из создавшегося
положения. Либо сжечь самолет и  пробиваться  через  немецкую  облаву,
либо поднять самолет в воздух с расчетом уйти от наземной  облавы,  но
через полчаса-час попасть в облаву вражеских истребителей.  Уже  когда
розовела утренняя заря,  Феофан  Родугин  поднял  с  песчаного  грунта
самолет и  повел  его  на  бреющем  над  опешившими  от  неожиданности
немецкими войсками.
   - Прорвались! - сказал Родугин через десять минут, выходя из кабины
летчика.
   Наверху сразу посветлело,  а  через  несколько  минут  лучи  солнца
позолотили крылья машины.
   - Запрашиваю Москву, - доложил командир корабля генералу Строкачу.
   - Что дает Москва?
   Родугин виновато развел руками. Это означало - связи нет.
   Да Строкач и сам  знал:  когда  брезжит  заря  -  утомленные  почти
суточной работой аэродромщики, офицеры штабов идут на отдых. Надо и им
эти несколько  часов  поспать.  В  десять  ноль-ноль  начнется   снова
трудовой день, который окончится только  завтра  на  рассвете.  Только
дежурный радист держит точную связь с самолетами, ночью  перелетевшими
через фронт и сейчас подходящими к своим аэродромам.
   - Навряд ли сейчас кто-нибудь ожидает нас в воздухе за  пять  часов
лету над немцами, - сказал Строкач командиру корабля.
   - Попробую еще связаться, - словно провинившись в  чем-то,  ответил
летчик.
   - Попробуйте...
   Товарищ Демьян  сидел  на  жесткой  скамье  и  сортировал  какие-то
заметки и бумаги. Видимо,  смотрел,  что  нужно  уничтожить  в  случае
аварии, а что беречь до самого конца.
   И вот тут-то и случилось то, о чем рассказывал мне начальник  штаба
Гризодубовой.
   "Дежурила у нас в тот день радисточка одна. Все мы ее звали  Наташа
- "Золотые ушки".
   Гризодубова  отдала  уже  все  приказания,  села  за  руль   своего
"оппелька". А я остался в штабе. Прилег. Подремлю, думаю, пока. А  там
и экипажи соберутся. Тогда под душ и на отдых. Родугина  мы  всю  ночь
держали на особой связи:  знали  -  обстановка  напряженная,  знали  -
Родугин повез приказ Хрущёва. Но раз нет его до зари... Значит,  будем
ждать завтра.
   Вдруг в это время вбегает Наташа.
   -  Ты  чего,  Золотые  ушки?  -  спрашиваю.  А  она  какая-то   вся
растерянная. "Феофан в воздухе, товарищ начштаба!" - "Как  в  воздухе?
Где?!" Беру радиограмму, глазам своим не верю. "Нахожусь в  воздухе...
На борту - ценные люди. Номер Родугина". Глянул я на его координаты  -
волосы у меня зашевелились. Ведь это ему, транспортнику, по вражескому
тылу до полдня топать! Это все равно,  что,  извините,  голяком  через
колючую  проволоку  в  десять  колов  пролезть.  "Когда  приняла?"   -
спрашиваю. "Только что... Еще все спрашивал: дайте посадку! Дайте  где
сесть!" А тут уже Гризодубова, командир наш, вбежала. Мы к карте.  Ну,
где ты была, Золотые ушки, хоть  на  полчаса  раньше?  -  упрекаем  мы
Наташу, а сами понимаем, что она тут ни при чем. Раз вылетел -  значит
другого выхода не было. Но и у нас выхода нет. Товарищи по краю гибели
ходят, а чем  мы  отсюда  помочь  можем?  В  тылу  врага  партизанских
площадок десятки. Но там тоже уже часа полтора  как  никто  не  только
самолета, а и вороны не ждет.  Костры  разбросали,  замаскировались  и
храпят  себе  хлопцы.  Но  другого  выхода  нет.  Даем  координаты  на
ближайший  аэродром.  Ближайшими  к  курсу  Родугина   были   площадки
белорусских партизан. Вот одна под Мозырем, другая -  на  реке  Друть.
