Готеланда. Если все покинули готов в
несчастии, то мы останемся верны и поможем им в нужде. Скорее, мой сильный
Гаральд, и ты, храбрая моя Гаральда, скорее снарядите сто кораблей,
наполните их людьми и оружием, да поройтесь там в зале, где хранятся мои
сокровища, и не скупитесь, с благословением О дина поезжайте в страну готов.
Кстати, подле их земли в море есть много островов: обчистите их хорошенько,
они принадлежат греческому князю, пусть это будет наказанием ему. А потом
поезжайте к Риму или Равенне и помогите нашим друзьям-готам против всех
врагов их на суше и на море, и оставайтесь верны им, пока не победите их
всех. А тогда скажите им вот что: "Так советует вам король Фроде, который
скоро увидит сотую зиму и видел судьбу многих князей и народов, как они со
славой восставали, а потом падали и исчезали, и который сам видел, южные
страны, когда был молодым викингом. Так советует король Фроде: оставьте юг,
как он ни прекрасен. Вы не удержитесь там долго. Вы погибнете, как ледяная
глыба, которую течение занесло в южное море. Солнце и воздух, и мягкие,
ласкающие волны погубят ее непременно. И как бы громадна и крепка она ни
была, она непременно растает и не оставит никакого следа после себя. Лучше
жить на нашем бедном севере, чем умереть на прекрасном юге. Итак, садитесь
на наши корабли, снарядите и свои, сколько их у вас есть, нагрузите на них
весь свой народ -- мужчин, женщин и детей, и бросьте эту жаркую страну,
которая, наверно, поглотит вас, и приезжайте к нам. Мы вместе пойдем на
финнов, вендов и эстов и возьмем у них столько земли, сколько нужно для вас.
И вы сохранитесь, свежие, сильные. Там же вы увянете, южное солнце опалит
вас. Так советует король Фроде, которого уже более пятидесяти лет люди
называют Мудрым".
-- Но когда мы прибыли в Средиземное море, мы услышали от морских
путешественников, что новый король ваш, которого все называют добрым богом
вашего народа, снова возвратил Рим и все земли ваши и повел свои войска даже
в самую Грецию. И мы сами видим теперь, что вы не нуждаетесь в нашей помощи
Вы живете счастливо и богато, все блестит у вас золотом и серебром. Но все
же я должен, повторить вам слова и совет моего отца: последуйте ему! Он
мудр! Еще не было человека, который не пожалел бы, что отверг совет короля
Фроде.
Но Тотила покачал головой.
-- Мы глубоко благодарны королю Фроде и вам за вашу верную дружбу.
Готские песни никогда не забудут этой верности северных героев. Но ... о
король Гаральд, пойдем со мной и взгляни вокруг!
Тотила взял гостя за руку и подвел его к выходу из палатки: оттуда
виднелась и река, и Рим, и окрестные села, -- и все было залито пурпуровым
светом заходящего солнца.
-- Взгляни, Гаральд, на всю эту красоту, на это несравненное небо,
море, на эту страну и скажи: смог ли бы ты покинуть эту землю, если бы она
была твоя? Променял ли бы ты всю эту прелесть на сосны севера, на его вечные
льды и закопченные деревянные хижины в туманных полях?
-- Да, клянусь Тором, променял бы. Эта страна хороша для того, чтобы в
ней повоевать, набрать добычи, но затем меня потянуло бы назад, домой, на
наш холодный север. Я тоскую в этом душном мягком воздухе, я тоскую по
северному ветру, что шумит в наших лесах и морях. Я тоскую по закопченным
деревянным хижинам, в которых поют песни о наших героях, где никогда не
угасает священный огонь на домашних очагах. Одним словом, меня тянет на
север, потому что там -- мое отечество!
-- Но ведь эта страна -- наше отечество! -- возразил Тотила.
-- Нет, никогда не будет она вашим отечеством, скорее вашей могилой. Вы
здесь чужие, чужими и останетесь. Или обратитесь в вельхов. Но сыновьями
Одина вы здесь не можете остаться! Смотрите, вы уже и теперь гораздо ниже
ростом, чем мы, и волосы и кожа у вас уже гораздо темнее нашей.
