ожи на туриста, - заметила она.
     - А я и не турист.
     - Работа?
     - Да.
     - Любая работа в Синтре должна быть интересной.
     Только этого не хватало, подумал Корсо  и  поправил  очки  указательным
пальцем... Допрашивать себя он не позволит, даже  если  в  роли  следователя
выступает красивая и  очень  молодая  девушка.  Видно,  тут  и  была  зарыта
собака: она слишком молода, чтобы излучать угрозу. А  может,  именно  это  и
таило в себе опасность. Он взял книгу,  оставленную  девушкой  на  столе,  и
небрежно полистал. Современное английское издание,  несколько  абзацев  были
отчеркнуты карандашом. Он прочел один из них:
     Его глаза продолжали следить за тающим светом и  сгущающейся  темнотой.
Эта  противоестественная  чернота  словно  говорила  светлому  и    высокому
творению Господа: "Освободи мне место, хватит уж светить".
     - Вам нравится читать готические романы?
     - Мне нравится читать. - Она  чуть  наклонила  голову  набок,  и  стала
хорошо видна ее обнаженная шея. - Нравится держать в руках книги.  Я  всегда
вожу в рюкзаке несколько.
     - Вы много путешествуете?
     - Да. Уже много веков.
     Услышав подобный  ответ,  Корсо  скривился.  Но  она  произнесла  фразу
вполне серьезно и наморщила лоб с видом маленькой  девочки,  рассуждающей  о
сложных материях.
     - Я принял вас за студентку.
     - И не совсем ошиблись.
     Корсо положил "Мельмота-Скитальца" на стол.
     -  Вы  загадочная   девушка.    Сколько    вам    лет?    Восемнадцать,
девятнадцать?.. Иногда у вас на лице появляется такое выражение,  будто  вам
на самом деле гораздо больше.
     - Может, и больше. Каждый  человек  выглядит  на  столько,  сколько  он
пережил и сколько прочитал. Поглядите на себя.
     - И что интересного я увижу?
     - Знаете, какая у вас улыбка? Улыбка старого солдата.
     Он смущенно дернулся:
     - Я не знаю, как улыбаются старые солдаты.
     - А я знаю.  -  Глаза  девушки  снова  сделались  матовыми;  взгляд  их
обратился внутрь, заскользил по тропинкам памяти. - Однажды мне  встретились
десять тысяч человек, которые искали море.
     Корсо поднял бровь и таким образом выразил повышенный интерес.
     - Да что вы... Это относится к области пережитого или прочитанного?
     - Угадайте! - она пристально глянула на него, а потом  добавила:  -  Вы
ведь производите впечатление умного человека, сеньор Корсо.
     Она встала, взяла со стола книгу и подхватила с  пола  белые  теннисные
тапочки. Ее глаза словно вновь обрели жизнь,  и  охотник  за  книгами  успел
заметить, как в них промелькнуло что-то знакомое. Да,  во  взгляде  ее  было
что-то узнаваемое, намек на уже виденное.
     - Может, еще и встретимся, - произнесла она на прощание. - Здесь же.
     Корсо не сомневался, что так оно и  будет.  И  не  смог  бы  однозначно
ответить на вопрос: хочет он того или нет? Но времени  на  обдумывание  этой
проблемы у него не оставалось: в  дверях  девушка  столкнулась  с  Амилкаром
Пинту, который как раз входил в ресторан.