"Давать?" - спрашиваю командира. "Давай, Наташа, стучи!" Сами пошли  с
ней в аппаратную. Тут она сразу  его  поймала.  Ходит  наш  Феофан  по
немецкому тылу, между аэродромами немцев, пробирается чуть теплый.  Но
еще пока живой. Нас сразу услышал. "Давайте посадку!" -  просит.  Даем
ему самую близкую. Через двадцать минут  принимаем  сигналы:  "Сел  на
дневку. Маскируюсь. Все в порядке". Вот тебе  и  Феофан.  Вот  тебе  и
Наташа - Золотые ушки. Ага... А немцы уже  "фоккеров"  своих  подняли.
Гоняют, гоняют. Да нет, брат, близок локоть, да  не  укусишь.  Уж  наш
"Ли-2" в кустиках сидит, на солнышко поглядывает.
   На  вторую  ночь,  поднявшись  с  аэродрома  белорусских  партизан,
самолет доставил в Москву руководителей украинских партизан.
   Карательная экспедиция  немцев,  начавшаяся  через  несколько  дней
после  нашего  ухода  на  Карпаты,  окончилась  безрезультатно.  Немцы
справедливо догадывались, что неспроста очутились в партизанском  крае
эти выдающиеся организаторы. Но - опоздали.
   И вот сейчас навстречу мне, одному из многих  исполнителей  планов,
разрабатывавшихся летом, поднялся генерал Строкач со словами:
   - Слыхал, много слыхал...
   Не помню, что сказал я в ответ... Но мог ответить теми же  словами.
Я много слыхал о Строкаче от Руднева и Ковпака.  Слыхал  о  нем  и  от
врага. Немцы, наладив свою карательную  экспедицию,  разбросали  много
листовок, именуя в них  генерал-майора  Строкача  генерал-полковником.
Знал я от побывавших на Большой земле  раненых  партизан  о  том,  что
каждого  человека  лично  принимает   начальник   Украинского   штаба,
расспрашивает, узнает, дополняя личным общением тоненькую и не  всегда
ясную нить радиосвязи... Он защищал Киев и оставался там до последнего
дня. Затем вывел из окружения большую группу офицеров  Красной  Армии.
Уже осенью 1941  года  Строкач  организовал  руководство  партизанами.
Сначала посылались через фронт небольшие самолеты, налаживалась  связь
с действующими отрядами,  посылались  ходоки,  выбрасывались  радисты,
велась разведка... А к моменту, когда товарищ Сталин вызвал к себе  на
прием командиров наиболее известных  соединений,  уже  действовали  на
Украине сотни отрядов...  Ближайший  помощник  Хрущёва  и  Коротченко,
Строкач управлял партизанами Украины.
   Я хотел "по всей форме" начать доклад генералу. Он остановил меня.
   - Давайте у меня на квартире поговорим...
   И вот я на квартире у генерала Строкача. Солдатская койка,  полевой
телефон...
   - Дни и ночи в штабе. А здесь только несколько часов сна и обед...
   Несколько дней, в перерывах  между  работой,  за  обедом  и  ужином
пытливо расспрашивал меня генерал о нашем Карпатском рейде... Я  понял
вскоре: не внешняя сторона событий,  не  путь  движения,  изображенный
узенькой извивающейся полосой на карте,  даже  не  словесное  описание
боев, уже известных ранее по донесениям,  которые,  видимо,  тщательно
изучал Строкач по ночам, - нет; присутствие живого человека, видевшего
события  во  всей  их  противоречивой  сущности  -  борьба  ведения  и
неведения, работа разведки, привычки и шаблоны, повадки врага и  наших
командиров, уловки Ковпака, взлеты  таланта  Руднева  и  их  просчеты,
предательская роль бандитов и их шакалья тактика, давыдовский маневр и
авторы  его  применения,  выход  из  Карпат  и   борьба   командирских
честолюбий - все, все интересовало генерала...