-- Брат Гаральд, мы действительно изменились, но не к худшему. Разве
непременно нужно носить медвежью шкуру, чтобы быть героем? Разве мы не можем
сохранить достоинства германцев, отказавшись от их недостатков?
Гаральд покачал головой.
-- Я был бы рад, если бы это удалось вам. Но не думаю. Растение
принимает в себя свойства почвы, на которой растет. Сам я не захотел бы
этого, даже если бы и мог, мне наши недостатки нравятся больше, чем
достоинства вельхов. Но вы делайте, как хотите. А теперь, сестренка, и вы,
мои собратья, едем! Прежде чем взойдет луна, мы должны быть в море. Долгая
дружба -- короткое прощание, король Тотила. Таков обычай на севере.
-- Зачем ты так торопишься? -- спросил Тотила, взяв его за руку. --
Останься с нами подольше.
-- Нет, мы должны ехать, -- решительно ответил Гаральд. -- Три дела
велел нам здесь совершить король Фроде. Помочь вам в битвах. Но вы не
нуждаетесь в нашей помощи. Или еще нуждаетесь? Быть может, скоро возгорится
новая война -- тогда мы останемся.
-- Нет, -- улыбаясь, ответил Тотила. -- Войны больше не будет. Но если
бы даже она и началась снова, то неужели ты, брат Гаральд, считаешь нас,
готов, слишком слабыми, чтобы удержаться в Италии? Разве мы не победили
врагов без вашей помощи? Разве не сможем мы, готы, снова победить их одни?
-- Я очень рад этому, -- ответил Гаральд. -- Второе поручение моего
отца было перевезти вас к нам на север. Вы не хотите этого. Третье --
опустошить острова византийского императора. Это веселое занятие. Едем,
Тотила, с нами: вы нам поможете и за себя отомстите.
-- Нет, Гаральд, слово короля должно быть свято. У нас теперь
перемирие, срок ему окончится только через месяц. Но слушай, друг Гаральд. В
Средиземном море есть и мои острова. Ты, пожалуйста, не смешай их нечаянно с
греческими. Мне было бы очень неприятно, если бы...
-- Не бойся, -- засмеялся в ответ Гаральд. -- Я знаю, твои острова
слишком хорошо охраняются. Всюду на берегах высокие столбы и на них доски с
надписями: "Разбойников на суше -- вешать, а морских -- топить! Таков закон
в государстве Тотилы". Мои товарищи, когда им объяснили эти надписи,
потеряли желание посетить твои владения. Прощай, король готов! Желаю
счастья!... Прощай и ты, прекрасная королева, и вы, храбрые воины, если не
раньше, то в Валгалле мы встретимся снова.
И Гаральд с сестрой и своими воинами быстро пошли из палатки. Тотила и
Валерия проводили их до берега. При прощании Гаральда бросила еще один
быстрый взгляд на Тотилу. Брат ее заметил это и, когда они остались одни,
шепнул ей:
-- Маленькая сестричка, ради тебя я уезжаю так быстро. Не думай об этом
прекрасном короле. Ты ведь знаешь, я унаследовал от отца дар узнавать людей,
обреченных смерти. Так знай же: на лучезарную голову его уже легла тень
смерти: он не увидит следующего месяца.
Гордая воительница вытерла слезу, показавшуюся на ее глазах.
Между тем, Тейя, Гунтарис и Адальгот с берега смотрели на отплытие
гостей.
-- Да, -- сказал Тейя, когда корабли их скрылись из виду, -- король
Фроде мудр. Но часто глупость бывает милее и великодушнее истины. Однако,
вот приближается почтовое судно короля. Идем скорее в палатку: я хочу знать,
какие вести везет оно. Мне кажется, что-то недоброе.
