ибр, два раза лежал я окровавленный на твоем берегу, и оба раза
твои воды возвращали мне жизнь. Но  теперь и  ты не спасешь меня! Я боролся,
сражался  из-за тебя,  мой Рим, как никто. Теперь борьба кончена, полководец
войска, разбит.  Да,  я  сознаю теперь,  что хотел невозможного, всего может
достичь  могучий  дух  отдельного  человека,  только  не  может  он  создать
несуществующий   народ.  Будь  же  благословенно,  священное  море!  --   и,
наклонившись, о: зачерпнул  рукой немного морской воды и смочил ею свой лоб.
-- Будь благословенна и ты,  священная почва Италии!  -- и он захватил рукой
немного песку с берега. -- С благодарностью покидает тебя твой  верный  сын,
глубоко  пораженный не страхом близкой смерти, а твоей прелестью. Я предвижу
для тебя долгие столетия чужеземного  владычества -- я не смог отвратить их.
Но кровь свое сердца приношу я в жертву, чтоб исполнилось мое желание: чтобы
наступил,  наконец, день, когда никакие  иноземцы не  будут владеть ни пядью
твоей  священной  земли, когда ты будешь свободна вся, от священных Альп  до
самого моря.
     Спокойно,  с  достоинством  пошел Цетег  к среднему  лагерю,  к палатке
Нарзеса.
     -- А,  Цетег!  -- вскричал Нарзес, увидя его. --  Как кстати ты пришел.
Скажи, неужели правда, что ты присоединился к этому безумному союзу, который
составили мои лучшие полководцы? Я только что случайно узнал о нем  и назвал
их безумцами. А они ответили мне в оправдание, что это -- не безумие, потому
что даже умнейший человек, Цетег, примкнул к союзу. Правда ли это?
     --  Да, правда.  И  прямо  отсюда, --  ты, Иоанн,  позволь  мне  начать
первому, -- я иду к Везувию. Приближается время дежурства Тейи.
     -- Я рад этому, -- сказал Нарзес.
     -- Да,  это  избавит  тебя от  значительных  хлопот,  префект  Рима, --
ответил  Цетег. Все смотрели  на  него пораженные.  Только  Нарзес  спокойно
сказал:
     -- Ты  знаешь все?  Отлично. Не  моя вина, Цетег, что  я не сказал тебе
этого  сам. Но император строго запретил. Я  хвалю твое  решение, не изменяй
его,  оно избавит тебя от  тяжелого процесса. Прощай!  Мы все также двинемся
тотчас к проходу. Нельзя допустить  готов напасть на нас. Не понимаю только,
почему мой ионийский флот медлит. Два быстроходных корабля послал я к нему с
приказанием  немедленно идти, сюда, а о нем ни слуху,  ни духу. Он нужен мне
для перевозки  пленных  готов в Византию. Но  теперь  невозможно.  Сейчас мы
двинемся к ущелью.
     --  Нарзес, -- сказал Цетег. --  Окажи мне последнюю  милость. В  твоем
войске есть римляне  и итальянцы. Позволь  мне собрать их и повести  в  этот
последний бой. Нарзес с минуту подумал.
     -- Хорошо,  --  сказал он.  -- Собери их  и веди...  На смерть, -- тихо
прибавил  он, обращаясь к Василиску. -- Их  тысячи полторы, и я доставлю ему
счастье умереть во главе своих соотечественников... Прощай, Цетег!
     Молча поклонившись, с поднятым мечом, Цетег вышел.
     ГЛАВА IV
     -- Альбоин,  --  задумчиво  сказал  Нарзес  после ухода  римлянина.  --
Посмотри на него. Понимаешь ты, кто это вышел?
     -- Великий враг своих врагов, -- серьезно ответил лонгобард.
     --  Да, волчонок, взгляни  на него еще раз: это  идет умирать последний
римлянин! И все полководцы, бывшие в палатке, поспешили к выходу,  чтобы еще
раз взглянуть на великого человека.
