ий против империи?  - спрашивал Стефан, ибо лучше
обвинять,  чем дожидаться упреков.  -  Гарнизон варваров силен.  Их  семьи
оставлены в руках единоплеменников,  поэтому им невозможно изменить своему
рексу. Итак, великий, не к своему ли ущербу ты пришел под наши стены?
     "Боже,  что это?" - думал Стефан, чувствуя, как его слова отскакивают
от души Велизария,  подобно песку от стены.  Декурион продолжал, уже читая
по папирусу:
     - Иди  прямо на  Рим,  великий.  Там  тебя  ждут.  Ты  войдешь в  Рим
триумфатором,  и  тогда Неаполь сам упадет в  твои руки.  К  чему тебе наш
город,  если ты не в Риме?  Задержавшись здесь, ты потеряешь часть солдат,
потратишь время. А готы в Риме усиливаются...
     На  папирусе оставалось много  сильных  доказательств,  но  Велизарий
поднял  большую  руку.  Розовая  ладонь,  желтые  ногти,  окрашенные  хной
по-персидски. Сейчас слова Стефана разлетятся, как пух под ударами хлыста.
     Стефан глядел на ритора Прокопия.  Прокопий неутомимо писал и  писал.
"Что ему!" - с завистью подумал Стефан.
     Велизарий делал резкие жесты, но голос его звучал мягко:
     - Не твое дело,  Стефан,  указывать воинам базилевса Величайшего. Вы,
жители  Неаполя,   по  рождению  римляне,  вопреки  рождению  -  подданные
варваров.  Завись бы от меня,  и  ваш город...  Но я подчиняюсь милосердию
Величайшего,  Всемилостивейшего. Даю время на размышление. Примите римское
войско.  Оно  пришло освободить италийцев,  воссоединяя их  в  лоне единой
кафолической империи Христа, бога нашего.
     Полководец почти коснулся лица Стефана пальцем с острым ногтем:
     - Не  выбирайте для  себя  ужасного.  Вдвойне  успевает  воюющий  для
освобождения родины от варваров. Славен он победой и достигнутой свободой.
Вы же,  вступая в войну,  хотите усилить свое угнетение,  вы хотите помочь
варварам.
     Приглашенные  в   палатку   военачальники  лязгали  оружием.   Кто-то
непринужденно взглянул в лицо Стефана,  чтобы увидеть,  насколько испугали
угрозы этого неаполитанца.
     Велизарий закончил:
     - Передай мои слова.  И готам скажи, я даю выбор: или приму на службу
повелителя  вселенной,   или  без  вреда  отпущу.   Но  если  они,  как  и
неаполитанцы, поднимут оружие, с помощью Христа Пантократора обещаю смерть
многим и рабство всем.
     Затем шатер опустел.  В  присутствии одного Прокопия Велизарий обещал
Стефану звание префекта,  обещал ему поместье.  В награду за быструю сдачу
города...
     А  Прокопий жестом хозяина взял из  рук Стефана папирус с  речью,  из
которой было оглашено лишь начало:
     - Она мне нужна более чем тебе, милейший префект...
     Так закончилась первая встреча.


     Тоска,  тоска... Стефан вспомнил библейскую угрозу: "И проклянет тебя
бог твой,  и когда настанет утро,  ты скажешь: "О, если бы был уже вечер!"
Когда же  придет вечер,  ты будешь молить,  чтобы пришло утро..."  Начнись
жизнь вновь, и Стефан предпочел бы ее искушениям отшельничество в пустыне.
Почему он не сделался монахом?  Страшно жить,  страшно.  Семья,  общество,
именье,  деньги. И всюду страдания слабого сердца, все тянет к себе, всего
жалко. Каждый в этом несчастном мире висит на волоске над бездной.
     Напрасно  Велизарий  покупал  совесть  Стефана.   Декурион  верил   в
обреченность  готской  власти.   Зрелый   красавец  показал  себя   плохим
политиком. Под пышностью его речей, как тело куртизанки под легкой тканью,
просвечивала постыдная мысль.  Он боялся идти к Риму,  имея в тылу сильную
крепость. Море ненадежно, корабли легко ломаются. Завоевателю Италии нужны
дороги по твердой земле.
     Тогда,  после  первой встречи с  Велизарием,  Стефан искренне склонял
город  открыть  ворота  перед  войском империи.  В  этом  не  было  ничего
необычайного. Никакой измены. Постоянно бывало так, что города добровольно
подчинялись сильнейшему.  Восемьсот готов не  могли бы  защищать стены без
помощи неаполитанцев.  Тем более готам трудно будет держаться,  имея сзади
врага-горожанина. Готы ждали общего решения.
