Елена ТОПИЛЬСКАЯ
   Следователь Маша Шевцова 1-5
   
   ГЕРОЕВ НЕ УБИВАЮТ
   ЛОВУШКА ДЛЯ БЛОНДИНОВ
   БЕЛОЕ, ЧЕРНОЕ, АЛОЕ...
   ХОД С ДАМЫ ПИК
   ОХОТА НА ВАМПИРОВ


   Елена ТОПИЛЬСКАЯ
   ГЕРОЕВ НЕ УБИВАЮТ


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Средства массовой  информации  сообщают  о  похищении  жены  крупного
бизнесмена средь бела дня, в центре города. Но  все,  кто  может  что-то
рассказать об этом происшествии, делают вид, что преступления  не  было.
Незадолго до этого преступником-одиночкой дерзко ограблены пункты обмена
валюты. Позже совершен налет на  ювелирный  магазин.  Покончил  с  собой
известный  врач-гинеколог.  И  за  всеми  этими  преступлениями  -  тень
спецслужб. Странным образом переплелись судьбы жертв  и  преступников...
Следователь Швецова начинает раскручивать  этот  запутанный  клубок,  но
свидетели гибнут один за другим. Кто-то очень не хочет, чтобы она узнала
правду. Кто-то всесильный; или это только кажется?

   Героев не убивают, их увольняют.
   Фольклор правоохранительных органов

Глава 1

   За окном завывал не по-летнему яростный ветер, хлопала  развалившаяся
фрамуга.  Стемнело,  собирался  дождь.  Вдруг  громыхнуло  так,  что   я
испуганно поежилась. Мне стало неуютно одной в полутемном кабинете, то и
дело мерещились шорохи в коридоре, похожие на крадущиеся шаги.  Нервы  у
меня не  выдержали.  Я  поднялась  и  заперла  дверь  изнутри  на  ключ,
вернулась к столу и продолжила писать.
   Человек с пистолетом в руке вошел в бронированное помещение обменного
пункта валюты, убил  охранника  и  выстрелил  в  стекло  кассы.  Молодая
кассирша   знала,   что   стекло,   отделяющее   ее   от   клиентов,   -
пуленепробиваемое, но  все  равно  смертельно  испугалась.  Она  покорно
собрала деньги из ячеек, перетянула пачку резиночкой, положила в желобок
и  подвинула  разбойнику.  Разбойник  взял  восемнадцать  тысяч  семьсот
шестьдесят долларов США, положил пачку  денег  во  внутренний  карман  и
спокойно вышел на улицу. На полу обменного пункта растекалась лужа крови
из раны  в  груди  охранника.  За  пуленепробиваемым  стеклом  билась  в
истерике кассирша.
   Кто-то заскребся в дверь моего кабинета, я вздрогнула и прислушалась.
   Но там затаились, стало тихо. "Кошмар", - подумала я,  в  прокуратуре
уже никого нет, а входную  дверь  я  не  закрывала,  ожидая  возвращения
коллеги Горчакова  с  происшествия.  Придет  какой-нибудь  маньяк,  меня
грохнет и украдет компьютер.
   Шорох возобновился; я затаилась, надеясь, что  маньяк,  судя  по  его
тихим манерам, не станет взламывать дверь, подумает,  что  меня  нет,  и
уйдет...
   Конечно, это оказался шутник Горчаков, это он так меня  пугал,  зная,
что я страшная трусиха.  Я  поняла,  что  это  он,  когда,  не  выдержав
напряжения, подкралась к двери и  попыталась  определить,  стоит  ли  за
дверью кто-нибудь, а Лешка, услышав, что я подошла, стал  завывать,  как
привидение.
   - Вот идиот, - сказала я, впуская его в кабинет.
   - А ты испугалась? - довольно допытывался он.
   - Испугалась. Что за дурацкие шутки?
   - Да ладно. - Он подошел к столу и глянул на монитор.  -  Уже  второй
эпизод пишешь?
   - Да, хочу в понедельник сдать.
   - Счастливая.  -  Он  опустился  на  стул  и  вытянул  ноги.  Кабинет
наполнился смешанными запахами  табачного  дыма,  подвальной  сырости  и
общепита. Наверняка Лешка успел  забежать  в  столовую  рядом  с  местом
происшествия и перекусить, и трескал наверняка на кухне, рядом с  плитой
и котлами, вот и пропах жареной картошкой.
   - А ты его по факультету помнишь? - спросил Лешка, кивая на уголовное
дело.
   - Нет, - я покачала головой, - он же был на  курс  старше.  Я  только
фамилию его  слышала;  про  него  говорили,  что  он  краса  и  гордость
факультета.