     --  Как?  --  вскричал  в  эту   минуту  Сцевола,  все  еще  переодетый
лонгобардом. -- Ты позволяешь ему ускользнуть от суда?
     --  И от руки палача? -- прибавил  Альбин. -- А обвинителей лишаешь его
имущества?
     Альбоин быстро обернулся и с негодованием вскричал:
     --  Полководец, вели этим двум крикунам снять одежду моего народа.  Они
позорят ее.
     -- Ты прав, волчонок,  -- ответил Нарзес и затем обратился к  римлянам.
-- Теперь уж незачем переодеваться. И вы не нужны мне, как обвинители. Цетег
приговорен, и приговор над ним исполнит король Тейя. А вы, вороны, не должны
каркать над мертвым героем.
     -- А приказ Юстиниана? -- упрямо спросил Сцевола.
     -- Даже Юстиниан не может ни ослеплять, ни распинать мертвых. Раз Цетег
умрет, я  не смогу оживить его для Юстиниана. Но ты, Альбин, не  получишь ни
гроша  из  его  денег,  и  ты,  Сцевола,  ни  капли его  крови.  Его  золото
принадлежит императору, кровь -- готам, а его имя -- потомству.
     --  Ты  предоставляешь  злодею возможность  умереть,  как  герою, --  с
неудовольствием сказал Аниций.
     -- Да,  сын Боэция,  потому  что  он заслужил это. Но  ты действительно
имеешь  право отомстить ему: когда он будет убит, ты  отрубишь ему  голову и
отвезешь ее Юстиниану. Но вот звучит римская труба: началась битва.
     Цетег  верно  объяснил  движение  в  лагере  готов.  Они  действительно
готовились  ночью  напасть на противников. Утром  Тейя собрал  всех готов  и
объявил им, что запасы истощились, и потому дольше ждать нечего. Кто желает,
может идти в лагерь Нарзеса, не желающие же должны умереть. Способные носить
оружие ночью выйдут из ущелья,  нападут на врагов и найдут смерть в борьбе с
ними. Все же неспособные сражаться -- женщины, дети  -- могут найти смерть в
кратере Везувия. К большой радости короля, не нашлось ни одного человека, --
ни из  мужчин,  ни из  женщин,  -- который пожелал бы сохранить  жизнь ценою
рабства. Все мужчины, даже старики и мальчики,  начиная с десяти лет, решили
вооружиться и  идти  за Тейей,  женщины  же и  дети моложе десяти лет решили
броситься в Везувий.
     Но Нарзес предупредил готов, заметив их приготовления,  он велел  своим
войскам подойти к ущелью на расстояние выстрела.
     -- Хорошо,  -- сказал Тейя, заметив движение врага, -- это ни в  чем не
изменит нашего решения.  Вся разница  в том,  что вместо  звезд на последнюю
битву готов будет взирать полуденное солнце. Готовьтесь, мои готы!
     И  он  начал  быстро  отдавать приказания. Небольшой  отряд  воинов  он
поставил  у  входа в  пещеру,  где  хранился  труп Теодориха  и  королевские
сокровища, и  велел, чтобы  они, как только  Адальгот  подаст условный знак,
тотчас взяли все сокровища и труп короля и бросили в Везувий. Женщин и детей
он поставил у  кратера вулкана, Адальготу поручил знамя Теодориха и поставил
его с  Вахисом  и  несколькими  воинами  у  входа  в ущелье. Всех же  воинов
разделил на сотни.
     Когда все  распоряжения  были  исполнены,  Тейя  стал  у  входа,  подле
Адальгота.  Перед  самым ущельем  стояли  густые ряды византийцев и тянулись
далеко-далеко, до самого берега моря. Их вооружение ярко блестело на солнце.