     Пинту был низеньким толстяком. Смуглая  кожа  его  блестела,  будто  ее
только что покрыли лаком, а густые и жесткие усы  выглядели  так,  точно  их
подстригли  всего  несколькими  взмахами  ножниц.  Он   был    бы    честным
полицейским, даже хорошим полицейским, если бы ему  не  приходилось  кормить
пятерых  детей,  жену  и  отца-пенсионера,  который  тайком  таскал  у  сына
сигареты. Его жена-мулатка двадцать лет назад была  писаной  красавицей,  он
привез ее из Мозамбика, после того как  страна  завоевала  независимость,  -
тогда  Мапуту  еще  назывался  Лоренсу-Маркиш,    а    сам    Амилкар    был
сержантом-парашютистом, увешанным наградами, тощим и храбрым. Корсо  не  раз
видел его жену, когда по делам  наведывался  к  Амилкару  Пинту:  подернутые
пеленой усталости глаза, большие и дряблые груди, старые  шлепанцы,  красный
платок на голове. Обычно он сталкивался с ней в прихожей их дома, где  вечно
пахло грязными детьми и вареными овощами.
     Полицейский  вошел  в  зал,  искоса  глянул  на  уходившую  девушку   и
плюхнулся в кресло напротив охотника за книгами. Он пыхтел и отдувался,  как
будто путь из Лиссабона проделал пешком.
     - Это кто?
     - Не обращай на нее внимания, - ответил Корсо.  -  Испанская  девчонка.
Туристка.
     Пинту успокоенно кивнул и  вытер  влажные  ладони  о  брюки.  Он  часто
повторял этот жест. Пинту сильно потел, на  воротничке  его  рубашки  в  том
месте, где ткань соприкасалась с кожей,  всегда  была  видна  тонкая  темная
полоска.
     - У меня возникла одна проблема, - сказал Корсо.
     Португалец расплылся в улыбке.  Нет  неразрешимых  проблем  -  вот  что
означала его гримаса, И пока мы с тобой ладим, все будет нормально.
     - Не сомневаюсь, что вместе мы ее быстро решим.
     Теперь настал черед  Корсо  улыбнуться.  Он  познакомился  с  Амилкаром
Пинту четыре года назад в связи с довольно грязным  делом,  когда  на  рынке
"Ладра"{3} всплыли ворованные книги.  Корсо  прибыл  в  Лиссабон,  чтобы  их
опознать. Пинту  арестовал  двух  человек;  тем  временем  несколько  ценных
экземпляров, не успев вернуться к владельцу, куда-то исчезли -  как  в  воду
канули. Тогда Корсо с Пинту отпраздновали начало столь  плодотворной  дружбы
в притонах Байру-Алту, при этом сержант-парашютист долго пережевывал  жвачку
ностальгических воспоминаний о колониальных временах и повествовалц как  ему
чуть не оторвало яйца в бою у Горонгозы. Под конец они  горланили  "Grandola
vila morena..." на смотровой площадке в  Санта-Лусии,  и  все  вокруг,  весь
район Алфама, раскинувшийся внизу, был освещен  луной,  а  неподалеку  лежал
Тежу, широкий и переливчатый, как  серебряная  скатерть,  по  которой  очень
медленно скользили мрачные силуэты корабликов - в сторону башни Белен.
     Официант  принес  Пинту  заказанный  кофе.  Корсо  подождал,  пока   он
отойдет, и пояснил:
     - Речь идет о книге. Полицейский, склонясь над низким  столиком,  сыпал
в чашку сахар.
     - А у тебя  всегда  речь  идет  о  какой-нибудь  книге,  -  заметил  он
осторожно.
     - Это особая книга.
     - А что, бывают не особые? Корсо  снова  улыбнулся.  Улыбка  получилась
хищной, и в ней блеснула сталь.
     - Хозяин не желает ее продавать.
     - Это плохо. - Пинту поднес  чашку  к  губам  и  с  наслаждением  начал
отхлебывать  глоток  за  глотком.  -  Купля-продажа  -  дело  хорошее.  Вещи
перемещаются  туда-сюда,  я  хочу  сказать,  что  таким  образом   они    не
задерживаются на одном месте. Благодаря  этому  закладывается  основа  целых
состояний, а посредники получают возможность  заработать...  -  Он  поставил
чашку и снова вытер ладони о брюки. - Вещи  должны  крутиться.  Таков  закон
рынка, закон жизни. Надо запретить не продавать. Не  продавать  -  ведь  это
тоже своего рода преступление.
