инципом постоянства, любят прекрасную
доблесть души>"108.  Кун-цзы сказал:  <Тот, кто создал эти стихи, знал
дао!> Раз есть вещи, то должны быть и законы отношений между ними. Раз
люди владеют врожденным принципом постоянства,  они любят эту прекрас-
ную доблесть души>.
     Мэн-цзы сказал: <В урожайные годы большинство молодых людей быва-
ют добрыми,  а в голодные годы -- злыми.  Такое различие происходит не
от тех природных качеств,  которые дало им небо,  а потому что [голод]
вынудил  их  сердца погрузиться [во зло].  Возьмем для примера ячмень.
Посеем его и пробороним.  Если земля одна и та же и время посева также
одно  и  то же,  то быстро появляются всходы и в соответствующее время
все созревает. И если [урожай] будет различен -- это [зависит] от пло-
дородия  почвы,  от количества влаги и от затраченного труда.  Поэтому
все однородные [вещи] подобны друг другу. Почему же только в отношении
человека  [мы] сомневаемся в этом?  Совершенномудрый и мы -- одно и то
же. Поэтому Лун-цзы сказал: <Когда [кто-либо], не зная [размера] ноги,
делает башмаки,  я знаю, что он не сделает лукошко>. [Все] башмаки по-
хожи друг на друга,  так как ноги [людей]  Поднебесной  одинаковы  [по
форме]. Возьмем отношение рта к вкусу. Все рты имеют одинаковые вкусо-
вые ощущения. И-я"109 раньше постиг вкусовые ощущения наших ртов. Если
предположить, что отношение рта к вкусу у людей различно, подобно тому
как собаки и лошади не однородны с нами, то в таком случае почему [лю-
ди] Поднебесной в своих вкусовых ощущениях следуют вкусу И-я?  В отно-
шении вкусов в Поднебесной следуют за И-я -- это означает, что все рты
в Поднебесной похожи друг на друга.  Точно так же и со слухом. Что ка-
сается звуков, то все в Поднебесной стремятся [услышать музыку] масте-
ра Куана"110.  Это означает,  что все уши в Поднебесной похожи друг на
друга.  Точно так же и с глазами.  В Поднебесной не было [ни  одного],
кто бы не признавал Цзы-ду"111 красивым.  Те же, кто не признавал кра-
соты Цзы-ду,  были безглазыми.  Поэтому [я] говорю: <Рты [людей] имеют
одинаковые вкусовые ощущения;  уши [людей] обладают одинаковым слухом,
глаза [людей] одинаково воспринимают красоту.  И разве сердца  [людей]
не  имеют [ничего] общего?  Что же общего имеют они?  Это душевные ка-
чества и справедливость "112. Совершенномудрый раньше постиг, что име-
ют общего наши сердца.  Поэтому душевные качества и справедливость ра-
дуют наши сердца,  подобно тому как мясо домашних животных приятно на-
шим ртам...>

              ГЛАВА СЕДЬМАЯ. <ЦЗИНЬ СИНЬ>. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
     Мэн-цзы сказал:  <Тот,  кто до конца использует  свои  умственные
способности,  тот познает свою природу.  Кто познает свою природу, тот
познает небо"113.  Сохранять свои умственные способности, заботиться о
своей природе -- это [путь] служения небу. Когда [человека] не волнуют
ни преждевременная смерть,  ни долголетие и [он],  совершенствуя себя,
ожидает  повеления  неба,  -- это [путь] обретения своей судьбы> "114.
     Мэн-цзы сказал: <Когда добиваешься, то приобретаешь. [Когда] пре-
небрегаешь, то теряешь. Добиваясь, в этом случае извлекаешь пользу для
приобретения,  ибо то,  чего добиваешься,  находится внутри нас. Когда
то,  чего ты добиваешься,  находится в соответствии с дао,  а то,  что
приобретаешь,  находится в соответствии [с предписанной тебе] судьбой,
тогда,  добиваясь, не извлекаешь пользы для приобретения, ибо то, чего
добиваешься, находится вне нас>"115.
     Мэн-цзы сказал: <Все вещи"116 находятся в нас. Нет большей радос-
ти, чем при самопостижении обнаружить искренность"117. Нет более близ-
кого [пути] в достижении человеколюбия, чем действовать, стараясь быть
великодушным...>

              ГЛАВА СЕДЬМАЯ. <ЦЗИНЬ СИНЬ>. ЧАСТЬ ВТОРАЯ
     ...Мэн-цзы сказал:  <Если не доверять человеколюбивым  и  мудрым,
государство придет в упадок"118.  Если не будут [соблюдаться] ритуал и
справедливость [в отношениях] между высшими и низшими,  наступит хаос.