   Он по нескольку раз переспрашивал об  одном  и  том  же,  улавливал
оттенки,  исправлял  неточности,  словно  испытывая,  выверяя  сложный
механизм, заведенный им самим и пущенный в самостоятельный полет.
   - Давыдовским маневром, говорите? Это  хорошо...  Но  ведь  Давыдов
пункт сбора назначал за 30-40 верст... А у вас - Полесье. От Карпат?..
Сколько? - он подошел к карте, - 600 километров  по  прямой?  Это  как
понимать? Эпохи разные, говорите? И рейд ваш  по  километражу  -  один
рейд отрядов Ковпака и Сабурова -  перекроет  все  прошлые  достижения
наших прадедов разочков в пять-шесть. Правильно? А ведь после еще были
рейды не меньше. На Карпаты какой? Третий? Это у вас - у  Ковпака?  А,
кроме вас,  еще  -  Федоров,  Сабуров,  Мельник  рейдировали.  А  рейд
Наумова? Зимой по степи... Знаете? Дерзкий, очень смелый рейд. Советую
изучить его результаты и ходы. Там есть свой почерк... Конечно, Ковпак
на этом деле собаку съел. Но и другие в партизанском  деле  смыслят...
Вот, например, рейд Мельника под Винницу... Ему было передано на  ходу
задание Ковпака, когда вас перенацелили на  Карпаты...  Знаете?  Очень
хорошо... Разведчик должен много знать?.. Согласен с вами... Вы умеете
водить врага за нос...
   Генерал весело засмеялся.
   Здесь-то я впервые и услышал слова Маркса о партизанах: "Они  носят
свою  оперативную  базу  в  самих  себе,  и  каждая  операция  по   их
уничтожению кончается тем, что объект ее исчезает".
   - Не знали? Но чувствовали то же?  Правильно.  Ведь  марксизм,  как
учил  Ленин,  не  "выдумывает"  никаких  доктринерских  рецептов.   Он
изучает, объясняет и переделывает жизнь. Но  если  хотите  знать  наше
мнение... Победа не в том, что вы сумели исчезнуть. Фокус  не  в  том,
что соединение разбрелось по частям. А в том фокус, что оно  собралось
обратно... За тысячу верст... И этот дед  глухой?..  Ну  да,  Велас...
через Румынию и  Венгрию,  говорите,  прошел?  Вот  в  чем  победа.  И
эсэсовцы орденов ни один не заработал. Даже  за  глухого  Веласа...  А
хвалились самого Ковпака поймать...
   Генерал опять рассмеялся. Затем сразу стал серьезным.
   - А теперь скажите, фокус-то фокус, но  в  чем  он?  И  чья  в  нем
главная заслуга? Сплоченности отряда? Традиции? Верно, конечно. И  это
качества  немаловажные.  А  главное  что?   Вот  тут   позвольте   вас
поправить... Главное - существование партизанского края.  Знаю,  знаю,
вы, рейдовики, всегда о  нем  несколько  презрительно  так...  Сидуны,
мол... Даже песню слыхал вашу: "Во селении Купели цело лето просидели,
удивительно..." А когда туго пришлось, куда  все  отряды  рвались?  На
север. А что на севере? Партизанский край! Верно? Верно! Верно  и  то,
что кое-кто из местных командиров считает: вот, мол, пришли и немца  к
нам привели... Тоже ошибка, конечно. Не понимает, что  он  вроде  базы
для вас... Что без него вы рейдировать неспособны, а он без вас  -  не
вояка. Взаимодействие. Народное движение - вот  главное...  А  тактика
может быть разная. В степи одно, в горах - другое... А в городах? А  в
Донбассе? Все по-разному... Советую вам немного опыт других  перенять.
