Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
н
услышал, что его зовут. Он оглянулся: перед ним стоял Тейя.
-- Едем назад, -- сказал он. -- Когда тебя не нашли утром в палатке, то
по обоим лагерям разнеслось, что ты бросил корону и трусливо бежал. Скоро
весть эта проникла в Равенну. Начинаются неурядицы: жители Равенны хотят
впустить Велизария. Арагад и двое-трое других добиваются короны. Едем, спаси
государство!
-- Едем, -- спокойно поднимаясь, ответил Витихис. -- И пусть они
остерегутся! Из-за этой короны разбилось лучшее сердце: она теперь освящена,
и никто не смеет коснуться ее. Едем, Тейя, в лагерь!
ГЛАВА X
Действительно, в лагере было страшное смятение. Войско разделилось на
несколько партий, готовых к восстанию. Одни хотели присоединиться к жителям
Равенны, другие -- к бунтовщикам, третьи хотели покинуть Италию и уйти за,
Альпы, иные требовали избрания нового короля, и только очень немногие не
верили бегству короля и ждали его. Во главе последних стал Гильдебад. Он
занял ворота, открывавшие дорогу в город и в лагерь бунтовщиков, и объявил,
что не выпустит никого. Повсюду раздавались угрозы, брань, звук оружия, и
Витихис, проезжая по лагерю, ясно понял, что если бы он отрекся от короны
или бежал, дело готов погибло.
Быстро решившись, вошел он в свою палатку, надел королевский шлем, взял
золотой скипетр, сел на Борея, своего боевого коня, и поехал по улицам
лагеря.
За ним следовал Тейя с голубым королевским знаменем Теодориха. У
западных ворот лагеря собралась толпа воинов, желавших уйти за Альпы.
Гильдебад не выпускал их из ворот.
-- Выпусти нас, -- кричала толпа. -- Король бежал, все погибло, мы
хотим спастись!
-- Король не такой трус, как вы! -- ответил им Гильдебад, отталкивая
передних.
-- Он изменник, -- отвечали из толпы. -- Из-за женских слез он все
бросил!
-- Да! -- кричали другие. -- Он убил три тысячи наших братьев и потом
бежал!
-- Ты лжешь, -- раздался подле него спокойный голос Витихиса,
подъехавшего в эту минуту.
-- Да здравствует король Витихис! -- торжествующе закричал Гильдебад.
-- Видите, готы, он здесь.
-- Да здравствует король! -- закричал подоспевший Гильдебранд. --
Герольды, объявите скорее по всему лагерю, что король здесь.
И вскоре по всему лагерю гремело: "Да здравствует король Витихис!"
-- Скорее, король, веди нас к победе! -- вскричал Гильдебад. -- Потому
что Гунтарис и Арагад двинулись уже на нас, думая, что мы без главы. Веди же
нас! Долой мятежников!
Но король спокойно покачал головой.
-- Нет, кровь готов не должна более проливаться от готского же оружия.
Подождите меня здесь. Гильдебад, открой ворота. Никто не должен следовать за
мной. Я один поеду в лагерь мятежников. Тейя, смотри за порядком в лагере. А
ты, Гильдебранд, ступай к воротам Равенны и объяви, чтобы их открыли.
Требование народа будет исполнено: сегодня же вечером в них въедет король
Витихис и королева Матасунта.
Гильдебад открыл ворота. Вдали виднелся лагерь мятежников. Там все было
в движении, очевидно, готовились к бою: громко раздавался их военный клич.
Витихис отдал свой меч Тейе и медленно поехал к противникам. Ворота
закрылись за ним.
-- Он ищет смерти! -- вскричал Гильдебранд.
-- Нет, он ищет и принесет благо готам, -- ответил Тейя. Витихис между
тем подъехал к Гунтарису.
-- Я пришел поговорить с тобой о благе готов. Братья не должны более
враждовать между собой. Вступим рука об руку в Равенну и соединенными силами
отразим Велизария. Я женюсь на Матасунте, а вы оба будете занимать ближайшие
места к трону.
-- Ты забываешь, -- гордо ответил ему Гунтарис, -- что твоя невеста --
в нашей палатке.