     - Целиком и полностью согласен, - заметил Корсо. - И  в  данном  случае
дело за тобой. Придумай что-нибудь.
     Пинту  откинулся  на  спинку  кресла  и  выжидательно   посмотрел    на
собеседника. Посмотрел твердо и спокойно.
     Однажды в мозамбикской сельве они с командиром попали в засаду;  и  ему
пришлось тащить на плечах смертельно раненного лейтенанту - всю ночь,  почти
десять километров. На рассвете он  увидал,  что  лейтенант  умирает,  но  не
бросил его и  донес  труп  до  базы.  Лейтенант  был  молоденьким,  и  Пинту
подумал, что мать захочет похоронить сына на родине, в  Португалии.  За  это
ему дали медаль. Теперь дети  Пинту  играли  его  старыми,  потускневшими  и
поржавевшими наградами.
     - Может, ты знаешь этого типа - его зовут Виктор Фаргаш.
     Полицейский кивнул:
     - Фаргаши - очень известный и старинный род. Когда-то  влиятельный,  но
теперь он совсем захирел.
     Корсо протянул ему запечатанный конверт:
     - Тут все необходимые сведения: владелец, книга и адрес.
     - Виллу я знаю, - Пинту водил кончиком языка по  верхней  губе,  иногда
доставая и до усов. - Хранить там ценные  книги  -  опрометчиво.  Любой  без
труда может туда Залезть. - Пинту печально глянул  на  Корсо,  словно  и  на
самом деле сокрушался из-за легкомыслия  Виктора  Фаргаша.  -  Я  даже  знаю
одного такого - вор-карманник из Шиаду, к тому же за ним должок.
     Корсо стряхнул с плеча невидимую пылинку. Подробности его не  касались.
По крайней мере, пока дело не будет сделано.
     - Только не торопитесь, к тому времени меня здесь уже не должно быть.
     - Не беспокойся. Ты получишь книгу, и сеньору  Фаргашу  упрекнуть  тебя
будет почти не  в  чем.  Разбитое  стекло  -  а  на  вилле  половина  стекол
перебита... Работа будет чистой... А гонорар...
     Корсо кивнул на конверт, который его собеседник, так и  не  распечатав,
держал в руке:
     - Там аванс - четверть. Остальное в обмен на книгу.
     - Договорились. Когда ты уезжаешь?
     - Завтра рано утром. Я позвоню тебе из Парижа. .
     Пинту собрался было встать, но Корсо жестом удержал его:
     - Еще одна проблема. Мне надо получить сведения о некоем типе:  рост  -
метр восемьдесят или чуть меньше, усы, шрам на  лице.  Черноволосый,  темные
глаза. Худой. Не испанец и не португалец. Нынче  ночью  он  крутится  где-то
поблизости.
     - Опасен?
     - Не знаю. Он следует за мной из Мадрида.
     Полицейский делал заметки на обороте конверта.
     - А с нашим делом он как-то связан?
     - Скорее всего. Но больше никаких данных у меня нет.
     - Ладно, что  смогу,  сделаю.  У  меня  здесь,  в  местном  полицейском
участке,  есть  друзья.  Потом  загляну  в  архивы  главного  управления   в
Лиссабоне.
     Он наконец поднялся, пряча конверт во внутренний карман пиджака.  Корсо
успел заметить рукоятку пистолета - слева под мышкой.
     - Не хочешь посидеть со мной, чего-нибудь выпить?
     Пинту со вздохом покачал головой:
     - Я бы с удовольствием, но трое моих мулатиков заболели корью.  Хватают
заразу друг от друга, паршивцы.
     Он произнес это  с  усталой  улыбкой.  В  мире  Корсо  все  герои  были
усталыми.
