видика нету, не тащиться же в городскую. Иди  мой  руки,  я  грею  обед.
Кроличек, - позвала я сына, - ты ел что-нибудь?
   Он высунулся из комнаты и кивнул  головой,  демонстрируя,  что  из-за
тяжкой болезни говорить не может.
   - А сейчас есть хочешь?
   Голова помоталась отрицательно.
   - Как-как вы его зовете? - Из ванной, вытирая руки  носовым  платком,
вышел Кораблев. - Кроликом?
   Из комнаты донесся тихий голос не выдержавшего ребенка:
   - Кроличек, цыпленочек,  хрюндичек,  поросеночек,  котичек,  песичек,
крокодильчик... Мне только "хрюндик" не нравится, а остальное ничего...
   - Понятно: кроль, курица, свинья, кот, пес... Что  там  еще?  Как  же
можно так дитя обзывать?
   - Леня, это мое личное дело. Я же тебя крокодилом не называю, хотя ты
этого заслуживаешь.
   - Так, Мария Сергеевна, есть давайте.  А  я  пока  посмотрю,  как  вы
живете.
   Я заканчивала сервировать стол, когда на кухне появился Кораблев.
   - Ну что, Мария Сергеевна, дома у вас почище, чем в кабинете.  Только
выключатели у вас грязные.
   - Что?!
   - Выключатели, говорю, мыть надо. Посмотрите, все в разводах...
   Он взял меня за руку и подвел к ближайшему выключателю.
   - По-моему, так и было, я их не пачкала, - растерянно сказала я.
   - Это не освобождает вас от необходимости  соблюдать  чистоту.  Ну-с,
что сегодня на обед?
   - Грибной суп и курица.
   - Курица с рисом?
   - С жареной картошкой.
   - Не правильно. Курицу надо подавать с рисом, мясо с картошкой,  рыбу
с пюре, поросенка с кашей. А утку?
   - С тушеной капустой.
   - Правильно! Вот видите, все вы понимаете, а почему делаете  не  так,
как надо?
   - Леня! Как я сочувствую твоей жене, - от всего сердца сказала  я.  -
Как можно быть таким занудой? Я бы тебя убила.
   - Ничего подобного. Ваш бывший муженек еще не таким занудой был и  до
сих пор живет. Ну ладно, не обижайтесь, я вас просто проверял.
   - Ты меня так проверяешь, как будто на мне жениться собрался.
   - Нет, жениться я не хочу.  Я  женат.  А  чего  этот  ваш  новый,  не
предлагает замуж-то? Вы ведь не зарегистрированы?
   - Не зарегистрированы.
   - Вы хотите сказать, что вы отказываетесь? Вы не правы. Вам, в  вашем
возрасте, уже надо за мужика руками и ногами  держаться,  тем  более  за
такого. А вы еще выпендриваетесь. Он был женат?
   - Что ты мне допрос устроил! Был, развелся.
   - Вы его развели?
   - Нет.
   - Врете. А дети есть?
   - Нету.
   - Опять врете. Может, он больной?
   - Леня, а у тебя дети есть?
   - Вы разговор-то на меня не  переводите.  Я-то  не  больной.  У  меня
дочка, вот, смотрите,  -  он  вытащил  из  внутреннего  кармана  пиджака
фотографию симпатичной девчушки. - Они с моей женой во Франции живут.
   - Где-где? Как же их туда занесло?
   - Да жена пожила со мной, а потом на работу завербовалась  и  уехала.
Да вообще-то, у нас был фиктивный брак: ей нужна была  прописка,  а  мне
бабки...
   Я  не  поняла,  всерьез  он  это  или  шутит.  Лицо   у   него   было
непроницаемым.
   Вообще, я заметила, Кораблев никогда не улыбается. Смеяться может,  а
улыбки я на его суровом челе  никогда  не  видела.  Либо  ржет,  либо  с
серьезным видом порет ерунду.
   - А дочка тоже фиктивная?
   - Нет, дочка получилась настоящая. - Он снова взглянул на фотографию,
которую все еще держал в руке.  -  По-французски  уже  болтает,  как  на
родном языке. Я летом к ней ездил, она у меня была  за  переводчика.  Ну
ладно, соловья баснями не кормят, есть-то давайте.