     Перед  зданием  городского сената  форум  вздулся  народом,  как  мех
забродившим вином.  В  тот  день  решило  влияние  двух  человек,  риторов
городской Академии. Недавно Юстиниан закрыл на Востоке последнюю Академию.
Может быть, и правда, думал Стефан, что верноподданные христиане не должны
соблазняться  рассуждениями.   Базилевс  Востока  признавал  только  школы
легистов,  дабы  обладать  толкователями и  исполнителями законов.  Стефан
пожалел о деньгах, израсходованных Неаполем на Академию.
     Ритор Асклепиодот говорил легко,  как бы беседуя с человеком,  равным
себе. Обращаясь к разуму людей, ритор умел задеть и чувство.
     - Велизарий обещает нам горы благ и  под любой клятвой,  конечно.  Но
будущее скрыто в  туче войны.  Кто поручится за исход судьбы?  А если готы
победят, что они сделают с нами? Мы впустим Велизария не по необходимости,
сегодня наши стены крепки, защитники смелы. Поистине готы поступят с нами,
как с изменниками.  О несчастный Неаполь!.. О горе!.. - Асклепиодот закрыл
лицо плащом.
     Место оратора занял его товарищ - Пастор.
     - Обсудим значение измены! - предложил второй ритор. - И Велизарий, и
великий базилевс будут смотреть на нас как на рабов-перебежчиков.  Имеющий
общение с предателем рад ему в силу необходимости.  Но впоследствии у него
возникает  подозрение против  изменника.  Победивший с  помощью  предателя
начинает  бояться  такого  помощника.   Если  мы   ныне  будем  благородно
противиться опасности,  готы-победители окажут нам  все  хорошее.  Если же
Судьба  будет  матерью  Велизария,  он  будет  снисходителен  к  нам,  ибо
преданность никем не наказуема! Чего же вы боитесь, сограждане!
     Снова заговорил Асклепиодот:
     - Войско  Велизария  состоит  из  жадных  наемников.   Разве  вел  бы
Велизарий переговоры,  будь  у  него надежда взять город силой и  насытить
алчность солдат?  Почему он пришел к стенам города? Почему не ищет встречи
с  готами в  поле?  Потому что он  заранее тщится укрепить свою силу нашей
изменой. А теперь выслушайте этих людей. Они скажут вам, есть ли в Неаполе
запасы, чтобы противиться самой тесной осаде!
     "Это заговор, это настоящий заговор", - думал Стефан, убедившись, что
красноречивые риторы сумели договориться со старшинами иудейской общины. И
Стефан еще  раз пожалел,  что всегда,  в  согласии со  своими сочленами по
городскому самоуправлению, давал деньги на содержание Академии.
     Стефану  пришлось слушать  убедительные,  хорошо  подготовленные речи
старшин городской иудейской общины. Им удалось доказать неаполитанцам, что
запасов только  на  иудейских торговых складах хватит на  целый  год,  что
никому не  придется голодать.  Даже фураж для  лошадей и  скота найдется в
изобилии у запасливых купцов.
     Старая привычка неаполитанских граждан решать голосованием общие дела
оживилась со  времени правления рекса Феодориха.  Но  никогда столь важное
дело  не  подвергалось  общему  суждению  собрания,  которое  состояло  из
домовладельцев, вольных ремесленников, купцов, духовенства.
     Никогда еще Неаполь не  был взят силой.  Выждать бы,  отсидеться бы в
неприступной крепости.  Таково было  невысказанное желание даже тех,  кто,
подобно Стефану,  ненавидел готскую власть,  власть  варваров и  еретиков,
оскорбительную для римлянина.
     Готы еще сильны.
     Армия Велизария слаба численностью.
     Велизарий боится идти на Рим.
     По своей слабости ромейская армия нуждается в Неаполе.
     Эти  мысли и  вытекавшие из  них  доводы замкнули круг.  Еще  раз ими
сыграли,  как искусные жонглеры играют шарами,  Асклепиодот и Пастор. И на
колеблющуюся чашу  весов  легла  торжественная клятва  старшины  иудейской
общины Иссахара:
     - Именем бога,  которое втайне произносит первосвященник!  И да будет
свидетелем Иисус Назареянин!  Мы  обещаем,  удостоверяем,  утверждаем!  Мы
будем продавать каждому по  старой цене.  Мы будем продавать неимущему под
заемное  письмо.  Кто  повысит цену  хоть  на  медный  обол,  кто  откажет
неимущему, будет исторгнут нами, отдан вашему суду как изменник.
