- Знаешь, Костя, когда его в наручниках повели в  туалет  два  опера,
они тоже не думали, что он может сбежать.
   - Ну ладно, ладно, я им сам займусь. Только не сегодня. Это  же  надо
конвой заказывать...
   - Короче я тебя предупредила.
   Положив трубку, я со спокойной совестью на время выкинула  из  головы
израненного киллера. В конце концов, мой сейф отягощали  четыре  дела  о
нападениях на мужчин в парадных, дело по взяткам, два превышения власти,
насильственные  действия  сексуального  характера,  не  говоря   уже   о
приостановленных делах. Киллером пусть уголовный розыск занимается, а  у
меня и так голова пухнет не только от служебных, но и от личных проблем.
Через несколько дней приезжает мой итальянский поклонник, а это  значит,
что надо решить вопрос, куда его поселить, чем  кормить  и  куда  водить
развлекать. Я вообще плохо себе представляю, как мне придется крутиться,
чтобы совмещать с работой культурную программу для Пьетро.
   По зрелому размышлению я решила неделю ударно поработать, чтобы  хоть
чуть-чуть высвободить время к приезду Пьетро. Сделаю в ближайшие дни  по
делам все, что возможно, а там, может, выпрошу парочку отгулов  у  шефа.
Надо будет перед прибытием итальянца подежурить в выходные по  городу  и
сразу уйти в отгул, чтобы хоть в день приезда с ним побыть.
   Весь следующий день был отдан приведению в порядок содержимого сейфа.
К концу дня я сама себя зауважала. К  заслушиванию  по  взяткам  я  была
готова на сто двадцать процентов, и даже вытащила из сейфа и  прекратила
наконец два завалявшихся безнадежных дела прошлых лет.
   В  пять  вечера  я  наконец  встала  из-за  стола,  потянулась  и   с
удовольствием выглянула в окно. Погода упорно не портилась. Вот  бы  она
продержалась  еще  немножко,  до  приезда  Пьетро,  мы  бы  хоть  с  ним
проветрились в пригороды. Я бы вот с большим  удовольствием  съездила  в
Павловск...
   За моей спиной с треском открылась дверь. Я  обернулась  -  в  проеме
стоял прокурор.
   - Зайдите ко мне, - сухо сказал он, развернулся и направился к себе.
   Я заперла кабинет и покорно поплелась за ним следом. Тон  его  ничего
хорошего не предвещал. Идя за ним,  я  гадала,  что  случилось  -  опять
оправдание в суде? Выговор за  побег  не  только  мне,  но  и  ему?  Еще
двадцать дел передано в район для дальнейшего расследования?..
   У себя в кабинете шеф уселся за стол и долго отдувался. Я с  покорным
видом стояла перед ним  и  соображала,  что  если  какое-то  ЧП  все  же
произошло, уже неудобно будет проситься в отгулы. Надо же, как некстати!
Шеф еще немного помолчал, а потом сразу огорошил меня:
   - Ваш киллер опять сбежал.
   - Не поняла, - промямлила я, собираясь с мыслями, хотя в принципе все
уже поняла.
   Во мне стала подниматься волна злорадства. Вот теперь начальник  РУВД
попляшет, теперь на меня стрелки перевести  не  удастся.  Я  им  послала
санкцию на арест вместе с заданием отправить  обвиняемого  в  тюрьму,  с
меня взятки гладки.
   - А подробности? - спросила я, переварив информацию.
   - А у него стиль один: выпрыгнул в окно.
   - Владимир Иванович, как это могло случиться? Я там вчера  была,  там
два милиционера его охраняли. Да у него ноги в гипсе, пятки раздроблены,
он. даже стоять не может, не то что бегать.
   - Зато прыгает хорошо, - пробурчал шеф. - Мне начальник РУВД  звонил,
сказал, что, по предварительным данным, охранники и глазом  моргнуть  не
успели, он рванулся к окну, прыгнул - и исчез.
   Я присела на стул.
   - Так. Но он же на койке лежал в трусах одних.  Ноги  в  гипсе,  руки
забинтованы. Куда же он делся в таком виде?
   - Говорят, как сквозь землю провалился.  Пока  эти  уроды  очухались,
побежали за ним - прыгать не стали, - глядь, а его уже нету. Да они  еще
полчаса соображали, сообщать ли в РУВД, что парень сбежал.
   - А они что, надеялись, что он вернется?
   - Не знаю, на что они надеялись. Я, собственно,  от  вас  чего  хочу:
дайте мне все материалы, которые у вас  есть  на  киллера.  Надо  срочно
объявлять разные мероприятия, поэтому  дайте  все,  что  у  вас  есть  -
фотографию, отпечатки пальцев, группу крови, в общем,  все.  Быстренько,
быстренько.
