я вкусу этой красавицы, носившей на охоте одежду  подобного
цвета. Чтобы скрыть свое смущение, хотя столько  графинь  были  благодарны
ему при таких же обстоятельствах за страсть и смелость, он спросил:
   - Скажи, почему ты носишь эту странную шапочку из  парчи?  Ни  одна  из
благородных французских дам не носит такой.
   - Разве я похожа на других женщин?
   Подняв голову, Анна свысока посмотрела на Рауля.
   - Не похожа.
   - Вот видишь!
   - Она на твоей голове как корона!
   - Такие шапочки носят русские принцессы.
   - А графы?
   - И графы. Разве ты не видел  во  дворце  икону,  где  изображены  наши
мученики княжеского рода?
   - Нет, я не видел.
   - На них такие же шапки.
   При французском дворе хорошо знали, что  Анна  -  родственница  святых,
предстоящих у престола всевышнего, и это обстоятельство еще  более  делало
ее в глазах людей необыкновенной.
   Анну давно влекло к этому  сильному  человеку.  Но  книги,  за  чтением
которых она проводила порой, как и старый отец, ночи  напролет,  родили  у
нее тоску по великолепной любви. А между тем как все просто было на земле:
мужчина  обнимал  женщину,  и  когда  она,  воспламененная  своим  женским
естеством  или  уступая  силе  и   необходимости,   отдавалась   ему,   он
удовлетворял свое желание и храпел или  тут  же  покидал  любовницу  и  на
пирушке бесстыдно рассказывал приятелям о ее прелестях.
   Совсем другая жизнь - в книгах и сагах. Там люди любили  друг  друга  с
нежной страстью и были верны до  гроба;  там  прекрасные  юноши  пели  под
окнами своих возлюбленных, играя на кифаре;  там  в  садах  росли  книжные
цветы, которые назывались розами, каких она нигде не видела в  королевских
садах; там женщин сравнивали то с цветком, то с утренней зарей, то с белым
лебедем, то с кораблем. Недавно она со слезами  на  глазах  прочла  книгу,
которую прислал с путешествующим купцом  брат  Святослав.  Она  называлась
"Приключения  Дигениса  Акрита".  Совсем  недавно  ее  список  приобрел  в
Константинополе русский посланец и привез князю Святославу, а тот, не  без
любопытства прочитав повесть и даже подивившись описанным в ней  подвигам,
решил послать сочинение Анне, зная, что она любит читать про  любовь.  Сам
князь предпочитал хроники и философские рассуждения.
   Теперь Анна вспомнила об этой истории и сказала со вздохом:
   - Мы живем в грубости, как бессловесные. А существуют высокие  чувства,
которые, может быть, не испытаем до смерти.
   - О чем ты говоришь? - не понял граф Рауль.
   - Недавно читала я в  дождливые  дни  книгу.  В  ней  рассказывается  о
необыкновенной любви. Это было в греческой  земле,  за  синим  морем.  Где
греки воюют с сарацинами. Там горы поднимаются до самого неба,  а  лужайки
покрыты лазоревыми цветами.
   - Что же случилось там?
   - Там жила вдова царского рода. В свое время она произвела на свет трех
могучих сыновей,  прославившихся  своими  подвигами,  и  дочь,  блистающую
необычайной красотой. Услышав о ней, Амир, цар  Аравийской  земли,  собрал
множество воинов и начал войну с греками. Однажды мать молилась в  церкви,
а в это время Амир увидел прекрасную деву, тотчас же полюбил ее, и увез на
своем быстром коне в неприступный  замок,  возымев  желание  сочетаться  с
красавицей браком.
   - Как может  быть,  чтобы  сарацин  женился  на  гречанке?  Ведь  греки
христиане?
   - Послушай меня  с  терпением!  Братья  стреляли  лебедей,  когда  Амир
похитил их сестру. Но, вернувшись с охоты  домой  и  обнаружив  похищение,
они, как три золотокудрых ястреба,  полетели  на  бой  с  Амиром  и  после
ужасного сражения отбили сестру. Царю ничего не оставалось, как  нагрузить
триста верблюдов золотом и драгоценными каменьями и  отправиться  с  этими
дарами в греческий город, где жила красавица. Там Амир принял крещение  от
самого патриарха в реке Евфрате и женился на своей возлюбленной. И вот что
произошло потом! В  назначенное  время  у  счастливой  четы  родился  сын,
которого назвали так: Дигенис Акрит. Дигенис - значит двоеродный, так  как
он происходил от сарацина и гречанки, а что означает  слово  Акрит,  я  не
знаю. Кажется, пограничный житель.
