е поняв, что никуда с ним не  поеду.  Есть
Сашка, и даже если мы не будем с ним вместе, ни с  кем  другим,  даже  с
симпатягой Пьетро, я быть не смогу".
   Но при этом Пьетро, углубившийся в осмотр достопримечательностей,  не
заметил моего смятенного душевного состояния, а вот Сашка сразу  в  меня
вцепился:
   - Что это ты такая заведенная?
   -  Понимаешь,  Саша,  -  сказала  я,  медленно  отходя  от  посещения
городской прокуратуры, - не успела сказать своему зональному  недоноску,
что если прокурор  хамит  всем  без  разбору,  включая  непосредственное
начальство, то это значит, что он не умеет держать себя в руках, то есть
профессионально непригоден; а вот если  он  хамит  избирательно,  только
тем, кто от него зависит, - тогда он просто подонок.
   - Не успела, да? - переспросил Сашка. - Какое счастье! Сказала мне, и
хватит.
   Еще из горпрокуратуры я позвонила Кужерову, предложила ему обеспечить
нашу командировку технически и взять билеты на поезд.  Уехать  мы  могли
только  завтра  вечером,  а  Пьетро  после  нашего  отъезда   оставалось
переночевать в Петербурге и тоже  отбыть  в  свою  солнечную  Италию.  И
что-то мне подсказывало, что я больше никогда не увижу его.  И  даже  не
смогу проводить и помахать ему рукой в аэропорту, как  он  махал  мне  в
Англии...

***

   В двенадцать ночи меня разбудил звонок из дежурной части нашего РУВД.
   Звонил  Слава  Ромашкин,  который  тревожным  голосом   сообщил   мне
следующее:
   - Маша, твой итальянец только что заказал девочку себе в номер!
   С трудом очухавшись от этой сенсационной новости, я спросила, чего он
от меня хочет в данной ситуации.  Я  даже  не  стала  домогаться,  каким
образом эта информация стала достоянием дежурной части, и так  все  было
ясно: гостиница, в которой остановился Пьетро, находится  на  территории
нашего  РУВД,  девочки,  обслуживающие   гостиницу,   известны   милиции
наперечет; мадам, ими руководящая, является агентом половины сотрудников
нашего районного управления и трети главка. А поскольку моя личная жизнь
давно уже, хоть и не по моей воле, перестала быть секретом  для  коллег,
по поступлении заказа бандерша наверняка  прибежала  к  своим  кураторам
испросить позволения, а то как бы чего не вышло.
   - Ну... - Слава помолчал. - А ты как к этому относишься?
   - Господи, он свободный человек, пусть хоть девочек,  хоть  мальчиков
себе заказывает.
   - А... Как же ты?
   - А что я? Завтра мы с ним расстанемся навек.  Замуж  я  за  него  не
собираюсь.
   - Да?! Классно! Можно поздравить Сашку? - выдохнул Ромашкин.
   - Послушай, Слава, вы там уже все преступления раскрыли?  Маетесь  от
безделья? Оставьте в покое мою частную жизнь. -  Я  начала  выходить  из
себя.
   - Маш, не злись, я же хотел, как лучше... Вдруг тебе неприятно, мы бы
вопрос решили... Так что делать?
   Зевнув, я  посоветовала  направить  в  номер  к  Ди  Кара  под  видом
проститутки переодетого помощника дежурного и повесила трубку.
   Сбор  любопытствующих  иностранного  и   русского   происхождения   я
назначила  на  десять  утра  в  прокуратуре.  Оттуда  мы   должны   были
отправиться делать обыск в квартире, которую снимала Ольга  Коростелева.
Кужеров вместе с хозяйкой квартиры, имеющей запасные ключи,  должен  был
подойти прямо на место. Прямо в  квартиру  должен  был  прибыть  и  Гена
Федорчук, чтобы сфотографировать то, что мы  там  увидим,  и  обработать
квартиру на предмет выявления отпечатков пальцев. Мы  договорились,  что
Федорчук будет сидеть  в  своей  лаборатории  и  ждать  нашего  сигнала,
поскольку опыт подсказывал, что ни в десять, ни даже в одиннадцать  наше
мероприятие не начнется.
   Не знаю, почему, но  так  всегда  бывает:  мероприятия,  связанные  с
привлечением большого числа участников, никогда не  начинаются  вовремя.