Если не будет [истинного управления] государственными делами,  не хва-
тит средств для расходов>.
     Мэн-цзы сказал:.  <Бывало,  что лишенный человеколюбия приобретал
государство,  но еще никогда не бывало,  чтобы лишенный  человеколюбия
приобретал Поднебесную>.
     Мэн-цзы сказал:  <Народ является главным [в государстве],  за ним
[следуют] духи земли и зерна"119, а государь занимает последнее место.
Поэтому,  только завоевав [расположение] народа, можно стать сыном не-
ба.  [Лишь]  приобретя  [расположение] сына неба,  можно стать чжухоу;
лишь приобретя [расположение] чжухоу,  можно стать дафу.
     Если чжухоу создает угрозу для духов земли и зерна, его смещают и
ставят"120 [другого]. Если жертвенные животные уже приготовлены, зерно
в чашах очищено и жертвоприношения совершаются своевременно, однако [в
стране] все же бывают засухи и наводнения, тогда меняют [алтари] духов
земли и зерна и ставят [другие]>"121.
     Мэн-цзы сказал: <Чтобы поддерживать сердце, нет ничего лучше, чем
[иметь] мало желаний.  Вот человек,  у которого мало желаний,  хотя он
кое-что теряет [из душевных качеств], но мало. А вот [другой] человек,
у  которого много желаний,  хотя он сохраняет кое-что [из душевных ка-
честв], но мало...>

                             <ЧЖУАН-ЦЗЫ>
     О жизни Чжуан Чжоу,  по китайскому обычаю обычно именуемого <учи-
тель Чжуан> (Чжуан-цзы), известно немного. Приблизительными датами его
жизни считаются 369 -- 286 гг.  до н.  э. Основным источником знаний о
нем является его краткая биография,  находящаяся в <Ши цзи>  (<Истори-
ческие записки>, 11 в. до н. э.).
     <Его учение,-- говорится в <Ши цзи>, -- не знало пределов, однако
в главном и основном он возвращался  к  словам  Лао-цзы,  поэтому  его
письмена,  сто  с лишним тысяч иероглифов,  -- это большей частью одни
иносказания...  Свое мастерство в сочинении письмен и толковании выра-
жений,  в определении смысла фактов и классификации событий он исполь-
зовал для сокрушительных атак на Кун-цзы и Мо Ди,  хотя и другие  тог-
дашние  ученые-эрудиты  не  могли защитить себя [от его критики].  Его
слова безбрежны,  как океан;  чтобы быть верным себе, он себя ничем не
стеснял,  поэтому  правители и сановники не могли его использовать...>
"1
     Как философ Чжуан-цзы был приверженцем и,  по-видимому, самым яр-
ким представителем даосизма.  Основоположником этой философской  школы
считается Лао-цзы. Некоторые ученые выдвигают тезис о том, что сущест-
вующий ныне текст <Дао дэ цзин> более поздний, чем <Чжуан-цзы>, и пос-
ледний принимают за основу изложения древнедаосистского учения.  Такой
тезис представляется недостаточно убедительным,  однако судить о  дао-
сизме по <Чжуан-цзы>, несомненно, можно.
     В настоящей своей форме <Чжуан-цзы> содержит тридцать три  главы,
разделенные на три части: так называемую внутреннюю (первые семь глав)
-- основную теоретическую часть,  самую аутентичную и  близкую  самому
Чжуан-цзы; внешнюю (следующие пятнадцать глав) -- поясняющую положения
первой части;  смешанную (последние одиннадцать глав) --  разъясняющую
на конкретных примерах содержание предыдущих частей. Конечно, подобное
разделение является условным,  так как и в первой части имеется обилие
притч,  аллегорий,  примеров,  и во второй и третьей частях есть главы
очень важные в теоретическом плане. Можно, однако, отметить, что имен-
но здесь имеются фрагменты,  написанные позже,  чем основная часть.  К
ним относится,  в частности,  глава тридцать третья -- обзор древнеки-
тайской философии и философов,  в том числе самого Чжуан-цзы, написан-
ная, по-видимому, вскоре после его смерти.
     Весь трактат  представляет  собой высокохудожественное произведе-
ние,  довольно необычное среди других философских текстов того периода
и  особенно резко отличающееся от сухого и сжатого до грани возможного
<Дао дэ цзин>. Поэтому хотелось бы отметить, что это произведение сыг-
рало большую роль не только в развитии раннего даосизма, но и оставило
значительный след во всей китайской культуре.