   Учился лучше всех, на КВНах блистал, соблазнял девушек...
   - Интересно, а он тебя помнит?
   - Да откуда, Лешенька? Я,  правда,  училась  хорошо,  но  была  серой
мышкой, из библиотек не вылезала, на мальчиков не смотрела.
   - Да, как была дурой, так и осталась,  -  пробурчал  друг,  но  я  не
обиделась. Просто Горчаков  всегда  принимал  активное  участие  в  моей
личной жизни, от всей души желая мне счастья. Мы уже давно друг на друга
не обижаемся.
   - Ну чего там, Лешка? - спросила я, наливая ему чай.
   За много лет совместной работы мы научились понимать друг  друга  без
слов. Общепит общепитом, а от чая Лешка никогда не откажется. Ночью  его
разбуди и предложи пожрать - проснется и все съест.
   -  Чего-чего,  -  промычал  он  с  набитым  ртом.   -   Как   обычно,
черепно-мозговая, причем непонятно - то ли  дали  по  башке,  то  ли  от
падения с высоты собственного роста.
   - Вскрытие покажет, - пожала я плечами.
   - Да-а, покажет оно! Когда это оно что-нибудь показывало!
   - Ну, это ты со зла. А личность-то установили?
   - Да где уж нам уж! Это ты  все  в  высших  сферах  вращаешься,  а  я
специалист по бомжам... Я подошла к Лешке и погладила его по голове:
   - Бомжи разные бывают...
   Лешка хмыкнул. Он понял, что я имею в виду. Три дня назад его вызвали
на падение с высоты, сказали - бомж с крыши свалился. В принципе это  не
редкость, бомжи лазают по крышам с  целью  кражи  тарелок  НТВ  и  часто
срываются вниз, либо по неловкости, либо по пьяни. Бомж так бомж.  Лешка
приехал во двор, где лежало тело, и с  недоумением  оглядел  кашемировое
пальто, надетое на труп, галстук от  Версаче,  золотые  часы  и  золотые
зубы, а также битком набитый бумажник,  лежавший  на  асфальте  рядом  с
трупом. "Это что, по-вашему, бомж?" - осведомился он у участкового.  "Ну
а кто же? - удивился участковый. - Вот  паспорт  его,  он  в  Питере  не
прописан, значит, лицо без определенного места жительства..."
   Отставив чашку, Горчаков любезно предложил  проводить  меня,  если  я
соберусь  в  течение  получаса,  но  я  отказалась.   Обвинительное   по
разбойнику действительно надо было сдать в понедельник. Сейчас закрою за
Лешкой входную дверь, посижу еще часа три, до полуночи, а  потом  вызову
такси. Сыночек мой в  лагере,  никто  меня  дома  не  ждет,  кроме  жабы
Василисы вот и надо использовать свободное время по максимуму.
   Стуча по клавишам клавиатуры  компьютера,  я  вспоминала,  как  взяли
разбойника. Он и вправду был выпускником юрфака, красавцем и бонвиваном.
Когда я заканчивала факультет, он уже год работал в  прокуратуре  и  там
тоже слыл первым парнем на деревне, его громко арестовали  за  получение
взятки в виде ужина в ресторане. Что уж там было на  самом  деле,  я  не
знаю, но в суде он получил пять лет и отбыл их от звоночка до  звоночка.
С юридической карьерой было покончено, а самолюбие у Рыбника било  через
край. Он пропал на восемь лет, похоже было, что где-то воевал,  допускаю
даже, что в Иностранном легионе, - три языка, французский, английский  и
испанский, он знал блестяще.  Потом  появился  здесь,  в  Питере,  и  за
полгода совершил пять дерзких ограблений пунктов обмена валюты, забрал в
общей сложности около трехсот тысяч долларов. Эти деньги так и не нашли,
хотя прочесали мы все на совесть.
   Незаурядный ум Рыбника проявился и в том, как  он  готовил  разбойные
нападения на валютники. Он выбирал маленькие тихие пункты  на  окраинах,
сразу стрелял в охранника на глазах у кассиров, и те, хоть и знали,  что
пуля не пробьет стекла перегородки, да и дверь бронированная -  в  кассу
не войти, все равно отдавали ему деньги. Психология:  когда  у  тебя  на
глазах только что убили человека, нет сил сопротивляться.  Рассчитал  он
все блестяще, но из-за своей педантичности и засыпался. Поймали  мы  его
именно на этом, сделав рутинную работу: во  всех  пунктах,  подвергшихся
нападениям, изъяли и проверили данные о  лицах,  менявших  валюту.  Было
понятно, что преступник наверняка приходил в эти  пункты  осматриваться,
но, чтобы не привлекать к себе внимание,  должен  был  поменять  деньги.