   Граф Рауль с интересом слушал эту историю, в которой принимали  участие
даже верблюды. Ему  никогда  не  приходилось  видеть  таких  животных,  но
возвращавшиеся  с  Востока  пилигримы  рассказывали,   что   у   верблюдов
чудовищные горбы и что они наделены многими желудками, поэтому  могут  три
дня обходиться без водопоя и по этой причине приспособлены для длительного
передвижения в безводных пустынях. Все было смутно в его представлениях  о
мире. Где-то там протекала река Евфрат и  был  расположен  рай,  дорога  в
который уже заросла для людей непроходимыми терниями...
   Оруженосец и паж продолжали метать кости. Они могли  предаваться  этому
занятию целыми часами с неослабевающим интересом.
   - Но послушай, что произошло дальше!  Дигенис  вырос  и  превратился  в
красивого юношу с черными кудрями. Глаза у него блистали, как две чаши. Он
научился читать и писать, красиво говорить и петь, сопровождая свое  пение
игрой на кифаре. Дигенис изучал также науку о  звездах  и  умел  различать
полезные для врачевания  травы.  А  когда  юноше  пришло  время  сделаться
рыцарем, отец подарил ему белого как снег и быстрого  как  ветер  коня,  и
Дигенис стал предаваться звериным ловам  и  воинским  упражнениям.  Он  во
множестве убивал оленей, вепрей и даже львов, но презирал охоты на зайцев.
А потом, подобный розе, садился на  коня  и  возвращался  в  свой  дворец,
целиком  построенный  из  мрамора.  Гриву  его  скакуна  украшали  золотые
колокольчики.
   - Но разве бывают дворцы, целиком построенные из мрамора? -  сомневался
граф Рауль.
   - Тот дворец, в котором жила Евдокия,  дочь  греческого  военачальника,
выглядел еще прекраснее. Когда  юный  Дигенис  Акрит  проезжал  под  окном
Евдокии, он брал в руки кифару и пел о том, что юноша, страстно влюбленный
в красавицу и желающий обладать ею, но не видящий милых прелестей, тоскует
днем и ночью...
   - А разве я не тоскую днем и ночью? - перебил Анну граф.
   - Он не был таким нетерпеливым, как ты, и добивался  обладания  любимой
нежными мольбами. Только  так  можно  настроить  женщину  для  любви,  как
многострунную арфу.
   - Разве я не обращаюсь к тебе с нежной мольбой?
   Анна отстранила графа руками.
   - Лучше послушай, что было потом.
   - Что же было потом?
   - Дигенис Акрит воевал с сарацинами, побеждал полчища врагов и приводил
тысячи пленников. Но он не мог забыть прекрасную  Евдокию  и  каждый  раз,
когда проезжал мимо ее дворца, пел и играл  на  кифаре.  Однажды  девушка,
забыв об осторожности, спустилась к нему по мраморной лестнице, и  Дигенис
поднял Евдокию, как ребенка, посадил на своего коня и умчал красавицу.
   Анне вдруг захотелось, чтобы и в ее  жизни  случилось  нечто  подобное,
чтобы и ее увезли в далекие края.
   - А кто меня похитит? - прошептала задумчиво Анна,  не  зная  еще,  что
этими опрометчивыми словами она подписала свой приговор. Королеве в голову
не приходило, что граф осмелится снова посягнуть на нее, и уже  забыла  об
осторожности, с какой держала себя возле этого страшного человека. Она  не
заметила, что граф вновь переживает бурю в своем сердце. Анна  мечтала.  А
Рауль запутался в нежных тенетах Анны, как зверь в охотничьей сети, и  чем
больше пытался разорвать путы, тем сильнее покоряла его странная  женщина,
не похожая ни на одну из тех, которых он целовал.  Но,  не  имея  привычки
размышлять, граф не спрашивал себя, почему же именно к королеве испытывает
подобное чувство. А  в  эти  минуты  любовь  Рауля  снова  превратилась  в
телесное влечение. В своей рассеянности Анна не видела,  что  приближалась
гроза... Лицо графа потемнело. Он тяжело дышал.
   Наклонив голову, как бык,  у  которого  кровь  застилает  зрение,  граф
схватил Анну и, прежде чем она успела крикнуть, легко поднял ее на воздух.
   - Гуго! Коня! - прохрипел он.
   Оба юноши вскочили  на  ноги  и  смотрели,  раскрыв  рты,  на  то,  что
происходит у поваленного бурей дерева.