   - Пожалуйста. - Я налила ему супу.
   - Супчик со сметаной? - спросил он, взяв ложку наперевес.
   - А как  же,  -  я  поставила  перед  ним  пластиковую  коробочку  со
сметаной.
   - Ma-ария Сергеевна! - протянул он, нахмурив брови.  -  Вы  что!  Мне
сметану предлагаете в коробочке?! Где у вас соусник?
   Я, ни слова не говоря, переложила сметану в  керамическую  мисочку  и
снова поставила перед ним.
   - Ma-ария Сергеевна! - протянул он с той же  интонацией.  -  В  такой
посуде сметану не подают, нужен специальный соусник.
   - Ну нет у меня соусника! Прости, если можешь!  -  поначалу  я  стала
терять терпение, но теперь мне было смешно.
   - Ну, вы учтите, - мягко сказал он мне, кладя в суп сметану. -  Чтобы
у вас все было как у людей. Суп, кстати, слегка пересолен. Но я уж съем,
чтобы не обижать хозяйку. А вы уже второе накладывайте, я быстро ем.
   И правда, не успела я красиво  разложить  на  тарелке  куриную  ногу,
посыпанную кокосовой стружкой, в окружении румяных, запеченных в духовке
картофелин (правда, по рабочим дням я запекаю в  духовке  уже  сваренную
картошку - так быстрее, сырая уж очень долго доходит до кондиции,  хотя,
конечно, сырую запекать вкуснее) и сверху бросить веточку петрушки,  как
Леня уже поставил в мойку пустую тарелку из-под супа и взял  у  меня  из
рук второе блюдо.
   - Четыре с плюсом, - оценил он внешний вид трапезы.
   - А почему четыре?
   - Трава лишняя. Леопарды сена не едят.
   Через пять минут он бросил на тарелку обглоданную до белизны кость  и
потребовал:
   - Теперь чайку. С лимоном. Чем вы посуду моете?
   - "Санлайтом".
   - Тряпкой пользуетесь?
   - Губкой.
   - Правильно. Хозяйственным мылом сейчас уже никто не моет.  А  что  к
чаю будет?
   - Варенья хочешь?
   - А печенья нету?
   - Печенья нету.
   - Ну, давайте варенье. А где у вас зубочистки?
   - Нету.
   - Нету зубочисток? Ma-ария Сергеевна! Зубочистки должны быть в каждом
приличном доме! Купите.
   - К твоему следующему визиту?
   - Да. Где варенье-то? Вообще, в гостях надо есть  как  можно  больше,
это мой принцип. Если ты в гостях у друга, ты сделаешь ему  приятное,  а
если в гостях у врага, то нанесешь ему материальный ущерб. - Говоря это,
он уже прихлебывал чай с лимоном и, вынув из чашки  ложечку,  расплескал
чай на скатерть. - Ой, я тут пролил нечаянно... Ну, ничего, скатерть все
равно уже несвежая, ее стирать надо.
   Наконец он отставил чашку и откинулся на стуле:
   - Ну, спасибо. Посуда у вас красивая. Вы это в честь меня?
   - Нет, мы и сами каждый день едим из красивого сервиза. Зачем есть из
алюминиевых мисок, а в шкафу держать "Мейсен"?
   - А, то есть вам к приходу  гостей  на  стол  поставить  нечего,  вся
красивая посуда - ив пир, и в мир, и в добры люди?  Да  еще  и  скатерть
стелите! Это одноразовая?
   - Да если бы... - вздохнула я.
   За кухонной дверью послышалось шуршание, ребенок заскребся в открытую
дверь, тихим осипшим голосом зовя:
   - Ма, можно тебя на минуточку?
   Я вышла к нему. Мой зайчик поманил меня пальцем, чтобы я  наклонилась
к нему, и на ухо спросил:
   - Когда этот придирала усатый уберется уже?
   - Почему "придирала усатый"? - удивилась я.
   - Ну что он к тебе придирается все время? Хуже, чем папа...