Оказалось, что во всех компьютерах есть данные о некоем Рыбнике, который
за неделю-две до нападения покупал незначительное  количество  долларов,
десять-пятнадцать. Нашли Рыбника, установили за ним наружное  наблюдение
и взяли с пистолетом в очередном валютнике.  Кассирши  опознали  его  по
всем эпизодам, пистолет, который был у  него  в  руках  при  задержании,
"пошел" на все убийства, так что за судьбу дела  я  не  волновалась.  Не
было сомнений в том, что на этот раз Рыбник получит пожизненное.
   У меня в ходе следствия контакта с Рыбником не сложилось, уж очень он
был отстранен и высокомерен. Показаний он не давал, хотя на  отвлеченные
темы, без протокола, разговаривал. Но только не о себе  и  своей  жизни.
Даже на  невзначай  устроенные  мною  провокации  не  поддавался.  Я,  к
примеру, заведя разговор о каких-то фильмах, вышедших на экраны как  раз
в период восьмилетнего  провала  в  его  биографии,  пыталась  выяснить,
смотрел ли он их, и хоть так рассчитывала узнать, был ли он в  России  в
это время. Но он, почуяв ловушку, тут же замыкался и даже не поддерживал
беседу о боевых действиях в  горячих  точках  нашей  страны.  "Точно  из
Иностранного легиона", - думала я, разглядывая его  непроницаемое  лицо.
Одна только тема могла  встряхнуть  его,  хотя  и  на  нее  он  говорить
отказывался, - это его юридическое  образование.  Видно  было,  что  ему
больно и горько вспоминать о своей юридической карьере,  -  все-таки  он
был лучшим студентом и в прокуратуре подавал надежды. Он весь вспыхивал,
когда я в первый раз нечаянно, а потом, конечно, умышленно - упоминала о
факультетских преподавателях или о его бывших сослуживцах. А после этого
замыкался так, что это  осложняло  следствие.  В  остальном  же  он  был
абсолютно спокоен, я бы сказала - в его положении неестественно спокоен.
Причем спокойствие это было  ненаигранным,  уж  это  я  чувствовала.  За
столько лет работы на следствии я  научилась  определять,  действительно
человек не волнуется или прикидывается.
   И еще я в который раз оценила правоту шефа, не отдавшего дело Рыбника
Лешке, хотя и Горчаков, и я просили его об этом.
   Если бы перед Рыбником сидел мужчина-следователь, неизвестно, чем  бы
все кончилось. Самолюбивый Рыбник не вынес  бы  вида  своего  ровесника,
дослужившегося  до  должности  старшего  следователя  и  классного  чина
младшего советника юстиции. Допускаю, что он мог бы вспыхнуть настолько,
что стукнул бы Лешку чем-нибудь или попытался устроить побег. А меня он,
похоже, особо всерьез не принимал.
   Следствие не заняло много времени - доказательств было с избытком.
   Адвокат  у  Рыбника  был  дежурный,  подзащитный  соглашение  с   ним
заключать отказался и  не  заплатил  ему  ни  копейки.  Родственников  у
Рыбника не было.
   Кстати, к моему недоумению, мы не нашли даже  женщины,  с  которой  у
Рыбника были бы какие-то отношения. Правда, вопреки Лешкиным язвительным
замечаниям, и  мужчины  тоже.  Вообще  ни  одной  связи  Рыбника  мы  не
установили, хотя наружка ходила за ним около месяца. Можно было  понять,
почему  он  не  общается   с   университетскими   друзьями   и   бывшими
сослуживцами, но чтобы у человека не было вообще ни единой близкой души?
   Я  еще  поудивлялась  некоторое  время,  почему   такой   незаурядный
преступник ходил "на дело" без маски и деньги с целью разведки менял  по
своему паспорту.
   Но в конце концов и эти вопросы  перестали  меня  занимать.  Составлю
обвинительное заключение, отправлю дело в суд и забуду про Рыбника,  тем
более что я его больше  никогда  не  увижу.  Пойдут  новые  дела,  новые
происшествия и сотрут из моей памяти образ неудавшегося  коллеги,  этого
одинокого волка, который очень бы мне нравился, если бы на  его  совести
не висело по крайней мере пять трупов.
   Расстались мы  с  ним  прохладно,  подписали  протокол  об  окончании
ознакомления с делом - и все.