     Полный перевод <Чжуан-цзы> был осуществлен Л.  Д. Позднеевой (см.
<Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая>. М., 1967).
     Представленный здесь перевод охватывает лишь небольшую часть все-
го трактата <Чжуан-цзы>.  Но он дает определенную возможность познако-
миться с философией Чжуан-цзы, с его методом аргументации, идейно-эти-
ческой позицией и литературным стилем, а также с даосистской философи-
ей вообще.
     Для настоящего издания перевод  выполнен  С.  Кучерой  на  основе
текста  <Чжуан-цзы  цзи-цае> (<Книга Чжуан-цзы со сводными толкования-
ми>). -- <Чжуцзы цзичэн>, т. 111. Пекин, 1956. С. Кучера

                 ГЛАВА ПЕРВАЯ. <БЕЗЗАБОТНОЕ СКИТАНИЕ>
     В Северном океане есть рыба,  имя которой --  Гунь.  Величина  ее
[достигает]  неизвестно скольких тысяч ли.  Гунь превращается в птицу,
имя которой -- Пэн"2.  Спина ее [достигает] неизвестно скольких  тысяч
ли. Когда она стремительно взмывает ввысь, ее крылья, как тучи, навис-
шие в небе.  Вот какова эта птица. Когда море волнуется, Пэн направля-
ется в Южный океан.  Южный океан -- это Небесный водоем.
     В <Рассказах из Ци>"3 записаны удивительные [истории]. <Рассказы>
повествуют:  <Направляясь в Южный океан, Пэн поднимает волны [на прос-
торе в] три тысячи ли. Опираясь о вихрь, Пэн взлетает на девяносто ты-
сяч ли и улетает,  пользуясь ветром,  [который дует] в шестой луне"4>.
[Птица Пэн кажется] испарением, пылинкой, [а ее движение] -- дыханием,
которым овевают друг друга живые существа. Лазурь неба -- это его под-
линный цвет,  так как оно далеко и нет ему ни конца ни края. Посмотрев
вниз, [Пэн видит] то же самое, вот и все"5.
     Если толща  воды  недостаточно  велика,  то  ей не под силу нести
большой корабль.  Если в углубление в полу вылить чарку воды,  то гор-
чичное зернышко будет для нее кораблем.  Если же туда поместить чарку,
то она встанет на дно,[так как] воды мало,  а  корабль  большой.  Если
толща  потока  ветра  недостаточна,  то  ему не под силу нести большие
крылья [Пэн].  Поэтому [лишь на высоте] девяносто тысяч ли, когда весь
ветер  внизу,  только тогда его сила достаточна.  Имея лишь синее небо
над собой и никаких препятствий [впереди],  только тогда Пэн направля-
ется на юг.
     Цикада и голубь,  смеясь над Пэн, говорили: <Когда мы поднимаемся
[в воздух],  то взлетаем на вяз или на сандаловое дерево.  А иногда не
долетаем [даже до них] и садимся на землю,  и все.  Зачем взлетать  на
девяносто тысяч ли и отправляться на юг?> Тот,  кто отправляется в зе-
лень окрестностей,  возвращается после трех приемов пищи,  и живот его
все  еще переполнен.  Тот же,  кто отправляется за сто ли,  запасается
зерном на сутки;  а тот, кто отправляется на расстояние тысячи ли, за-
пасается зерном на три месяца. Что же знают две эти птицы? Малому зна-
нию не сравниться с большим,  а короткой жизни -- с долгой. Но как уз-
нать,  что это так?  Бабочка-однодневка"6 не знает ни начала, ни конца
лунного месяца;  пятнистая цикада не знает ни весны, ни осени; это ко-
роткие  жизни.  На юге Чу растет дерево мин-лин"7.  Пятьсот лет длится
его весна и пятьсот лет -- осень.  В глубокой древности росла  цедрела
да-чунь"8.  Восемь  тысяч  лет  длилась ее весна и восемь тысяч лет --
осень.  А между тем Пэн-цзу"9 поныне славится своим долголетием, и все
люди [хотят] сравниться с ним,  разве это не печально?  Именно об этом
Тан"10 и спрашивал Цзи"11.
     На бедном растительностью севере находится Темное море -- это Не-
бесный водоем.  А в нем обитает рыба, ширина ее -- несколько тысяч ли,
а длина никому не известна.  Имя ее -- Гунь. Обитает там птица, имя ее
-- Пэн, спина ее -- как гора Тай"12, ее крылья -- как тучи, нависшие в
небе.  Опираясь о вихрь или смерч, Пэн взлетает на девяносто тысяч ли.
