го месте  стукнул  бы  кулаком  и  высказал  все,  что
думает по этому поводу. Но он был волком терпеливым, хорошо  вышколенным,  с
тренированными рефлексами и инстинктами охотника. В  конце  концов,  девушка
была единственным звеном, соединяющим его с реальностью, - теперь, когда  он
попал в какие-то совсем уж романные, нелепые  и  немыслимые  обстоятельства.
Кроме того, на данном витке развития сценария он против воли,  но  взял-таки
на себя роль и искушенного читателя, и главного героя, ту  самую  роль,  что
некто, который, собственно, и  плетет  интригу,  подмигнув,  предложил  ему.
Правда,  Корею  не  понял,  что  значило  это  подмигивание  -  издевку  или
приглашение к соавторству.
     - Кто-то решил сыграть со мной злую  шутку,  -  произнес  Корсо  вслух,
когда они находились на высоте девять тысяч метров над  Бискайским  заливом.
Потом  он  искоса  глянул  на  девушку,  ожидая  реакции,  но  реакции    не
последовало; соседка его даже не  шевельнулась  и  продолжала  размеренно  и
ровно дышать, то ли на самом  деле  заснув,  то  ли  не  расслышав  реплики.
Раздосадованный ее молчанием, он отдернул плечо, и голова  спутницы  на  миг
осталась без опоры. Затем девушка вздохнула и отыскала удобную позу, на  сей
раз она прислонила голову к иллюминатору.
     - Конечно, с тобой играют злую шутку, - пробормотала она наконец  сонно
и презрительно, так и не разомкнув глаз. - Любой дурак уже  давно  догадался
бы, что к чему.
     - Что произошло с Фаргашем?
     Она ответила не сразу. Краем глаза он увидел, как она заморгала,  после
чего уперла невидящий взгляд в спинку стоящего впереди кресла.
     - Ты же сам знаешь. Он утонул.
     - Кто это сделал?
     Она медленно качнула головой - сначала в одну сторону, потом в  другую.
Ее левая рука, тонкая и смуглая, с короткими,  без  лака  ногтями,  медленно
скользила по подлокотнику. Наконец рука замерла, точно пальцы наткнулись  на
незримое препятствие.
     - Не важно.
     Корсо скривился, казалось, он вот-вот расхохочется, но ему было  не  до
смеха. Он лишь показал клык.
     - А мне очень даже важно. Очень даже.
     Девушка  пожала  плечами,  что  означало:   нам    с    вами    важными
представляются совсем разные вещи.
     Корсо настаивал:
     - А какую роль во всей этой истории играешь ты?
     - Я уже сказала - охраняю тебя.
     Она повернулась к нему, и взгляд  ее  стал  пронзительным,  хотя  всего
секунду назад казался рассеянным. Она снова двинула  руку  по  подлокотнику,
словно пытаясь сократить расстояние, отделявшее ее от Корсо. И  теперь  рука
была совсем близко, так что охотник за  книгами  невольно  отпрянул,  ощутив
досаду и даже смущение. В душе его,  там,  где  оставила  свою  мету  Никон,
зашевелились какие-то смутные, забытые и  очень  тревожные  чувства.  Начала
вкрадчиво наплывать былая боль - ощущение  пустоты;  а  все  оттого,  что  в
глазах девушки, немых и беспамятных, отражались старые призраки,  воскресшие
из небытия.
     - На кого ты работаешь?
     Ресницы опустились, точно закрылась страница в книге.  И  сразу  ничего
не осталось - только пустота. Девушка сердито наморщила нос:
     - Как ты мне надоел, Корсо.
     Она отвернулась к иллюминатору и  уставилась  наружу.  Большое  голубое
пятно с вплетенными в него тончайшими  белыми  нитями  упиралось  вдалеке  в
охряную полосу. Уже показалась земля. Франция.  Пункт  назначения  -  Париж.
Пункт назначения или следующая глава?  Продолжение,  обещанное  в  следующем
номере. Поединок прерван,  тайна  не  раскрыта  -  вот  прием,  обычный  для
романтического  повествования  с  продолжением.  Корсо  подумал   о    вилле
"Уединение", вспомнил фонтан, пруд, тело Фаргаша среди водорослей и  осенних
листьев. Его кинуло в жар, он вздрогнул. Сейчас он чувствовал  себя  -  и  с
полным на то основанием - человеком, который  вынужден  спасаться  бегством.
Нелепость крылась в другом: он бежал не по собственной воле -  его  вынудили
сделать это.