Когда я работала в прокуратуре первые годы, меня это выводило  из  себя,
но со временем я попривыкла к тому, что  выезд  с  обвиняемым  на  место
происшествия никогда не произойдет в запланированное  время.  Это  позже
при подготовке уличных операций я стала  учитывать  правило  Паркинсона,
устанавливающее, что всякая работа требует  вдвое  больше  времени,  чем
кажется поначалу.
   А став совсем опытным работником, я  никогда  не  забывала  следствие
закона Йеджера: все поломки случаются в день, когда у техника выходной.
   Осознание того, что это - вселенские правила, помогало мне справиться
с бешенством, когда конвой привозил из тюрьмы обвиняемого ровно  на  два
часа позже  указанного  мной  в  заявке  времени;  когда  эти  два  часа
оперативники болтались по  управлению,  не  зная,  чем  заняться,  а  по
прибытии обвиняемого  бросались  искать  наручники,  которые  вдруг  как
сквозь землю проваливались; когда криминалист  терпеливо  ждал  все  это
время  в  полном  снаряжении,  а  как  только  мы  готовы  были   ехать,
выяснялось, что пять минут назад его забрали на квартирную кражу.  Я  уж
не говорю о вечной как мир проблеме: машина есть - бензина  нет;  бензин
есть - резина лысая; резина нормальная - шофер полный идиот.
   Так  что  насчет  времени  начала  операции  "Обыск"   я   вовсе   не
обольщалась.
   Некоторое время я раздумывала, не сгодятся ли Стеценко и  Ди  Кара  в
качестве понятых, и по зрелому размышлению пришла к выводу, что так явно
закон нарушать не собираюсь. Все-таки Стеценко ранее принимал участие  в
следственных действиях в качестве судебно-медицинского  эксперта,  а  Ди
Кара вообще иностранец и не может в полной мере оценить происходящее  во
время обыска.
   Значит, понятых возьмем прямо в доме, а Ди  Кара  и  Стеценко  просто
поприсутствуют. Стеценко пусть попишет протокол под мою диктовку,  а  Ди
Кара  подержит  Гене  Федорчуку  его   приспособления   для   выполнения
экспертных обязанностей. Кстати, Федорчук, тоже читающий  законы  Мерфи,
если  ему  случалось  выезжать  со  мной,  всегда  утешал  меня  законом
своенравия природы: о том, что нельзя заранее определить, какую  сторону
бутерброда  мазать  маслом,  а   когда   я   особенно   бесилась   из-за
растраченного по вине нерадивых работников РУВД времени, повторял  закон
относительности Бэллэнса - продолжительность минуты зависит от того,  по
какую сторону двери в туалет вы находитесь.
   Мои кавалеры явились  в  десять  ноль-ноль,  как  штык,  и  мне  было
невыносимо стыдно, что я как раз опоздала на три минуты. Но  дальше  все
развивалось по плану, а именно: Кужеров с хозяйкой квартиры опоздали  на
сорок минут, Гена Федорчук  ждал  обещанную  дежурной  частью  машину  и
задержал нас еще на полчаса, в итоге к  двенадцати  мы  наконец  открыли
дверь квартиры. Все это  время  хозяйка  причитала,  что  зараза  девка,
которой она квартиру сдала, так и не вернула ей ключи,  что  в  квартире
наверняка бардак, что как бы  там  не  оказалось  рассованных  по  углам
мешков с героином или чего похуже; под "чего похуже" она наверняка имела
в виду труп. Понятые жались к стеночке, видимо,  проклиная  тот  день  и
час, когда они поддались на провокацию, открыли нам двери и  согласились
засвидетельствовать правильность составления протокола.
   Еще пока мы топтались  под  дверью,  мне  не  давало  покоя  какое-то
странное ощущение. Когда хозяйка заговорила про труп,  мое  беспокойство
усилилось, а вот как только двери были открыты  и  мы  прошли  в  тесную
прихожую, я осознала, что мое беспокойство связано со странным  запахом.
Обычно такой запах стоит на местах происшествий, где действительно  есть
окровавленный  труп.  Кровь,   вытекшая   из   тела,   пахнет   довольно
специфически; это не зловоние, но непривычные ощущения обещает.
   Стоя в прихожей, мы огляделись. Хозяйка запричитала  круче  прежнего:
квартира представляла  собой  разграбленное,  ободранное  помещение,  из
которого было вынесено все, даже зеркало настенное. Из невнятных  воплей
хозяйки  можно  было  сделать  вывод,  что  сдавала  она  квартиру,   не
уступающую по интерьеру Версалю, а теперь тут царит разруха.