Поднявшись за облака, в синее небо, Пэн направляется затем на юг, что-
бы достичь Южного океана. Маленькая перепелка, смеясь над Пэн, говори-
ла:  <Куда же она направляется? Когда я взлетаю, то поднимаюсь на нес-
колько жэней"13 и опускаюсь.  Порхаю между кустами полыни,  и это тоже
совершенство полета.  А куда же направляется эта Пэн?> Это и есть раз-
личие между малым и великим.
     Поэтому те,  чьи знания приносят плоды [при исполнении  лишь  ка-
кой-то] одной должности, чье поведение [может быть] примером [лишь для
какого-то] одного округа,  чья добродетель [может]  понравиться  [лишь
какому-то] одному правителю,  чьи способности [могут] привлечь доверие
[лишь какой-то] одной страны,  -- все они думают о себе так же,  как и
эта  [перепелка].  И Сунь Жун-цзы"14 высмеивал таких людей.  Одобрение
всего мира не усилило бы его воодушевления,  порицание всего  мира  не
усилило бы его уныния. Он прочно установил различие между внутренним и
внешним и ясно определил грань между славой и позором,  и это  все"15.
Да!  Таких, как он, в мире найдется немного, но все же и он не все еще
установил.
     Ле-цзы передвигался,  управляя ветром,  легко и искусно и возвра-
щался только через 15 дней.  Да!  Таких,  как он, даже среди достигших
счастья  найдется немного,  и хотя он и освободился от [необходимости]
передвигаться [пешком],  но все же еще в чем-то нуждался.  Но тот, кто
овладеет [смыслом] постоянства неба и земли и сможет управлять измене-
ниями шести элементов природы"16, чтобы блуждать в бесконечности, раз-
ве  будет он еще в чем-то нуждаться?  Поэтому говорится:  <Совершенный
человек не имеет [собственного] я; святой человек не имеет заслуг; со-
вершенномудрый не имеет славы...>

           ГЛАВА ВТОРАЯ,  <СГЛАЖИВАНИЕ  ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ>
     Нань-го Цзы-ци  сидел опираясь о стол.  Смотрел в небо и медленно
дышал,  сидел отрешенный,  словно душа  его  покинула  тело.  Янь  Чэн
Цзы-ю"17, стоявший перед ним и прислуживавший ему, сказал: <Как же это
так? Неужели действительно тело [человека] можно заставить [стать] по-
добным  сухому  дереву,  а его сердце можно заставить [стать] подобным
остывшему пеплу?"18 Ведь Вы,  опирающийся о стол,  сегодня уже не тот,
что опирался о стол когда-то!> [В ответ] Цзы-ци сказал: <Янь, ты очень
хорошо спросил об этом!  Знаешь ли ты,  что только что я отрешился  от
самого себя? [Может быть], ты слышал уже флейту человека, но не слышал
еще флейты земли; [может быть], ты слышал уже флейту земли, но не слы-
шал  еще  флейты неба!> -- <Позвольте спросить Вас об этом искусстве>,
-- сказал Цзы-ю.  Цзы-ци ответил:  <Земля выдыхает воздух,  имя его --
ветер. [Иногда] он пребывает в покое, но если действует, тогда из тьмы
[земных] отверстий вырывается яростный рев.  Ты никогда не слышал  его
завывания? Лесистые горные утесы, дупла огромных деревьев в сто обхва-
тов похожи на нос, рот, уши; они как квадратная перекладина, как круг-
лая ограда,  как вогнутая ступка; они подобны глубокому пруду, подобны
мелкой трясине. [Звук ветра, выходящего из этих отверстий, напоминает]
то нарастающий шум воды,  то замирающий свист стрелы;  то грубый храп,
то нежный вздох;  то звучный крик, то сдавленное рыдание; то протяжный
[стон], то отрывистый [лай]. Сначала завывает [ветер], затем [ему гар-
монично] вторит шум [деревьев, раскачиваемых ветром]. При легком ветре
достигается  малая  гармония,  при  урагане -- великая.  Когда стихает
сильный ветер,  то все отверстия замолкают.  Ты разве никогда не видел
качающихся [на ветру деревьев]?> <[В таком случае] флейта земли -- это
все ее отверстия, флейта человека -- это гармонично подобранные бамбу-
ковые трубки [с отверстиями], -- сказал Цзы-ю. -- Позвольте спросить о
флейте неба>.  -- <Когда она звучит,  [то производит]  тьму  различных
[звуков] и позволяет каждому из них замирать самому по себе. Все они и
звучат сами по себе,  разве есть кто-нибудь,  кто их возбуждает?  > --
ответил Цзы-ци.