Между тем, в своей палатке Тотила говорил, обращаясь к Валерии:
-- Нет, Валерия, его слова не поколебали меня. Я взял на себя великое
дело великого Теодориха. Эта была мечта моей юности, это цель моего
царствования: для нее я буду жить и за нее умру. За счастье готского
государства, Валерия!
Он высоко поднял бокал, но не выпил, потому что в эту минуту,
запыхавшись, вбежал Адальгот.
-- О, король Тотила, готовься выслушать ужасное.
-- Что случилось? -- побледнев, спросил Тотила, ставя бокал на стол.
-- Скорее, король! -- закричал появившийся Тейя. -- Снимай венок с
головы и надевай шлем. Флот Юстиниана уничтожил весь наш флот у Анконы. Из
четырехсот пятидесяти кораблей у нас осталось всего одиннадцать. На берег
высадилось сильное византийское войско, и главный предводитель его -- Цетег.
ГЛАВА XII
В нескольких милях к северу от Тагины, у подошвы Апеннин, находилась
небольшая крепость Сетинум, около которой Цетег расположился лагерем. В
палатку его вошел Люций Лициний.
-- А, Лициний, наконец-то! -- сказал Цетег. -- Я с нетерпением жду
тебя. Удалось нанять лонгобардов?
-- Удалось, -- ответил только что возвратившийся Лициний. -- Двадцать
тысяч их идет под начальством храброго Альбоина, сына их короля. О, это
ужасный народ: храбрый до дерзости, но и грубый, как звери. Альбоин,
например, пьет из черепа убитого им врага своего, короля гепидов.
-- Я знаю Альбоина. Он служил у Нарзеса. Да, это храбрый воин, но он
вместе с тем очень умен и хитер. Когда он ознакомится с Италией, то может
сделаться опасным ее врагом.
-- Да он и теперь прекрасно знает ее. Несколько лет назад он был здесь,
переодетый продавцом лошадей, и высмотрел все дороги и крепости в стране.
Возвратившись домой, он привез с собой здешних плодов и вина и так описал
эту страну своему народу, что лонгобарды теперь только и думают о том, чтобы
овладеть ею.
-- Ну, только бы они помогли мне изгнать готов, а с ними уж я
справлюсь, -- ответил Цетег. -- Пусть они скорее явятся сюда. Мне необходимо
быстрое и сильное подкрепление. Начало войны было очень удачно, а теперь
дело не двигается. Совестно сказать, -- итальянцы не хотят восставать против
готов, они без всякого стыда уверяют, что под властью готов им живется
прекрасно. А между тем, Тотила наверно скоро будет здесь, чтобы отомстить за
свой флот. Я посылаю гонца за гонцом к Ареобиндосу, командующему вторым
войском: он сидит в Эпире, выгоняет там готов из занятых ими греческих
городов и не идет. А с моими византийцами я не могу выступить против Тотилы.
-- А Равенна? -- спросил Лициний.
-- Равенна наша. Как только флот был уничтожен, я тотчас отправил туда
тридцать кораблей с припасами. Тогда Гильдебранд снял осаду и ушел во
Флоренцию. Но Ареобиндос! Чего он там медлит? Он необходим мне теперь! Я
хотел идти к Риму, но что же я могу поделать со своим маленьким войском?
Поэтому я и пошел сюда, думая овладеть всеми тремя этими крепостями:
Тагиной, Капрой и Сетинумом. Как я торопился! Но я едва успел захватить
Сетинум: граф Тейя -- должно быть, буря принесла его сюда из Рима с его
крылатым передовым отрядом -- захватил Капру и Тагину раньше меня, и хотя
моих сарацин было втрое больше, но он совершенно разбил нас. Если бы
подкрепление пришло поскорее, я мог бы овладеть Тагиной. Но Ареобиндос
медлит, а Тотила уже идет. За ними движется и Гунтарис. Когда же явится мое
второе войско?
Действительно, на следующий день Тотила подошел к Тагине. Вместе с ним
приехала и Валерия, в сопровождении Кассиодора и Юлия. Главные силы готов
вел герцог Гунтарис с юга, с запада шел старый Гильдебранд. Тотила поджидал
их, так как только с ними можно было сделать нападение на сильный лагерь
Цетега.