     Корсо еще раз скользнул взглядом по девушке, прежде чем попытаться  без
лишних эмоций вглядеться в себя самого. А может, он бежал не от  чего-то,  а
к чему-то?  Или  спасался  от  тайны,  скрытой  в  его  собственном  багаже?
"Анжуйское вино", "Девять врат",  Ирэн  Адлер.  Стюардесса  сказала  что-то,
проходя  мимо,  и  улыбнулась  дурацкой  профессиональной  улыбкой.   Корсо,
погруженный в свои мысли, посмотрел на нее пустым взором. Хорошо  бы  узнать
наверняка: записан ли уже где-нибудь конец  всей  этой  истории?  Или  Корсо
самолично сочиняет ее по ходу дела - главу за главой?
     В тот день они с девушкой не обменялись больше ни словом.  В  аэропорту
Орли он сделал вид, что забыл о ее присутствии, хотя в длинных переходах  не
переставал слышать шаги за спиной.  На  паспортном  контроле,  показав  свое
удостоверение личности, он слегка повернул голову в надежде углядеть,  каким
документом пользуется она; но напрасно. Он  только  и  успел  заметить,  что
паспорт лежал в черной  кожаной  обложке  и  был,  разумеется,  европейским,
потому что она проходила через пункт контроля, предусмотренный  для  граждан
Сообщества. Они вышли на улицу, и,  когда  Корсо  сел  в  такси  и  привычно
назвал адрес - "Лувр Конкорд", девушка скользнула на сиденье  рядом  с  ним.
До самого отеля они ехали молча, машину  она  покинула  первой,  предоставив
ему право расплатиться с таксистом. У того  не  было  сдачи,  и  Корсо  чуть
задержался. Когда он наконец пересек вестибюль, она  уже  получила  номер  и
удалялась следом за посыльным, который нес ее рюкзак.  Заходя  в  лифт,  она
успела на прощание махнуть Корсо рукой.
     - Лавка просто замечательная. Там написано: "Книжный магазин  Репленже.
Автографы и исторические документы". Она открыта.
     Девушка жестом показала официанту, что заказывать ничего  не  будет,  и
слегка наклонилась к Корсо. Текучая прозрачность ее глаз совсем как  зеркало
повторяла уличные сцены, которые отражались еще и в витрине кафе.
     - Почему бы нам не отправиться туда прямо сейчас?
     Утром они встретились за завтраком. Корсо сидел у окна, выходившего  на
площадь Пале-Руаяль, и читал газеты. Она поздоровалась, расположилась  рядом
и принялась с аппетитом поглощать тосты и круассаны.  Потом,  не  вытерев  с
верхней  губы  полоску  кофе  с  молоком,  уставилась  на  Корсо  с    видом
беззаботного ребенка.
     - Итак, с чего начнем?
     Они сидели в двух кварталах  от  книжной  лавки,  которую  девушка  уже
успела отыскать по  собственному  почину,  пока  Корсо  приканчивал  в  кафе
первую в этот день рюмку джина, первую, но, как он чувствовал, не последнюю.
     - Так почему бы нам не отправиться туда прямо сейчас? - повторила она.
     Корсо не  ответил.  Ночью  ему  приснился  сон.  Она,  эта  смуглолицая
девушка, в вечерних сумерках вела  его  за  руку  через  холодное  пустынное
поле, а  на  горизонте  виднелись  столбы  дыма  -  то  были  вулканы  перед
извержением. Порой на  пути  им  попадались  солдаты  с  суровыми  лицами  -
мертвые солдаты, - их оружие было покрыто слоем пыли,  они  смотрели  молча,
тускло и безразлично - как угрюмые троянцы в царстве Аида. От  горизонта  на
поле надвигался мрак, дым делался  все  гуще,  а  непроницаемые,  призрачные
лица мертвых воинов словно предупреждали о чем-то. Корсо  хотелось  поскорее
выбраться оттуда. Он тянул девушку за  руку,  чтобы  она  не  отставала,  но
воздух становился все плотнее, все горячее, удушливее и темнее. И вдруг  бег
их превратился в падение - они все падали, падали и никак не  могли  достичь
земли, будто это была  замедленная  съемка  агонии.  Темнота  обжигала,  как
пламя в топке. Единственной связью с внешним миром  оставалась  рука  Корсо,
которая крепко держала руку девушки и все еще  пыталась  тянуть  ее  вперед.
Последнее, что он почувствовал, - пожатие этой слабеющей,  превращающейся  в
пепел руки. И тут же перед ним - в непроглядном мраке над пылающим  полем  и
над его сознанием - возникли какие-то белесые пятна, похожие  на  мимолетные
вспышки, и из них образовались фантастические очертания голого черепа.