   Я рассмеялась, присев перед ним на корточки:
   - Котичек, не переживай за меня,  я  спокойно  к  этому  отношусь.  С
юмором. Он человек-то, в сущности,  неплохой,  просто  характер  у  него
такой сложный.
   Насколько я в  нем  разобралась,  он  любит,  чтобы  последнее  слово
оставалось за ним, а проявлять свой авторитет ему, видимо, негде, вот он
и самоутверждается таким образом. Но я это понимаю и для себя обидным не
считаю.
   - Значит, у него тоже комплекс неполноценности, как у нас с тобой?
   Я поразилась, не столько  тому,  что  мой  ребенок  без  запинки  это
словосочетание выговаривает, сколько  тому,  что  он  уже  в  себе  этот
комплекс осознает:
   - Гошенька, а у тебя-то откуда этот комплекс взялся?
   - По наследству...
   Когда я вернулась на кухню, Кораблев заканчивал мыть посуду. Поставив
в сушилку последнюю тарелку, он  выжал  губочку,  протер  никелированную
поверхность мойки и кран заодно, снял с себя и повесил на место фартук и
снова вытащил из кармана носовой платок, которым стал вытирать руки.
   - Леня! Спасибо за посуду...
   - Не стоит.
   - А почему ты носовым платком вытираешься? У меня же и в ванной, и на
кухне полотенца висят, вот на кухне специально есть полотенце для рук  и
отдельно для посуды.
   - Нет уж, я лучше платочком. Чего я буду вам полотенца пачкать...
   - Или  руки  свои...  Может,  мои  полотенца  для  тебя  недостаточно
чистые?
   - Может быть, - невозмутимо сказал Кораблев. - Ребенка-то собирайте.
   Ребенок битый час складывал в коробку любимые игрушки, без которых он
не может прожить ни дня и которые он возьмет к бабушке, а я думала,  что
хоть что-то сдвинулось в отношениях с  моей  бывшей  семьей.  На  первых
порах после моего ухода из дома Гоша  оставлял  полюбившиеся  игрушки  у
меня, даже если не наигрался еще ими вдоволь, и  скрепя  сердце  от  них
отрывался. Как-то я ему предложила взять очередного трансформера с собой
и у бабушки его спокойно дотрансформировать. Гошка долго мялся,  видимо,
соображая, как объяснить мне ситуацию и при этом как можно  меньше  меня
уязвить, потом промямлил, что папа запрещает ему приносить туда игрушки,
которые я ему купила. "Почему?" -  искренне  удивилась  я,  мне-то  и  в
голову не приходило запрещать Гошке играть в то, что ему покупал  Игорь.
Больше года прошло,  пока  мой  бывший  муж  перестал  обращать  на  это
внимание, по крайней мере, внешне это, слава Богу, уже не проявлялось.
   ...Пока мы везли ребенка к бабушке, я еще крепилась, но  на  обратном
пути голова моя безвольно свесилась вниз и я  задремала.  Разбудил  меня
какой-то разговор;  минуту  я  не  могла  понять,  где  нахожусь,  потом
обнаружила, что я дрыхну  на  пассажирском  месте  в  машине  Кораблева,
которую остановил инспектор дорожно-патрульной службы  и  разбирается  с
ним.
   - Ну и что, что вы оперуполномоченный? Вы на  красный  свет  проехали
перекресток!
   Ленька припал к окошку и проникновенно сказал:
   - Друг! Видишь - следователя везу на происшествие, труп второй час на
улице лежит. Торопимся...
   Инспектор наклонился и  заглянул  в  салон.  Вряд  ли  моя  заспанная
физиономия могла являться свидетельством того, как мы торопимся, но  как
бы то ни было, он вернул Леньке документы и козырнул:
   - Ладно, поезжайте, но запомните,  что  на  красный  свет  полагается
стоять.
   - О чем речь, командир, спасибо, - с чувством произнес Ленька и резко
тронулся с места, продолжая:
   - Только я на зеленый вообще не езжу! Ну что, - обратился он ко  мне,
- выспались? Вас домой доставить?
   - Домой, Леня, - пробормотала я и погрузилась в сон, но  он  тут  же,
как мне показалось, растолкал меня и сказал:
   - Приехали!
