Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
адрывался кюре, тем более пришедший в негодование, что в
глубине горницы Бертран действительно успел рассмотреть белозубую мордочку
и круглое голое плечо какой-то красотки.
Одним словом, ничего не оставалось, как удалиться, и жонглер поплелся
дальше. Свернув в глухой переулок, густо поросший травой, он постучался в
другую дверь, однако и в этом доме его ждала неудача: в хижине лежал на
деревянном одре покойник. Тут людям было не до музыки и веселья.
Огорченный Бертран побродил некоторое время, очутился у реки и здесь
увидел приятный уединенный дом, к которому вела через лужок заманчивая
тропинка. Недолго думая жонглер заглянул через плетень во двор. На пороге
стоял хозяин, человек с рыжей бородой. Он спросил:
- Что тебе нужно, вертопрах?
Глядя на это страшное лицо, Бертран не знал, как приступить к делу.
- Друг, полагая, что у тебя доброе сердце...
- Ну?
- Хотел просить... Не пустишь ли меня переночевать на твоем чердаке?
Рыжебородый отрицательно покрутил головой.
- Тогда, может быть, укажешь какую-нибудь харчевню в здешних местах?
В ответ незнакомец грубым голосом произнес:
- Возвратись на свои следы. Вскоре ты увидишь дом кюре под высокой
крышей. Сверни около него в переулок и так дойдешь до таверны дядюшки
Оноре.
Бертран поблагодарил и побрел указанной дорогой. Великан с красной
рожей, как у мясника, крикнул ему вслед:
- Скажешь там, что тебя прислал палач, и тогда они хорошо накормят...
Он хрипло рассмеялся, а юноша невольно ускорил шаги.
Прошло некоторое время, прежде чем жонглер разыскал таверну. Это было
довольно убогое строение с подслеповатым окошком, крытое соломой, как и
полагается быть подобного рода притонам. Над дверью висел на шесте старый
кувшин с отбитым краем, служивший вывеской для путников. Уже начинало
темнеть, но в трактире засиделись какие-то забулдыги, и огонь в очаге еще
не погас. Предусмотрительно нагибая голову в двери, Бертран вошел в низкое
помещение и увидел висевший на цепи, точно закоптевший на адском пламени
котел с похлебкой, заманчиво пахнувшей чесноком. Зная, чего обычно ждут от
него люди, он бодрым голосом начал:
- Я жонглер Бертран, умею играть на виеле, петь песни, ходить по
канату, подбрасывать и ловить три яблока...
Как бы то ни было, в тот вечер зубоскал наелся до отвала, попил
неплохого винца и пощипал пухленькую служанку Сюзетт. Она только что
вернулась откуда-то в довольно растрепанном виде, и ее лицо показалось
Бертрану знакомым. Девица же не могла отвести глаз от черных кудрей
провансальца и, когда ужин пришел к концу, даже обещала волнующим шепотом,
что поднимется к нему на сеновал, как только погасят в харчевне огонь и
все улягутся спать. Тогда и выяснилось, что Бертран видел красотку в
окошке у того самого кюре, с которым поругался несколько часов тому назад.
Сюзетт, по ее словам, относила служителю алтаря кувшин вина - дар
набожного трактирщика в благодарность за поминовение недавно умершей
супруги - и на некоторое время задержалась в священническом доме за
рассматриванием поучительных картинок, а затем немедля вернулась
проворными ногами к исполнению своих обязанностей. Бертран не очень-то
поверил рассказам милой девицы, но он не был ревнивцем и провел ночь
неплохо, хотя кто-то весьма настойчиво и даже слезливо взывал несколько
раз под окном:
- Сюзетт! Почему ты не пришла?
Голос ночного прохожего жонглер где-то слышал, но так как оказался
очень занятым в тот час, то не стал выяснять, кто стоит на улице.
Когда же в мире расцвело утро, Бертран проснулся в одиночестве и
немедленно отправился на расположенную поблизости базарную площадь. Там
уже повизгивали доставленные на продажу поросята, мычала корова, по
приказу прево приведенная на веревке каким-то незадачливым сервом за
неуплату долга сеньору, пахло свежеиспеченным хлебом, яблоками, петрушкой
и вообще всем, чем полагается благоухать базарам.
