ьна,  а тот
старик  слеп.  Здоровые,  молодые  оттолкнули  нас.  Три  дня  мы  старались
пробраться к королю, и нас все отталкивали.
     -- Мы  умираем с голоду, -- начал  один  старик.  --  О, Теодорих,  мой
господин  и король, где  ты? При тебе мы  жили  безбедно. А этот  несчастный
король...
     -- Молчи, -- сказала Матасунта, -- король,  мой супруг,  делает для вас
больше, чем вы заслуживаете. Обождите, я принесу вам хлеба. Аспа, идем!
     -- Куда ты? -- спросила девочка.
     -- К королю, -- ответила Матасунта.
     -- У него теперь посол от Велизария. Он давно уже сидит здесь. Подожди!
В эту минуту  дверь комнаты короля распахнулась. На пороге стоял недовольный
Прокопий.
     -- Король готов, --  сказал он, еще раз обернувшись к Витихису.  -- Это
твое последнее слово? Подумай, я подожду до завтра.
     -- Напрасно. Я отказываюсь.
     -- Помни: если город  будет  взят штурмом, то все  готы, -- Велизарий в
этом  поклялся,  -- будут умерщвлены,  а  женщины и дети проданы в  рабство.
Понимаешь,  Велизарий не хочет, чтобы в его Италии были варвары. Тебя  может
соблазнять  смерть героя, но подумай об этих  беспомощных: их кровь возопиет
перед престолом Бога.
     -- Посол Велизария, --  прервал его Витихис, -- вы также  находитесь во
власти Бога, как и мы. Прощай!
     Слова эти  были сказаны с таким достоинством,  что византиец должен был
уйти. Как только вышел Прокопий, в комнату вошла Матасунта.
     -- Ты  здесь,  королева? --  с  удивлением  сказал  Витихис, сделав шаг
навстречу ей. -- Что привело тебя сюда?
     -- Долг, сострадание, -- быстро ответила  Матасунта. -- Иначе бы я... Я
к тебе просьбой. Дай мне хлеба для бедных больных, которые...
     Король молча протянул ей руку. Это было в первый раз, и ей так хотелось
пожать ее, но она не смела -- она вспомнила, как виновата перед ним. Витихис
сам взял и слегка пожал ее руку.
     -- Благодарю тебя, Матасунта. У  тебя, значит, есть сердце  для  твоего
народ и сочувствие  к его страданиям.  А  я  не  поверил бы этому. Прости, я
дурно думал о тебе!
     -- Если бы ты лучше думал обо мне, быть может, многое было бы иначе.
     --  Едва ли. Несчастие  преследует меня.  И  вот даже  теперь разбилась
последняя моя  надежда:  франки, на помощь которых  я рассчитывал,  изменили
нам. Остается только умереть.
     --  О,  позволь и мне разделить вашу  участь!  -- сказала  Матасунта со
сверкающими глазами.
     --  Ты?.. Нет.  Дочь Теодориха будет с почетом принята при византийском
дворе. Ведь всем известно, что ты против воли стала моей королевой. Ты заяви
об этом.
     -- Никогда! -- горячо вскричала Матасунта.
     --  Но  другие,  --  продолжал  Витихис,  не  обращая  внимания  на  ее
возражение,  --  эти  тысячи, сотни тысяч женщин,  детей!  Велизарий сдержит
клятву. Для них есть  еще только одна  надежда  --  на  вестготов.  Я послал
просить, чтобы они выслали  нам свой флот, потому что наш взят  неприятелем.
Если вестготы  согласятся,  то  через несколько  недель корабли  могут  быть
здесь, и  тогда все, кто не может сражаться, -- больные,  женщины,  дети  --
могут отсюда бежать в Испанию. Ты также можешь уехать, если хочешь.
     -- Нет, я не хочу никуда бежать, я хочу остаться и умереть с вами!