   Тут у меня заломило под ложечкой. Я продолжала сидеть, жалобно  глядя
на шефа.
   - Ну, в чем дело? - пока еще  ни  о  чем  не  подозревая,  добродушно
спросил он.
   - Владимир Иванович, - жалостливо проблеяла я, - дело в  том,  что  у
меня на него ничего нет.
   - Что-о? - Добродушие прокурора как рукой сняло.
   - Владимир Иванович,  так  получилось.  Дактилоскопировать  его  было
нельзя, он руки разбил, все равно отпечатки не получились бы.
   - А фотография? - Голос шефа стал угрожающим.
   - Владимир Иванович, я виновата. Я все понимаю...
   - Фотография где?!
   - Ну я как-то не подумала, что его надо сфотографировать.
   - Не по-ду-ма-ла?
   - Ну и на старуху бывает проруха. Владимир Иванович, я  все  понимаю.
Можете меня наказать. Ну не сделали фотографий.
   Шеф тяжело замолчал, сверля меня глазами. Я расстроилась так, что  по
правой моей щеке поползла предательская слезинка.
   - Владимир Иванович...
   Шеф молчал и постукивал пальцами по столу. Давно у меня не  было  так
погано на душе.
   Зазвонил телефон.  Шеф  снял  трубку,  выслушал  говорившего,  что-то
пробурчал в телефон  и  разъединился.  Посмотрел  на  меня,  вздохнул  и
проговорил:
   - Ну что с вами сделаешь... Ищите его тогда сами, Мария Сергеевна.  И
чем быстрее найдете, тем лучше.
   - А...
   - А как - это уж вы сами придумайте. Раз вы не позаботились  получить
его фотографию и дактилокарту, придумайте, как  будете  его  искать  без
всего этого. Жду сообщений.
   Я встала и под сверлящим взглядом шефа поплелась к двери.  Вот  тебе,
матушка, и неделя итальянской любви.
   Через двадцать минут я уже совещалась с Костей Мигулько, Кужеровым  и
Лешкой.
   - Нет, я не понимаю, - переживал Мигулько, - как  он  мог  сбежать  с
раздробленными пятками? У него же ноги в гипсе!
   - А чего ты не понимаешь? -  возражал  Куже-ров.  -  Ты  слышал,  что
петухи с отрезанными головами бегают? Вот если бы он сбежал  при  полном
отсутствии ног, вот тогда бы я удивился.
   После всеобщих проклятий в адрес  побегушника  и  еще  более  суровых
пожеланий охранникам и всем их  родственникам  до  десятого  колена,  мы
перешли к выработке конструктивных решений.
   Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы  понять,  что  имея  из  одежды
трусы и гипс, киллеру затруднительно было  бы  доковылять  до  дороги  и
поймать машину.  На  всякий  случай,  конечно,  эту  возможность  решили
проверить, но только для очистки совести. Нет, либо его  ждал  сообщник,
либо его укрытие располагается достаточно близко от  больницы,  куда  он
может добраться, не  особо  привлекая  к  себе  внимание.  Конечно,  все
помещения больницы сейчас прочешут, но, скорее всего, его на  территории
больницы уже нет. Наше совещание прервал звонок по мобильнику  Мигулько.
Выслушав информацию, Мигулько поделился ею с нами. В  результате  обхода
территории  больницы  был  найден  гопник,  спавший  под  кустом   возле
больничного  морга.  На  нем  не  было  ничего,  кроме   трусов,   хотя,
проснувшись под дулами автоматов, он заверял почтеннейшую  публику,  что
заснул в брюках и  фуфайке.  Больше  ничего  по  существу  заданных  ему
вопросов  он  пояснить  не  смог,   но   был   задержан   до   выяснения
обстоятельств, на всякий случай.
   Ну что ж, в брюках и фуфайке, хоть и не в костюме из  бутика,  киллер
существенно  повысил  свои  шансы  поймать  машину  и  вообще  выбраться
незамеченным из окрестностей  больницы.  Еще  Костик  сказал,  что  весь
убойный отдел в данный момент трудится над составлением  композиционного
портрета беглеца, за неимением фотографии (я покраснела и отвернулась).
   Совещание  продолжалось  около  трех  часов,   но   ни   чему   более
конструктивному, чем повсеместное патрулирование с фотороботом в  руках,
наша мозговая атака не привела.