   - Коня!
   Голос у графа сделался таким  пронзительным,  что  Гуго,  как  на  поле
битвы, бросился стремглав к белому  жеребцу,  схватил  за  повод  и  бегом
привел к своему сеньору. Анна теперь отчаянно билась в сильных руках Рауля
и с искаженным от негодования лицом взывала о помощи к пажу:
   - Гийом! Гийом!
   В ужасе от того,  что  происходит,  мальчик,  еще  по-детски  тонкий  и
хрупкого сложения, сжимал непривычные к дракам кулаки. Он не имел при себе
никакого другого оружия, кроме ножа, которым помогал  охотникам  потрошить
туши убитых животных. Но паж победил наконец свое оцепенение и поспешил  к
королеве, повторяя растерянно:
   - Я здесь, госпожа! Я здесь!
   Но граф грубо оттолкнул Гийома ударом  ноги,  и  юноша  упал.  Графский
конь, прижавший уши от этой суеты, кружился на одном месте  и  не  давался
всаднику, руки которого были отягощены сладостной ношей.  В  конце  концов
Раулю все-таки удалось положить Анну на шею коня. Из-под голубого  платья,
узкого в груди и широкого внизу,  чтобы  удобнее  было  ездить  верхом,  в
воздухе на мгновение мелькнули  обнаженные  ноги,  блистающие  белизной...
Чулки у королевы были красного цвета,  подвязанные  под  коленами  золотой
тесьмой.
   Уже Гийом со стоном поднялся с земли и протянул  руку,  чтобы  схватить
стремя, в которое граф успел поставить ногу.
   - Что ты уставился на меня,  как  осел!  -  крикнул  своему  оруженосцу
Рауль. - Помоги же мне, сатанинское отродье!
   Гуго помог господину вскочить на плясавшего коня. Взволнованный жеребец
косил черным глазом и с железным скрежетом грыз  удила,  чувствуя  хребтом
двойную ношу.
   - Гийом! - взывала Анна, продолжая вырываться из объятий графа.  -  Где
ты, Гийом!
   Как будто этот пятнадцатилетний отрок мог защитить ее от обидчика!
   Верный паж, считая, что он обязан явиться на  призыв  госпожи,  обнажил
нож и кинулся на графа, готовый нанести удар, но не  смел  прикоснуться  к
самой королеве, отнимая ее у похитителя.
   - Хочешь, чтобы я зарезал тебя, как поросенка! - вдруг завопил на юношу
Гуго и наполовину обнажил меч...
   Холодный блеск оружия напомнил о  смерти.  Это  был  боевой  клинок,  с
зазубринами от ударов о железо  и  человеческие  кости;  на  нем  виднелся
желобок для отекания крови...
   Граф Рауль уже пришпорил коня и помчался в ту  сторону,  где  находился
неприступный замок Мондидье. Он крепко сжимал Анну, потерявшую сознание, и
даже не потрудился оглянуться на  схватку  оруженосца  с  пажом.  А  Гийом
совершенно обезумел, видя, что граф, как вор,  похищающий  овец  во  время
набега, увез его королеву...
   Паж считался сыном благородных родителей, они не простили бы ему такого
позора, и, с ножом в руке, он крикнул Гуго:
   - Защищайся, или я тебя убью, как собаку!
   Оруженосец, двадцатилетний рыжий верзила, длинноносый, с низким лбом  в
морщинах, то бросал тупой взгляд на пажа, то поворачивал голову туда,  где
среди деревьев развевался красный  плащ  графа.  Он,  очевидно,  с  трудом
соображал, как надо поступить в подобных обстоятельствах, так как  никогда
не был в таком положении. Но, не придумав ничего  лучшего,  Гуго  выхватил
меч и ударил Гийома, не  решавшегося  нанести  первым  удар.  Паж  упал  с
предсмертным криком, успев поднять руки и закрыть  лицо,  точно  устыдясь,
что мир так жесток и коварен. Белый его плащ, недавний  подарок  королевы,
обильно обагрился кровью. Гуго грубо сорвал его с плеч юноши,  хотя  Гийом
еще дышал. Затем оруженосец устремился к коням. Ему хотелось, конечно, как
это полагалось по  древнему  обычаю  войны  и  поединков,  завладеть  всей
одеждой пажа - снять колет,  кожаный  пояс  и  обувь,  -  но  он  опасался
замешкаться. Надо было догонять графа. Гуго вскочил на коня, скосив  глаза
на истекающего кровью Гийома, и в этом взгляде  никто  не  заметил  бы  ни
злорадства, ни сожаления. Сегодня тебя поразил меч, а завтра, может  быть,
настанет моя очередь! Пришпорив жеребца, Гуго поскакал вслед за  сеньором,
уже скрывшимся в дубах. Однако в своем замешательстве оруженосец не  забыл
захватить коней Анны и пажа.