     Вспоминая все, что происходило на форуме, и свое сегодняшнее свидание
с Велизарием,  неудачливый посол был подавлен видением губительных дней. В
своей совести он ощущал клубок противоречий,  сомнений,  страха. Четвертое
свидание.  Велизарий запугивал Стефана видениями городов,  взятых штурмом.
Воины перебиты,  женщины обесчещены,  город разрушен, пережившие проданы в
рабство. Велизарий так поступал в войнах с персами.
     Велизарий грозно шутил:
     - Ты,  любезный Стефан, хотел мне помочь. Тебе я дам отпускную. Но за
твоих близких не поручусь...
     Сиденье  на  спущенной декуриону со  стены  веревке  было  похоже  на
виселичную петлю.
     "Однако же Велизарий не может взять город штурмом..." - думал Стефан.


        3

     Проводив неаполитанского посла  до  хорошо известной границы действия
баллист  и  катапульт,   солдаты  медленно  расходились.  Спешить  некуда.
Продовольствие раздавали с  первым светом дня.  Тогда же происходила смена
караулов. На фуражировку почти не ходили.
     Считалось,  что  войско  находится не  во  вражеской стране.  Смешная
война.  Велизарий  грозил  грабителям  казнями.  Будто  бы  солдат  бывает
грабителем!  Но  жалованье  выдавалось  в  срок,  запасов,  привезенных на
кораблях, хватало. Приказы полководца еще выполнялись.
     Длинноногий Зенон,  как бы забыв о первом разговоре, развлекал славян
рассказами о горах и набегах.  Исавры,  как всем известно, великие воины -
Зенон  гордился  своим  соотечественником  и  тезкой,  достигшим  престола
базилевса полтора поколения тому назад.  Наемник похвалялся действительным
или  воображаемым родством с  тезкой базилевсом.  Наконец Зенон опять стал
многозначительным.
     - Мне  нужно  трех  товарищей,  трех!  -  Он  показал три  пальца для
убедительности. - Хорошее дело будет, хорошее дело. Добыча, награда...
     Зенон  успел  убедиться,  что  напрасно  заподозрил славян  в  особом
интересе к акведуку.
     - Пойдем! - Он приглашал Индульфа, Голуба и Фара.
     - Куда?  -  недоверчиво  спросил  Голуб.  Черный  ромей,  похожий  на
колоссальное насекомое,  надоел и не внушал доверия. - Бери своих и иди на
хорошее дело. Чего нас тянуть! - Голуб сделал жест отрицания.
     Зенон вспыхнул от гнева. Славянин невольно попал в слабое место. Свои
не  сумели  бы  так  легко  залезть на  акведук.  Но  главное -  свой  мог
перехватить мысль  и  опередить.  Зенон выбрал новичков,  не  изощренных в
интриге, которая переплетала жизнь войска империи, подобно колючим лианам.
Так же  легко,  как утром,  он  усмирил вспышку.  Не нужно давать славянам
время размыслить и нельзя с ними ссориться.
     Зенон склонился к Индульфу:
     - Твой друг не понимает!  Я знаю,  где путь в город...  - Зенон жарко
шептал: - Нужны помощники. Опасности нет. Пойдем посмотрим. Соглашайся, мы
совершим невозможное... Пойдем же, пойдем! Или ты боишься?
     Исавр выбирал слова наугад,  как тянут жребий из  мешка.  Случайно он
нашел нужные.
     - Я  пойду,   -   сказал  Индульф.   Голуб  не  возражал,   признавая
превосходство Индульфа.
     Солнце еще  освещало западные склоны Везувия,  темные от  зелени,  со
светлыми  пятнами  скал.  Сужавшиеся вверху  скаты  горы  должны  были  бы
закончиться,  как шлем,  острием.  Но верхушка тревожила рваной раной. Там
бездна,  сообщающаяся с  подземным пожаром.  Дурное  место,  пещера не  то
дьяволов,  не  то злых духов,  которых боятся ромеи.  На небе белый месяц,
узкий, как лист камыша, цеплялся за тучку.
     Ременная лестница висела там,  где  Индульф и  его  товарищи беспечно
бросили ее днем.
     Славяне привыкли к  акведукам.  Саму  Византию акведук делил  на  две
неравные части.  На пути в  Италию славяне с  палуб кораблей не раз видели
арки,  похожие на цепи ворот,  открытых из одной пустоты в другую.  Опоры,
своды  и  каменная кишка  наверху -  даже  издали все  казалось невыносимо
тяжелым. У ромеев плохо с водой, они достают ее издалека.