   Можно,  конечно,  было  еще  показать   композиционный   портрет   по
телевизору, объявить  приметы  сбежавшего  и  обратиться  за  помощью  к
населению, но уж больно не хотелось позориться.
   Мне безумно захотелось напиться,  причем  в  одиночестве.  По  дороге
домой я купила бутылку "Мартини-бьянко" и выпила ее одна,  заснув  прямо
на кухне в одежде. Стало легче только на время сна, зато голова назавтра
раскалывалась так, как будто я всю ночь билась головой о батарею.

***

   Два следующих дня убойный отдел в полном составе  занимался  поисками
"Петрова". На  всякий  случай  запросили  Центральное  адресное  бюро  и
проверили сплошняком сто шестьдесят Петровых И. Ю. Мимоходом нашли  двух
самовольно покинувших колонию-поселение, одного Петрова, находящегося  в
федеральном розыске, одного умершего, - пришли к нему домой, а он  лежит
с алкогольной интоксикацией лицом в салате, как потом выяснилось.
   Я допросила чуть ли не весь персонал травматологического отделения  -
с нулевым эффектом, и двоих героев дня - охранников, из-под носа которых
ушел наш клиент. Эти два тупых любителя эротических картинок,  по-моему,
даже не поняли, какие неприятности себе огребли.
   Киллер не  находился.  Было  понятно,  что  он  где-то  лег  на  дно,
затаился,  пока  не   спадет   паника,   но   РУВД   упорно   продолжало
патрулировать.
   В субботу  я  лихорадочно  занималась  домашней  работой,  развлекала
ребенка, чуть ли не переклеила обои, лишь бы не зацикливаться  на  своих
чрезвычайно   глупых   промахах.   В   воскресенье   я   не    выдержала
психологического напряжения,  твердо  решив,  что  в  понедельник  подам
рапорт об увольнении, поскольку вопиющему непрофессионализму не место  в
следствии. Депрессия зашла настолько далеко, что ребенок по  собственной
инициативе, втайне от меня, позвонил дяде Леше Горчакову  и  сказал  ему
что-то в том смысле, что мама вот-вот уйдет из прокуратуры, и дяде  Леше
Горчакову придется самому расследовать  все  дела,  если  он  не  примет
экстренных мер.
   Дядя Леша Горчаков намек понял, снарядил жену, и они приехали спасать
меня от  необдуманных  поступков.  В  результате  мне  стало  еще  хуже,
поскольку спасение  вылилось  в  производственное  совещание.  Мы  снова
обсудили все допущенные мной промахи  в  работе  по  этому  пресловутому
делу, и, несмотря на благородные заверения горчаковской жены в том,  что
ее муж виноват в сложившейся ситуации ровно настолько,  насколько  и  я,
раз уж он тоже имел некоторое  отношение  к  этому  делу,  я  продолжала
посыпать пеплом именно свою голову.
   Лена  Горчакова  тем  не  менее,  вымыв  руки  в  ванной,   осмотрела
пополнившиеся ряды косметических баночек-скляночек и стала  выспрашивать
меня, откуда все это богатство.  Оказывается,  это  действительно  очень
хорошая  косметика,  но  привозная,  здесь  ее  не  купишь.  "Вот,   что
называется, век живи - век учись, - с  завистью  подумала  я.  -  А  тут
закопаешься в свои уголовные дела и опомнишься только, когда вся кожа  с
лица слезет".
   Лена возбужденно  потрясла  баночкой  с  голубым  гелем  перед  лицом
провинившегося мужа.
   - А вот это классное средство от отеков. На ночь помажешь - и никаких
мешков под глазами. Понял, чудовище? - спросила она мужа, с  намеком  на
то, что любящий мужчина уже бы ноги сносил до  колен  в  поисках  такого
средства для жены.
   А Лешка, разбалованный  чрезмерным  женским  вниманием,  естественно,
решил, что средство необходимо ему.
   - Как это - мешков под глазами не будет? А куда же пиво  заливать?  -
неуклюже пошутил он.
   - Молчал бы уж, - накинулась на него Лена.
   Вообще,  я  заметила,  что  роман  Горчакова  с  Зоей  внес   кое-что
положительное  в  его  семейные  отношения,  а  именно:  Лена  перестала
смотреть на него с придыханиями и приседаниями и все чаще стала говорить
ему то, что она о нем думает на самом деле. Безусловно, ему это полезно.
Кстати, и ей тоже.
   - Он тебе рассказывал про то, как,  пьяный  и  вонючий,  влез  в  мою
теплую постельку? - спросила меня Лена.
   Я кивнула.
   - А как его утром тошнило, не говорил?