     Они вместе вышли из гостиницы. У дверей Пинту  ждал  старый  "ситроен".
Корсо протянул Пинту руку и снова заговорил о Викторе Фаргаше:
     - Не забудь: никаких  крайностей  -  и  поаккуратнее...  Самая  обычная
кража, не более того.
     Полицейский завел мотор, включил фары и с упреком  посмотрел  на  Корсо
через окошко с опущенным стеклом. Он вроде даже обиделся:
     - Мог бы не предупреждать. Мы же с тобой профессионалы.
     Проводив Пинту, охотник за  книгами  поднялся  в  номер,  сел  за  свои
записки и работал допоздна. Кровать его была завалена бумагами,  на  подушке
лежали открытые "Девять врат". Он здорово устал и  решил,  что  горячий  душ
поможет ему прийти в себя. Но едва он  направился  в  ванную,  как  зазвонил
телефон. Это был Варо Борха. Его интересовало дело Фаргаша.  Корсо  в  общих
чертах обрисовал ситуацию, упомянул и  об  отличиях,  обнаруженных  на  пяти
гравюрах из девяти.
     - Но, как и следовало ожидать, - добавил  он,  -  продавать  книгу  наш
друг отказывается.
     На  другом  конце  телефонной  линии    повисло    молчание;    видимо,
книготорговец размышлял, но о чем именно - о гравюрах или о  несговорчивости
Фаргаша - понять было невозможно. Когда он  снова  заговорил,  тон  его  был
предельно осторожным.
     - Так я и предполагал, - сказал он, и теперь  Корсо  отлично  понял,  о
чем шла речь. - А есть ли способ обойти препятствие?
     - Может, и найдется.
     Трубка снова замолчала. Пять  секунд,  просчитал  Корсо,  следивший  за
секундной стрелкой.
     - Я оставляю это дело в ваших руках.
     Потом  они  обсуждали  лишь  какие-то  мелочи.  Корсо  не  упомянул   о
разговоре с Пинту, а его собеседник не удосужился  полюбопытствовать,  каким
именно способом охотник за  книгами  собирался  уладить  дело  или,  как  он
выразился, "обойти препятствие". Варо Борха ограничился  вопросом:  не  надо
ли еще денег? Корею отказался и обещал позвонить  из  Парижа.  Потом  набрал
номер Ла Понте, но  трубку  по-прежнему  никто  не  брал.  Голубые  страницы
рукописи Дюма так и остались лежать в папке. Корсо  собрал  свои  заметки  и
вместе с томом в черном кожаном  переплете  с  пентаграммой  снова  сунул  в
холщовую сумку, сумку же спрятал под кровать и привязал за  лямку  к  ножке.
Теперь, как бы крепко  он  ни  спал,  никто  не  сумеет  украсть  сумку,  не
разбудив его. Что-то больно обременительный достался ему багаж,  буркнул  он
себе под нос, направляясь в ванную. И опасный. Хотя почему  именно  опасный,
он и сам не сумел бы объяснить.
     Корсо почистил зубы, потом разделся, побросав  одежду  на  пол,  глянул
сквозь облако пара в зеркало и увидал себя - худого  и  поджарого,  похожего
на отощавшего волка. Опять откуда-то издалека, из прошлого, настиг его  укол
тоски, потом сознание захлестнула волна боли, той, что, казалось, уже  давно
утихла; словно одновременно и в плоти его, и  в  памяти  задрожала  какая-то
струна. Никон. Он вспоминал ее всякий раз, когда расстегивал ремень  -  ведь
раньше она любила делать это сама, был  у  них  такой  странный  ритуал.  Он
закрыл глаза и вновь увидал ее перед собой: вот она сидит на  краю  постели,
стягивает с него брюки, потом трусы - медленно, очень медленно,  наслаждаясь
этим действом и нежно улыбаясь. Расслабься, Лукас Корсо. Однажды она  тайком
сфотографировала  его:  он  спал  на  спине,  лоб  пересекала   вертикальная
морщина, тень пробившейся за ночь  щетины  затемняла  щеки,  и  оттого  лицо
казалось худым, а складка  у  полуоткрытых  губ  -  суровой  и  горькой.  Он
напоминал изможденного, выбившегося из сил  волка,  злобно  озирающегося  на
подушке, похожей на снежную равнину. Фотография  ему  не  понравилась  -  он
случайно обнаружил ее в кюветке с фиксажем в ванной комнате,  которую  Никон
использовала как лабораторию. Он разорвал снимок на мелкие кусочки,  негатив
тоже, и Никон больше ни разу ни словом не упомянула об этом эпизоде.