   Кончался вечер пятницы. Впереди были выходные, суббота - родительский
день, увижу наконец своего Хрюндика. В полдвенадцатого я прикинула, что,
посидев  в  воскресенье  за  компьютером,  я  закончу  обвиниловку  и  в
понедельник с чистой совестью предстану перед шефом.
   Засунув  дело  в  сейф,  я  закрыла  кабинет,  сдала  прокуратуру  на
сигнализацию и спустилась вниз. Такси ловить не пришлось, в принципе,  я
еще успевала на метро.
   Успешно преодолев самый страшный отрезок на пути домой - от  входа  в
парадную до дверей квартиры, - я сбросила туфли, засунула  в  рот  кусок
колбасы и плюхнулась на диван перед телевизором.
   Наслаждаясь тишиной и покоем, я предалась  любимому  занятию:  задрав
ноги на спинку дивана, бесцельно нажимала на кнопки пульта,  не  успевая
даже понять, что показывают мне разные  каналы,  до  тех  пор,  пока  на
экране не мелькнуло  знакомое  лицо.  Тут  я  приостановила  марафон  по
телепрограммам и всмотрелась в журналиста Старосельцева, который в  этот
момент анонсировал свою статью в ближайшем номере еженедельника "Любимый
город". Поскольку я врубилась в его монолог  на  середине,  я  не  особо
вслушивалась в то, что он говорит, но почувствовала, что соскучилась  по
старому Другу, поэтому взялась за телефон и набрала номер его  пейджера.
Звонок старого друга не заставил себя ждать.
   - Здравствуйте, Мария Сергеевна! Как вы поживаете?
   - Спасибо, Антон. Куда вы пропали?
   - Да вот... Нелегкая журналистская  судьба  опять  забросила  меня  в
Париж... Мы посмеялись.
   - Нет, серьезно. Закрутился. Вы же знаете, текучка. Вот, поручили мне
журналистское расследование по дворцу.
   - По какому дворцу?
   - По президентскому.
   - А он что, под Парижем?
   - Под Питером. Мария Сергеевна, а вы что, газет не читаете?
   - Антон Александрович, я и телевизор не смотрю. Вот сегодня  случайно
включила, и то потому лишь, что вас показывали...
   - Ну, так я как раз и говорил про это расследование. Ну да  ладно,  я
вам лучше нашу газетку принесу. У вас-то что новенького?
   - Разбойника заканчиваю, - похвасталась я.
   - Какого разбойника?
   - Антон Александрович, - сказала я с укоризной, - вы  что,  газет  не
читаете?
   Старосельцев усмехнулся:
   - Открою вам секрет, Мария Сергеевна, те, кто пишут в газеты,  обычно
их не читают. Либо одно, либо другое.
   - Но ваша-то газета про  него  писала.  Это  злодей,  который  грабил
пункты обмена валюты. Бывший юрист, между прочим.
   - А-а, что-то припоминаю...
   - Эх вы! "Припоминаю..." Это же дело века!
   - Мария Сергеевна, какое же  это  дело  века?  Ну  ограбил  несколько
валютников, ну и что? Чего здесь особенного? Естественно,  про  это  все
уже забыли.
   - Кроме потерпевших, - пробормотала я. Поболтав еще немного  в  таком
же духе, мы договорились, что в субботу Старосельцев на своей "антилопе"
отвезет меня в лагерь  к  Гошке.  Распрощавшись  с  журналистом,  я  еще
некоторое время щелкала пультом, благо некому было меня за это пожурить,
а потом потащилась в свою одинокую постель. Вот парадокс: мне  скучно  и
плохо без Сашки, а когда он здесь, я ловлю себя на мысли,  что  жду  его
ухода. Прав был Горчаков - мне так понравилось жить одной, что  у  Сашки
не было шансов. Он все тянул, не решаясь со мной поговорить, и дождался,
что я отвыкла от него. А я не мячик, забытый на дороге, за которым можно
вернуться и подобрать в том же виде через  час  или  через  неделю.  Или
через год. Нельзя женщин  без  нужды  оставлять  одних  надолго,  только
мужчины этого не понимают.

Глава 2

   Дивным летним утром мы с  Антоном  мчались  по  Приморскому  шоссе  в
лагерь  к  моей  деточке.  Машина  рассекала  прозрачный  воздух,  слева
плескался залив, пахло песком и соснами, и как-то  не  верилось,  что  в
этом  кристальном  мире  существуют   убийцы,   насильники,   тюрьмы   и
обвинительные заключения.