По привычке Бертран тут же начал свои зазывания:
- Почтенные жители! Я жонглер, умею играть на виеле, ходить по
канату...
Его призывы нашли самый теплый отклик. Ведь не так-то часто заглядывали
жонглеры в скучный посад. Люди были готовы оставить даже свои базарные
делишки и послушать нечто не похожее на их монотонную, как деревенская
пряжа, ежедневную жизнь в навозе и помоях.
- Умею подбрасывать и ловить три яблока, рассказывать пастурели и
фабльо, так что вы останетесь довольны и не поскупитесь на медяки для
бедного, но веселого...
И вдруг язык Бертрана прилип к гортани... Он заметил, что из толпы на
него смотрит выпученными глазами тот самый кюре, которого вчера видел в
обществе Сюзетт. Не успел жонглер сообразить, как ему при данных
обстоятельствах поступить, а этот весьма внушительного вида представитель
церкви, к тому же вооруженный палкой и, вероятно, выяснивший неверность
слишком доброй девушки, уже орал на весь базар:
- Ага! Вот где ты теперь развращаешь христиан! Не позволю похищать
лучших овечек из доверенного мне господом стада!
И, размахивая увесистым жезлом, ринулся в бой.
Бертран, который далеко не был трусом, но никогда в жизни не дрался со
священниками, решил, что ему ничего не остается, как спасаться бегством.
Он так и поступил, перепрыгнув через тележку, полную репы, напугав до
смерти поросят и весьма удивив своим поведением благопристойную грустную
корову. Но служитель алтаря во что бы то ни стало хотел покарать
легкомыслие и порок и погнался за жонглером с площадными ругательствами,
точно был не духовным лицом, а королевским сержантом.
Соперники сделали так три или четыре широких круга по базару, каждый
раз вызывая искреннее недоумение у вышеупомянутой коровы, которая никогда
не испытывала пламенных страстей. А между тем известно, что ревность -
ужасное чувство и от него не спасает даже сутана. Дело кончилось бы,
вероятно, весьма плачевно для Бертрана, принимая во внимание его слабую
грудь и железные кулаки кюре, но, по счастью, наш жонглер обладал очень
длинными ногами. Кроме того, местные жители хорошо знали проделки своего
духовного пастыря и быстро сообразили, в чем дело, тем более что сама
Сюзетт не замедлила явиться на базар и, подбоченясь, с любопытством
смотрела на состязание в беге. Недолго думая крестьяне забросали
преследователя репой и всем, что подвернулось под руку. В довершение греха
во время этого чудовищного переполоха какой-то парень ловко сделал кюре
подножку, и дородный блюститель морали во всю длину распластался на
пыльной площади. Негодующие крики сменились дружным хохотом, и,
воспользовавшись этим заступничеством, жонглер удрал в харчевню, где он
надеялся обрести защиту у трактирщика, во всяком случае мог рассчитывать
на его покровительство, в полном убеждении, что песенки и прочие трюки
далеко не бесполезны для привлечения народа в подобные заведения. Так оно
и оказалось. Священник не осмелился явиться в таверну, и Бертран мог
спокойно передохнуть.
А день был воскресный, и после обеда в харчевню набилось немало народу.
Кто пришел залить горе на последний грош, кто тайком от жены пропивал
базарную выручку, а те, что побогаче, собрались здесь, чтобы за свои
собственные деньги получить удовольствие и послушать, о чем говорят люди.
На этот раз все с одинаковым увлечением рассказывали друг другу об
утреннем происшествии на базаре.
Успокоившись немного после приключения и получив заверение от Сюзетт,
что она ни за что на свете не променяет такого красивого юношу, к тому же
умеющего играть на виеле, на борова в сутане, Бертран поднялся из-за стола
и обратился к собравшимся с привычным своим представлением:
- Я жонглер Бертран, умею играть на виеле...
Разговоры немедленно прекратились, наступила тишина.