-- Герцог Гунтарис, я мог бы возразить тебе на это, что и мы скоро
будем в твоих палатках: мы многочисленнее и не трусливее вас, притом на
нашей стороне правда. Но оставим это. Допустим, что ты победишь нас. Что
дальше? Можешь ли ты бороться с Велизарием? Ни в коем случае. Соединившись
вместе, мы едва в состоянии будем побороть его. Уступи!
-- Уступи ты, -- ответил Гунтарис, -- если тебе так дорого благо готов.
Откажись от короны. Неужели ты не можешь принести жертву своему народу?
-- Могу, я даже принес уже. Есть ли у тебя верная жена, Гунтарис?
-- Есть, она мне очень дорога.
-- Ну, видишь, я также имел очень дорогую мне жену и пожертвовал ею для
народа: я отпустил ее, чтобы жениться на Матасунте.
-- Значит, ты не любил ее! -- вскричал Арагад.
Витихис потерял самообладание: щеки его вспыхнули, и он бросил
уничтожающий взгляд на испуганного юношу.
-- Не болтай мне о любви, глупый мальчишка. Из-за того, что тебе
приснились алые губы и белое тело, ты толкуешь о любви? Что можешь ты знать
о том, что я потерял в этой женщине, матери моего ребенка? Не раздражай
меня. Я с трудом сдерживаю свою боль и отчаяние.
Гунтарис все время молчал, задумавшись.
-- Я был с тобой, Витихис, на войне с гепидами. Никогда не видел я,
чтобы простой человек был так благородно храбр. Я знаю, в тебе нет никакого
коварства. И знаю, как глубока бывает любовь к достойной жене. И ты
пожертвовал для народа своей женой? Это великая жертва.
-- Брат! -- вскричал Арагад. -- Что ты замышляешь?
-- Я думаю, что дом Вельзунгов не должен допустить, чтобы кто-либо
превзошел его в благородстве. Благородное происхождение, Арагад, обязывает к
благородным поступкам. Скажи мне, Витихис, только одно еще: почему ты не
отказался скорее от короны, даже от жизни, чем от своей жены?
-- Потому что это погубило бы наше государство. Два раза я хотел
уступить корону графу Арагаду. И оба раза первые люди при моем дворе
клялись, что никогда не признают его. Явилось бы три, четыре короля сразу,
но Арагада они не признали бы. Тогда я отпустил свою жену. Принеси же и ты
жертву, герцог Гунтарис, отказавшись от притязаний на корону.
-- В домах готов не будут говорить, что крестьянин Витихис оказался
благороднее, чем самый благородный из благородных. Война кончена: клянусь
тебе в верности, мой король.
Гордый герцог опустился на колени перед Витихисом. Король поднял его, и
они дружески обнялись.
-- Брат, брат! Что ты сделал! Какой позор! -- вскричал Арагад.
-- То, что я сделал, делает мне честь, -- спокойно ответил Гунтарис. --
И чтобы мой король увидел в этой клятве не трусость, а благородный поступок,
я прошу у него одной милости: Амалы и Балты оттеснили наш род с того места,
на которое он имеет право среди готов.
-- В этот час, -- сказал Витихис, -- ты снова купил это место: готы
никогда не забудут, что благородство Вельзунгов предотвратило междоусобную
войну в такое опасное время.
-- В знак того, что ты отдаешь нам справедливость, позволь, чтобы во
всякой битве Вельзунги носили боевое знамя готов, -- сказал Гунтарис.
-- Пусть будет по-твоему, -- ответил Витихис, протягивая ему руку. -- И
ничья рука не понесет его с большим достоинством.
-- А теперь к Матасунте! -- сказал Гунтарис.
-- Матасунта! -- вскричал Арагад, который до сих пор стоял, точно
оглушенный этим примирением. -- Матасунта! Вы вовремя напомнили мне о ней!
Вы можете отнять у меня корону, но не мою любовь и не долг защищать
возлюбленную. Она отвергла меня, но я люблю ее. Я защищал ее перед братом,
когда он хотел принудить ее стать моей. Тем более буду я защищать ее теперь,
когда они хотят принудить ее стать женой врага.
Вскочив на лошадь, он помчался к ее палатке. Витихис с беспокойством
смотрел ему вслед.
-- Оставь, -- спокойно сказал ему Гунтарис. -- Раз мы соединились, лам
нечего бояться. Пойдем и как предводители примирим наши войска.