   Прикидывая, как все это описать  в  протоколе,  я  осторожно  открыла
дверь  в  комнату,  убедилась,  что  обстановка  в  ней  отсутствует,  и
попросила понятых принести пару табуреток, присесть  в  этой  комнате  и
ничего не трогать, пока мы смотримо стальные помещения квартиры. Понятые
беззвучно, в хорошем темпе, выполнили мою просьбу и, усевшись  рядком  в
пустой комнате, надолго затихли. . А  открыв  дверь  в  другую  комнату,
хозяйка завыла в голос.  Оттуда,  по-видимому,  тоже  исчезли  несметные
богатства.
   - Даже белье постельное, сука, унесла! - рыдала хозяйка. - Батюшки, и
аппарат телефонный! - взвизгнула она,  потрясая  обрывком  вырванного  с
мясом телефонного шнура.  Дальше  из  ее  уст  изрыгались  исключительно
непечатные выражения.
   По мере продвижения  к  кухне  запах  усиливался.  Я  попросила  всех
участников обыска постоять в  коридоре,  а  сама  направилась  к  двери,
ведущей на кухню. И, не успев открыть эту дверь, уже поняла, что  я  там
увижу.
   Предчувствия меня не  обманули:  на  полу  обшарпанной  кухни,  между
поваленной табуреткой и  разломанным  пластиковым  столом,  лежало  тело
мужчины с гипсовыми повязками на обеих ногах и с забинтованными руками.
   Он лежал ничком, а из-под него  вытекала  лужа  крови,  уже  успевшей
потемнеть и свернуться сгустками.  Один  подтек  на  линолеуме  высох  и
тянулся от его пальцев,  запачканных  кровью,  которая  пропитала  бинт.
Рядом валялся нож - длинный кухонный нож, таким режут хлеб или  колбасу;
наиболее распространенное орудие бытового убийства  в  России.  На  этой
кухне им резали не хлеб  -  весь  клинок  был  в  крови,  острый  кончик
отломан.
   - Кто же тебя так? - спросила я почти беззвучно, присев  на  корточки
рядом с телом. Торчащие из-под бинтов скрюченные пальцы были  восковыми,
с желтыми ногтями. Было впечатление, что он в агонии скреб ими линолеум.
   Вдруг что-то  хлопнуло  на  кухне,  и  я  от  неожиданности  чуть  не
свалилась с корточек. Это с треском раскрылась форточка,  и  ворвавшийся
на кухню ветерок прошелся  над  неподвижно  лежащим  телом  и  пошевелил
светлые волосы на голове, застывшей в неестественном повороте. Мне стало
жутко в непосредственной близости  от  мертвого  тела,  и  я  отпрянула;
поднявшись на ноги,  я  вышла  из  кухни.  Все  участники  следственного
действия, кроме понятых, в квартире  отсутствовали,  Дверь  на  лестницу
была распахнута; вот почему  на  кухню  ворвался  сквозняк  и  открылась
форточка.
   Судя по приглушенным голосам, доносившимся с площадки, народ курил на
лестнице. У  наших  оперов  это  называлось  "дышать  свежим  воздухом".
Заглянув в комнату, где рядком, на табуретках, чинно сидели  понятые,  я
спросила, можно ли позвонить от них. Один из понятых любезно разрешил  и
проводил меня к  себе  в  квартиру,  через  площадку.  Пока  мы  шли,  я
терзалась, кому первому сообщить о нашей находке - прокурору, начальнику
РУВД, заместителю прокурора города, начальнику убойного отдела  Мигулько
или в прессу. Дойдя до телефона, я все-таки набрала номер дежурной части
РУВД. Сообщила им об обнаружении трупа и попросила связаться с главком -
заказать судебно-медицинского эксперта.
   Дежурный ответил, что именно на эту тему связывался с главком полчаса
назад, поскольку в районе с ночи дожидается очередной откинувшийся бомж,
которого не  осмотрел  следователь,  дежуривший  по  городу,  именно  по
причине отсутствия свободного медика. И получил  ответ,  что  свободного
медика сегодня не предвидится в принципе.  Поэтому  Горчаков,  принявший
эстафету от дежурного  следователя,  -  в  низком  старте  и  первый  на
очереди.
   - У тебя же там Стеценко, насколько я знаю? - спросил дежурный, и я в
который раз поразилась милицейской осведомленности о каждом моем шаге.
   - Кужеров, что ли, похвастался? - без интереса уточнила я, и дежурный
довольно хмыкнул:
   - А как же! Вот Стеценко и используй, чего других медиков зря гонять.