     Вспоминать сон было  неприятно.  Чтобы  прочистить  горло  от  пепла  и
стереть ужас с сетчатки глаз, Корсо допил джин. Потом повернулся к  девушке.
Она сидела и терпеливо, смиренно ждала,  похожая  на  прилежную  секретаршу,
готовую  тотчас  выполнить  любые   распоряжения    шефа.    Неправдоподобно
спокойная, как должное принявшая  свою  роль  в  этой  истории.  И  поза  ее
выражала теперь обескураживающую и необъяснимую преданность.
     Когда Корсо встал и закинул на плечо  свою  холщовую  сумку,  она  тоже
немедленно  вскочила.  Они  неспешно  спустились  к  Сене.  Девушка  шла  по
тротуару со стороны домов и время от времени останавливалась у витрин,  если
внимание ее привлекала какая-нибудь картина, или гравюра, или книга. Она  на
все таращила глаза с жадным  любопытством,  но  в  уголках  ее  губ  застыло
что-то  печальное,  а  непроизвольная  улыбка  выглядела    ностальгической.
Казалось, в старинных вещах  она  искала  свой  собственный  отпечаток;  как
будто в каком-то уголке памяти ее прошлое связывалось с прошлым  этих  малых
числом  обломков  кораблекрушения,  которые  прибивало  сюда  течение  после
каждой неизбежной в Истории катастрофы.
     Они увидели две книжные лавки - одну напротив другой,  по  обе  стороны
улицы.  Лавка  Ашиля  Репленже  была  старинной,  с  деревянным  фасадом   и
изысканной витриной под вывеской "Livres anciens, autographes  et  documents
historiques". Корсо велел  девушке  дожидаться  снаружи,  и  она  безропотно
подчинилась. Направляясь к дверям,  он  заметил  ее  отражение  в  витринном
стекле - наполовину заслоненная его плечом, она  стояла  на  противоположном
тротуаре и пристально смотрела ему вслед.
     Он  толкнул  дверь,  зазвенел  колокольчик.  Дубовый  стол,  книги   на
стеллажах, папки с гравюрами и дюжина старых деревянных картотечных  шкафов.
На  ящиках  -  латунные  кружки  с    изящно    выгравированными    буквами,
расположенными в алфавитном порядке. На стене в  рамке  -  рукописный  лист,
под которым значилось: "Фрагмент  "Тартюфа"  Мольера".  Рядом  -  три  очень
недурных гравюры: Виктор Гюго, Флобер, а посередине - Дюма.
     Ашиль Репленже стоял у  стола.  Это  был  здоровяк  с  багровым  лицом,
пышными седыми усами и двойным  подбородком,  свисающим  на  ворот  рубашки.
Одним словом, персонаж, весьма похожий на Портоса. Одет он  был  дорого,  но
небрежно:  английский  пиджак,  с  трудом  сходившийся  на  толстом  животе,
фланелевые брюки - чуть спущенные и мятые.
     - Корсо... Лукас Корсо,  -  он  вертел  в  толстых  и  сильных  пальцах
визитную карточку Бориса Балкана и морщил лоб. - Да, припоминаю,  он  звонил
мне. Что-то связанное с Дюма.
     Корсо опустил сумку на пол и  достал  папку  с  пятнадцатью  страницами
"Анжуйского вина". Букинист впился в нее глазами и поднял бровь.
     - Любопытно, - сказал он тихо. - Очень даже любопытно.
     Разговаривал он прерывисто  и  одышливо,  как  астматик.  Он  вынул  из
кармана пиджака очки с бифокальными  стеклами  и  надел,  но  сперва  метнул
цепкий взгляд на посетителя. Потом склонился над рукописью. Когда он  поднял
голову, лицо его сияло восторгом.
     - Невероятно, - вскричал он. - Я готов купить это немедленно.
     - Рукопись не продается.
     Букинист не сумел скрыть удивления. Он разочарованно надул губы:
     - Но я понял...
     - Речь идет лишь об экспертизе. Разумеется, ваши услуги будут оплачены.
     Ашиль Репленже мотнул головой - дело вовсе не в  деньгах.  Он  выглядел
раздосадованным и пару раз недоверчиво глянул на  посетителя  поверх  очков.
Потом снова склонился над рукописью.
     - Жаль, - вымолвил он наконец  и  снова  с  любопытством  воззрился  на
Корсо, словно раздумывая, каким образом она попала к тому в руки.  -  Откуда
это у вас?
     - Наследство. Умерла старая тетушка, понимаете ли...  А  вы  не  видели
эту рукопись раньше?