   Спустя некоторое время Гуго удалось догнать графа,  конь  которого  нес
двойную ношу и вскоре стал убавлять ход. За дубравой дорога сворачивала  к
замку Мондидье. Граф, крепко прижимая Анну к груди, оглянулся на мгновение
и снова погнал жеребца.
   Оруженосца в эти минуты беспокоило лишь одно: отдаст ли ему  граф  коня
пажа, как военную добычу, или возьмет себе. Но  плащ,  во  всяком  случае,
принадлежал тому, кто победил в поединке, и Гуго даже успел попробовать на
скаку добротность материи... Кровь же можно было отмыть в горячей  воде  с
золою.



2

   Жизнь в Мондидье была скучной и неудобной. Однако граф Рауль  облюбовал
этот сильно укрепленный замок, где чувствовал себя в полной  безопасности,
и именно сюда привез пленницу из санлисских лесов.
   Впервые в жизни Анны произошло  необычайное  событие.  Вскоре  душа  ее
успокоилась, и, покорившись вечной женской участи,  она  уже  отвечала  на
ласки Рауля привычными поцелуями.  Но  испытывала  стыд  перед  сыновьями.
Однажды в Санлис приехала королевская охота,  и  графа  вызвали  туда  для
объяснений. Когда он вернулся после свидания с  сюзереном  в  замок,  Анна
спросила:
   - Что тебе говорил Филипп обо мне?
   - Не высказывал  никакого  неудовольствия.  Ограничился  легкомысленной
шуткой. Ты знаешь его...
   Все-таки  она  некоторое  время  не  решалась  встречаться   со   своим
язвительным в суждениях сыном.


   Замковый двор в Мондидье напоминал глубокую каменную яму: его сжимали с
четырех сторон огромная башня, капелла,  помещение  для  воинов  и  другое
башенное строение, где хранили всякие военные припасы,  пики  и  глиняные,
обожженные на огне шары для пращей. Внизу находились погреба,  кузница,  в
которой подковывали лошадей, конюшня, где  иногда  тоскливо  ржали  боевые
жеребцы, а также печь для выпекания хлебов и поварня с огромным  очагом  в
копоти и саже и высоким дымовым ходом. В главной башне, в подземелье, куда
вели двадцать скользких ступенек, зияла черной дырой замковая темница. Там
стоял  вечный  мрак,  в  изобилии  развелись  крысы  и   жабы,   и   порой
отвратительный смрад доносился из  узилища  до  жилых  горниц.  Если  туда
бросали какого-нибудь пленника, в надежде  получить  за  него  выкуп,  или
схваченного на месте преступления злодея, ему надевали железный ошейник  и
засовывали руки и ноги в  мучительные  колодки.  В  нижнем  ярусе  обитали
оруженосцы и любимые  псы,  а  в  верхних  -  семья  графа.  Окна  в  этих
помещениях были скупые, и мутноватое стекло плохо пропускало  свет;  такое
новшество обходилось не дешево, и подобные кругляшки привозили за  большие
деньги из Италии и Богемии.
   Жизнь в замке Мондидье начиналась на заре, когда страж трубил на  башне
в рог о наступлении нового дня. Раньше всех поднимались  слуги  и  конюхи.
Переругиваясь  и  сквернословя,  они  приступали  к   работе   и   чистили
скребницами графских коней. Оруженосцы приводили в порядок  оружие.  Когда
все было  в  полном  порядке,  кто-нибудь  из  них  поднимался  в  верхнюю
опочивальню, чтобы разбудить господина и подать ему в медном  сосуде  воду
для умывания. В этот утренний  час  графиня  еще  лежала  в  постели,  под
одеялом, не скрывавшим округлость ее  бедер,  но  молодые  люди  опасались
задерживать свой взгляд на госпоже, чтобы не навлечь на себя страшный гнев
графа. Умываясь, он спрашивал обычно  хриплым  еще  голосом  о  чем-нибудь
важном. Например, о том, ощенилась ли лотарингская овчарка или приехал  ли
в Санлис король.