   - Он в отгуле.
   - А кто об этом знает? - резонно возразил дежурный. - А криминалист у
тебя в наличии. Ладно, Маша,  не  отвлекай  меня,  я  пошел  руководству
докладывать: киллера-то нашли... Надо срочно сводку в  главк  отправить.
Так, кто у нас сегодня ответственный от руководства?..
   Выйдя на площадку, я сообщила Кужерову, что он имеет шанс  попасть  в
сводку, поскольку разыскиваемый всем личным составом беглый киллер лежит
в трех метрах от него с ножевой раной в пузе. Кужеров  так  рванулся  на
кухню, что чуть не опрокинул квартирную хозяйку, курившую с мужиками  за
компанию. Вернее, за компанию курили они, поскольку сигаретами  их  всех
снабдила хозяйка.
   Я, опомнившись, понеслась вслед за Кужеровым, опасаясь, что он там со
своей медвежьей грацией все затопчет. Ведь знает, что не надо  топтаться
на месте  происшествия,  но  это  во  всех  нас  неистребимо  -  сначала
подскочить к телу, а потом начать озираться  в  поисках  следов.  Однако
Кужеров грамотно затормозил на пороге кухни. Тело киллера за  это  время
никуда не делось, так и лежало в засохшей луже крови, в окно он на  этот
раз не выпрыгнул. Я порадовала Стеценко тем, что ему предстоит исполнить
обязанности врача - специалиста в области судебной медицины при наружном
осмотре трупа. Гена Федорчук  уже  тихо  щелкал  затвором  фотоаппарата,
обходя квартиру. Пьетро вертел головой во все  стороны,  плохо  понимая,
что происходит. Понятые пили валерьянку, которую один из них притащил из
дома; квартирная хозяйка в углу прихожей отхлебывала водку  из  бутылки,
обнаружившейся в коридорных антресолях. В общем, работа закипела.
   Естественно,  обыск  плавно  перерос  в  осмотр  места  происшествия.
Оставив  осмотр  кухни  на  сладкое,  мы  начали   с   прихожей.   Гена,
зафиксировав обстановку на фотопленке, стал обрабатывать косяки  дверей,
дверцы шкафов - в общем, те места, на которых с наибольшей  вероятностью
могли остаться следы рук последних обитателей этой квартиры.
   Сашка подхватил под руку Пьетро и вместе с ним  отбыл  за  экспертной
сумкой, поскольку ему предстояли изъятие следов крови и фиксация трупных
явлений, требующие специального оборудования -  всяких  там  термометров
для введения в прямую кишку, динамометров для  надавливания  на  трупные
пятна и прочего инструментария для столь же  приятных  операций.  Пьетро
изъявил желание оплатить доставку доктора Стеценко вместе  с  экспертным
чемоданом на  такси.  По-моему,  Пьетро  постепенно  начал  приходить  к
пониманию того, почему уровень  благосостояния  российских  следователей
уступает западному. Если  бы  сам  Пьетро  постоянно  раскошеливался  на
доставку экспертов, покупку оборудования и оплату  служебных  телефонных
разговоров из своего кармана, на оставшиеся от зарплаты деньги  он  вряд
ли доехал бы даже до аэропорта, не то что до Санкт-Петербурга, со  своей
Сицилии.
   Присев в коридоре на тумбочку напротив входа в кухню, я набрасывала в
протокол  описание  обстановки,  потихоньку   совещаясь   с   Кужеровым,
простаивавшим в ожидании поручений. Главной  нашей  задачей  на  сегодня
было закончить данное следственное действие таким образом, чтобы  успеть
на поезд.
   Я немножко пошутила на тему о награде,  ожидающей  Серегу  за  поимку
киллера.
   - Нам ведь велели его найти, - сказала я, -  и  не  ставили  условий,
живым или мертвым. Так что готовься пропивать премию, у  вас-то  с  этим
проще, это в прокуратуре не дождешься слова доброго, не то что денег.
   - Мне премию не дадут, - уныло возразил Фужер, - у меня выговор.
   - За что? - поинтересовалась я, хотя ответ был написан на лице  опера
Кужерова.
   Наверняка  его   застукало   пьяным   какое-нибудь   начальство   при
внеплановой проверке. Что характерно, оперативные дела у Кужерова всегда
были в идеальном состоянии, придраться было не к чему, поэтому все  свои
взыскания он хватал исключительно из-за дружбы с зеленым змием.