Видя, что присутствующие готовы его слушать, Бертран начал так:
- Почтенные жители! С вашего позволения, я расскажу для начала историю
жонглера, попавшего в рай...
Некоторые из поселян, сидевших за грубо сколоченными столами или у
перевернутых вверх дном бочек, одобрительно переглядывались и подталкивали
друг друга локтями, предвкушая предстоящее удовольствие, даже те, кто уже
имел случай послушать эту трогательную историю.
- Жил-был некогда в городе, который называется Сане, - начал звонким
голосом Бертран, - жонглер, вроде как я, самый хороший человек на земле,
не любивший спорить из-за денег. Бедняга ходил из селения в селение, с
ярмарки на ярмарку, из одного замка в другой, пел, плясал, играл на виеле
согнутым в виде лука смычком, хорошо умел подбрасывать и ловить яблоки,
бойко сочинял стихи, искусно бил в бубен, с большой ловкостью показывал
карточные фокусы, мог рассказывать всякие веселые небылицы и не думал о
завтрашнем дне, а жил как птицы небесные и все заработанные тяжелым
жонглерским трудом денарии тут же пропивал с друзьями или проигрывал в
кости. Поэтому у него ни гроша не было за душой. Случалось даже, что он не
имел чем заплатить за выпитое вино, и тогда ему приходилось закладывать
свою скрипку. А бывало и так, что наш приятель ходил под дождем в одной
рваной рубахе и босой. Но несмотря на все невзгоды, жонглер - не знаю, как
звали этого человека, - всегда чувствовал себя жизнерадостным и свободным,
как ветер. Он пел, плясал и молил бога лишь о том, чтобы каждый день
превратился в воскресенье, так как известно, что в праздник люди идут в
харчевню и готовы заплатить жонглеру за полученное удовольствие. Однако
все кончается на этом свете, и однажды жонглер умер где-то под забором, и
когда он подох, то за все свои прегрешения и беспутную жизнь очутился в
аду. Как вам уже говорил, вероятно, кюре, в геенне пылает вечный огонь, и
если кто мне не верит, то может спросить об этом у него...
- Нет, приятель! Ты лучше сам спроси! - послышался веселый голос.
- Он тебе объяснит, - поддержал насмешника другой, очевидно вспомнив об
утреннем состязании.
Понимая, что надо как-то отбиться от шуток, Бертран с деланно постным
лицом сказал:
- Сам-то кюре предпочитает рай. Мы с ним встречались там!
Раздался хохот, явно выражавший одобрение находчивости жонглера, и все
взоры обратились к Сюзетт, которая очень мило покраснела и закрыла лицо
передником. А жонглер продолжал:
- Как это ни странно, хотя и подтверждается многими достоверными
свидетельствами, но на адском огне поджариваются главным образом не
жонглеры и даже не разбойники, а папы и епископы, короли и графы. В одной
компании со всякими ворами и клятвопреступниками. Кстати, в тот день
дьяволу требовалось отлучиться из преисподней: он только что получил
известие, что в Риме окочурился еще один папа, а в Германии дышит на ладан
сам император, и оставалось лишь приволочь эти ценные души в пекло. Также
и какой-то король собирался отдать душу...
Все ожидали, что жонглер скажет "богу", но он после некоторой паузы
закончил фразу:
- ...сатане.
Опять в трактире загремел здоровый деревенский смех.
- Итак, Вельзевул очень спешил. А тут ему случайно попался на глаза
жонглер, только что явившийся на место своего нового назначения. Сатана
крикнул: "Эй ты, болван! Будешь вместо меня поддерживать огонь под
котлами. До тех пор, пока я не вернусь. Да не жалей смолы и прочих горючих
средств". При этих словах враг рода человеческого подскочил, ловко стал
перебирать в воздухе копытцами, издал неприличный звук и с шипением
исчез...
Вновь взрыв хохота. Эти простодушные люди, с трепетом проходившие мимо
кладбища, где в полночь мертвецы вылезают из могил, и пугавшиеся крика
филина в ночной роще, теперь забыли все страхи, сидя в харчевне за
кувшином пива.