Все может пригодиться. В рейдах вам, ученикам  Ковпака  и  Руднева,  -
первое слово. А правильно применять  разную  тактику - это  уже  будет
оперативное искусство партизанского дела. Тут уже крепко надо сочетать
каждый шаг с действиями армии на фронтах.  Не  учтешь  -  такое  можно
напартизанить.  Вот  смотрите  -  карта  фронтов.  Рейдами   партизаны
постепенно продвигаются на запад и на юг - к западным  границам  нашей
страны. А партизанские края, глядите,  многие  из  них  территорией  в
тысячи квадратных километров  помогают  наступающей  Красной  Армии  с
тыла.
   В конце одной затянувшейся вечерней беседы, все более  раскрывавшей
мне глаза, генерал спросил в упор:
   -  Почему  вы  не  воспользовались  нашим  разрешением  действовать
самостоятельно? А опять подчинились... Так... Слава ковпаковцев -  это
и ваша слава? Интересный ответ...  Ковпак  был  ранен...  Как,  вы  не
знали?.. Неужели скрывал от всех? Ах, старик... Какой старик! Кремень!
Здорово... Да, вы правильно сделали, что опять пришли к нему. Он очень
тепло отзывается о  вас...  Я  обязательно  расскажу  об  этом  Никите
Сергеевичу. Это новые отношения командиров...

   Спустя  несколько  дней  генерал  Строкач  повез  меня   к   Никите
Сергеевичу Хрущёву.


20

   Это  были  дни  деятельной  подготовки  штурма  Киева.  Штаб   1-го
Украинского фронта работал  уверенно  и  четко.  Шла  работа  сложного
механизма, осуществлявшего задание  Ставки:  взять  Киев  раньше,  чем
фашисты успеют опустошить его. Уже накапливались войска на плацдармах.
   Генерал  Армии  Ватутин  со  своего  командного   пункта   наблюдал
видневшийся в дымке золотоглавый город.
   Никита Сергеевич - член Военного совета  важнейшего  из  Украинских
фронтов - принял нас в  сельской  хате.  К  Военному  совету  тянулись
многочисленные провода. На огороде трещали моторы радиостанций.
   -  Кроме  дел  по  фронту,  у  Никиты  Сергеевича  еще  заботы   об
освобожденной территории... Берегите его время, - сказал мне по дороге
генерал Строкач.
   В последний раз  просматриваю  "простыню",  которую  сунул  мне  на
аэродроме Ковпак. Ее заботливо составляли в Глушкевичах Базыма и  Вася
Войцехович.  Скрупулезно  и  внимательно  суммировали  они   донесения
командиров батальонов и рот.
   Сводка говорит о том, что еще 4708 гитлеровцев нашли себе могилу на
украинской земле; о 54 тысячах тонн нефти  и  бензина,  которые  пошли
дымом; о сожженных танках и сбитых самолетах. Она говорит о  том,  что
отрядами  Ковпака  уничтожено  несколько  железнодорожных  станций   и
водокачек; пущено под откос 29  эшелонов,  расстреляно  14  паровозов;
разбито при крушениях 468 вагонов,  платформ,  цистерн  с  горючим  на
станциях, разъездах и в пути; что к гитлеровскому фронту  не  доходили
вагоны  с  обмундированием,  авиабомбами,   снарядами,   патронами   и
продовольствием; уничтожено сотни пулеметов и автоматов разных систем,
тысячи винтовок и пистолетов, сотни тысяч патронов и ручных гранат,  и
раций, и ракетниц, и прочего  военного  имущества;  о  том,  что  нами
взорвано 14 железнодорожных мостов и  2  бронепоезда;  разгромлено  17
немецких гарнизонов и взято 5 райцентров; что взорвано  38  мостов  на
шоссейных  дорогах;  и  о  том,  сколько  уничтожено   электростанций,
лесопильных заводов,  разных  мастерских,  хлебозаводов,  автогаражей,
кабеля,  радиомаяков,  полицейских  участков,  телефонных   аппаратов,
пивоваренных  заводов,  вальцовых  мельниц,   фольварков,   молочарок,
продовольственных баз; сколько захвачено на немецких  складах  сахара,
масла сливочного, сыра, соли и табака.