 
*** 
 
   Войдя в квартиру, я прислонилась к  стеночке  и  постояла  так  минут
десять, не в силах раздеться. Наконец, охая и кряхтя,  благо  никого  не
было,  и  никто  меня  не  слышал,   и   можно   было   громко,   вслух,
посочувствовать себе:  "Бедная  Машенька!  Какая  ты  несчастная!"  -  я
разделась и поползла в ванную. Там, на пороге, я остановилась в трансе и
заплакала горькими слезами, потому что измученный взгляд  мой  сразу  же
упал на таз с замоченным позавчера бельем. Если бы хоть еще вчера; уж до
завтра бы достояло; а три дня - это слишком, надо сегодня стирать...
   Согнувшись в три погибели над ванной, корчась от жалости  к  себе,  я
стирала Гошкины штанишки и Сашкины рубашки, накопившиеся  за  неделю,  а
впереди  меня  ждал  комплект  грязного   постельного   белья,   которое
приходится стирать дома, а потом  еще  и  гладить,  поскольку  прачечные
нынче дорогие, а зарплату вовремя не платят.
   Я вспоминала, как в первый месяц нашей совместной жизни  с  Сашкой  я
стирала белье по ночам, когда он засыпал,  потому  что  нам  не  хватало
времени вдвоем и мне жалко  было  отвлекаться  на  прозаический  быт.  А
сейчас - нет, меньше я не стала его любить, упаси Боже, и думаю,  что  и
он ко мне не охладел, но  что-то  уже  изменилось  в  наших  отношениях.
Иногда мы даже слегка огрызаемся друг на  друга,  очень  редко,  но  уже
заметно, что каждый из нас перестал быть для другого  идолом,  личностью
без единого темного пятнышка. Мы увидели наконец друг  друга  в  фокусе,
когда растаяло искажение от любовной эйфории. И обнаружили, что  даже  с
учетом обнажившейся сущности мы прекрасно подходим друг другу.
   Ожесточенно отдраивая воротнички и манжеты, я  вспомнила,  как  мы  с
Сашкой год назад гуляли по заснеженным аллеям в  желтом  свете  фонарей,
все рассказывали про себя, и я развивала  тему  о  том,  что,  какой  бы
всепоглощающей ни была любовь, ее все равно хватает не больше чем на два
года, потом заедает проза и люди начинают  тяготиться  друг  другом;  по
крайней мере, у меня всегда бывало так; а Сашка, бредя рядом со  мной  в
своем длинном черном пальто с большими карманами, куда он чуть ли не  по
локоть засовывал руки, необычайно серьезно сказал, что вот он бы  прожил
со мной и десять, и двадцать лет и никогда не тяготился бы мной... Тогда
я задохнулась и от его слов, и от того, как он это сказал...  А  сейчас,
по уши в мыльной воде, я с раздражением подумала, что  свои  рубашки  он
мог бы и сам стирать; я ведь работаю не меньше его и готовлю, а покушать
мои мальчики любят, и уборка вся на мне, и с ребенком надо заниматься...
Именно в этот момент раздался телефонный звонок. Вытерев мыльные руки, я
не торопясь подошла к телефону и недовольно сказала в трубку:
   - Ну?
   -  Машуня,  -  зазвучал  голос  любимого  мужчины  на  фоне  какой-то
развеселой музычки и нестройного гула голосов, - ты знаешь,  у  нас  тут
день рождения, я задержусь немножко с коллективом, ладно? - Интонация  у
него была виноватая. - Ты знаешь, что я тебе хочу сказать?..
   Конечно, он уже немного выпил. Нет, лицом в салат  Сашка  никогда  не
падает, и вообще чужой человек даже не  заметит,  сколько  бы  Сашка  ни
выпил, но я по голосу в телефонной трубке всегда определю,  что  он  под
градусом.
   - Ради Бога, - устало сказала я.
   - А почему у тебя голос такой? Машунечка, ты недовольна? Если хочешь,
я сейчас же приеду!
   - Да не надо приезжать, празднуй на здоровье.