   - За то, что выл нечеловеческим  голосом,  -  без  выражения  пояснил
Кужеров.
   - Как это? - Я заинтересовалась, про такое я не слышала.
   - Помнишь, проверка была из штаба  ГУВД?  Когда  Корсика  послали  на
Боровую?
   Я кивнула. Про эту историю долго судачили и  в  нашей  милиции,  и  в
прокуратуре. С утра в районное управление  приехала  какая-то  шишка  из
штаба ГУВД, которой после задушевной  беседы  с  начальником  приспичило
пройтись по этажам, посмотреть на работу подразделений. И надо  же  было
такому случиться, что проверяющий направился прямиком на второй этаж,  в
убойный отдел. Сотрудники отдела, в тревожном порядке  убиравшие  пустые
бутылки прямо из-под носа  проверяющего,  кого-то  из  уставших  с  ночи
коллег успели позакрывать в кабинетах, но на руководство случайно набрел
оперативник  Корсин,  который,  пошатываясь,  медленно  передвигался  по
отделу в сторону выхода.
   Руководство  некоторое   время   наблюдало   кренделя,   выписываемые
Коренным, после чего начальник  РУВД  разорался,  не  дожидаясь  реакции
высокого гостя.  Корсин,  припертый  к  стене  в  прямом  и  фигуральном
смыслах, пытался вставить слово о том, что он не спит уже третьи  сутки,
работая по двойному убийству, но начальник  в  специфических  выражениях
распорядился уволить его сегодняшним днем, а параллельно  с  оформлением
приказа об увольнении отвезти его на улицу Боровую, где,  как  известно,
проводят освидетельствования на предмет состояния опьянения.
   Чуть не плачущий Костик Мигулько потащил на Боровую одного  из  своих
лучших сотрудников, а для порядка к ним был  приставлен  замполит  РУВД,
чтобы воспрепятствовать возможным провокациям.
   На Боровой Корсина осмотрели, после чего врач вышел к замполиту  и  к
Мигулько и официальным тоном сообщил: сотрудник абсолютно трезв,  однако
психологически   истощен   до    предела,    находится    в    состоянии
гипертонического криза, осложненного крайним переутомлением, и  что  он,
доктор,  настоятельно  рекомендует   сотрудника   госпитализировать   во
избежание  тяжелых  осложнений.  А  руководству  -  стыдно,  у  нас   не
крепостное право, добавил он, не глядя на ошеломленных сопровождающих.
   Корсика торжественно отвезли в госпиталь МВД, а Мигулько  не  отказал
себе  в   удовольствии   лично   сообщить   начальнику   о   результатах
освидетельствования и, естественно, довести эту информацию  до  сведения
личного состава, переживавшего за коллегу. По  этому  поводу  вечером  в
отделе состоялась грандиозная пьянка, в ходе которой  Кужеров  уснул  за
сейфом. Его не заметили и закрыли кабинет. Посреди ночи Фужер проснулся,
так как невыносимо захотел в  туалет.  Но  выйти  не  смог,  кабинет  не
открывался изнутри.
   Плохо соображающий, где он находится и по  вине  каких  злых  сил  не
может попасть  в  уборную,  Кужеров  заорал  что-то  невразумительное  в
надежде на то, что найдется кто-то добрый на этом необитаемом острове  и
выпустит его пописать. Но на его крики пришел только недобрый  замполит,
бывший в ту ночь ответственным от руководства. Он и составил акт о  том,
что в кабинете номер  двадцать  три  в  помещении  отдела  по  раскрытию
умышленных убийств находился  оперуполномоченный  Кужеров,  который  выл
нечеловеческим голосом. Эта же формулировка была впоследствии перенесена
в приказ о наказании.
   Про первую часть истории, до момента чудесного избавления Корсика  от
наветов, я знала, а вторую мне поведал грустный Кужеров.
   - А зачем ты кричал нечеловеческим голосом? - ехидно спросила я.
   - Ты бы шесть бутылок пива выпила после водки, я бы послушал, как  ты
кричала бы, - нехотя ответил Фужер.

***

   Экспертный чемодан вместе с доктором Стеценко прибыли как раз к  тому
моменту, как  Гена  Федорчук  закончил  обработку  поверхностей,  собрав
приличный урожай в виде сорока двух дактилопленок с пригодными,  по  его
утверждению,  отпечатками  рук.  Учитывая,  что   он   в   ходе   работы
консультировался с хозяйкой квартиры, отсекая те  места,  где,  наиболе