     -- Через несколько недель корабли вестготов должны быть здесь. А до тех
пор хватит запасов в моих житницах. Да,  я  и  забыл о  твоей  просьбе. Вот,
возьми: это ключ от главных ворот житниц. Я всегда ношу его у себя на груди.
Береги его -- это последняя моя надежда. Право, я удивляюсь, как это до  сих
пор не разверзлась земля, не упал с неба огонь и не уничтожил их.
     Он вынул из кармана тяжелый ключ и подал его Матасунте.
     -- Благодарю,  Витихис... король Витихис, -- быстро  поправилась она, и
руки ее дрожали, когда она брала ключ.
     --  Береги его,  -- снова  предостерег  ее  Витихис. -- Эти житницы  --
единственное мое дело,  которое  не  погибло без  пользы. Право,  меня точно
преследует злой рок.  Я  много  думал об этом, и теперь, кажется, понимаю, в
чем  дело. Все эти  неудачи --  наказание свыше  за мой  жестокий поступок с
прекрасной женщиной, которую я принес в жертву своему народу.
     Щеки  Матасунты  вспыхнули. Она схватилась за спинку  стула,  чтобы  не
упасть.
     "Наконец,  -- подумала она,  -- наконец-то  сердце  его смягчилось,  он
раскаивается... А я! Что я наделала!"
     -- Женщина, которая вытерпела  из-за  меня  больше, чем можно  выразить
словами, -- продолжал Витихис.
     -- Замолчи!  -- прошептала Матасунта, но так тихо,  что он не расслышал
ее.
     --  И  когда в эти последние  дни я  видел, что ты стала более кроткой,
мягкой, женственной, чем ты была раньше...
     -- О, Витихис! -- едва прошептала Матасунта.
     -- Каждый звук твоего голоса проникал мне прямо в сердце, потому что ты
так сильно напоминала мне...
     -- Кого? -- побледнев, спросила Матасунта.
     -- Ее, ту,  которую я принес в жертву, которая  все вынесла из-за меня,
-- мою жену Раутгунду, душу моей души.
     Как давно уже  не произносил  он этого имени! И теперь при  этом  звуке
боль  и тоска пробудились  в  нем с прежней  силой.  Он  опустился на стул и
закрыл лицо  руками.  Поэтому  он  и не видел, какой  яростью блеснули глаза
Матасунты. Вслед затем  раздался глухой стук.  Витихис  оглянулся: Матасунта
лежала на полу.
     -- Королева, что  с  тобой?  -- закричал  Витихис, бросаясь к  ней. Она
открыла глаза и с трудом поднялась.
     -- Ничего, минутная слабость... Уже все прошло, -- ответила она и вышла
из комнаты. За дверью она без чувств упала на руки Аспы.
     Наступил вечер. Целый день, несмотря на то, что стоял уже октябрь, было
невероятно душно. Солнце жгло  невыносимо,  не было  ни  малейшего  ветерка.
Животные предчувствовали нечто ужасное  и целый день были неспокойны: лошади
вырывались и, нетерпеливо фыркая, били копытами о землю, кошки, ослы жалобно
кричали,  собаки  выли. А  в лагере  Велизария  верблюды с  яростью  бились,
стараясь вырваться на волю.
     Под вечер на  горизонте появилось маленькое, но  совсем черное  облако.
Оно быстро  росло,  увеличивалось и,  наконец, покрыло  все  небо. С заходом
солнца стало совершенно  темно, но не  посвежело. Вдруг  с юга подул сильный
ветер, он несся с пустынь Африки и был страшно удушлив -- в домах невозможно
было высидеть,  все  вышли на улицы  и, в ужасе  глядя на  совершенно черный
небосвод, собирались в кучки.
     Матасунта,  страшно  бледная,  лежала в  своей  комнате.  Ни  слова  не
ответила она  Аспе на все ее вопросы, а  когда та начала плакать, она велела
ей уйти. Долго, целый день пролежала Матасунта, почти не шевелясь. Но она не
спала: широко открытые глаза ее были устремлены в темноту.