   Конечно же, такой пейзаж требовал любви. Погруженная в свои  мысли  о
том, что мужчины (перефразируя Зощенко) играют некоторую  роль  в  нашей
личной жизни, я пропустила мимо ушей добрую половину монолога журналиста
Старосельцева  про  интриги  вокруг  президентского   дворца.   Пришлось
прислушаться только  тогда,  когда  Старосельцев  настойчиво  потребовал
отклика.
   - ...Представляете? Откуда в бюджете такие деньги?
   - Какие?
   - Четыреста пятьдесят миллионов. Причем не рублей.
   - А что, в бюджете нет таких денег?
   - Мария Сергеевна!  Вы  что,  с  дуба  рухнули?  Четыреста  пятьдесят
миллионов баксов на дачу президента? Когда милиционерам нечего  платить?
Это называется "без порток, а в шляпе".
   -  Но  должна  же  быть  у  президента  дача?  Чем  он  хуже  простых
сограждан?
   - Но и совесть  должна  быть  у  президента.  Нам  в  августе  двести
пятьдесят миллионов международного долга отдавать, а тут вдвое больше...
   - Антон, - он говорил так проникновенно, что я заинтересовалась, -  а
что, эти деньги планируется взять из бюджета?
   - Ха, в том-то весь и фокус. Президент запретил вносить эти расходы в
бюджет.
   - Ну и  замечательно,  раз  он  такой  принципиальный.  В  чем  тогда
проблема?
   - В том, что у президента должна быть дача. Поняв наконец, что  я  не
слышала начала, Старосельцев разъяснил мне, что администрация президента
положила глаз на царский дворец в Стрельне,  возмечтав  реконструировать
его под летнюю резиденцию главы государства. Да и вообще, пригодится. Но
денег в бюджете на эту пресловутую культуру  нет.  Поэтому  кинули  клич
олигархам  -  подайте  на  восстановление   дворца.   Всего-то   ничего,
полмиллиардика какие-то...
   Если всем миром скинуться, вообще говорить не о чем. Но, к сожалению,
олигархи почему-то еще не выстроились  в  очередь  с  мешками  денег.  И
проведенное Антоном журналистское расследование доказывает, что с подачи
администрации   президента    Генеральная    прокуратура    организовала
массированный наезд на сильных мира сего, с целью внушить им,  что  надо
делиться.
   - Да ладно, Антон, - отмахнулась я, -  почему  во  всем  надо  видеть
политику? Вы не допускаете, что у наших олигархов и правда есть  к  чему
прицепиться? Помните Ильфа и Петрова? "Все крупные современные состояния
нажиты исключительно бесчестным путем".
   - Конечно, допускаю, но просто момент очень уж удачно выбран.
   Фактически начался передел собственности.
   - Возможно, - зевнула я, - но ни мне, ни вам от этого ни холодно,  ни
жарко.
   - Ну как же! - заволновался Антон, но я перебила его:
   - Вот так же! К тому куску, который делят наверху, нас все  равно  не
подпустят. Мы-то с  вами  так  и  останемся  с  голой  задницей.  Вот  и
объясните мне, чьи интересы вас так волнуют - притесняемых олигархов или
честного, но бедного президента?
   - Да просто  активная  жизненная  позиция,  -  ответил  Старосельцев,
сосредоточенно следя за дорогой.  Видимо,  понял,  что  я  его  активную
жизненную  позицию  не  разделю.  Не  умею  я  мыслить  государственными
масштабами. Вот  конкретный  преступник,  конкретный  ущерб,  конкретная
обвиниловка - это понятно.
   А что там в верхах происходит - увольте. Это мужчин хлебом не  корми,
дай порешать вселенские проблемы. А я женщина; мне бы со своими  личными
проблемами разобраться...
   Мой ребеночек, вися на лагерном заборе, уже высматривал, кто  приедет
его проведать. Потрепав его по макушке, я с некоторой грустью  отметила,
как он вытянулся, и призадумалась о том, что через  пару-тройку  лет  он
притащит в дом какую-нибудь чувырлу и объявит о своей неземной  любви  к
ней. И мне придется ей улыбаться и всячески угождать,  Одна  надежда  на
вкус и мозги мальчика - может, совсем уж в курицу не влюбится?
   - Как ты тут, кролик?
   - Нормально, - пожал он плечами.
   - Не скучно?
   - Скучно. Тут две проблемы - туалет и делать нечего.
   Он кинул выразительный взгляд на дощатый сортир  в  глубине  лагерной
территории и вздохнул.
   - А кормят как? - приставала я.
   - Вкусно.
   - А что ты ешь?
   - Ничего.
   Старосельцев хрюкнул. В прошлом году он принес моему  Хрюн