     Когда Корсо включил душ  и  подставил  под  струи  лицо,  горячая  вода
обожгла кожу, даже векам стало  нестерпимо  больно,  но  он,  сжав  челюсти,
напрягшись всем  телом,  еле  сдерживаясь,  чтобы  не  закричать,  продолжал
стоять, хоть и готов был завыть от тоски и одиночества.  Целых  четыре  года
один месяц и двенадцать дней повторялось одно и  то  же:  из  постели  Никон
тянула его под душ и медленно, бесконечно медленно намыливала ему  спину.  И
потом нередко прижималась к его груди, как маленькая  девочка,  затерявшаяся
под дождем.  Однажды  я  уйду,  так  и  не  узнав  тебя.  Тогда  ты  станешь
вспоминать мои большие темные глаза. Мои невысказанные упреки.  Мои  горькие
стоны во сне. Мои кошмарные сны, которые ты не умел прогонять.  Вот  что  ты
станешь вспоминать, когда я уйду.
     Он уткнулся лбом в белый кафель, усеянный водяными каплями, и  подумал,
что это влажное поле слишком похоже на один из кругов  ада.  Что  ж!  Ни  до
Никон, ни после никто не вел его в душ, не намыливал ему осторожно  и  нежно
спину. Никогда. Никто. Никогда.
     Он вышел из ванной и лег в постель, прихватив "Мемориал Святой  Елены".
Но прочел лишь несколько строк:
     Возвращаясь к воспоминаниям  о  войне,  Наполеон  заметил:  "Испанцы  в
массе своей вели себя как люди чести..."
     В ответ на похвалу Наполеона, сделанную  два  века  тому  назад,  Корсо
скорчил гримасу. И вспомнил слышанные в детстве слова,  их  произнес  то  ли
один из его дедов, то ли отец: "Мы,  испанцы,  только  в  одном  превосходим
других: лучше всех получаемся на  картинах  Гойи"...  "Люди  чести",  сказал
Наполеон. Корсо подумал о  Варо  Борхе  с  его  чековой  книжкой,  о  Флавио
Ла.Понте, о библиотеках, доставшихся  в  наследство  вдовам  и  за  бесценок
скупленных букинистами-грабителями.
     Подумал о призраке Никон, блуждающем в безлюдье белой пустыни.  О  себе
самом, готовом служить сторожевым  псом  тому  пастуху,  который  сильнее  и
лучше. Что ж, просто тогда были иные времена.
     Он так и уснул - с отчаянной и горькой улыбкой на губах.
     Первое, что он увидал, проснувшись, была предрассветная серая  муть  за
окном. Слишком рано.
     Непослушной рукой он попытался нащупать часы на ночном столике, но  тут
до него дошло, что звонил не будильник, а телефон. Трубка дважды  падала  на
пол, пока он пристраивал ее между ухом и подушкой.
     - Слушаю.
     - Это ваша вчерашняя  знакомая.  Помните?  Ирэн  Адлер.  Я  жду  вас  в
вестибюле. Нам надо поговорить. Немедленно.
     - Какого черта?..