     Вдруг  ослепительно яркий, красный луч  прорезал  комнату,  и в  ту  же
секунду  раздался  страшный удар грома, удар,  какого она не  слыхала  еще в
своей  жизни.  Из  соседних  комнат   донесся  крик   ее   женщин.  Королева
приподнялась. Кругом стояла страшная тишина. И снова молния и громовой удар.
Сильный порыв ветра распахнул окно, выходившее во  двор. Матасунта подошла к
нему. Гром гремел уже непрерывно, темнота ежеминутно  сменялась ярким светом
молнии.  В  комнату вошла  Аспа с факелом, пламя  которого  было заключено в
стеклянный шар.
     -- Королева, -- начала Аспа,  -- ты...  Но, боги, ты теперь походишь на
богиню мести.
     -- Я хотела бы быть ею!  --  ответила Матасунта,  продолжая смотреть  в
окно: молния за молнией, удар за ударом. Аспа закрыла окно.
     -- О,  королева, христиане  говорят, что это наступил конец  света, что
сейчас явится Сын Божий на  огненном облаке, чтобы  судить живых  и мертвых.
Ах, какая молния! Никогда не видела я такой грозы. И ни капли дождя! Страшен
гнев богов. Горе тому, на кого они гневаются!
     --  О, --  вскричала Матасунта, -- я  завидую  им!  Они могут любить  и
ненавидеть, как  им вздумается. Они могут уничтожать того, кто противится их
любви.
     -- Ах, королева, я только что с улицы. Все люди бегут в церковь. Я тоже
молилась Астарте. А ты, госпожа, разве ты не молишься?
     -- Я проклинаю. Это также молитва.
     -- О,  какой удар! -- закричала Аспа, падая на колени. -- Великие боги,
сжальтесь на людьми! Будьте милосердны!
     -- Нет, не надо милосердия! -- дико закричала Матасунта. -- Проклятие и
горе всему  человечеству! О,  как  это прекрасно! Слышишь, как  они ревут на
улице  от страха? О  Боже,  или  боги,  если  вы существуете,  одному только
завидую я  --  силе вашей ненависти,  вашей  быстрой смертоносной  молнии. В
ярости бросаете вы ее в сердца людей, и они гибнут, а вы  смеетесь, смеетесь
при  этом, потому что гром  --  ведь это ваш  смех.  Ах, такого удара еще не
было! И что за молния! Аспа, взгляни, что это за громадное здание, вот прямо
против дворца? Оно, кажется горит?
     Аспа поднялась с пола.
     -- Нет,  слава  Богу, оно не  горит, оно только  освещено молнией.  Это
житницы короля.
     -- А,  житницы!  Что  же, боги, вашей  молнии не  хватает на  то, чтобы
зажечь их?  -- закричала королева. --  Но ведь смертные сами могут  из мести
вызвать огонь.
     Схватив факел, она быстро выбежала из комнаты.
     На ступенях  храма  святого  Апполинария,  прямо против  двери  житниц,
сидела женщина в темном плаще. Она сидела мужественно, не боясь,  руки ее не
дрожали,  а  спокойно  были скрещены на груди. За ней стоял высокий мужчина.
Мимо  прошла другая женщина.  При блеске молнии она, видимо, узнала сидевшую
на ступенях.
     -- А,  ты  здесь,  крестьянка! Без  крова?  Но ведь  я  же сколько  раз
приглашала тебя в свой дом. Идем, ты, кажется, чужая в Равенне.
     -- Да, я здесь чужая. Благодарю, -- ответила она, не двигаясь.
     -- Идем в церковь, помолимся там.
     -- Я молюсь здесь, и Господь слышит меня.
     -- Помолись за короля. Он каждый день дает нам хлеб.