И он подвел Витихиса к своему войску и потребовал, чтобы все тотчас
присягнули ему. Те с радостью дали клятву.
Между тем Арагад вошел к Матасунте.
-- Не сердись, княжна! На этот раз ты не имеешь права! Арагад пришел
только исполнить последний долг своей любви. Беги, следуй за мной! -- и он
схватил ее за руку.
Матасунта выдернула свою руку и отступила назад.
-- Бежать? Куда? Почему? -- спросила она.
-- Куда? За море! Через Альпы! Все равно. Но беги, потому что твоей
свободе грозит опасность. Тебя назначили в жены другому, и если ты не
бежишь, они принудят тебя выйти за него.
-- Принудят? -- ответила Матасунта. -- Меня, внучку Теодориха? Пусть
попробуют! -- и она схватила кинжал, который был спрятан у нее на груди.
В эту минуту в палатку вошел Тейя, а за ним два мальчика в нарядных
белых шелковых одеждах. Они несли пурпуровую подушку, прикрытую покрывалом.
Тейя подошел к Матасунте и опустился перед ней на колени.
-- Приветствую тебя, королева готов и Италии! -- мрачно сказал он.
Она с удивлением взглянула на него. Тейя же поднялся, взял с подушки,
которую несли мальчики, золотую корону и зеленую ветку руты и подал их
Матасунте.
-- Вот, -- сказал он, -- корона и венок невесте, Матасунта. Носилки
ждут, садись и поезжай венчаться и короноваться. Арагад схватился за меч.
-- Кто прислал тебя? -- спросила Матасунта с бьющимся сердцем, все еще
держась за кинжал.
-- Кто, как не Витихис, король готов? -- ответил Тейя. Глубоким
торжеством сверкнули прекрасные глаза Матасунты. Быстро надела она корону на
голову и, подняв обе руки к небу, вскричала:
-- Благодарю тебя, о небо! Твои звезды не лгут, и верное сердце также.
Я знала, что это будет... Идем, Тейя, я готова. Веди меня к своему и моему
господину.
Они уехали.
Арагад не в состоянии был вымолвить слова от изумления. К нему подошел
один из его свиты.
-- Ну, что же? -- спросил он. -- Лошадь готова. Куда же?
-- Куда? Куда? -- повторил Арагад. -- Остается только одна дорога -- по
ней я и пойду. Где теперь византийцы -- и смерть?
Через неделю после этого в Равенне был большой пир в честь
бракосочетания короля. Вечером Матасунта вошла в приготовленную для нее
комнату.
-- О, Аспа, -- вскричала она, остановившись на пороге. -- Как чудно,
волшебно ты убрала ее! Вся в цветах! Но запах слишком уж силен.
-- А ты как хороша теперь! -- вскричала Аспа, любуясь ею. -- Никогда,
никогда не видела я тебя такой прекрасной. Ты точно богиня любви. Матасунта
взглянула в зеркало и увидела, что Аспа права.
-- Уйди, Аспа, я должна остаться одна с моими мыслями. Невольница
повиновалась, Матасунта подошла к окну и открыла его.
-- О, как чудно исполнилось мое предчувствие! Как некогда он осушил
слезы девочки, привел ее, безнадежную, в дом, так и теперь он утишит все мой
страдания. Во все эти одинокие годы, последние месяцы, полные опасности,
внутренний голос громко говорил мне: "Это будет, будет так, как ты веришь!
Твой спаситель придет!" И -- о несказанная милость неба! -- это свершилось:
я -- его. Прими мою благодарность, ты, могущественная сила, которая
указывает путь людям своей любящей, мудрой, благословляющей рукой. Я хочу
быть достойной этого счастья: он должен жить, как в раю. Говорят, что я
красива. О небо, оставь мне эту красоту для него! Говорят, что я обладаю
сильным, быстрым умом. Боже, придай ему крылья, чтобы он мог следовать за
его геройской душой! И вместе с тем, о Боже, дай мне силы исправить свои
недостатки, победить гордость, упрямство, вспыльчивость.
Она склонила голову на руки. В эту минуту комната ярко осветилась.
Матасунта оглянулась: в открытой двери стоял Витихис, а за ним несколько
знатнейших готов с факелами.
-- Благодарю, друзья, -- сказал им Витихис. -- Благодарю, идите,
продолжайте пир.