Зрелище  было  великолепно  и вместе  с тем  ужасно. Несколько  минут король
смотрел вперед, затем обратился к Адальготу:
     --  Взгляни, --  сказал он, -- где могли  бы мы найти более  прекрасное
место  для своих могил? Умрем же, мой Адальгот, будем достойны нашего народа
и  этой чудной могилы.  Ну,  прощай, Адальгот!  Как, бы мне хотелось  спасти
остатки своего народа,  вывести его на север! Но это невозможно. Нарзес едва
ли дозволит это, а просить последним готам не подобает! Итак, на смерть!
     Высоко подняв свой боевой  топор,  он  вышел из ущелья во  главе своего
войска. Вслед  за ним шли его двоюродный  брат Алигерн и старый Гильдебранд,
за ними герцог Гунтарис, граф Гриппа, граф Визанд и густыми рядами остальные
готы.
     Вахис,  стоя подле  Адальгота у входа в ущелье, звуком рога  дал знак к
началу битвы. И  вот  она  началась, эта неравная борьба нескольких сотен  с
сотней тысяч!
     На ближайшей к ущелью ровной площадке стоял Иоанн со своими союзниками,
поклявшимися убить Тейю. Не было еще только Альбоина,  Гизульфа и Цетега. За
этими предводителями стояли густые ряды лонгобардов и герулов. Они встретили
выступивших готов целым градом стрел и копий.
     Прежде   всех  на  Тейю  бросился  армянин  Альтий  и  тотчас  упал   с
раздробленной  головой. За ним выступил  герул  Рудольф. Топор  Тейи глубоко
проник в его  тело. Прежде  чем  король успел вытащить  свой  топор, на него
набросились  сразу трое: герул Свартуя, перс Кабадес и бойовар Гарцио. Этого
последнего, ближайшего и самого смелого, Тейя ударил рукояткой  щита в грудь
с такой силой, что великан упал и покатился с горы.
     --  Теперь  помоги,  святая  дева Неаполя, которая хранила  меня во все
время этой ужасной войны! --  прошептал поклонник Мирьям и, скатившись вниз,
встал невредимый, только оглушенный падением. В  то же  время  Свартуя занес
меч  над  головой  Тейи, но  Алигерн одним  ударом отрубил ему  руку.  Перса
Кабадеса убил Гильдебранд. Между тем,  Тейя  снова  овладел своим топором  и
убил еще двоих.  Так один за другим пали десять человек из числа поклявшихся
убить  его.  Но  вот щит  Тейи  разлетелся  в  куски, враги со  всех  сторон
наступали, он отбивался только топором и мечом.
     Вдруг раздался звук рога со стороны ущелья.  На секунду Тейя оглянулся:
большая  часть  его  воинов  лежали  убитые,  а  лонгобарды, персы  и армяне
наступали на уцелевших громадной  массой, в то же время франки, македоняне и
фракийцы  двигались  слева  ко входу в  ущелье, между  тем, как третья часть
войска -- гепиды, аллеманы, исаврийцы и иллирийцы -- бросилась к Тейе, чтобы
заградить ему и  небольшой кучке героев,  бывших подле  него, отступление  к
ущелью. Зорко взглянул Тейя на вход в ущелье. Вдруг знамя Теодориха исчезло,
точно упало. Это заставило его решиться.
     -- Назад, ко входу!  Спасать знамя Теодориха! -- вскричал он и бросился
назад. Но ему тотчас преградили путь исаврийцы под начальством Иоанна.
     -- На короля!  -- вскричал  он.  -- Не  пропускайте его назад! Бросайте
копья! И целый  град их полетел в Тейю. Но  Алигерн вовремя успел подать ему
свой щит.