     Но она уже повесила трубку. Извергая проклятия, сонный и  раздраженный,
Корсо отыскал очки,  откинул  простыню,  натянул  брюки.  Потом  в  припадке
панического страха заглянул под кровать - сумка  лежала  там,  в  целости  и
сохранности. Он с  трудом  цеплялся  взглядом  то  за  один,  то  за  другой
предмет. В комнате сохранялся прежний порядок,  а  вот  снаружи  происходило
что-то неладное. Он едва успел зайти в  ванную  и  сполоснуть  лицо,  как  в
дверь постучали.
     - Знаете, черт возьми, который час?
     Девушка стояла на пороге - все в той же синей  куртке,  с  рюкзаком  на
плече. Глаза ее были еще зеленее, чем прежде.
     - Сейчас половина седьмого утра, -  спокойно  сообщила  она.  -  И  вам
нужно как можно быстрее одеться.
     - С ума вы, что ли, сошли?
     - Нет. - Она без приглашения вошла в комнату  и  теперь  неодобрительно
поглядывала по сторонам. - У нас совсем мало времени.
     - У нас?
     - Да, у нас с вами. Ситуация внезапно осложнилась.
     Корсо в бешенстве фыркнул:
     - Для шуток можно было выбрать и другое время.
     - Перестаньте валять  дурака.  -  Девушка  сердито  сморщила  нос.  Она
по-прежнему была похожа на мальчика, по-прежнему была юной, но что-то в  ней
переменилось: она выглядела взрослее и гораздо увереннее в себе. - Я  говорю
вполне серьезно.
     Она кинула рюкзак на неубранную постель. Корсо подхватил его, сунул  ей
обратно в руки и указал на дверь:
     - Убирайтесь вон!
     Она не шелохнулась, только метнула на него колючий взгляд.
     - Послушайте. - Светлые  глаза  приблизились  к  нему;  они  напоминали
льдинки, ослепительно сверкающие на фоне загорелого лица. - Вы  знаете,  кто
такой Виктор Фаргаш?
     Поверх ее плеча,  в  зеркале,  висящем  над  комодом,  Корсо  разглядел
собственное лицо: лицо болвана, застывшего с открытым ртом.
     - Разумеется, знаю, - выдавил он из себя наконец.
     Он все еще продолжал растерянно хлопать глазами. Она  ждала,  ничем  не
выдав удовольствия от полученного эффекта. Было ясно, что  мысли  ее  заняты
чем-то другим.
     -  Он  умер,  -  сказала  она  ровным  тоном,  таким  спокойным,  будто
сообщала, что выпила на завтрак чашку кофе или сходила к дантисту.
     Корсо глубоко вдохнул, пытаясь переварить услышанное:
     - Не может быть! Вчера вечером я виделся с ним, и  он  чувствовал  себя
нормально.
     - А теперь он больше не чувствует себя  нормально.  Вернее,  он  вообще
никак себя не чувствует.
     - Откуда вы знаете?
     - Знаю.
     Корсо недоверчиво дернул головой, потом  отправился  за  сигаретой.  На
полпути он увидал фляжку с джином и остановился, чтобы влить в себя  глоток;
от скользнувшего в пустой желудок джина у него мурашки пошли по коже.  Потом
он какое-то время запрещал себе смотреть на девушку - пока не сделал  первую
затяжку. Корсо совершенно, не устраивала та роль,  которую  его  только  что
заставили сыграть. Ему нужно было спокойно обмозговать все это.
     - Кафе в Мадриде, поезд, вчерашний  вечер  и  нынешнее  утро  здесь,  в
Синтре... - перечислял он, не вынимая сигареты изо рта, щуря глаза  от  дыма
и загибая указательным  пальцем  правой  руки  пальцы  на  левой.  -  Четыре
совпадения. Многовато, правда?
     Она нетерпеливо тряхнула головой:
     - Я считал вас умнее. Какие еще совпадения?
     - Почему вы преследуете меня?
     - Вы мне нравитесь.
     Корсо было не до смеха