Они ушли, Витихис и Матасунта остались одни. Невольно она отступила в
дальний угол комнаты. Витихис заметил это.
-- Королева, -- сказал он серьезным, торжественным голосом. --
Успокойся. Я догадываюсь о твоих чувствах. Но так должно быть: я не мог
пощадить тебя. Благо готов требовало этого, и я женился на тебе. Но ты
должна была заметить в эти дни, что я, по возможности, щажу тебя, -- я все
время избегал тебя, охотно ушел бы и теперь, но это невозможно, ты знаешь
обычаи готов: знатнейшие готы -- шесть мужчин и шесть женщин -- проведут
ночь на страже у нашей двери, и если бы я вышел, это наделало бы шуму. Ты
должна эту ночь потерпеть мое присутствие, хотя, -- верь мне, -- я гораздо
охотнее склонил бы свою усталую голову на твердый камень самого пустынного
горного ущелья, чем на пышное ложе здесь.
Молча, дрожа всеми членами, Матасунта прислонилась к стене. Как ни
тяжело страдал сам Витихис, но ему стало жаль девушки.
-- Оставь, Матасунта, -- сказал он. -- Будем благородно выносить нашу
долю и не станем огорчать друг друга мелочностью. Руку твою я должен был
взять, но сердце свободно. Я знаю, что ты меня не любишь, -- ты и не можешь,
да и не должна любить меня. Но верь мне, я честен, и тебе следует уважать
человека, с которым ты разделяешь корону. Итак, будем друзьями, королева
готов!
И он протянул ей руку. Матасунта не могла дольше владеть собой: быстро
схватила она его руку и опустилась перед ним на колени.
-- Нет, дорогой, я не хочу избегать тебя. Узнай наконец все. О,
Витихис! Меня учили, что женщина должна скрывать свое чувство. Но я не хочу,
я буду откровенна с тобой. Ты говоришь о принуждении и страхе. Витихис, ты
ошибаешься. Меня не надо было принуждать, охотно...
С удивлением смотрел на нее Витихис, теперь ему показалось, что он
понял ее.
-- Прекрасно и величественно поступаешь ты, Матасунта: ты так горячо
любишь свой народ, что без принуждения жертвуешь ему своей свободой. Верь
мне, я глубоко уважаю тебя за это, я тем лучше могу оценить эту жертву, что
и сам сделал то же. Только для блага государства я женился на тебе, но
никогда не могу любить тебя.
Матасунта побледнела, руки ее бессильно опустились, она большими
глазами смотрела на него.
-- Ты не любишь меня? Не можешь любить? Так звезды лгут! Да разве уже
нет Бога?
Король не понимал.
-- Матасунта, ты получила мою корону, но не мое сердце. Ты супруга
короля, Но не жена бедного Витихиса. Знай: мое сердце, моя любовь навеки
отданы другой. Раутгунда -- моя жена и всегда останется ею.
-- А! -- дрожа, точно в лихорадке, закричала Матасунта. -- И ты
осмелился! Ты осмелился! Прочь, прочь от меня!
-- Тише, -- сказал Витихис, -- неужели ты хочешь созвать людей?
Успокойся, я не понимаю тебя.
Стыд и гнев, любовь и страшная ненависть бушевали в груди Матасунты.
Она бросилась было к двери, но упала без чувств. Витихис положил ее на
постель, а сам сел подле.
"Бедное дитя! -- сказал он про себя. -- Здесь так душно. Она сама не
знала, что говорила".
Долго сидел он, склонив голову, прижав губы к медальону с волосами сына
и жены. Наконец, пропели петухи, и стража ушла. Вслед за ней ушел и Витихис.
ГЛАВА XI
У подножья Апеннин, около горного местечка Таганы, стоял монастырь,
построенный отцом Валерии. Кругом разросся роскошный сад. Однажды под вечер
в саду сидела Валерия и читала. Было тихо, только из храма едва доносилось
пение. Вдруг среди этой тишины раздался звук трубы и громкий военный клич
готов. Валерия встрепенулась.
-- Что это? -- сказал, подойдя к ней, Кассиодор. Между тем, прибежал
старый привратник.
-- Господин, целое войско стоит у стены, -- сказал он Кассиодору.