     -- Назад,  к ущелью!  --  еще  раз вскричал  Тейя  и,  раздробив голову
первому  подскочившему  к нему исаврийцу,  с такой силой бросился на Иоанна,
что  тот  упал. Пользуясь  минутой,  Тейя,  Алигерн, Гунтарис,  Гильдебранд,
Гриппа и  Ви-занд поспешили к ущелью. Но здесь уже кипела  битва:  Альбоин и
Гизульф  со своими лонгобардами  старались овладеть проходом. Альбоин бросил
огромный камень в  Адальгота, защищавшего вход, и  попал  ему в плечо. Юноша
упал; Вахис,  стоявший за ним, подхватил знамя  Теодориха.  Но через  минуту
Адальгот поднялся  и  с  такой  силой  бросился  на короля  лонгобардов, что
заставил  его  отступить. В то же время  к проходу успел подбежать  Тейя  со
своими  героями  и бросился на лонгобардов  сзади. Целыми  кучами  падали не
ожидавшие  этого нападения лонгобарды  и  с громким криком бросились бежать,
увлекая за собой своих предводителей.
     Но вскоре  беглецы были остановлены  сильным  отрядом Иоанна.  Скрежеща
зубами,  поднялся  этот  храбрец  с  земли  и  тотчас  повел своих  гепидов,
аллеманов, исаврийцев и иллирийцев к ущелью, куда Тейя уже успел проскочить.
     --  Вперед! -- крикнул  он  бегущим лонгобардам. --  Альбоин,  Гизульф,
Зенон, идем  со  мной!  Посмотрим,  неужели  же  этот  Тейя  неуязвим? И они
бросились к ущелью. Тейя стоял у входа с топором.
     -- Ну, король варваров, покончим! -- крикнул Иоанн. -- Что ты спрятался
в свою нору? Выходи, если ты мужчина!
     -- Дайте мне  три  копья! --  крикнул  Тейя,  отдавая свой  щит и топор
стоящему подле него Адальготу.
     И без щита выбежал из ущелья. Иоанн бросил копье, Тейя наклонил голову,
и  оно пронеслось мимо.  В  свою очередь  бросил  копье  Тейя,  Иоанн быстро
наклонился вперед: копье не задело его, но попало в стоявшего за ним Зенона.
Тот упал мертвый. Тейя быстро, одно за другим, бросил еще два, и одно из них
пронзило Иоанна  насквозь.  Когда тот  упал, исаврийцев  и иллирийцев  объял
ужас: Иоанн
     считался  первым  героем Византии после  Велизария.  С  громким  криком
бросились они бежать. Лонгобарды еще держались.
     -- Идем, Гизульф, --  с отчаянием вскричал Альбоин. --  Идем, мы должны
покончить с этим королем.
     Но Тейя  был  уже подле них; в воздухе  сверкнул ужасный топор  его,  и
Альбоин  упал,  раненный  в  плечо, тотчас же  за  ним  свалился и  Гизульф.
Началось   неудержимое  бегство:  лонгобарды,   гепиды,   аллеманы,  герулы,
исаврийцы  --  все   бежали  в  ужасе.  С  громкими  торжествующими  криками
преследовали  их товарищи Тейи. Сам  же он снова стал у входа в ущелье и, не
переставая,  бросал в бегущих копья,  которые подавал ему  Вахис. Ни одно из
них не пролетело даром.
     Нарзес видел  это  ужасное, беспорядочное  бегство своих лучших  войск.
Сильно озабоченный, поднялся он в носилках.
     -- Иоанн убит! -- кричали иллирийцы, пробегая мимо него.
     -- Альбоин и Гизульф тяжело ранены! -- кричали лонгобарды.
     -- Беги! Скорее спасайся в лагерь!
     --  Надо  начинать снова, -- сказал  Нарзес. -- А, вот,  наконец,  идет
Цетег, как он вовремя!
     Действительно, Цетег собрал  всех  римлян и  итальянцев,  которые  были
рассеяны в войсках Нарзеса. Это были большей частью старые легионеры из Рима
и  Равенны, глубоко преданные  ему. Спокойно,  в  строгом порядке шли  они к
ущелью. Сифакс, с двумя копьями в руках, шел за своим господином.
     Готы, преследовавшие  бежавшие войска  Иоанна и  Альбоина,  завидя этот
свежий отряд, отступили к ущелью.