Однажды Юлий вошел в палатку короля и молча подал ему письмо. Тотила
нахмурился: он узнал почерк Цетега.
"Юлию Монтану Цетег, префект Рима и главнокомандующий войсками Италии.
Я слышу, что ты живешь в лагере варваров. Лициний видел тебя подле
тирана. Неужели совершится неслыханное дело: Юлий поднимет оружие против
Цетега, сын против отца? Будь сегодня при заходе солнца в развалинах- храма,
который находится между нашими форпостами и форпостами варваров. Тиран отнял
у меня Рим, Италию и твою душу. Я все верну назад, и тебя прежде всего.
Приходи, я приказываю тебе, как твой отец и воспитатель".
-- Я должен повиноваться, -- сказал Юлий, когда Тотила кончил чтение.
-- Я слишком многим обязан ему.
-- Да, -- ответил Тотила. -- Но свидания с префектом опасны.
-- Он не будет покушаться на мою жизнь.
-- Не на жизнь, на твою свободу! Возьми с собой пятьдесят всадников,
иначе я не отпущу тебя.
Перед заходом солнца Юлий в сопровождении пятидесяти всадников
подъезжал к развалинам. Другие пятьдесят воинов выехали по приказанию короля
немного позже. Но на этот раз опасения Тотилы были напрасны: Цетег ждал Юлия
один.
-- Ты заставляешь ждать себя: сын -- отца! -- с укором обратился к нему
Цетег, вводя его во внутренность храма. -- И это при первом свидании после
такой долгой разлуки! И с какой стражей приходишь ты! Кто это научил тебя
недоверять мне? Как? Варвары и сюда следуют за нами! -- и он указал на
начальника отряда, прибывшего позже. Закутанный в темный плащ, с головой,
скрытой под капюшоном, он молча взошел с двенадцатью воинами на верхнюю
ступень храма. Юлий хотел удалить их, но предводитель другой партии, граф
Торисмут, ответил коротко: "По приказанию короля".
-- Говори по-гречески, -- сказал Юлий Цетегу. -- Они не поймут. Цетег
протянул юноше обе руки, но Юлий отступил.
-- О тебе ходят темные слухи, Цетег. Ведь не только в битвах обагрялись
твои руки кровью?
-- Твой лживый друг ожесточил тебя против меня?
-- Король Тотила не лжет! Да он уже много месяцев и не упоминает о
тебе. Я просил его об этом, потому что не мог защищать тебя от его ужасных
обвинений. Скажи, правда ли, что ты изменнически убил его брата
Гильдебада...
-- Я пришел сюда не для того, чтобы оправдываться, а чтоб обвинить
тебя. Уже целые годы длится борьба за Рим. Я один стою против духовенства,
греков, варваров, усталый, израненный, несчастный, я то поднимаюсь вверх, то
погружаюсь глубоко вниз, но я всегда одинок. А где же Юлий, мой сын, сын
моей души, который мог бы поддержать меня своей любовью? Он то в Галлии
среди монахов, то в Византии или Риме, как орудие короля готов, но всегда
вдали от меня и моего пути.
-- Я не могу идти по твоему пути, он усеян черными и красными пятнами.
-- Ну, хорошо. Если ты так мудр и так чист душой, то почему же ты не
постарался просветить и спасти меня? Где был Юлий, когда моя душа все более
отдалялась от любви к людям, все более черствела? Постарался ли ты смягчить,
согреть ее? Исполнил ли ты относительно меня свой долг, как сын, христианин
священник?
Эти слова произвели потрясающее действие на благочестивый ум и кроткую
душу молодого монаха.
-- Прости, -- сказал он. -- Я сознаю, что виноват перед тобой.
Глаза Цетега блеснули радостью.
-- Хорошо. Я не требую, чтобы ты принимал участие в моей борьбе. Жди
исхода, но жди его не в лагере варваров, моих врагов, а подле меня.