   Есть там и такая графа, из которой видно,  что  из  числа  трофеев,
отбитых у немцев, населению Западной  Украины,  ограбленному  немцами,
партизанами были розданы:  мануфактура,  обувь,  табак,  сахар,  масло
сливочное, соль, зерно и мука, рогатый скот и многое другое.
   В сводке еще  сказано  о  том,  что  за  период  рейда  в  Карпатах
ковпаковцы прошли 2500 километров боевого  страдного  пути,  и  еще  о
многом, многом другом.
   -  Вот  из-за  чего  терпели  мы  лишения  в  Карпатах.  Стоит   ли
докладывать ее всю? - спрашиваю я у генерала Строкача.
   Он улыбается.
   - Тогда у вас не  останется  времени  своих  двух  слов  сказать...
Выберите наиболее показательные две-три цифры. Главное - расскажите  о
людях, об их подвигах...
   Но я  так  и  не  успел  выбрать  "наиболее  показательные"  цифры.
Помощник Хрущёва полковник Гапочка вышел к нам.
   - Прошу. Никита Сергеевич ждет вас.
   В дверях мы столкнулись с высоким озабоченным человеком.
   - Петр Петрович, - улыбнулся он, - прибыли.
   Это был Демьян Сергеевич Коротченко, второй секретарь ЦК КП(б)У.
   - Зайдите ко мне после... Обязательно...
   Хрущёв поднялся из-за стола.
   Я впервые представлялся  этому  известному  всей  Советской  стране
человеку. Усталое, усталое лицо.
   Я немного робел.
   Мне  хотелось  подвергнуть  критике   нашу   деятельность.   Но   я
отчитывался не за себя...
   - Мой командир поручил мне доложить вам...
   Усталые глаза внимательно взглянули на меня.
   - Я вас слушаю, - сказал Хрущёв задумчиво.
   Строкач легко толкнул меня локтем. Я вспомнил его слова. Кроме  дел
по фронту за плечами этого человека тысячи километров украинской земли
- все Левобережье уже было освобождено Красной  Армией,  -  той  самой
земли, израненной бомбами и  снарядами.  Разрушенные  колхозы,  тысячи
вдов,  сирот,  калек...   И   как-то   вдруг   побледнела   вся   наша
четырехмесячная эпопея.
   - Мой командир поручил мне доложить вам о ходе рейда на Карпаты.
   И я стал торопливо,  перескакивая  через  месяцы,  опуская  детали,
рассказывать о ходе рейда на Карпаты.
   Выручила карта рейда, нарисованная архитектором Тутученко.
   Никита Сергеевич жестом остановил меня:
   - Вы  опускаете  важное...  Расскажите,  как  брали  город  Скалат.
Подробно расскажите...
   Я поднял глаза на Строкача. И  вместо  рассказа  о  бое  за  Скалат
сказал, что не хотел отнимать время... Сказал, что  знаю  о  том,  что
кроме дел по фронту у не спавшего многие ночи человека есть еще вторая
забота - оставшаяся позади, постаревшая от траншей и  окопов,  залитая
кровью отгремевших боев, обугленная земля Левобережья...
   Хрущёв улыбнулся.
   - Но у нас есть и третья забота... Это те люди, настоящие советские
люди, там за фронтом, на правом берегу, помогающие и фронту и  тылу...
Вы, партизаны, тоже прямая забота ЦК. И пока враг топчет Украину - это
одна из главных забот  ЦК.  Докладывайте  подробно.  Не  экономьте,  а
только цените время.