     Молча, без  боевых  возгласов,  без звука  трубы шли  римляне  за своим
предводителем. Они прошли покрытое кровью и трупами место, где Тейя в начале
битвы  поразил двенадцать союзников, выступивших против него. Тем же мерным,
спокойным шагом, с мечом в  правой, с копьем и щитом в левой руке, провел их
Цетег мимо убитого Иоанна.
     Готские герои не  захотели  прятаться  в ущелье, они ждали врага  перед
входом. Наконец,  римляне  с  Цетегом во главе приблизились. Герцог Гунтарис
Вельзунг  первый  бросился на  Цетега.  Его  копье воткнулось  глубоко в щит
римлянина, но в ту же минуту он сам упал мертвый.
     Граф Гриппа из Равенны хотел отомстить за Вельзунга: высоко взмахнул он
своим  длинным  копьем. Но  широкий  меч  Цетега  насмерть  поразил  старого
соратника великого Теодориха.
     Гневно нахмурившись,  выступил Визанд  -- клинки их мечей скрестились с
такой  силой, что искры засверкали. Но  Цетег  ловко отразил страшный удар и
вонзил  свой  меч в правое  плечо гота. Высоко брызнула струя его крови, два
товарища быстро  унесли его. Брат его  Рагнарис  пустил свое копье. Цетег не
заметил его, но  верный Сифакс ловким ударом отбросил его в сторону. В ту же
минуту Цетег разрубил голову гота.
     Испуганные готы отступили перед ужасным  римлянином и протеснились мимо
Тейи в ущелье. Только Алигерн, брат Тейи,  не  захотел отступить. Он с такой
силой бросил свое копье, что насквозь  пробил щит Цетега;  но  меч римлянина
вонзился ему  в грудь, и  он  упал  на руки  старого Гильдебранда,  который,
бросив свой топор, с трудом пронес раненого мимо Тейи в ущелье.
     Но  и  удар Алигерна не пропал даром:  широкой  струей лилась  кровь из
левого  плеча  Цетега. Однако,  он  не  обращал  на это внимания  и бросился
вперед, убить обоих готов:  Гильдебранда и Алигерна. В  эту  минуту Адальгот
узнал ненавистного человека, погубившего его отца.
     --  Аларих! Аларих! -- громко вскричал он и, бросившись вперед, схватил
оставленный Гильдебрандом топор. -- Аларих! -- вскричал он еще раз.
     При звуке  этого имени Цетег поднял  голову. Через минуту тяжелый топор
просвистел в  воздухе и  ударил в шлем Цетега. Тот  упал, оглушенный ударом.
Сифакс тотчас подскочил, схватил  его  на  руки и отнес в сторону  от  места
битвы.
     Но легионеры  не  отступали,  да  и  не  могли  бы отступить, если бы и
захотели,  потому  что  следом за ними Нарзес  выслал  две тысячи  персов  и
фракийцев.
     -- Не  приближайтесь к  ущелью! -- кричал их  предводитель. -- Бросайте
копья издали! Так велел Нарзес!
     Войско охотно повиновалось этому приказу,  и целый град копий полетел в
ущелье,  ни один гот не мог показаться. Тейя, закрывая  своим телом  и щитом
узкий вход, долго один защищал свой народ. Византийский историк Прокопий так
описывает со слов очевидца эту невиданную борьбу Тейи:
     "Теперь я  должен  изобразить в высшей степени замечательное  геройство
человека, который не  уступает никому из тех,  которых  называют героями, --
геройство Тейи. Всем  видимый, стоял он, прикрываясь щитом,  у входа впереди
своих воинов. Все храбрейшие римляне, -- а их  было много,  -- бросились  на
него, потому что с его смертью, думали они,  битва кончится. Все они бросали
в  него  копья,  он же  перехватывал их своим щитом, а  сам убил, одного  за
другим, бесчисленное множество. Когда же щит его становился слишком тяжел от
вонзившихся  в него  копий,  он  требовал  себе  другой.  Так  стоял  он, не
оборачиваясь,  крепко,  точно  вросший в землю,  правой  рукой нанося смерть
врагам, а левой защищая себя от смерти, постоянно требуя себе новых щитов".