-- Они шумят, требуют мяса и вина, а предводитель их -- он так
прекрасен...
-- Тотила! -- воскликнула Валерия и бросилась ему навстречу. -- Ты
принес сюда эфир и свет! -- крикнула она.
-- И новые надежды, и старую любовь! -- ответил он.
-- Откуда ты? Тебя так долго не было.
-- Прямо из Парижа, от двора Меровингов, королей франков. О, как
прекрасно твое отечество, Валерия! Как забилось мое сердце, когда я снова
увидел оливковые и лавровые деревья и глубокую синеву неба.
-- Чего же добился ты от короля франков? -- спросил Кассиодор.
-- О, многого, всего! Я застал у него при дворе посла Византии. За
большую сумму ему почти удалось склонить франков выслать на помощь Велизарию
значительное войско. Но я расстроил это дело. Король франков не пошлет своих
войск против нас, и даже есть надежда, что он поможет нам.
-- А что поделывает Юлий?
-- Юлия проводил я в его отечество. Там он мечтает о вечном мире
народов, о высшем благе и царствии небесном. Но как ни хорошо там, меня
тянуло сюда, к моему народу. На обратном пути я встречал отряды войск,
возвращавшихся в Равенну, я и сам веду большой отряд нашему храброму королю.
Скорее бы собрать войска и можно было выступить против греков. Тогда мы
отомстим за Неаполь. О, Кассиодор! Мужество, звон оружия, любовь к народу,
сердце, полное любви и ненависти -- неужели не в этом жизнь?
-- Да, конечно, когда мы счастливы и молоды. Горе же приводит нас к
небу.
-- Мой благочестивый отец, -- ответил Тотила, -- не годится мне спорить
с тобой, ты гораздо старше, умнее и лучше меня. Но мое сердце создано
другим. Если я сомневаюсь в существовании всеблагого Бога, то только тогда,
когда вижу страдания невинного. Когда я смотрел, как умирала благородная
Мирьям, мое сердце спрашивало: разве же нет Бога?.. Но в счастье, при сиянии
солнца я сознаю и чувствую Его милость. Он наверно желает людям счастья и
радости. Страдание же -- это Его святая тайна, которая откроется там. Здесь,
на земле, будем счастливы сами и, насколько можем, будем доставлять счастье
другим. А пока прощайте. Я тороплюсь привести свой отряд к королю Витихису.
-- Уже уезжаешь? -- сказала Валерия -- Когда же и где снова увидимся?
-- Увидимся, Валерия, верь моему слову. Я знаю, наступит день, когда я
получу право вывести тебя из этих мрачных стен. Пока не тоскуй: наступит
день победы и счастья. Меня укрепляет мысль, что я обнажаю меч сразу и за
свой народ, и за свою любовь.
Они пошли r воротам. Валерия видела, как он в полном вооружении вскочил
на лошадь и поехал впереди отряда. Ярко блестели шлемы воинов на закате,
легко развевалось голубое знамя. И она долго-долго с тоской глядела им
вслед.
Король Витихис деятельно готовился к войне. Последние тридцать лет
правления Теодориха прошли в полном мире, работы было теперь много. Арсеналы
и верфи были пусты, в громадных кладовых Равенны не было никаких запасов.
Все это надо было снова пополнить. Притом каждый день к городу стекались то
большие, то меньшие отряды войск, которые изменник Теодагад высылал из
Италии. Витихис лично следил за всеми приготовлениями и этой неустанной
работой заглушал сердечную боль. Он с нетерпением ждал дня, когда сможет
вывести сильное войско против врага. Но как ни хотелось ему борьбы, он не
забыл долга короля: послать к Велизарию Гунтариса и Гильдебада для
переговоров о мире. Занятый приготовлениями к войне, король почти не видел
своей королевы и не думал о ней. Матасунта же целые дни думала о нем. Но
теперь ее страстная .любовь обратилась в не менее страстную ненависть.
Она с детства привыкла смотреть на него, как на идеал. Все ее надежды,
ее любовь были связаны с его образом, и она с глубокой верой ожидала
исполнения своих желаний. И вот он женился на ней, но сердце его вечно будет
принадлежать другой. Он разбил ее жизнь, и из-за чего? Из-за короны, для
блага государства. Но слова -- отечество, государство -- ничего не говорили
ее душе, напротив, с дет