     Все еще не  поборов  подозрительности,  букинист  бросил  взгляд  через
витринное стекло на улицу, будто какой-нибудь случайный прохожий  мог  вдруг
растолковать ему смысл неожиданного визита. Хотя, скорее  всего,  он  просто
подыскивал ответ. Наконец он потрогал усы - так, точно те  были  наклеены  и
он проверял, на месте ли они, потом уклончиво улыбнулся:
     - Здесь у нас, в Латинском квартале, никогда не знаешь  наверняка,  что
ты уже видел, а что - нет... Район всегда был удобен для торговли книгами  и
гравюрами... Вокруг все непрерывно что-то покупают и  продают,  порой  книга
несколько раз проходит через одни и те же руки. -  Он  сделал  паузу,  чтобы
глотнуть воздуха: три  коротких  вдоха,  потом  метнул  на  Корсо  изучающий
взгляд. - Нет, думаю, что нет. Раньше я этой рукописи не видел. -  Он  снова
посмотрел на улицу; кровь прилила у него  к  лицу,  оно  побагровело.  -  Уж
ее-то я запомнил бы.
     - Надо понимать, что это подлинник? - гнул свое Корсо.
     - Ну... Думаю, да. - Букинист, отдуваясь, провел кончиками  пальцев  по
голубым листам; казалось, он прикасался к ним с  опаской.  Затем  взял  одну
страницу двумя пальцами. - Полукруглые буквы,  средний  нажим,  без  вставок
между строками и без помарок... Почти  нет  знаков  препинания,  зато  много
лишних прописных  букв.  Несомненно,  это  Дюма  в  зрелые  годы,  где-то  в
середине жизни,  когда  он  писал  "Трех  мушкетеров"...  -  Букинист  начал
заводиться. Но вдруг он замолк, подняв палец вверх, и Корсо  увидел  улыбку,
проклюнувшуюся  из-под  усов,  знак  того,  что  хозяин  принял  решение.  -
Подождите минутку!
     Он шагнул к картотечному шкафу с  буквой  "Д"  и  вытащил  папку  цвета
слоновой кости.
     - Тут все написано рукой Александра Дюма-отца.
     В папке  лежала  дюжина  каких-то  документов,  одни  без  подписи  или
помеченные инициалами А. Д.; под другими стояла полная подпись.  По  большей
части это были короткие записки, адресованные издателям, письма  к  друзьям,
приглашения.
     - Вот один из его американских автографов... - пояснил Ашиль  Репленже.
- Автограф попросил у него Линкольн. Дюма послал  десять  долларов  и  целых
сто автографов - их продали в Питсбурге на благотворительном  аукционе...  -
Он показывал Корсо свои сокровища со сдержанной, но  явной  профессиональной
гордостью. - А это, взгляните, приглашение на ужин в  замок  "Монте-Кристо",
который  он  построил  для  себя  в  Марли-ле-Руа.  Иногда  он  ставил  лишь
инициалы, а случалось, пользовался псевдонимами...  Хотя  не  все  известные
автографы являются подлинными. В  газете  "Мушкетер",  которая  принадлежала
Дюма, служил некий Вьелло, умевший подделывать почерк  хозяина.  К  тому  же
последние три года жизни у Дюма сильно дрожали руки, приходилось диктовать.
     - А почему бумага голубая?
     - Он получал ее из  Лилля,  от  фабриканта,  который  был  его  горячим
поклонником и изготовлял бумагу специально  для  своего  кумира...  И  почти
всегда такого вот цвета, особенно для романов. На статьи чаще  шла  розовая,
на стихи - желтая... Дюма писал разными перьями, в зависимости от  жанра.  И
терпеть не мог синих чернил.
     Корсо указал на четыре белых листа с пометками и помарками:
     - А эти?
     Репленже нахмурился:
     - Маке. Соавтор Дюма - Огюст Маке. Это исправления,  сделанные  Дюма  в
первом варианте. - Букинист провел пальцем по  усам,  потом  наклонился  над
рукописью и принялся громко  и  театрально  читать:  -  "Ужасно!  Ужасно!  -
шептал Атос, между тем как Портос бил бутылки, а Арамис  отдавал  приказание
- правда,  несколько  запоздавшее  -  привести  духовника",  -  букинист  со
вздохом прервался на полуслове  и,  удовлетворенно  кивнув,  протянул  Корсо
лист. - Посмотрите сами! Маке написал просто: "И он испустил дух  на  глазах
у онемевших от ужаса друзей  д'Артаньяна".  Дюма  эту  строку  зачеркнул,  а
сверху написал несколько своих фраз, вставил новые реплики.