     -- Да, я молюсь за него.
     В эту минуту раздался  звон оружия,  и с двух  сторон  подошла  стража,
обходившая город.
     -- Это ты, Гильдебад? -- спросил начальник одной из них. -- Где король?
В церкви?
     -- Нет, -- ответил тот. -- Он на стенах, охраняет город. Вперед, воины!
И они пошли.
     -- Идем домой, -- сказал мужчина женщине в темном плаще.
     -- Нет,  Дромон, иди, я  останусь. Мне нужно  еще  о многом передумать,
много молиться.
     Дромон ушел.  Женщина  осталась  одна.  Скрестив  руки  на  груди,  она
устремила взгляд на черное небо, только губы ее слегка шевелились.
     Но  вот она заметила, что в громадном  деревянном здании против  нее, в
житницах короля, показался свет. Он появлялся то  в одном, то в другом окне,
--  очевидно,  кто-то ходил там  с  факелом. С удивлением, но  зорко следила
женщина за светом. Вдруг она быстро вскочила: ей показалось, будто мраморная
ступень, на которой она сидела, пошатнулась под ней.
     Гром стих в эту секунду, и из житниц донесся громкий, резкий крик. Свет
на минуту ярко вспыхнул и  затем исчез.  Женщина на улице также вскрикнула в
испуге, потому что не было уже сомнения -- земля колебалась.
     Вот легкий  толчок, затем второй, третий, более сильный. Все  жители  в
ужасе кричали  и  метались. Толпа молящихся в храме бросилась в  смертельном
страхе  на улицу. Вот  еще удар,  сильнее прежних. И вслед затем  из дальней
части города донесся глухой шум, точно от падения какой-то громадной массы.
     В Равенне разразилось страшное землетрясение.
     ГЛАВА XVII
     Между  тем,  со стороны  житницы до слуха  женщины донесся глухой  шум,
точно  отворилась  тяжелая  дверь.  Женщина напряженно  всматривалась, но  в
темноте ничего нельзя было рассмотреть. Ей только послышалось, будто  кто-то
осторожно крадется вдоль наружной стены. Раздался легкий вздох.
     -- Стой! -- закричала женщина. -- Кто там?
     -- Тише, тише, --  прошептал какой-то  странный голос. -- Видишь, земля
от ужаса  поколебалась, затряслась. Мертвецы встают.  Наступает день,  когда
все откроется. Он скоро все узнает.
     Громкий, протяжный жалобный вопль -- и затем тишина.
     -- Где ты? -- спросила женщина. -- Что, ты ранена?
     Тут  блеснула  молния,  первая с  минуты  землетрясения, --  и  женщина
увидела у  своих  ног  закутанную фигуру.  Она нагнулась к ней,  но та вдруг
вскрикнула и  мгновенно исчезла. Все это  произошло быстро, как  сон. Только
широкий  золотой  браслет с зеленой  змеей  из смарагдов, оставшийся  в руке
женщины, доказывал, что это было наяву.
     В это время Цетег вошел в палатку Велизария.
     -- Что  ты тут медлишь, полководец?  Скорее!  Стены Равенны обрушились.
Что ты тут делаешь? -- сказал он, сверкая глазами.
     --  Я  славословлю  Всемогущего, -- с благородным  спокойствием ответил
Велизарий.
     --  Ну, этим  ты можешь  заниматься завтра, после победы. А  теперь  на
штурм!
     -- На штурм! Теперь!  -- вскричала Антонина, жена Велизария. -- Но ведь
это  преступление! Земля  всколебалась,  испуганная, потому  что сам Господь
выражает свой гнев в этой грозе.
     -- И пусть  себе гневается, -- с  нетерпением  закричал Цетег. --  А мы
будем действовать. Велизарий,  башня Аэция и часть стены обрушились. Пойдешь
ты на штурм? Теперь самое время: варвары молятся Богу и забыли о враге.