   Неловкость мою как рукой сняло. Ободренный, я докладывал... полтора
часа. Почти не перебивая, Хрущёв внимательно слушал,  вникая  в  самую
суть, словно вместе с нами совершал этот страдный  и  славный  путь...
Радуясь  нашим  победам,  печалясь  нашими  неудачами,  он  озабоченно
хмурился и качал головой, когда я говорил об ошибках и промахах.
   Несколько раз подходил к телефону, отдавал короткие  приказания.  И
сразу возвращался к деревянному столу,  покрытому  вышитой  украинской
скатертью. Коротко бросив: "Продолжайте!" - он  слушал  внимательно  и
целеустремленно.
   Когда Никита Сергеевич отошел от аппарата, мелькнула мысль:
   "Часто недостаток вышестоящих военных командиров заключается в том,
что они только сами говорят. Некоторые из них плохо умеют  слушать..."
А этот человек, несмотря на всю свою занятость, умел слушать.
   Когда весь рейд, за ходом которого мы следили по  карте,  был  мною
доложен, Никита Сергеевич как бы стряхнул  с  лица  печаль,  навеянную
рассказом о судьбе Руднева и других наших боевых товарищей.
   - Хорошо... Я обязательно доложу об этом рейде товарищу Сталину. Он
знает и следит по вашим радиограммам... Но важны и подробности...  Это
- выдающаяся  страница  в  истории  украинского  народа.   Безусловно,
выдающаяся... Я уже показывал эту карту товарищу Ватутину. Сначала  не
поверил. "Группа в 15-20 человек тайком, конечно, может пройти глубоко
в тыл врага. А чтобы отряд в полторы - две тысячи человек? С боями? Не
может быть..." А затем командующий пообещал: "Ну, раз  есть  на  свете
такие вояки, надо им помочь. Пусть доложат, в чем нуждаются". Так  что
не  зевайте,  -  засмеялся  Хрущёв.   Затем   сразу   посерьезнел:   -
Профессиональные военные  -  они  ведь,  знаете,  требуют  обеспечения
флангов. А вот ваши - партизанские фланги - это народ...  Как  этот  -
Мыкола...
   - Мыкола Струк из Белой Ославы.
   - Да, я его знаю. В Яремче я бывал перед войной.  Как-то  на  охоте
встретил и беседовал с  отцом  сержанта,  который  служил  в  Гори.  И
профессор гимназиальный... и доктор Циммер, и Велас,  и  женщины.  Вот
они - фланги партизан. А сила -  в  народной  вере  в  правоту  нашего
непобедимого дела. Сила в партийности наших идей... Я доложу  товарищу
Сталину о Карпатском рейде Ковпака.
   Спустя несколько дней я получил из рук Строкача  решение:  "Принять
командование над отрядами Ковпака".  Правительство  Украины,  учитывая
ранение, оставляет Ковпака на Большой земле...
   - Хватит, повоевал, Сидор Артемьевич, - сказал опечаленному Ковпаку
генерал Строкач.
   На следующий день на рассвете  моя  команда  отбывала  в  Овруч.  А
оттуда - через фронт, и мы дома. Но перед отбытием за несколько  часов
я был вызван к генералу Строкачу.
   - Вас срочно вызывает Демьян Сергеевич, - сказал генерал.
   - Товарищ Демьян?..
   Ведь я так и не успел подробно рассказать ему о  Карпатских  делах.
Было много нового. Он пробыл у нас в соединении более двух  месяцев  и
многих наших, и живых, и оставшихся  навеки  в  горах,  знал  лично...
Конечно, интересуется их судьбой, делами...
   Было и у меня новое. Перед Карпатами я был принят  в  кандидаты,  а
после Карпат - Ковпак, Базыма и Павловский рекомендовали меня в  члены
партии.
   Прибыв  к  Демьяну  Сергеевичу,  я  было  пытался  развернуть  свою
"простыню". Он улыбнулся.