     - А что вы можете сообщить мне  о  Маке?  Букинист  с  сомнением  пожал
мощными плечами.
     - Немного. - Тон его снова стал уклончивым. -  Он  был  десятью  годами
моложе Дюма, рекомендовал его писателю их общий друг Жерар де Нерваль.  Маке
сочинял исторические романы, но безуспешно, и принес  Дюма  набросок  одного
из них -  "Добряк  Бюва,  или  Заговор  Селламара".  Дюма  превратил  это  в
"Шевалье д'Арманталь" и напечатал  под  своим  именем.  А  Маке  получил  за
работу тысячу двести франков.
     - А вы могли бы определить дату написания "Анжуйского вина" по  почерку
и стилю письма?
     - Конечно! Тут полное  совпадение  с  другими  рукописными  документами
тысяча  восемьсот  сорок  четвертого  года,  когда  шла  работа  над  "Тремя
мушкетерами"... Белые и голубые листы - тоже его обычай. Дюма  с  помощником
работали  неутомимо.  Из  "Мемуаров  господина  д'Артаньяна"  Куртиля    они
позаимствовали имена для своих героев, путешествие в Париж,  историю  миледи
и образ жены галантерейщика,  которой  Дюма  придал  черты  своей  любовницы
Белль Крельсамер, чтобы  госпожа  Бонасье  вышла  поживее...  Из  "Мемуаров"
господина де Ла Порта, доверенного лица Анны  Австрийской,  появился  эпизод
похищения Констанции. А у Ларошфуко и  из  книги  Редерера  "Политические  и
галантные интриги французского двора" они почерпнули знаменитую историю  про
алмазные подвески... В ту пору они писали не только  "Трех  мушкетеров",  но
еще и "Королеву Марго" и "Шевалье де Мезон-Руж".
     Репленже снова замолчал, пытаясь отдышаться. Давая  пояснения,  он  все
больше и больше краснел, кровь опять прилила у него к лицу. Последние  фразы
он проговорил совсем быстро и сбивчиво. Он боялся утомить собеседника, но  в
то же время хотел предоставить ему как можно больше фактов.
     - С "Шевалье де Мезон-Руж", - продолжил он, глотнув воздуха,  -  связан
забавный анекдот... Уже было объявлено  о  публикации  романа-фельетона  под
названием "Шевалье де Ружвиль", но тут Дюма  получил  негодующее  письмо  от
некоего маркиза, носящего ту же фамилию. В итоге автор изменил название,  но
вскоре  получил  новое  письмо.  "Глубокочтимый  господин  Дюма,  -    писал
аристократ,  -  называйте  свой  роман,  как  Вам  заблагорассудится.  Я   -
последний  представитель  рода  и  через  час  намерен  застрелиться..."   И
действительно, маркиз де Ружвиль покончил с собой  из-за  какой-то  любовной
истории.
     Он опять судорожно глотнул  воздух.  По  его  губам  пробежала  улыбка,
словно он просил прощения за свой недуг. Сильная,  рука  опиралась  на  стол
рядом с  голубыми  листами.  Он  напоминает  выбившегося  из  сил  великана,
подумал Корсо. Портос в пещере Локмария.
     - Борис Балкан не  сказал  мне,  что  вы  специалист  по  Дюма.  Теперь
понятно, на чем основана ваша дружба.
     - Мы уважаем друг друга. Но  я  делаю  свое  дело,  не  более  того.  -
Репленже,  слегка  смутившись,  опустил  голову,   -    Я    просто-напросто
трудолюбивый эльзасец, занимаюсь книгами с  авторскими  пометками,  а  также
автографами. И заметьте, исключительно  французских  авторов  девятнадцатого
века... Так вот, подумайте, как бы я оценивал то, что попадает в поле  моего
зрения, если бы не умел с  точностью  определить,  чья  это  рука  и  какова
история появления рукописи или документа. Надеюсь, вы понимаете...
     - Разумеется, понимаю, - ответил Корсо" - Это и отличает  профессионала
от обычного барахольщика.
     Репленже , посмотрел на него с благодарностью:
     - Сразу видно, что мы с вами люди одной профессии.
     - Да, - криво ухмыльнулся Корсо, - древнейшей в мире.
     Хозяин лавки расхохотался, что вызвало у  него  новый  приступ  удушья.
Корсо воспользовался паузой, чтобы снова перевести разговор на дело Маке.
     - Расскажите, как они работали, - попросил он.
     - Система была сложной. - Репленже махнул руками  в  сторону  стола  со
стульями, словно именно там  все  и