   - Не-ет, но по нему было видно, что ночь прошла недаром.
   - Был большой соблазн оставить его спать на коврике у  двери,  ему  в
тот момент было все равно.
   - Ну и оставила бы, - встрял Лешка с обиженным видом.
   - Ага, оставила! А отмывать все равно мне...
   - Меня что, отмывать нужно было? - возмутился Горчаков.
   - Да не тебя, а коврик, - отмахнулась его жена.
   Она еще с большим восторгом отозвалась о мужской линии косметики этой
фирмы. Я сказала, что могу походатайствовать перед Региной, она привезет
и  средства  для  мужчин,  на  что  Лена,  подумав,  заявила,  что   это
бессмысленно, поскольку Горчаков вряд ли будет разглаживать гелями  свои
морщины, приперевшись домой в четыре утра и с  трудом  попав  в  дверной
проем.
   Утром в понедельник я с трудом добрела до прокуратуры  и  уселась  на
свое место в кабинете. Вызванных на сегодня у меня  не  было,  стол  был
девственно пуст, а рука так и просилась настрочить рапорт об увольнении.
Однако здравый смысл подсказывал мне, что увольняться  надо  так,  чтобы
коллеги  не  поминали  тебя  бранным  словом  всякий  раз,  перелистывая
оставшиеся после тебя дела. И я решила уволиться красиво.
   Для того чтобы было не стыдно перед коллегами,  когда  я  перейду  на
другую  работу,  осталось  назначить  криминалистическую  экспертизу  по
следам рук, изъятым из парадных, где происходили нападения на мужчин. На
мгновение  во  мне  шевельнулась  жалость   -   хотелось   довести   это
расследование  до  логического  конца,  обидно  было  бросать   его   на
полдороге.  Я  достала  бланк  постановления  о  назначении  экспертизы,
напечатала фабулу и вопросы, поставив перед экспертом, в  числе  других,
задачу определить, не оставлены ли следы на  стенах  в  парадных  самими
потерпевшими, после чего методично собрала имевшиеся в моем распоряжении
дактилокарты.
   Самой аккуратной была дактилокарта  потерпевшего  Селько.  ее  сделал
отправленный мною в больницу криминалист, коллега  Федорчука.  Карты  из
морга имели мятый и грязный вид,  но  придираться  не  стоило,  получать
отпечатки рук трупа - занятие не из легких. Наконец я достала  сложенную
вчетверо  дактилокарту  потерпевшего  Коростелева,  которую  мне  принес
Кужеров. Почему-то она выглядела грязнее  и  старее,  чем  отпечатки  из
морга. Брезгливо морщась, я развернула  эту  карту,  чтобы  подколоть  к
постановлению, и опешила: грязные и нечеткие следы рук на жеваной бумаге
венчала надпись "Дактилокарта подозреваемого Сихарулидзе Г. Г.".
   Когда у  меня  перестали  трястись  руки,  я  позвонила  Кужерову.  К
несчастью для него, он оказался  на  месте  и  безропотно  выслушал  мои
крики. Сначала я просто ругалась.  Потом  плакала.  Потом,  отдышавшись,
устало спросила:
   - Ну ты можешь мне объяснить эту подлянку?
   - Могу, -  тут  же  откликнулся  Кужеров,  как  будто  ждал,  пока  я
откричусь, чтобы сразу рассказать мне всю неприглядную правду. - Ты меня
послала потерпевшего дактилоскопировать, а я с доктором загулял.  И  так
мне было хреново утром, что я к потерпевшему не пошел. А если бы я  тебе
сказал, что карту не сделал, ты бы меня заела. А с  тобой  ссориться  не
хотелось. Вот у меня дактилокарта грузина какого-то завалялась, я  решил
ее тебе подсунуть, чтобы ты мне печень не выедала. Думаю,  потом  пальцы
возьму у больного и тебе принесу, повинюсь.
   - А что ж не принес?
   - Забыл, Маша, закрутился. А ты карту грузина-то не выкинула? Ты  мне
ее верни, я ее из оперативного дела вытащил.
   Я глубоко вдохнула и жалобно спросила:
   - Ну и что теперь делать? Коростелев уже  похоронен.  Если  я  сейчас
пойду к шефу и скажу, что его надо эксгумировать, чтобы пальцы откатать,
знаешь, что он со мной сделает?
   - Знаю, - коротко ответил Кужеров.  -  Маша,  в  этой  ситуации  могу
только на тебе жениться. Больше я для тебя ничего сделать не могу.
   - Пошел ты знаешь куда? - тихо сказала я. Сил  ругаться  с  Кужеровым
уже не было.
