инялся за работу. Полтора века спустя Дюма  во  время  поездки  в  Марсель
познакомился с его сочинением. У хозяина  дома,  где  писатель  остановился,
был брат, который заведовал муниципальной библиотекой. Видимо, он и  показал
Дюма книгу, изданную  в  Кельне  в  тысяча  семисотом  году.  И  Дюма  сразу
смекнул, какую выгоду можно из всего этого извлечь... Он попросил  книгу  на
время, но так и не вернул.
     - А что известно о предшественнике Дюма - Гасьене де Куртиле?
     - Много всего. Тут, надо  заметить,  помогло  еще  и  объемистое  дело,
заведенное на него в полиции. Он родился  не  то  в  тысяча  шестьсот  сорок
четвертом, не то сорок седьмом году, был мушкетером, корнетом в  королевском
иностранном полку, в ту эпоху это было чем-то  вроде  Иностранного  легиона;
потом  он  стал  капитаном  в  кавалерийском   полку    под    командованием
Бопре-Шуазеля. После  окончания  войны  с  Голландией  -  на  которой  погиб
д'Артаньян - Куртиль остался в этой стране, сменив шпагу на перо;  он  писал
биографии, исторические сочинения,  мемуары  -  не  всегда  от  собственного
лица, собирал анекдоты и  непристойные  сплетни,  ходившие  при  французском
дворе...  Из-за  чего  у  него  и  случились  неприятности.    "Воспоминания
господина д'Артаньяна" имели оглушительный успех:  пять  изданий  за  десять
лет. Но  они  вызвали  недовольство  Людовика  Четырнадцатого  -  его  задел
неуважительный  тон,  в  котором  рассказывались  подробности    из    жизни
королевской семьи и  ее  приближенных.  Так  что  сразу  по  возвращении  во
Францию де Куртиля арестовали и отправили  в  Бастилию,  где  он  прожил  на
казенный счет почти до самой своей смерти.
     Актер  воспользовался  паузой  в  рассказе  и  совершенно  некстати   и
невпопад продекламировал строки из "Заката во Фландрии" Маркины{9}:
     Нами правил  капитан,  что  Явился  //смертельно  раненным  в  пылу  //
смертельной агонии.// Сеньоры, что за капитан! // Капитан тех времен...
     Или  что-то  в  этом  роде.  Ему  очень  хотелось  покрасоваться  перед
журналисткой,  на  чьем  бедре,  кстати,  рука  его  лежала    уже    совсем
по-хозяйски. Другие, особенно прозаик  -  тот,  что  писал  под  псевдонимом
Эмилия Форстер, - бросали на него взгляды, полные зависти или плохо  скрытой
злобы.
     Вежливо помолчав, Корсо вернул мне бразды правления:
     - А много ли  позаимствовал  Дюма  у  де  Кур-тиля,  придумывая  своего
д'Артаньяна?
     - Много. Правда, в "Двадцать лет спустя" и "Виконте  де  Бражелоне"  он
пользовался  другими  источниками,  а  вот  истории,  описанные   в    "Трех
мушкетерах", взяты главным образом у де Кур-тиля. Но Дюма озарил их  сиянием
своего гения, сделал литературой совсем иного уровня. Хотя,  повторяю,  взял
он готовые наброски: отец, благословляющий д'Артаньяна, письмо  к  господину
де Тревилю, ссора с мушкетерами, которые в первом тексте были братьями...  И
миледи... Первый и второй д'Артаньяны  похожи  как  две  капли  воды.  У  де
Куртиля он чуть циничнее, чуть корыстолюбивее и чуть менее надежен.  Но  это
- тот же человек.
     Корсо склонился над столом.
     - Раньше вы говорили, что Рошфор символизирует темные силы,  злой  рок,
преследующий д'Артаньяна и его друзей... Но ведь Рошфор - всего лишь агент.
     - Разумеется. Штатный агент его  высокопреосвященства  Армана  Жана  дю
Плесси, кардинала де Ришелье...
     - Злодея Ришелье, - вставил Корсо.
     - Злодея Карабеля{10}, - провозгласил актер, видно решивший  рта  нынче
не закрывать.
     Студенты находились под впечатлением от лекции, они  что-то  записывали
или просто старались слушать,  не  пропуская  ни  слова.  Только  девушка  с
зелеными глазами  держалась  независимо,  в  стороне  от  остальных,  словно
заглянула сюда случайно, пробегая мимо.
     - Для Дюма, - продолжил я, возвращаясь к теме, -  во  всяком  случае  в
первой части цикла романов о мушкетерах, Ришелье становится тем героем,  без
которого не обходится ни одно романтическое или  приключенческое  сочинение:
это пребывающий в тени могущественный  враг,  воплощение  Зла.  Для  истории
Франции Ришелье - великий человек,  а  вот  в  романах  о  мушкетерах  автор
реабилитировал его лишь двадцать лет  спустя.  Таким  образом,  хитрец  Дюма
будто бы покаялся и пошел на мировую с реальностью, хотя роман от  этого  не
сделался менее интересным. Дюма  же  отыскал  другого  негодяя  -  Мазарини.
Справедливость восстановлена, в уста д'Артаньяна  и  его  товарищей  вложены
хвалы  в  адрес  покойного,  слова  о  величии  былого  врага).   Но    Дюма
руководствовался  отнюдь  не  нормами  морали.  Он  всего   лишь    придумал
подходящую форму раскаяния... А вспомните первую книгу цикла,  где  кардинал
замышляет избавиться от герцога Бекингэма,  погубить  Анну  Австрийскую  или
дает  карт-бланш  миледи...  Там  Ришелье  -  воплощенное  злодейство.   Его
высокопреосвященство для д'Артаньяна - то же, что Гонзаго для Лагардера  или
профессор Мориарти для Шерлока Холмса{11}. Дьявольская тень...
     Корсо прервал меня нетерпеливым жестом. Это показалось мне странным.  Я
уже успел узнать его повадку: обычно он хранил молчание, пока собеседник  не
исчерпает своих аргументов, не выдаст всю информацию до последней капли.
     - Вы дважды употребили слово "дьявольский", - сказал  он,  сверяясь  со
своими записями. - И оба раза применительно к  Ришелье...  Не  увлекался  ли
кардинал оккультными науками?
     Слова  его  имели  неожиданное  последствие.  Девушка  с   любопытством
повернулась к Корсо. Теперь он смотрел  на  меня,  а  я  -  на  девушку.  Не
подозревая о своем участии в забавном треугольнике, охотник за книгами  ждал
ответа.
     - Ришелье много чем увлекался, -  пояснил  я.  -  Он  не  только  успел
превратить Францию  в  великую  державу,  но  и  находил  время  на  другое:
коллекционировал картины, ковры, фарфор и  скульптуру.  К  тому  же  он  был
серьезным библиофилом.  Любил  переплетать  свои  книги  в  телячью  кожу  и
красный сафьян.
     -  С  серебряным  гербом  на  красном  фоне.  -  Корсо  снова    сделал
нетерпеливый жест; это были второстепенные детали, а он  не  привык  тратить
время впустую, - Существует каталог Ришелье, очень известный.
     - Каталог грешит неполнотой, ведь книги в коллекции Ришелье.  менялись:
часть  их  теперь  хранится  в  Национальной  библиотеке  Франции,  или    в
библиотеке дворца Мазарини, или  в  Сорбонне,  остальные  попали  в  частные
руки. У него были манускрипты  на  древнееврейском  и  сирийском,  труды  по
математике, медицине, теологии, праву и  истории...  И  вы  угадали:  ученых
больше всего удивило, когда они обнаружили там  немало  древних  текстов  по
оккультным наукам, от каббалы до черной магии.
     Корсо сглотнул слюну и  уставился  мне  прямо  в  глаза.  Казалось,  он
напрягся, как тетива лука перед выстрелом.
     - А вы не припомните конкретных названий?
     Я отрицательно помотал  головой,  его  упорство  меня  заинтриговало  и
озадачило. Девушка продолжала с интересом  следить  за  нашим  диалогом,  но
теперь внимание ее было приковано явно не ко мне.
     - Я ведь занимался Ришелье лишь как героем приключенческого  романа,  -
сказал я в свое оправдание, - поэтому копал не очень глубоко.
     - А Дюма?.. Он тоже увлекался оккультизмом?
     Тут я резко возразил:
     - Нет. Дюма любил жизнь и все делал при ярком дневном свете,  чем  одни
восхищались, а другие возмущались. Правда, он был слегка суеверным: верил  в
сглаз, носил амулет на  цепочке  от  часов  и  хаживал  к  гадалке  -  мадам
Дебароль. Но я никогда бы  не  поверил,  что  он  занимался  черной  магией,
запершись в чулане. Он даже не был масоном, хотя и признался  в  обратном  в
"Веке Людовика Пятнадцатого"... Он погряз в долгах, его  осаждали  кредиторы
и издатели, так что  времени  на  подобную  ерунду  у  него  не  оставалось.
Возможно, творя своих героев, он изучал и эту тему, но всегда  поверхностно.
Я пришел к такому выводу: описывая масонские обряды в "Джузеппе Бальзамо"  и
"Могиканах Парижа",  он  черпал  сведения  непосредственно  из  "Причудливой
истории франкмасонства" Клавеля.
     - А Ада Менкен?
     Я с уважением посмотрел  на  Корсо.  Такой  вопрос  мог  задать  только
специалист.
     - Это другое дело. Ада Айзеке Менкен,  его  последняя  любовница,  была
американской  актрисой.  Во  время  Всемирной  выставки  тысяча    восемьсот
шестьдесят  седьмого  года  Дюма  присутствовал  на  представлении   "Пираты
саванны" и обратил внимание на красивую девушку, которая носилась  по  сцене
верхом на коне.  После  представления  девушка  подошла  к  нему,  обняла  и
заявила, что читала все его книги и готова хоть сейчас отправиться с  ним  в
постель. Старому Дюма, чтобы увлечься женщиной, хватило бы и  меньшего,  так
что порыв ее он принял. Она выдавала  себя  за  жену  миллионера,  любовницу
какого-то короля, генеральшу из какой-то республики...  На  самом  деле  она
была португальской еврейкой, родилась в Америке, слыла любовницей  странного
субъекта - не то сутенера, не то боксера. Связь  Менкен  с  Дюма  обернулась
громким  скандалом,  потому  что  наезднице  нравилось  фотографироваться  в
полуобнаженном виде... Она часто бывала в доме сто семь по  улице  Малерб  -
последнем прибежище Дюма в  Париже...  Она  умерла  от  перитонита  -  после
падения с лошади, в тридцать один год.
     - Она занималась черной магией?
     - По слухам, да. Ей нравились  необычные  ритуалы,  нравилось  надевать
тунику, жечь ладан и приносить  жертвы  владыке  преисподней...  Иногда  она
говорила, что одержима Сатаной, и подробно все  описывала  -  сегодня  такие
откровения мы назвали бы порнографией. Я уверен, что старый  Дюма  не  верил
ни  одному  ее  слову,  но  подобные  спектакли  его,   разумеется,    очень
развлекали. Думаю, когда в  Менкен  вселялся  дьявол,  в  постели  она  была
особенно пылкой.
     Раздался дружный смех.  Даже  я  слегка  улыбнулся  собственной  шутке,
серьезность сохраняли только Корсо и та девушка. Она  задумчиво  глядела  на
него светлыми глазами, а охотник  за  книгами  кивал  головой  в  такт  моим
словам, но вид у него  теперь  был  рассеянный,  отсутствующий.  Он  смотрел
через  окно  в  сторону  бульваров,  и  казалось,  в  темноте,  в  бесшумном
мелькании автомобильных фар, отражавшихся в  его  очках,  он  ищет  какое-то
забытое слово, ключ, способный превратить все истории,  парившие  вокруг,  в
один-единственный сюжет. Да, все  эти  истории  -  сухие  мертвые  листья  в
черных потоках времени.
     И опять мне пора отойти в сторону, отказавшись от  роли  вездесущего  и
всезнающего рассказчика, которому ведомо почти  все  о  приключениях  Лукаса
Корсо. Ведь повествование наше о  трагических  событиях,  которым  пока  еще
только предстоит случиться, будет выстроено в том порядке,  в  каком  описал
их много позже охотник за книгами. Так что теперь мы подступаем  к  моменту,
когда Корсо возвращался домой и, войдя в подъезд,  заметил,  что  привратник
успел подмести холл и уже готовился запереть свою каморку.
     - А к вам нынче приходили чинить телевизор, - сообщил  тот,  выходя  из
мусорного отсека.
     Корсо прочитал  достаточно  книг  и  видел  достаточно  фильмов,  чтобы
знать, что сие означает. Поэтому, не сдержавшись, громко  расхохотался  -  к
полному изумлению привратника.
     - Да у меня уж сколько времени как нет никакого телевизора...
     И тут на него обрушился поток  извинений,  которые  он  пропустил  мимо
ушей. События становились восхитительно предсказуемыми. Но раз уж дело  было
связано с книгами, то он и хотел бы взглянуть  на  все  глазами  читателя  -
искушенного и взыскательного, а не превращаться  в  героя  дешевых  поделок,
хотя некто навязывал ему именно такую  роль.  Нет,  на  это  он  никогда  не
согласится! В конце концов, по натуре Корсо  был  скептиком  и  имел  низкое
артериальное давление,  а  потому  бисеринки  пота  практически  никогда  не
покрывали его лоб и, соответственно, слово "рок" никогда не срывалось с  его
губ.
     - Надеюсь, я не слишком провинился перед вами, сеньор Корсо.
     - Ничего страшного... А тот человек  был  черноволосым,  так?..  Усы  и
шрам на лице?
     - Он самый.
     - Успокойтесь, это мой друг. Он любит такие шутки.
     Привратник облегченно вздохнул:
     - У меня прямо камень с души свалился.
     К счастью, Корсо мог  не  беспокоиться  ни  о  "Девяти  вратах",  ни  о
рукописи Дюма; он или таскал их с собой в холщовой сумке,  или  оставлял  на
хранение в баре Макаровой. Для него в мире не было места  надежней.  Поэтому
теперь Корсо спокойно поднимался по лестнице, пытаясь угадать, что ждет  его
в квартире. Он был человеком опытным и успел превратиться,  так  сказать,  в
"читателя второго уровня",  то  есть  слишком  грубое  и  прямое  следование
архетипам разочаровало бы его. Но, открыв дверь,  он  сразу  успокоился.  Не
было ни разбросанных  по  полу  бумаг,  ни  вывороченных  ящиков  стола,  ни
вспоротых ножом кресел. Все пребывало в том виде, в каком  он  оставил  свое
жилище, уходя ранним вечером.
     Он шагнул к письменному столу. Коробки  с  дискетами  стояли  на  своих
местах, бумаги и документы лежали, как  им  и  положено,  в  соответствующих
ячейках. Человек со шрамом -  Рошфор,  или  как  его  там,  черт  возьми!  -
оказался в своем деле мастером. Но и он не все  сумел  предусмотреть.  Корсо
включил компьютер и победно ухмыльнулся.
     DAGMAR  PC  555  К  (SI)  ELECTRONIC  PLC   ПОСЛЕДНЕЕ    ВКЛЮЧЕНИЕ    -
19:35/THU/3/21 А > echo off А>
     Последнее  включение  -  19.35,  сегодня,  сообщил  ему  экран.  Но   в
последние сутки сам он не касался компьютера. В 19.35  он  сидел  с  нами  в
кафе - пока человек со шрамом ломал комедию перед привратником.
     Еще кое-что любопытное он обнаружил рядом с телефоном, но не  сразу.  И
это кое-что трудно было счесть случайной оплошностью таинственного гостя.  В
пепельнице,  среди  окурков,  лежало  то,  что  хозяину  квартиры  явно   не
принадлежало, - докуренная почти до конца сигара  с  уцелевшим  кольцом.  Он
взял  ее  и  повертел  в  руках,  сперва  не  поверив  собственным   глазам.
Постепенно смысл находки дошел до него,  и  он  опять  громко  расхохотался,
показывая клыки - совсем как затравленный и разъяренный волк.
     Ну конечно! Марка "Монте-Кристо"!
     Незваный гость  побывал  и  у  Флавио  Ла  Понте.  Только  представился
водопроводчиком.
     - Какого черта! Что за дурацкие,  шутки!  -  выпалил  Ла  Понте  вместо
приветствия. И, подождав, пока  Макарова  нальет  ему  джина,  вытряхнул  на
стойку содержимое целлофанового пакета. Сигара была той же марки,  и  кольцо
тоже осталось целым.
     - Эдмон Дантес снова идет в бой, - бросил Корсо. Но Ла Понте  никак  не
желал взглянуть на всю историю с литературной точки зрения.
     - Вот, смотри, какие дорогие сигары курит этот негодяй! - Руки  у  него
дрожали; он даже расплескал свой джин, и несколько  капель  повисло  на  его
рыжей бороде. - Я нашел это на ночном столике.
     Корсо откровенно подсмеивался над ним.
     - Где твоя выдержка, Флавио? Ты же крепкий мужик!  -  Он  положил  руку
ему на плечо. - Вспомни Клуб гарпунеров Нантакета.
     Ла Понте раздраженно отмахнулся:
     - Да, раньше я был крепким мужиком. Но ровно  восемь  лет  назад  вдруг
понял, что приятнее оставаться еще и живым. И с тех пор я чуть пообмяк.
     Корсо, попивая джин, процитировал ему  Шекспира.  Трус  умирает  тысячу
раз, а храбрец... и т. д. Но Ла Понте был не  из  тех,  кого  можно  утешить
цитатами. Тем более цитатами такого рода.
     - Если честно, - заметил он, задумчиво опустив голову, - страха во  мне
нет. Просто я  не  хочу  ничего  терять...  Ни  вещей,  ни  денег.  Ни  моей
фантастической сексуальной силы... Ни жизни.
     Это был весомый  аргумент,  и  Корсо  пришлось  признать,  что  дело  и
вправду могло иметь неприятные последствия. Кроме того,  добавил  Ла  Понте,
есть и другие тревожные  знаки:  какие-то  клиенты  хотят  за  любые  деньги
купить рукопись Дюма, по ночам раздаются таинственные звонки...
     Корсо резко выпрямился.
     - Они звонят ночью?
     - Да, но ничего не говорят. Помолчат, помолчат и бросают трубку.
     Пока Ла Понте  рассказывал  о  своих  несчастьях,  охотник  за  книгами
потрогал  холщовую  сумку,  только  что  извлеченную  из-под  прилавка,  где
Макарова прятала ее среди ящиков с бутылками и пивных бочонков.
     - Я не знаю, что мне делать! - трагическим тоном воскликнул Ла Понте.
     - Продай рукопись  -  и  делу  конец.  События  выходят  из-под  нашего
контроля.
     Книготорговец  отрицательно  покачал  головой  и  попросил  еще  порцию
джина. Двойную.
     - Я обещал Энрике Тайллеферу, что рукопись будет  продана  на  открытом
аукционе.
     - Твой Тайллефер на том свете. А при его жизни ты  не  успел  выполнить
свое обещание.
     Ла Понте мрачно кивнул, словно не  желал  вспоминать  некоторые  детали
дела. Но тут чело его разгладилось, на губах  заиграла  растерянная  улыбка.
Если только это можно было назвать улыбкой.
     - Ты прав, конечно. А теперь угадай, кто еще мне звонил.
     - Миледи...
     - Почти... Лиана Тайллефер.
     Корсо глянул на друга с выражением бесконечной  усталости.  Потом  взял
стакан с джином и залпом выпил.
     - Знаешь что, Флавио?.. - вымолвил  он  наконец  и  вытер  рот  тыльной
стороной руки. - Иногда мне кажется, что я читал этот роман. Когда-то  очень
давно.
     Ла Понте снова нахмурился.
     - Она хочет получить обратно "Анжуйское вино".  Как  есть,  без  всяких
бумаг, подтверждающих  подлинность...  -  Он  смочил  губы  в  джине,  потом
смущенно улыбнулся Корсо. - Чудно, правда? С чего вдруг такой интерес?..
     - И что ты ей ответил? Ла Понте поднял брови:
     - Что от меня это уже  не  зависит.  Что  рукопись  у  тебя.  И  что  я
подписал с тобой договор.
     - Ага, то есть соврал. Мы ведь ничего не подписывали.
     - Конечно, соврал. Теперь если что -  расхлебывать  придется  тебе.  Но
учти, вести переговоры с покупателями я не отказываюсь: и со вдовой,  и  еще
кое с кем мы  в  ближайшие  дни  поужинаем.  Дела  есть  дела.  Обсудим  эту
проблему. Так что я, как и встарь, остаюсь отважным гарпунщиком.
     - Тоже мне гарпунщик выискался! Дерьмо ты и предатель!
     - Да. И таким меня сделала Англия, как сказал бы  засранец  Грэм  Грин.
Знаешь,  как  меня  звали  в  колледже?  Это-сделал-не-я...  Разве  мне   не
доводилось рассказывать тебе, как я  сдавал  экзамен  по  математике?  -  Он
снова поднял брови, с ностальгической теплотой предаваясь  воспоминаниям.  -
Я от рождения был доносчиком.
     - Ты бы поостерегся Лианы Тайллефер.
     - Почему?-Ла Понте любовался своим отражением в  зеркале  над  стойкой.
Потом скорчил похотливую гримасу. - Эта  баба  мне  понравилась  сразу,  еще
когда я только начал таскать книжки ее муженьку. Настоящий класс!
     - Да, - кивнул Корсо. - Настоящий средний класс.
     - Не пойму, чего ты на нее взъелся. Красотка ведь...
     - Там дело нечисто, какая-то собака там непременно зарыта...
     - А я обожаю собак. Особенно если  у  них  имеются  красивые  белокурые
хозяйки. Корсо теребил узел галстука.
     - Послушай, идиот несчастный. Врубишься ты наконец  или  нет?  Во  всех
романах с закрученным сюжетом, во всяких таинственных  историях  знаешь  кто
обязательно  погибает?  Друг   героя!    Улавливаешь,    какой    получается
силлогизм?.. Ведь нынешняя история - таинственней не бывает, ты мой друг,  -
он подмигнул Флавио. - Так что расхлебывать дельце - тебе.
     Поглощенный воспоминаниями о вдове, Ла Понте не сдавался:
     - Ладно тебе! Кончай голову морочить! И потом, если помнишь, я  сказал,
что готов даже пулю получить за друга - но только в плечо.
     - Я не шучу. Тайллефер мертв.
     - Он покончил с собой.
     - Кто знает! Будут и еще покойники.
     -