     Вахис и Адальгот, стоявшие за ним, непрерывно подавали ему новые щиты и
копья, огромная куча которых была навалена у входа.
     Но вот римляне, персы и фракийцы -- видя, что все усилия их разбивались
об этот живой щит готов, а самые храбрые из них, бросавшиеся вперед, один за
другим падали мертвые, -- стали терять  бодрость, поколебались и, наконец, с
криком бросились бежать.
     В эту минуту Цетег очнулся.
     -- Сифакс, новое копье! -- вскричал он и быстро вскочил. -- Стойте!  --
закричал он бегущим. -- Остановитесь, римляне! За вечный Рим!
     И, гордо выпрямившись,  он  выступил  против Тейи.  Римляне  узнали его
голос. "За вечный Рим!" -- повторили они и остановились.
     Но и Тейя  узнал этот голос. В  щит его вонзилось уже двенадцать копий,
-- он не мог больше держать его, но, узнав приближавшегося, не думал более о
перемене щита.
     -- Не надо щита! Боевую секиру! Скорее! -- вскричал он.
     Вахис  быстро  подал  ему  его  любимое  оружие,  Тейя  бросил  щит  и,
размахивая  топором,  с  криком: "Умри,  римлянин!"  --  бросился  из ущелья
навстречу Цетегу.
     Через минуту в воздухе одновременно  просвистели топор и копье. Ни один
из врагов не думал о защите, оба упали. Топор Тейи пронзил грудь Цетега.
     -- Рим! Вечный Рим! -- закричал он еще раз и умер.
     Копье римлянина в то же время вонзилось в грудь  Тейи. Адальгот и Вахис
подхватили его, смертельно раненного, и унесли в ущелье.
     Восемь часов продержался Тейя,  непрерывно  сражаясь,  и  день стал уже
клониться к вечеру. Как только неприятели увидели, что Тейя упал, они тотчас
бросились к ущелью. Место Тейи во входе занял  Адальгот. Гильдебранд и Вахис
стали за ним.
     Сифакс между тем, вынес труп Цетега с места битвы. Громко рыдая,  сидел
он в стороне, держа на коленях благородную голову. Вдали шумела битва, но он
не  замечал  ее. Вдруг  он увидел, что к  нему приближается Аниций  с толпой
византийцев, среди которых он узнал Альбина и Сцеволу.
     -- Что вам нужно? -- вскричал он, вскочив на ноги и берясь за копье.
     --  Голову префекта. Мы должны отвезти ее  императору  в  Византию,  --
ответил Аниций.
     Но  мавр,  пронзительно крикнув,  бросил копье.  Аниций упал,  и,  пока
остальные  возились  с умирающим,  Сифакс схватил  труп  своего господина  и
стрелой понесся с  ним на гору,  к  тому  месту, где над ней взвивался столб
дыма, -- это был один из боковых кратеров.
     Он  бежал по крутой,  почти отвесной тропинке, которую и византийцы,  и
готы считали недоступной. И чем дальше,  тем быстрее бежал  он, боясь, чтобы
его не  поймали. На минуту он остановился  на высокой черной  скале,  обеими
руками  поднял  дорогой ему  труп  высоко над головой, показывая прекрасное,
гордое лицо его  заходящему солнцу,  и вдруг исчез  вместе  с ним  в бездне:
величественная  гора  схоронила в  своей  пылающей  груди  верного,  хотя  и
преступного сына своего и освободила его от ненависти врагов.
     Альбин и  Сцевола обратились к Нарзесу, чтобы он велел вытащить труп из
кратера. Но тот ответил:
     -- Нет,  я воюю  с  живыми,  а  не с  мертвыми.  Оставьте великану  его
вел