- Но как только дьявол отлучился по своим делам, апостол Петр был тут
как тут. Он отлично знал повадки жонглера и прибыл в преисподнюю, чтобы
сыграть с ним в зернь. "На что же мне играть, святой отец!" - с грустью
ответил грешник, выворачивая пустые карманы. Ясно, что бедняга перед
смертью пропил все деньги и явился в ад без единого гроша. Но хитрый
апостол сказал: "Ничего! Ты будешь играть на души грешников, которые тебе
доверил сатана". - "А ты?" - "Я буду ставить червонцы". - "Вот здорово!" -
обрадовался жонглер. "Если тебе повезет, - заметил апостол, - ты будешь
богачом, а если я выиграю, то заберу в рай души моих пап и епископов". -
"Ладно!" - согласился жонглер. У бродяги уже руки чесались поскорее
попробовать свое счастье. "Но вот беда, - завопил он едва не плача от
горя, - у меня ведь костей нет!" У него их черти отобрали, так как сами с
большим удовольствием резались в эту игру. "Не беспокойся, - ответил
наместник Христа, - кости у меня найдутся. В раю зеленая скука, мухи
дохнут, и мы иногда поигрываем по маленькой с апостолами Павлом и Фомой".
Одним словом, у Петра за пазухой оказалось все необходимое для забавы -
кожаный стаканчик и три костяшки.
- Хороши апостолы, - покрутил головой какой-то доверчивый поселянин.
Перед ним стоял кувшин с пивом, и, по-видимому, эти минуты в харчевне были
для бедняги самыми счастливыми за продолжительное время.
- Они все такие, - поддержал его другой крестьянин, почесывая поясницу
и несколько ниже.
Бертран продолжал:
- Сели играть. Первым выбросил костяшки жонглер. Двойка, тройка,
шестерка. У апостола двойка и две тройки. Выиграл наш беспутный приятель.
Бросили еще раз. У грешника - тройка, четверка и пятерка, а у Петра - три
тройки...
Слушатели с затаенным дыханием следили за воображаемой игрой, всей
душой желая выигрыша грешнику. Некоторые даже шепотом повторяли числа
костяшек.
- Апостолу нужно было втянуть жонглера в игру, а кости он принес
фальшивые. Вскоре у него посыпались шестерки!
- И там обманывают бедных людей! - вздохнул сидевший за пивным
кувшином.
- Да! При умении кубики всегда ложились шестерками и пятерками. Бросит
жонглер - в лучшем случае у него тройки и четверки, кинет апостол -
шестерки! Таким образом Петр и действовал без зазрения совести. "Да ведь
ты мошенничаешь, святой отец!" - не выдержал жонглер. "Как ты смеешь
говорить такое наместнику Христа!" - вознегодовал ключарь рая. "А почему у
тебя все время шестерки?" - "Потому, что я бросаю с молитвой, а ты
сквернословишь и поминаешь дьявола". Ну, долго ли, коротко ли они играли,
но в конце концов апостол выиграл все нужные ему души.
- Даже трудно поверить, что так может вести себя апостол Христов! -
огорчался поселянин, сидевший за кувшином с пивом.
Жонглер повысил голос:
- Но возвращается сатана. И что же он видит? Петр сидит у него в аду,
как дома, и выигрывает последнего епископа...
- Какого? - спросил один из слушателей.
- Этого... как его... - замялся рассказчик.
- Наверное, епископа Реймского Ги, что недавно помер.
- Или Турского... Тоже скончался на днях...
- Кажется, того самого, - подхватил Бертран. - Одним словом, в котле
почти уже никого не осталось. Конечно, сатана рассердился и выгнал
апостола вместе с жонглером. Так наш прощелыга и очутился в раю вместе с
праведниками и ангелочками...
Все остались очень довольны рассказом. Кто нес жонглеру кружку пива,
кто совал в руку медную монету. Ведь люди понимали, что это тоже труд -
ходить без устали по дорогам в дождь и холод и забавлять бедных сервов
веселыми историями.
- А есть еще рассказ про аббата, - захлебываясь от смеха, стал
припоминать один из поселян, у которого нижняя челюсть вытянулась в виде
башмака, - как он своего любимого осла на христианском кладбище
похоронил...