     Индульф попробовал,  хорошо ли  держится лестница.  Зенон  торопился.
Выступы  грубо  околотых камней  помогали подниматься.  По  темени  крыши,
сложенной из мелких кирпичей с  широкими швами раствора,  тянулось подобие
узкой тропинки.  Зенон опустился на  четвереньки.  Нужно было привыкнуть к
пустоте, которая притягивала с обеих сторон. Новые друзья ползли в сторону
от Неаполя, к лагерю. Вскоре всем надоели предосторожности, и Зенон первым
беспечно встал  на  ноги.  Сумерки сгущались.  Балансируя руками,  солдаты
почти бежали. Вот и пролом. Они присели.
     С  противоположной стороны пролома с  шумом падала подведенная с  гор
толстая струя  воды.  Внизу  образовался пенный котел,  ночью  белый,  как
сугроб. Летучие мыши, которые успели устроиться в осушенной трубе, чертили
воздух,  едва не задевая людей. Повиснув на руках, Индульф первым спрыгнул
на узкий карниз, в который превратился разрушенный пол водяной галереи.
     Внутри великолепное сооружение было таким высоким, что даже Зенону не
пришлось гнуться.  Дно  черного  жерла  было  покрыто коркой  тонкого ила,
смешанного  с  мельчайшим песком.  Поднялась  пыль.  Продвигаясь,  солдаты
упирались  руками  в  стены.  Сверху  в  узкие  щели  иногда  проглядывали
звездочки, бессильные осветить мрак.
     Освоившись,  солдаты повысили голоса, пустое брюхо колоссальной трубы
отзывалось жестко и  гулко.  Боясь обратить на  себя внимание,  они  опять
перешли на  шепот.  Порой  за  лицо  задевало нечто  странное -  со  свода
спускался корешок. Прикосновение невольно пугало.
     Где они сейчас?  Солдаты условились считать шаги,  но  от  непривычки
сбивались.  Счет Зенона и  Голуба разошелся на  полтораста шагов.  Как  же
узнать,  когда пещера войдет в  город или  хотя  бы  пересечет стену?  Они
раздраженно шептались.  Голуб  ворчливо проклял  крысью  войну,  затеянную
Зеноном.  И почему этот знаменитый воин не подумал обо всем заранее,  если
он сделал великое открытие! Растерявшись, Зенон оправдывался с неожиданной
мягкостью.
     Исавр,  считая себя прирожденным воином, умел обращаться с оружием, и
только. Руки его знали праздность, он ничего не умел делать. Ромеи воевали
особенным  образом.  Славяне  успели  подметить,  как  много  беспорядка и
случайного было в том,  что вначале поражало своей стройностью. Пока Зенон
собирался с  мыслями,  славяне  обменялись своими.  Стоит  ли  продолжать?
Почему сами  ромеи  не  додумались сразу исследовать акведук,  может быть,
через него не проникнешь в город?  Лазал ли раньше Зенон внутри акведуков?
Исавр признался в  своей неопытности.  Но  ведь  вода  где-то  выходила из
трубы, можно упасть в цистерну, оказаться в ловушке.
     По звездам было видно, что идет уже вторая четверть ночи. В сущности,
еще  ничего  не  было  сделано.  Индульф  предложил связать два  аркана  и
спуститься вниз.  Пользуясь темнотой,  все четверо добрались под акведуком
до крепостной стены и отмерили расстояние от центра одной опоры до другой.
Теперь, забравшись в трубу, разведчики шли не вслепую. Когда, по их счету,
они  должны были  приблизиться к  стене,  Зенон  больно ударился головой и
присел, проклиная дьяволов мрака.
     Однако  же  потолок  галереи не  опустился -  повысился пол.  На  нем
наросла толща песка,  гораздо более плотная,  чем вначале. Через несколько
шагов  пришлось согнуться всем.  Пол  круто поднялся,  и  Индульф,  шедший
впереди,  наткнулся на  стену!  Он чуть слышно свистнул,  втягивая воздух.
Скала?  Пальцы не  находили швов кладки.  Индульф лег,  ощупывая преграду.
Трубу  пересекла перемычка,  прорезанная от  стены к  стене длинной щелью.
Порог  щели,  останавливая воду,  накопил перед  собой  целую отмель.  Без
одежды Индульф сумел бы проскользнуть,  в  доспехах и  с  оружием преграда
была непреодолимой для самого тщедушного человека.