Священнейшая обязанность твоя -- быть подле меня. Ты -- добрый гений моей
жизни. Мне необходим ты и твоя привязанность, иначе я совершенно буду во
власти тех темных сил, которые ты ненавидишь. Если существует голос, могущий
пробудить во мне веру, -- которая, как ты говоришь, одна дает благо, -- то
это только твой голос, Юлий. Итак, решай!
-- Ты победил, отец, я иду с тобой! -- вскричал Юлий, бросаясь на грудь
префекта.
-- Проклятый лицемер! -- раздался вдруг громкий голос, и предводитель
отряда бросился на площадку, где стояли разговаривавшие, и отбросил капюшон,
скрывавший его лицо. Это был Тотила, с обнаженным мечом в руке.
-- Как, варвар, ты здесь! -- с величайшей ненавистью вскричал Цетег и
также выхватил меч. Враги бросились друг на друга, клинки зазвучали. Но Юлий
бросился между ними и удержал их руки. Ему удалось разделить их на
мгновение. Оба стояли с мечами в руках, с угрозой глядя один на другого.
-- Так ты подслушивал, король варваров! -- прошипел префект. -- Это
вполне достойно короля и гения!
Тотила ничего не ответил ему. Он обратился к Юлию.
-- Не за внешнюю твою свободу боялся я, а именно боялся попытки
завладеть твоей душой. Я обещал тебе никогда не обвинять его --
отсутствующего. Но теперь он здесь. Он должен все выслушать и тогда пусть
оправдывается, если может. Вся душа его, каждая мысль его черна и лжива.
Смотри, даже эти последние слова его, которые, казалось, вырвались из
глубины его души, даже они лживы, придуманы им много лет назад. Вот, читай,
Юлий: узнаешь ты этот почерк?
И он подал удивленному Юлию рукопись.
-- До сих пор варвары крали только золото, -- злобно сказал префект. --
Позорно, бесчестно красть письма!
И он хотел вырвать рукопись. Но Тотила продолжал:
-- Граф Тейя захватил эту рукопись вместе с другими в его доме. Это его
дневник. Я не буду упоминать теперь о других преступлениях его, а прочту
только одну выдержку.
И он прочел:
"Юлия я еще не совсем потерял. Попробую еще указать ему на его
обязанность спасти мою душу. Этот мечтатель воображает, что он должен взять
мою руку, чтобы привести к кресту. Но моя рука сильнее -- и я возвращу его в
мир. Трудно мне будет говорить в надлежащем тоне. Надо будет почитать
Кассиодора и поучиться у него.
-- Цетег, -- с горечью прошептал Юлий, -- неужели ты писал это?
-- Конечно, он будет отрицать, -- ответил Тотила. -- Он все будет
отрицать: и фальшивые письма, которыми он погубил герцога Алариха Балта, и
то, что он приготовил яд для Аталариха и Камиллы, и убийство других герцогов
Балтов через Амаласунту, и то, что он погубил Амаласунту через Петра и Петра
через императрицу, Витихиса через Велизария и Велизария через Юстиниана, и
то, что он убил моего брата и во время перемирия уничтожил наши корабли. Он
все, все будет отрицать, потому что каждое его дыхание -- ложь.
-- Цетег, -- умолял Юлий, -- скажи "нет", и я поверю тебе. Но префект
вложил меч в ножны, гордо выпрямился, скрестил руки на груди и сказал:
-- Да, я сделал все это и еще многое другое. Силой и умом я сбрасывал
все, что становилось мне поперек дороги. Потому что я иду к высочайшей цели,
-- я стремлюсь восстановить римское государство, сесть на трон мира. И моим
наследником в этом мировом государстве должен быть ты, Юлий. Не для себя, а
для Рима и для тебя сделал я все это. Почему для тебя? Потому что во всем
мире я люблю только тебя одного. Да, мое сердце окаменело, я презираю всех,
только одно чувство сохранилось еще во мне -- любовь к тебе. Ты ничем не
заслужил этой любви. Но твои черты, твой взгляд напоминают мне одно
существо, давно уже лежащее в могиле, и это су