     Между тем в палатку вбежали Прокопий и Лициний.
     --  Велизарий,  --  сообщил  первый,  --  землетрясение опрокинуло твои
палатки у северного рва, и половина твоих иллирийцев погребена под ними.
     --  На помощь! На  помощь!  Мои  бедные  люди! --  вскричал  Велизарий,
бросаясь из палатки.
     --  Цетег, --  сообщил  Лициний,  --  и твои  исаврийцы  погребены  под
развалинами.
     --  А  что, ров перед башней  Аэция высох? Вода не ушла  в трещину?  --
нетерпеливо прервал его Цетег.
     --  Да, ров высох. Но  слышишь крики?  Это  твои исаврийцы стонут.  Они
молят о помощи под развалинами.
     --  Пусть кричат! -- сказал Цетег. -- Так ров высох? В таком случае  --
на штурм! Приведи всех солдат, которые еще живы!
     И среди страшных раскатов грома  и блеска молний  он бросился  к месту,
где стояли его легионеры и  остатки исаврийцев. Их было мало для  штурма, но
он знал, что, в случае его успеха, Велизарий не выдержит и явится, к нему на
помощь.
     -- Вперед! -- закричал он. -- Обнажите мечи!
     Но ни одна рука не шевельнулась. Онемев от изумления, с гневом смотрели
на него все, даже вожди, даже братья Лицинии.
     -- Ну, что же вы? Вперед! -- нетерпеливо крикнул Цетег.
     --  Начальник, --  ответил Лициний, -- они  молятся, потому  что  земля
колеблется.
     -- Что  же,  вы  боитесь,  что  Италия поглотит ваших детей?  Нет,  вы,
римляне, не бойтесь: земля поглощает варваров, она сама старается сбросить с
себя их иго и разрушает их стены. Идем же на штурм, за вечный Рим!
     Это подействовало.
     -- За вечный  Рим! -- крикнул сначала Лициний, а за ним тысячи  молодых
римлян, и бросились вперед.
     Быстро перебрались они через высохший ров. Цетег все время был впереди,
отыскивая дорогу впотьмах, потому что ветер загасил все факелы.
     -- За  мной, Лициний, провал должен быть здесь! -- крикнул Цетег.  И он
прыгнул вперед, но  тотчас  отскочил  назад, так  как  наткнулся  на  что-то
твердое.
     -- Что там? -- спросил Лициний. -- Вторая стена?
     -- Нет, -- ответил спокойный голос, -- готские щиты.
     --  Это  король  Витихис,  --  с  досадой  вскричал Цетег,  и глаза его
блеснули ненавистью:
     Но тут подошли войска Велизария.
     -- Что же вы остановились? -- спросил Велизарий. -- Новая стена?
     -- Да, живая стена: готы стоят там, -- ответил префект.
     -- Как? Стоят под падающими башнями? Храбрые же они люди!
     Еще минута,  и началась  бы ужасная резня.  Но  вдруг все  небо  словно
загорелось. Над городом поднимались высокие огненные столбы,  и мириады искр
падали вниз. Казалось, огненный дождь падал  с неба. Вся Равенна была залита
заревом. Войска, готовые сразиться, остановились.
     -- Пожар! Король Витихис! Пожар! -- кричал всадник, скачащий из города.
     -- Вижу,  -- спокойно ответил король. -- Но теперь пусть горит. Сначала
надо сражаться, а потом тушить.
     -- Нет, король, нет! Горят твои житницы!..
     -- Житницы горят! -- закричали в  один голос византийцы и готы. Витихис
замер. Рука его, вынимавшая меч, бессильно опустилась.
     -- Теперь, -- сказал Цетег, -- теперь на штурм!
     --  Стой! --  громовым голосом крикнул  Велизарий. -- Кто поднимет меч,
тот будет убит  на  месте. Равенна теперь моя. Завтра она  падет сама собой.