     Рука,  просунутая до плеча,  ощущала пустоту. Но преграда стояла, как
верный караул на страже акведука.
     Большая добыча и  хорошая награда...  Не будь скалы!  Зенон собирался
направиться обратно, не прощаясь. Он задержался, сообразив, что ему одному
будет труднее спускаться.
     Голуб,  сберегая лезвие,  ударил  по  скале  обухом  ножа.  Откололся
кусочек величиной с  палец.  Однако же  скалу  можно пробить,  если  иметь
подходящее орудие.  Зенон воспрянул духом. Откуда-то сверху доносился звук
человеческого голоса. Наверное, на башне крепости...
     Под   акведуком  разведчики  оказались  уже  засветло.   Зенон  решил
отделаться от помощников - теперь это были соперники.
     - Разойдемся, - предложил исавр. - К котлам. Потом опять встретимся.
     - Где? - спросил Голуб.
     - Где хочешь.
     - Нет, - решил Индульф. - У нас куют железо, пока оно горячо.
     Зенон подчинился без протеста,  хотя получалось не так, как он хотел.
Этот  исавр  был  настоящим  ромеем.   Жизнь  казалась  ему  беспорядочным
стечением случайностей,  из  которых  подмывало выхватить для  себя  нечто
попавшее под  руку.  Не  как  рыболов,  который обдуманно готовит снасть и
выбирает место лова,  не как охотник, а как нетерпеливый мальчишка - Зенон
тянул руку наудачу: удалось, не удалось...
     Четверка направилась к Велизарию.
     Шатер Велизария был окружен палатками ипаспистов, и солдаты не сумели
пройти к полководцу.  Зенон добился,  чтобы вызвали одного из приближенных
Велизария,  Навкариса, тоже исавра. Говоря на своем языке, Зенон легче мог
объясниться. Их разговор был быстр, как схватка всадников.
     - Я знаю, как взять Неаполь, - заявил Зенон.
     - Скажи! - приказал Павкарис.
     - Скажу Велизарию, - ответил Зенон.
     - Мне скажи, и тут же! - ударил Павкарис.
     - Тут же, но только Велизарию, - отбил Зенон.
     Найдя достойного противника, Павкарис предложил сделку:
     - Ты скажешь мне, и я поведу тебя к Велизарию.
     - Нет! - упорствовал Зенон.
     - Да! - настаивал Павкарис.
     Зенон плюнул на  землю,  проклял Павкариса и  сделал вид,  что  хочет
уйти. Опасаясь неприятностей, Павкарис сдался.
     Однако же пришлось ждать.  Велизарий был занят. К его шатру никого не
подпускали.  Во избежание подслушивания сами часовые стояли не у шатра,  а
по краям чисто выметенной площадки.
     Усевшись на  землю,  славяне задремали под  ворчание Зенона,  который
считал, что тайными делами полководец мог бы заняться и ночью.
     Этим утром письма были доставлены сразу из Византии,  из Сиракуз и из
Тергесте,  портового города,  находящегося в  верхнем углу  Адриатического
моря.
     Пергаменты из Священного Палатия были написаны Нарзесом.
     - Он все более лезет в мужские дела, проклятый евнух! - грубо сказала
Антонина.  Не было надобности подогревать недоброжелательность Велизария к
Нарзесу.  Жена полководца и  не преследовала такую цель.  Она говорила то,
что думала.
     Они  сидели втроем -  муж,  жена  и  ритор  Прокопий,  свой  человек,
которого Велизарий и  Антонина давно уже ни  в  чем не стеснялись.  Больше
десяти  лет  тому  назад  Юстиниан  назначил  советником Велизария ученого
ритора Прокопия.  Необходимый человек для тайной переписки,  у  которого к
тому  же  можно получить нужную ссылку на  закон,  на  пример из  истории.
Следуя  за  Велизарием  повсюду,   Прокопий  описал  войну  с  персами,  с
вандалами,  льстя самолюбию Велизария и Антонины. Он делался известным как
историк. Его ласкали, ему доверяли.
     Антонина тоже сопутствовала Велизарию в походах. Церковники указывали
на  Велизария как на истинного христианина-семьянина.  Прокопий знал,  что
Антонина была волей и разумом своего мужа, когда не спускала с него глаз.
     Эта  женщина  недаром  была  подругой базилиссы Феодоры.  Их  роднили
холодный ум и  уменье владеть инстинктами мужчины.  С  педантизмом ученого
Прокопий  отметил  не   более  четырех  или   пяти   нарушений  Велизарием
супружеской верности.