- Знаю, знаю, - замахал на него обеими руками сосед, такой же лохматый,
как и человек с длинным подбородком. - Аббату здорово попало за такую
вольность...
- А он тогда уверил епископа, что осел ему десять червонцев в завещании
отписал...
Крестьяне наперебой рассказывали друг другу:
- Тогда другое дело. Какой достойный осел! Какой умница! Его надо в
святцы записать!
- Хорони его сколько хочешь!
Оба смеялись до слез, забыв все свои невзгоды, а Бертран ругал их в
душе, что болтуны из-под носа утащили у него такой выигрышный рассказ.
- Ну, если вам известна история с похоронами осла на кладбище, то в
таком случае спою песенку про бедного мужика, которого не хотели пускать в
рай...
Бертран старательно настроил виелу, склоняя к струнам красивое и
вдохновенное лицо, взял смычок и наиграл ритурнель. Потом высоким голосом
пропел два первых стиха:
Был один крестьянин хвор,
Утром в пятницу помер...
Еще несколько скрипучих звуков виелы - и снова стихи:
Но архангел в этот час
Не продрал опухших глаз.
Дрыхал он без задних ног,
Душу в рай нести не мог...
В это самое мгновение кривая дверь, певшая на крюках не хуже виелы,
отворилась, и на пороге показался богато одетый человек, и не кто иной,
как сам местный сеньор, граф Рауль де Валуа. На нем было приличествующее
его званию длинное одеяние темно-зеленого цвета и меховая шапка; на желтых
сапогах виднелись шпоры, а в руках он держал плеть. На груди у графа
поблескивала золотая цепочка, на которой висела греческая монета. Из-за
его спины выглядывала широкая рожа оруженосца.
Бертран не видел вошедшего и повторил:
Дрыхал он без задних ног,
Душу в рай нести не мог...
Но появление в харчевне сеньора вызвало явное замешательство.
Крестьяне, сидевшие поближе к двери, неуклюже подняли зады со скамеек и
стащили с голов шляпы и колпаки, похожие на вороньи гнезда. Пение умолкло,
музыка прекратилась. Посреди харчевни, с кувшином вина в одной руке и
кружкой в другой, кабатчик высоко поднял ногу, как бы намереваясь сделать
еще один шаг, но не двигался с места. Он повернул голову к сеньору и
раскрыл рот не то от изумления, не то от страха.
Граф некоторое время молча озирал сборище поселян, подбоченясь и
презрительно кривя губы. Потом изрек:
- Так, так! Пьянчужки! Вместо того чтобы трудиться в поте лица, как
предписано в священном писании, они хлещут пиво, а потом будут уверять,
что им нечем уплатить оброк.
- Милостивый сеньор, - начал было трактирщик, - ведь сегодня праздник
и...
- Молчи, болван, - гневно оборвал его граф. - Сам знаю, что наступил
воскресный день, так как присутствовал на мессе. Но трудиться можно и в
воскресенье. А за твои дерзкие слова пришлешь мне в замок десять модиев
вина...
Кабатчик едва не выронил из рук кувшин на земляной пол.
- А это что за человек? - спросил сеньор, показывая плеткой на
жонглера. - Откуда он появился в моих владениях?
Бертран бесстрашно приблизился и, сняв учтиво шляпу, сказал:
- Я жонглер Бертран...
Граф прервал его представление коротким мановением руки.
- Жонглер? Отлично. Что эти олухи понимают в твоих песнях? Лучше
приходи в мой замок, и у тебя будет каждый день сколько угодно мяса и
вина.
- А денарии? - спросил Бертран, поблескивая зубами.
- Будут и денарии, - ответил граф.
Так случилось, что Бертран поселился в замке Мондидье. Но он не знал
тогда, чем все это кончится.
Вот каким образом Бертран очутился в замке Мондидье и в тот вечер
приехал с графом Раулем в санлисский дворец, чтобы развлекать скучающую
королеву. Пока же сеньор сидел за королевским столом, он угощался в
помещении для оруженосцев, уже пронюхавших о его шашнях с полногрудой
Алиенор. Никто их