Войска повернули за ним. Цетег с досадой заскрежетал зубами.
     Рано на следующее утро Цетег вошел в палатку Велизария.
     -- Вот  к  чему привели твои планы,  твоя хитрость, ложь!  --  закричал
Велизарий. -- На, читай.
     И он протянул ему письмо. Цетег с удивлением увидел подпись Витихиса.
     "Вчера я узнал, что при помощи франков ты хочешь вырвать из  рук своего
императора  Италию  и предлагаешь готам свободный переход за Альпы, если они
сложат оружие. И  я  ответил тебе,  что готы  никогда не  сложат оружия и не
уйдут  из Италии, завоеванной  их великим королем. Прежде я погибну здесь со
всем своим войском.
     Так я сказал вчера. Так говорю я и сегодня, хотя огонь и вода, воздух и
земля вооружились против  меня.  Но теперь  я убежден в том,  что  давно уже
смутно предчувствовал: готы гибнут из-за меня, я приношу им несчастье. Этого
не должно быть. Слушай же!
     Ты восстаешь против Юстиниана -- и имеешь на то право: он неблагодарный
и лживый человек. Но  он  враг не  только  тебе, но и нам. Так зачем же тебе
призывать коварных франков на  помощь?  Вместо них  обопрись  на весь  народ
готов, сила  и  верность  которых  тебе известны.  С франками  тебе придется
делить Италию,  с  готами ты будешь владеть ею  целиком. Позволь мне первому
приветствовать  тебя, как императора  западной  империи и короля готов.  Все
права моего народа должны остаться нетронутыми, ты просто займешь мое место.
Я сам возложу свою корону  на твою голову, и никакой Юстиниан не вырвет ее у
тебя.  Если  же ты не согласишься на  мое предложение, то готовься  к битве,
какой ты еще не видел. Я ворвусь в твой лагерь с пятьдесятью тысячами готов.
Мы падем, но и все твое войско также. Я поклялся. Выбирай! Витихис".
     На миг Цетег страшно испугался и бросил испытующий взгляд на Велизария.
Но тотчас успокоился.
     "Ведь это же Велизарий!" -- подумал он.
     -- Ну, что же, -- крикнул между тем Велизарий. -- Помоги же теперь, дай
совет. Я  не  могу, конечно, принять  его предложения, потому  что  я  -- не
изменник. Но и отказаться  не имею права, потому  что погублю в таком случае
все войско императора.
     Цетег на минуту задумался. Вдруг у него блеснула смелая мысль.
     --"Прекрасно, -- подумал он, -- таким образом, я погублю их обоих!"
     -- Ты можешь сделать одно из двух, -- сказал  он,  -- или действительно
принять предложение...
     -- Префект! -- с угрозой начал Велизарий, хватаясь за меч.
     -- Или, -- спокойно продолжал тот,  -- принять его  только  для вида  и
получить Равенну без боя и... корону  готов вместе с  их королем отправить в
Византию.
     --  Но это  будет  бесчестно! Я  не смогу  после  этого ни  одному готу
смотреть в глаза.
     -- Этого  и не нужно будет: пленного короля ты отправишь  в Византию, а
обезоруженный народ перестает быть народом.
     -- Нет, нет! -- закричал Велизарий. -- Я не могу этого сделать!
     -- В таком случае вели всему своему войску писать завещания. Я же ухожу
в  Рим. Прощай, Велизарий! Я не имею ни малейшего желания видеть,  как будут
сражаться пятьдесят  тысяч отчаявшихся готов. А как  доволен будет Юстиниан,
узнав, что лучшее его войско погибло!
     -- О, -- вскричал Велизарий, -- какой ужасный выбор!
     --  Велизарий, -- вкрадчиво  сказал Цетег.  --  Ты часто  видел во  мне
врага. И я отчасти, действительно, твой противник. Но кто же может сражаться
рядом с Велизарием