     Большое знание -- обширное и всесторонее, малое знание -- узкое и
однобокое.  Значительные слова -- страстные,  малые слова  --  пустые.
Когда  люди спят,  они воспринимают душой,  когда они просыпаются,  то
раскрываются [чувства] тела.  [Люди] общаются,  заключают союзы [и при
этом] весь день при помощи разума борются друг с другом. [Люди бывают]
великодушными,  скрытными,  осторожными.  Малый страх [вызывает у них]
беспокойство,  большой страх лишает их рассудка. Когда они высказывают
[свои суждения],  то как бы [выпускают стрелу из]  арбалета,  стремясь
определить  правду и ложь.  Когда они оставляют [свои суждения при се-
бе], то как бы [соблюдают] клятву, [данную при заключении] союза, сох-
ранение  ими  [молчания]  --  залог победы.  Когда они увядают подобно
осенней и зимней природе, то слабеют день ото дня; а если они погрузи-
лись  в  свои деяния,  то нет возможности заставить их освободиться от
этого.  Если они погрязли [в своих страстях], то как бы опутали [самих
себя] и с возрастом все глубже в них утопают;  сердца, близкие к смер-
ти, невозможно вернуть к жизни. Радость и гнев, грусть и веселье, тре-
вога и печаль,  изменчивость и постоянство, легкомыслие и расточитель-
ность,  страстность и распутство, [словно] музыка, рождающаяся из пус-
тоты [инструментов],  как грибы, возникающие из испарений, ежедневно и
еженощно взаимно сменяются перед нами,  и неизвестно откуда они берут-
ся. Однако довольно об этом, довольно! Когда-нибудь постигнем эту [ис-
тину]. Она является источником, рождающим их.
     Если бы не было того,  не было бы и этого; а если бы не было это-
го,  то некому было бы воспринимать то; что уже близко [к истине], од-
нако не известно, кем [здесь] положено начало"19. Как будто бы сущест-
вует настоящий повелитель,  однако невозможно найти его следов.  Я уже
поверил,  что он может действовать,  но не видел его тела. У него есть
разум,но нет тела.
     Сотня костей,  девять  отверстий и шесть внутренних органов"20 --
все они без исключения существуют [в человеческом теле].  Что  из  них
мне ближе всего?  Нравятся ли они тебе все [одинаково], или чему-то из
них ты отдаешь предпочтение? Все ли они стали твоими слугами и служан-
ками? Достаточно ли этих слуг и служанок, чтобы управлять друг другом?
Сменяют ли они друг друга [в роли то] государя,  [то] слуги?  [Или  же
между] ними существует истинный государь? Постигнем ли мы его существо
или не постигнем,  это не принесет ни пользы,  ни вреда его  настоящей
[природе].  Однажды  полученное  [нами тело] обретает свою законченную
форму и сохраняется таким до своего конца.  Во взаимной борьбе с внеш-
ним  миром и в следовании ему оно мчит к концу,  как стремительная ло-
шадь,  и нет возможности его остановить -- разве это не печально? А до
изнеможения трудиться всю жизнь и не увидеть плодов своего труда,  ус-
тавать,  истощаться в труде и не знать конечной цели его -- разве  это
не  горестно?  Люди называют это бессмертием,  а какая от него польза?
Тело человеческое разлагается,  а вслед за ним и его сердце  --  разве
можно не назвать это великой скорбью? Жизнь человека! Действительно ли
она столь неразумна?  Или это только я один неразумный,  а среди людей
есть и не неразумные?  Люди следуют своим укоренившимся взглядам,  как
за наставником.  Существует ли кто-то без такого наставника?  Разве он
есть только у тех,  кто непременно знает [чередование] перемен и серд-
цем сам его выбирает,  у невежд ведь тоже есть [такой  наставник].  Не
имея еще установившихся взглядов, определять правду и ложь равнозначно
[утверждению]:  <Сегодня отправился в Юе, а вчера туда прибыл>"21. Это
[означает] несуществующее принимать за существующее: а как несуществу-
ющее сделать существующим,  не мог знать даже великий Юй"22. Откуда же
мне это знать?
     Речь -- это не выдыхание [воздуха].  Говорящему есть что сказать,
однако то,  что он говорит,  весьма неопределенно. Тогда действительно
ли существует речь?  Или же речи никогда не было?  Ее считают отличной
от  щебета  птенца  -- действительно ли есть такая разница?  Или же ее
нет?  Почему так скрыто дао,  что существуют истинное и ложное? Почем