   - Ну ты вешаться-то подожди, -  предложил  мой  собеседник.  -  Вдруг
Коростелев судим, тогда мы его пальцы получим через ИЦ.
   - А если не судим?
   - А если не судим, тогда я не знаю.
   В порыве мазохизма я пошла к шефу и все ему рассказала. Я была готова
к тому, что он  выскажет  все,  что  думает  о  таких  нерадивых  бабах,
претендующих на звание следователя, а  потом  выгонит  меня  к  чертовой
бабушке. Шеф же усадил меня в  кресло,  вытер  мне  своим  платком  нос,
вытащил из стола какую-то плюшку и заварил мне чай, а потом сказал:
   - Мария Сергеевна, вы, наверное, думаете об увольнении? И напрасно. У
меня бывали ситуации и похлеще. Когда я  работал  следователем,  у  меня
злодей практически при мне женщину убил. Так что ваш беглец - это просто
детский лепет.
   - Как это женщину убил? - заинтересовалась я. - Расскажите,  Владимир
Иванович.
   У меня даже слезы высохли в преддверии рассказа.
   - Расскажу, - кивнул шеф. - Я работал первый год, ничего  не  знал  и
всего боялся.
   Я недоверчиво хмыкнула. Представить нашего  мудрого  и  многоопытного
прокурора робким стажером было совершенно невозможно. Он  давно  приучил
нас к тому, что он знает все. Мы привыкли, что если что-то  не  клеится,
надо идти к шефу, он подумает  минуту  и  спокойно  подскажет  выход  из
положения, вот только что представлявшегося неразрешимым. А оказывается,
ничто человеческое ему не чуждо.
   Шеф словно прочитал мои мысли.
   - Я же не родился сразу старым и умным.  Сколько  шишек  себе  набил,
пока набрался уму-разуму. Так вот, дежурил я по городу, и вызвали меня в
коммунальную квартиру на некриминальный труп. Хорошо  еще  эксперт-медик
мне подсказал, что  надо  съездить,  посмотреть.  А  то  знаете,  как  -
участковый и к  трупу  не  подойдет,  с  порога  решит,  что  смерть  не
криминальная, а мы потом расхлебываем.
   Я кивнула. Уж это-то я знала хорошо. Не далее как  неделю  назад  два
старых гопника с уголовным прошлым поссорились в притоне, и один другого
исколол  шилом  в  грудь.  А  колотые   раны   не   вызывают   обильного
кровотечения, и рубашка, сквозь которую  кололи,  вроде  бы  даже  и  не
повреждена. Потерпевший лежал под столом, пришел  участковый,  посмотрел
издали, ничего ужасного не увидел, но на всякий случай вызвал  "скорую",
подсказав, что это, скорее всего, сердечный приступ. И доктор  такой  же
ледащий попался: приехал, глянул на тело от двери и настрочил справку  -
"смерть до прибытия,  не  выдержало  сердце".  Патологоанатом  в  морге,
вскрывая труп  и  насчитав  двадцать  четыре  колотых  ранения  в  левой
половине  грудной  клетки,  ворчал:  "Конечно,  тут  никакое  сердце  не
выдержит"...
   - Ну вот, - продолжил шеф, - я уже  готов  был  распорядиться,  чтобы
оформляли труп, а медик мне  шепчет:  "Ты  про  повреждения  спроси".  Я
спрашиваю участкового по телефону: "Повреждения есть?"  А  он  мне:  "Да
пара синячков на лице, вот и  все".  Медик  мне  и  говорит:  "Раз  есть
повреждения, надо съездить". Ну мы и поехали. А ты чайку  глотни,  сразу
полегчает.
   Я помотала головой.
   - Ну как хочешь. - Очень редко, только в экстремальных ситуациях, шеф
позволял себе обращаться ко мне на "ты". Только тогда,  когда  мне  было
хуже некуда. - Ну слушай дальше. Приезжаем  мы  в  квартиру.  Лежит  дед
посреди коридора, лицо  все  разбито,  какие  там  два  синячка  -  один
сплошной кровоподтек вместо физиономии.  А  на  шее  -  странгуляционная
борозда.  Хорош  бы  я  был,  если  бы  дал   указание   оформлять   как
некриминальный, да? Я соседей спрашиваю, а кто его мог убить? Соседи мне
отвечают, что у них живет в квартире урод, бывший полицай, который стоит
на учете в ПНД и всех  терроризирует.  Я  к  нему  в  дверь  дернулся  -
закрыто. А он нас оттуда матом поливает. Что  делать?  Стали  пока  труп
осматривать. Мед