   По большей части графские оруженосцы, сыновья родовитых  рыцарей,  были
красивыми и стройными воинами, с  телами,  точно  вылитыми  из  бронзы,  с
золотыми, падающими на плечи кудрями, и по утрам располневший граф смотрел
на них с завистью, а графиня думала при виде красавцев,  что  и  они  тоже
состарятся, потому что молодость проходит, как сон. Но если воду  приносил
Гуго, она отворачивалась к стене, чтобы не видеть его  наглых  и  зверских
глаз, зная, что этот любимец Рауля, беспрекословно выполнявший  любое  его
приказание, убил бедного Гийома...
   Настал еще один зимний ненастный день. Анна сидела у очага,  поглаживая
белую собаку. Несколько таких длинномордых псов, с высоким пахом и  мощной
грудью, прислал  в  подарок  Генриху  ее  отец,  и  французы  называли  их
по-русски  -  борзыми.  Сегодня  Анна  в  десятый  раз  прочла   книгу   о
приключениях Дигениса Акрита и скучала, мечтая, чтобы  в  замок  заглянули
какие-нибудь бродячие жонглеры или фокусники. Рауль сражался в  шахматы  с
местным кюре. Граф выигрывал партию и потому напевал песенку:

   Когда я молод был,
   Лизетт я полюбил...

   Действительно, черная королева находилась в затруднительном  положении,
и партнер, игравший черными, в досаде чесал затылок:  он  проворонил  одну
фигуру.
   Кюре, по имени Антуан, был тот самый служитель алтаря, с  которым  имел
однажды столкновение на любовной почве жонглер Бертран,  закончивший  свои
дни  при  весьма  печальных  обстоятельствах.   Лиловый   нос   священника
красноречиво свидетельствовал о его склонности к  соку  виноградной  лозы.
Этот невежественный человек, с кулаками как кузнечные молоты, хотя и  знал
наизусть необходимые молитвы, но плохо понимал смысл  латинских  слов.  По
настоянию своей супруги,  граф  однажды  приобрел  для  кюре  молитвенник,
выменяв его у одной  святой  женщины  за  виноградник  в  шестьдесят  лоз.
Прижимистая вдовица взяла за книгу не  дешево,  зная,  что  достать  такую
вещь, как латинский требник,  трудно,  и  графу  пришлось  согласиться  на
обмен.
   Этот Антуан был пьяница, большой любитель игры в  кости  и  развратник,
хотя весь его разврат заключался в том, что  он  напропалую  волочился  за
смазливыми   деревенскими   девчонками.    Однажды    обитатели    посада,
расположенного у подножия графского замка, нещадно побили повесу за  такие
похождения. Больше всего огорчило  кюре  в  тот  день  бессердечие  графа.
Когда, подобрав  полы  сутаны,  он  спасся  от  злодеев  бегством  и  стал
жаловаться сеньору на нечестивцев, не пощадивших даже  церковного  звания,
то этот безбожник не  только  не  наказал  насильников,  а  издевался  над
пострадавшим и хохотал, держась за бока. Впрочем, кюре вскоре помирился  с
графом за очередной партией в шахматы. Что же касается святости  сана,  то
считалось, что  на  всяком  священнике,  будь  он  трижды  грешен,  почиет
благодать и все совершенные им таинства имеют законную силу.  Однако  Анна
решительно отказалась от услуг  легкомысленного  Антуана,  когда  захотела
освятить браком преступную связь с графом Раулем.
   - Какими глазами я буду смотреть на своих детей и на твоих? -  говорила
она. - Пусть нас обвенчает достойный служитель алтаря.
   Совершил таинство брака аббат Леон, ведавший у графа письменными делами
и до глубины души ненавидевший кюре, которого считал последним  прощелыгой
на свете.
   История с этим  бракосочетанием  наделала  много  шума.  Предварительно
Раулю пришлось развестись с женой. Сделать  это  не  представляло  больших
затруднений для графа, так как ее  уже  не  было  в  замке.  Незадолго  до
похищения Анны он неожиданно  вернулся  с  охоты,  вывихнув  ногу,  и  ему
показалось, что жена нежничала с Бертраном. Никто не видел, что  произошло
затем в замке и в соседней роще, но  поселянки,  искавшие  в  лесу  грибы,
набрели спустя несколько дней на страшный труп.  Жонглер  висел  на  суку,
полуголый, в окровавленной  рубахе,  высунув  длинный  синий  язык.  Потом
оруженосец Гуго появился в той самой куртке, которую носил певец  Изольды,
а заплаканная Алиенор очутилась у родственников в Париже.
   Во время одной из встреч с графом Раулем Анна спросила, давно  не  видя
жонглера: