то об этом знаешь? - спросил он.
     - Больше, чем хотелось бы.
     Теперь тень  девушки  накрывала  собой  все  фрагменты  книги  и  почти
соприкасалась с тенью Корсо. Он инстинктивно отшатнулся, чтобы две  тени  на
кровати разделяла хотя бы узкая полоска света.
     - Вот,  вообрази,  -  говорила  она  все  так  же  задумчиво,  -  самый
прекрасный из падших ангелов, один в пустом дворце, плетет свои козни...  Он
добросовестно  отдает  все  силы  рутинным  делам,  которые  сам  бесконечно
презирает; но они по крайней мере помогают ему скрыть  отчаяние.  Поражение.
- Девушка засмеялась тихо, безрадостно  и  так,  словно  смех  ее  доносился
откуда-то издалека. - Ведь он тоскует по небесам.
     Теперь тени их соединились  и  почти  слились  над  фрагментами  книги,
спасенными из камина на вилле "Уединение". Два темных силуэта  на  покрывале
заблудились среди девяти врат в царство совсем иных теней, а  может,  и  тех
же самых. Обгорелые клочки бумаги, все еще не отысканные  ключи  к  загадке,
тайна, сокрытая под многими покровами, виной чему  были  печатник,  время  и
огонь. Энрике Тайллефер висел на шелковом шнуре  от  собственного  халата  и
медленно вращался; Виктор Фаргаш  лежал  в  грязном  пруду.  Аристид  Торкья
горел на костре на Кампо деи Фьори, взывая к  Отцу  небесному  и  глядя  при
этом не в небо, а на землю, себе  под  ноги.  Старик  Дюма  писал,  сидя  на
вершине мира, и там  же,  в  Париже,  совсем  близко  от  места,  где  нынче
находился Корсо, еще одна тень, тень кардинала,  в  чьей  библиотеке    было
собрано подозрительно много книг о дьяволе, намечала по  канве  узор  тайной
интриги. Девушка, а вернее, ее резко  очерченный  силуэт  на  светлом  фоне,
чуть  подалась  в  сторону  охотника  за  книгами.  Всего    на    несколько
сантиметров; но и этого оказалось достаточно, чтобы его тень сгинула под  ее
тенью.
     -  Хуже  пришлось  тем,  кто  за  ним  последовал.  -  Корсо  не  сразу
сообразил, о ком она вела речь. - Тем,  кого  он,  падая,  увлек  за  собой:
воинам, вестникам, служившим ему по должности и призванию. Некоторые из  них
были наемниками, как ты... И многие даже не поняли, что в  тот  миг  сделали
выбор между подчинением  и  свободой,  между  лагерем  Создателя  и  лагерем
людей; они просто пошли за своим  командиром  -  на  бунт  и  на  поражение,
потому что привыкли выполнять  приказы  не  рассуждая,  и  еще  -  они  были
старыми верными солдатами.
     - Да, они пошли за ним, как десять тысяч греков  за  Ксенофонтом{4},  -
пошутил Корсо.
     Она помолчала. Как будто ее изумила точность сравнения.
     - Кто знает, - прошептала она наконец, - может,  они,  разбросанные  по
свету, одинокие, все еще ждут,  когда  же  командир  велит  им  возвращаться
домой.
     Охотник за книгами нагнулся, чтобы достать сигарету, - и  тотчас  вновь
обрел свою тень. Потом он зажег еще одну лампу - ту, что  стояла  на  ночном
столике, и темный силуэт девушки растаял, черты  ее  вернули  себе  ясность.
Светлые глаза неотрывно смотрели на него. Она снова казалась очень молодой.
     - Это так трогательно, - заметил Корсо, - старые  солдаты,  бредущие  в
поисках моря...
     Она захлопала глазами, и ему почему-то подумалось,  что  теперь,  когда
на лицо ее падал  свет,  она  перестала  понимать,  о  чем  он,  собственно,
толкует. Да и тени на кровати больше не было, а остатки книги  стали  просто
обгорелыми клочками бумаги; стоит открыть окно, и поток ветра  подхватит  их
и, кружа, развеет по комнате.
     Она улыбалась. Ирэн Адлер, Бейкер-стрит, 2216. Кафе в  Мадриде,  поезд,
утро в Синтре... Проигранный бой, анабиоз  побежденных  легионов  -  в  свои
годы она  не  могла  столько  всего  запомнить.  Она  улыбалась  совсем  как
маленькая девочка, испорченная и одновременно невинная, хотя под  веками  ее
таились едва приметные следы усталости. И еще она была сонной и теплой.
     Корсо сглотнул слюну. Какая-то  часть  его  существа  уже  готова  была
кинуться к ней, сорвать белую футболку, обнажить смуглое тело, дернуть  вниз
молнию на джинсах, повалить девушку на  постель,  прямо  на  обрывки  книги,
взывавшей к теням. Погрузиться в эту нежную плоть, сводя счеты и с Богом,  и
с Люцифером,  и  с  неумолимым  временем,  и  с  его,  Лукаса,  собственными
призраками, а также с жизнью и смертью. Но он лишь зажег  сигарету  и  молча
выпустил дым изо рта. Она смотрела на него  долгим  взглядом,  точно  ожидая
чего-то: жеста ли, слова ли. Потом пожелала ему спокойной ночи  и  двинулась
к двери. И уже на пороге резко повернулась всем телом, глянула ему  в  глаза
и медленно подняла руку, ладонью  внутрь,  устремив  вверх  два  соединенных
вместе пальца - указательный и средний. И на  губах  ее  заиграла  нежная  и
понимающая улыбка - одновременно простодушная и  мудрая.  Словно  у  падшего
ангела, с тоской указующего на небо.
     Когда баронесса Фрида Унгерн улыбалась,  на  щеках  ее  появлялись  две
симпатичные ямочки. Вообще-то создавалось  впечатление,  что  все  последние
семьдесят лет она не переставала улыбаться, и потому в глазах ее и на  губах
застыло  несмываемое  выражение  доброжелательности.  Корсо  еще  в   раннем
детстве успел проглотить кучу книг  и  отлично  усвоил,  что  ведьмы  бывают
разные: мачехи, злые  феи,  красивые  и  коварные  королевы  и,  разумеется,
сердитые старухи с бородавками на носу. Но  хотя  он  и  постарался  собрать
побольше сведений о баронессе,  ему  не  удалось  определить,  к  какому  из
традиционных  типов  она  относится.  А   может,    это    просто    обычная
семидесятилетняя старушка, из тех, что живут за границами реального,  словно
погрузившись в вязкий сон и не  замечая  неприятных  сторон  бытия.  Правда,
взгляд проницательных, умных, быстрых и недоверчивых глаз опровергал  первое
впечатление. Не укладывался в привычные  схемы  и  пустой  правый  рукав  ее
вязаной кофты - рука выше локтя была у  баронессы  ампутирована.  Перед  ним
стояла полноватая,  миниатюрная  пожилая  женщина,  похожая  на  учительницу
французского языка в пансионе для благородных девиц. Из  тех  времен,  когда
вышеназванные девицы  еще  существовали.  Так,  во  всяком  случае,  подумал
Корсо, окинув взглядом ее седые волосы,  собранные  на  затылке  в  пучок  с
помощью шпилек, ботинки, очень похожие на мужские, и короткие белые носки.
     - Вы Корсо, если не ошибаюсь?.. Рада с вами познакомиться.
     Она протянула ему  свою  единственную  руку,  тоже  очень  миниатюрную,
протянула с необычной энергией, при этом ямочки у  нее  на  щеках  сделались
еще глубже. По-французски она говорила с  легким  немецким  акцентом.  Корсо
вспомнил, что где-то читал, будто некий фон Унгерн прославился в  Маньчжурии
-  или  в  Монголии?  -  в  начале  двадцатых  годов:  он  был  своего  рода
благородным воином, последним из тех, что сражались с Красной армией,  встав
во главе оборванного войска - русских белогвардейцев, казаков,  китайцев,  а
также дезертиров и бандитов. В этой истории  было  все  -  и  броненосцы,  и
грабежи, и побоища, а потом эпилог  -  расстрел  на  рассвете{5}.  Возможно,
легендарный фон Унгерн имел какое-то отношение к баронессе.
     - Да, он приходился двоюродным дедушкой  моему  мужу.  У  мужа  русские
корни, но их семья незадолго до революции эмигрировала во Францию  и  смогла
вывезти кое-какие деньги. - В тоне ее, по правде сказать,  не  чувствовалось
ни печали, ни гордости, а выражение лица говорило:  то  были  иные  времена,
иные люди. Какие-то неведомые ей персонажи, поумиравшие еще до ее  рождения.
- Я родилась в Германии; когда к власти пришли  нацисты,  мы  потеряли  все.
Замуж я вышла здесь, во Франции, уже после войны. - Она  осторожно  оборвала
сухой лист с цветка,  стоявшего  у  окна,  и  слегка  улыбнулась.  -  Как  я
ненавидела запах  нафталина,  которым  все  было  пропитано  в  семье  мужа:
ностальгические воспоминания о Санкт-Петербурге, тезоименитство  императора.
Жизнь, превращенная в вечные бдения у гроба.
     Корсо бросил взгляд  на  письменный  стол  с  грудой  книг,  на  плотно
заставленные стеллажи. По его прикидке, только в этой комнате находилось  не
меньше тысячи томов. Здесь, надо полагать, были собраны самые редкие,  самые
ценные экземпляры: и новые издания, и старинные - все в кожаных переплетах.
     - Но вы тоже неравнодушны к старине, - кивнул он на книги.
     - Это совсем другое дело; для меня они объект научного исследования,  а
никак не культа. Я с ними работаю.
     Дурные времена настали, размышлял Корсо". раз уж  ведьмы,  или  как  их
нынче называют, рассказывают о  родственниках  по  мужу  вместо  того  чтобы
колдовать над чугунком с волшебным зельем, и живут среди шкафов  с  книгами,
каталожных ящиков, а также ведут посвященную бестселлерам колонку в  крупных
газетах. Через, открытую дверь он видел, что и в других комнатах, и в  холле
полно книг. Книг и растений. Горшки с цветами стояли повсюду: на  окнах,  на
полу,  на  деревянных  подставках.  Квартира  была  очень  большой  и  очень
дорогой, с видом на набережные Сены, и ничто здесь не напоминало о  минувших
временах и кострах инквизиции.  За  некоторыми  письменными  столами  сидели
молодые люди студенческого вида. Сквозь зеленые, листья просвечивало  золото
старинных  переплетов.  Фонд  Унгерна  владел  самой  богатой    в    Европе
библиотекой по  оккультным  наукам.  Корсо  уже  успел  заметить  неподалеку
"Daemonolatriae Libri" Никола Реми{6},  "Compendium  Maleficarum"  Франческо
Марии  Гуаццо{7},  "De  Daemonialitate  et  Incubus  et  Sucubus"   Людовико
Синистрари{8}...
     Здесь был составлен один из лучших каталогов по  демонологии,  и  здесь
же помещалась штаб-квартира фонда, который носил имя  покойного  барона,  ее
мужа. Но кроме того, баронесса Унгерн имела большой и заслуженный  авторитет
как автор книг о магии и колдовстве. Ее последний  труд  "Исида,  или  Нагая
дева" вот уже три года значился в списке бестселлеров.  Надо  добавить,  что
бурным спросом книга стала пользоваться после  того,  как  Ватикан  публично
осудил ее за недопустимые параллели между языческой богиней  и  Богородицей:
восемь изданий во Франции, двенадцать в Испании, семнадцать  в  католической
Италии...
     - А над чем вы работаете сейчас?
     - "Дьявол: история и легенда".  Своего  рода  биография,  и  я  надеюсь
закончить ее к началу следующего года.
     Корсо  остановился  перед  шеренгами  книг,  и  внимание  его   привлек
"Disquisitionum Magicarum" Мартина дель Рио{9} - три тома,  первое  издание;
Лувен, 1599-1600, классическое сочинение по магии.
     - Как вам удалось это добыть? Фрида Унгерн помедлила с ответом,  видимо
прикидывая, стоит ли вдаваться в подробности.
     - Я  купила  трехтомник  в  восемьдесят  девятом  году  на  аукционе  в
Мадриде. С немыслимым трудом отвоевала его у  вашего  соотечественника  Варо
Борхи. - Она вздохнула, словно все еще не пришла в себя после  той  схватки.
- И стоило это больших денег. Кстати, я бы  ни  за  что  не  заполучила  эту
книгу без помощи Пако Монтегрифо{10}, если вам  известно  это  имя...  Такой
обаятельный человек...
     Корсо криво  ухмыльнулся.  Он  не  просто  знал  Монтегрифо,  директора
испанского  филиала  "Клеймора",  они   частенько    вместе    проворачивали
сомнительные и очень выгодные операции, скажем, продали одному  швейцарскому
коллекционеру  "Космографию"  Птолемея,  готический  манускрипт  1456  года,
который  незадолго  до  того  загадочным  образом  исчез  из    университета
Сала-манки.  Книга  попала  в  руки  к  Монтегрифо,  и  тот  попросил  Корсо
выступить посредником. Все прошло без сучка и задоринки - тихо и  аккуратно;
братья  Сениса  помогли  свести  печать,  которая  могла  дать  след.  Корсо
самолично доставил книгу в Лозанну. И получил за  труды  тридцать  процентов
комиссионных.
     - Да, я с ним знаком. - Он провел кончиками пальцев  по  горизонтальным
полосам, украшающим корешки  "Disquisitionum  Magicarum",  пытаясь  угадать,
сколько содрал Монтегрифо с баронессы за содействие на  аукционе.  -  А  что
касается этого Мартина дель Рио, то раньше я видел подобный трехтомник  лишь
однажды - в библиотеке иезуитов в Бильбао... Все три тома  были  переплетены
вместе, в кожу. Но издание то же самое.
     Рассказывая, он двинул руку  влево,  и  пальцы  его  коснулись  книжных
корешков; тут были любопытные экземпляры, в  хороших  переплетах  -  телячья
кожа, шагрень, пергамен. Но встречались и вполне рядовые книги,  и  книги  в
плохом состоянии; при этом было видно, что ими часто пользовались.  Из  книг
торчали закладки - белые картонные полоски, исписанные карандашом -  острым,
убористым почерком. Рабочий материал.
     Рука  Корсо  замерла,  добравшись  до  хорошо  знакомого  тома:  черный
переплет без названия, пять полос на корешке. Экземпляр номер Три.
     - А вот это вы давно приобрели?
     Корсо, разумеется, умел скрывать свои чувства. Особенно  когда  события
развивались непредсказуемым образом. Но  всю  минувшую  ночь  он  провел  за
работой, изучая остатки  экземпляра  номер  Два,  и,  как  он  ни  старался,
баронесса уловила необычную нотку в его  голосе.  И  взгляд  ее  сразу  стал
подозрительным, несмотря на добрые ямочки, которые придавали старушке  почти
что юный вид.
     - "Девять  врат"?..  Трудно  сказать.  Очень  давно.  -  Она  быстро  и
решительно махнула левой рукой. Потом  без  малейшего  затруднения  вытащила
книгу  с  полки  и  открыла  первую   страницу,    украшенную    несколькими
экслибрисами, в том числе и очень старыми. На последнем стояла  фамилия  фон
Унгерн в причудливом узоре. Сверху чернилами была написана дата.  Глянув  на
нее, баронесса утвердительно кивнула головой,  словно  что-то  вспомнила.  -
Это подарок моего мужа. Я вышла за него совсем молодой, он был  старше  меня
почти вдвое... Он купил книгу в сорок девятом году.
     Вот что было плохо у нынешних ведьм, отметил про себя Корсо: у  них  не
осталось секретов. Жизнь на виду - довольно открыть  любой  "Кто  есть  кто"
или  светскую  хронику  в  глянцевом  журнале.  Будь  они   какими    угодно
баронессами-разбаронессами, все у них стало  предсказуемым.  И  тривиальным.
Торквемада свихнулся бы от скуки, доведись ему разбирать дела такого рода.
     - Муж разделял ваше увлечение подобными материями?
     - Нет, конечно. По правде сказать, за всю жизнь он не прочел  ни  одной
книги.  Ему  нравилось  потакать  моим  прихотям,  играть  роль  джинна   из
волшебной лампы.
     Корсо  вдруг  померещилось,  что  ампутированная  рука  шевельнулась  в
пустом рукаве.
     - Ему было  все  равно,  что  дарить  -  дорогую  книгу  или  колье  из
отборного жемчуга... - Она сделала паузу и печально улыбнулась. - Но он  был
очень веселым человеком, легко заводил интрижки с женами  лучших  друзей.  И
умел готовить отличные коктейли с шампанским. - Она опять немного  помолчала
и оглянулась  по  сторонам,  словно  муж  мог  оставить  свой  бокал  где-то
поблизости.-А все это, - она обвела рукой стеллажи, - собрала  я.  Книгу  за
книгой. И "Девять врат" отыскала сама  -  в  каталоге  одного  разорившегося
старика, бывшего сподвижника Петена. Муж лишь подписал чек.
     - А почему все-таки дьявол?
     - Однажды я его увидела. Да, своими глазами, как вас теперь.  Мне  было
пятнадцать лет... Твердый воротничок, шляпа, трость... Он был очень  красив;
похож на Джона Барримора в роли барона Гайгерна  в  "Гранд-отеле"{11}.  И  я
влюбилась как последняя идиотка. -  Она  опять  задумалась,  сунула  руку  в
карман кофты и улыбнулась  так,  будто  вспомнила  что-то  далекое  и  очень
дорогое.-Наверно, поэтому я так легко смирялась с изменами мужа.
     Корсо посмотрел по сторонам, как если бы в комнате они  были  не  одни,
потом наклонился к ней и доверительно сообщил:
     - Всего три века назад за такие рассказы вас сожгли бы на костре.
     Она  издала  гортанный  звук,  заглатывая  довольный   смешок,    затем
поднялась на цыпочки, чтобы в свою очередь прошептать ему на ухо:
     - Три  века  назад  я  не  стала  бы  никому  об  этом  рассказывать.-И
добавила: - Но я знаю многих, кто и теперь с великим удовольствием  отправил
бы меня на костер. - Она улыбнулась, и на щеках ее  опять  заиграли  ямочки.
Эта женщина улыбалась практически всегда,  отметил  Корсо,  хотя  веселые  и
умные глаза цепко изучали собеседника. - Да-да, в двадцатом веке...
     Она  протянула  ему  "Девять  врат"  и  наблюдала,  как  он    медленно
перелистывает  книгу.  На  самом-то  деле  он  сгорал  от  желания  поскорее
проверить,  какие  же  изменения  внесены  в  девять  гравюр,  которые-вздох
облегчения  -  оказались  в  полной  сохранности.  Но  это  значило,  что  в
"Библиографию" Матеу прокралась  ошибка:  выходило,  что  последняя  гравюра
имелась во всех трех экземплярах. Экземпляр номер Три сохранился  хуже,  чем
те, что принадлежали Варо Борхе и Виктору  Фаргашу,  до  того,  естественно,
как его книга попала в камин. Нижняя часть, видимо, пострадала от сырости  -
почти  на  всех  страницах  проступили  пятна.  Да  и  переплет    следовало
хорошенько почистить, но книга, судя по всему, была полной.
     - Хотите чаю или кофе? -  спросила  баронесса.  Нет  уж,  с  сожалением
подумал Корсо, не стану я пить ваше приворотное зелье.
     - Кофе.
     День выдался солнечный, и над  башнями  Нотр-Дам  сияло  голубое  небо.
Корсо подошел к окну и раздвинул занавески, чтобы лучше  рассмотреть  книгу.
С высоты третьего этажа он увидел,  что  внизу,  под  голыми  деревьями,  на
каменной скамейке сидела девушка в синей куртке. Она читала книгу.  И  Корсо
знал, что это были "Три мушкетера" - ведь еще во время завтрака  они  лежали
рядом с ней на столе. Позднее, когда охотник за книгами  двинулся  по  улице
Риволи,  он  не  сомневался,  что  девушка  следует  за  ним  на  расстоянии
пятнадцати - двадцати шагов. Он решил не  замечать  ее,  и  она  всю  дорогу
держалась поодаль, не сокращая разделявшей их дистанции.
     Теперь она подняла глаза. И не могла не увидеть его у окна  с  "Девятью
вратами"  в  руках,  но  никакого  знака  не  подала,  а  просто  продолжала
равнодушно смотреть вверх, пока он  не  отошел  в  глубь  комнаты.  Какое-то
время спустя он выглянул снова - она по-прежнему читала, склонив голову  над
книгой.
     Между столами и книжными  стеллажами  сновала  женщина  средних  лет  в
толстых очках, видимо секретарша, однако Фрида Унгерн сама принесла  кофе  -
две чашки на серебряном подносе, с которым  весьма  ловко  управлялась.  При
этом она так посмотрела  на  Корсо,  что  он  понял:  предлагать  помощь  не
следует. Она поставила поднос на  письменный  стол,  среди  книг,  цветочных
горшков, бумаг и каталожных карточек. Они сели.
     - Как вам пришла в голову идея учредить такой фонд?
     - Это дает налоговые льготы. Кроме того, сюда приходит много  людей,  я
нахожу помощников... - На  лице  ее  появилась  печальная  мина.  -  Я  ведь
последняя ведьма, и мне было очень одиноко.
     - Что вы! Вы совершенно не похожи на ведьму! - Корсо  нацепил  на  лицо
подходящую к случаю гримасу - искреннего и симпатичного кролика.  -  Я  ведь
читал вашу "Исиду".
     В единственной руке она держала чашку  с  кофе  и  потому  инстинктивно
приподняла к склоненной голове то,  что  осталось  от  второй  руки;  словно
собираясь поправить пучок на затылке. Порыв безотчетного  кокетства  -  жест
такой же старый, как мир.
     - И вам понравилось?
     Она смотрела ему в глаза поверх дымящейся чашки,  которую  поднесла  ко
рту.
     - Очень.
     - А вот другим она не слишком пришлась по вкусу. Знаете,  что  написала
"Оссерваторе  романо"?..  Посетовала,  что  нынче  не  существует   "Индекса
запрещенных книг", который когда-то составляла инквизиция. Вы правы,  -  она
указала подбородком на "Девять врат", которые Корсо положил на стол рядом  с
собой. - В былые времена меня непременно сожгли