   - А что у тебя с голосом? Ты недовольна, Машуня, скажи?
   - Я просто устала, все-таки ночь не спала.
   - Бедненькая моя! Ложись спать. Малыша отправила?  -  поинтересовался
Александр.
   - Отправила.
   - Ты одна?
   - В компании грязного белья, - не удержалась я.
   - Стираешь? Ну зачем? Я пришел бы и постирал...
   - Ну а что ж ты не постирал вчера?  Белье  третий  день  замочено,  -
сказала я так сварливо, что даже сама испугалась,  и  поняла,  что  если
буду продолжать в том же духе, то ему не то что стирать - домой  вечером
приходить не захочется, не сразу, конечно...
   - Прости, - его голос звучал действительно виновато. - Я скоро  буду,
а ты ложись спать, меня не жди. Ты знаешь, что я тебе  хочу  сказать?  -
повторил он...
   Это наша секретная формула выражения нежных чувств  на  случай,  если
рядом кто-то есть.
   - И я тебя. Пока.
   Я положила трубку и вернулась на свою Голгофу.
   Все постирав, развесив, убрав в ванной, распихав  по  местам  Гошкины
игрушки, я поняла, что последние два часа двигалась на автопилоте и  что
если сейчас же не Дойду до кровати, то упаду прямо на  пол.  По  пути  в
спальню я дернулась было за кассетой, но  затуманенный  усталостью  мозг
оказал активное сопротивление. Когда я вытянулась на кровати и  вдохнула
в себя тишину, не нарушаемую ничем, кроме тиканья часов, я из  последних
сил подумала, что зря гавкнула на Сашку, который  меня-то  отпускает  на
любые сборища, в любом составе.
   Раньше, при жизни с Игорем, я  о  таком  и  мечтать  не  смела,  даже
невинное отмечание Восьмого марта в коллективе приходилось обставлять  с
тщательностью, достойной лучшего  применения,  чтобы  это  не  кончилось
членовредительством.
   Блаженство отдыха в тишине и одиночестве наполнило мой организм...  И
в этот самый момент примирения с жизнью зазвонил телефон. Мигом  прокляв
весь земной шар вместе с населением, я дотянулась до  аппарата  и  сняла
трубку.
   - Машенька? - раздался в ней нежный голос моего сожителя.
   - Ну? - простонала я, еле сдерживаясь.
   - Ты почему не спишь?
   Я поняла, что выпитое исчисляется  уже  не  мензурками  (они  там  из
мензурок пьют, а в почковидных медицинских  тазиках  подают  салаты),  а
бутылками, несмотря на то, что интонации были абсолютно  трезвыми,  даже
опытный нарколог сел бы в лужу.
   - Потому что ты звонишь.
   - Ой, прости, ради Бога, родная. Спи, пожалуйста, спи, отдыхай...
   Он распинался еще минут пять, и я успела заснуть с трубкой в руке.
   Проснулась на слове "целую"  и  раздавшихся  вслед  за  тем  коротких
гудках.
   Попыталась уснуть снова, но не тут-то было! Я ворочалась  с  боку  на
бок, залезала с головой под одеяло, открывала форточку, пила валокордин,
- ни в одном глазу, хотя смертельная усталость давила на меня стопудовым
грузом.
   Сашка звонил еще два раза с вопросом, почему я  не  сплю.  Я  уже  не
вдавалась в объяснения, мычала что-то в трубку. В шесть утра я,  отлежав
себе все бока, отчетливо поняла, что уже не усну. А  если  усну  в  семь
часов, то толку от этого не будет никакого, потому  что  в  восемь  надо
вставать. Надо  было  чем-то  занять  себя;  в  принципе,  домашних  дел
накопился вагон и маленькая тележка, да  только  при  мысли  о  домашнем
хозяйстве меня в это утро начинал бить озноб. В этот  момент  повернулся
ключ в замке. Тихо, на цыпочках, в квартиру вошел Сашка.
   "Чудовище! - мрачно подумала я. - Он по ночам развлекается, а  я  тут
ему быт обеспечивай! Да еще и войти тихо не  может,  топает,  как  стадо
слонов!" Я  слышала,  как  он,  стараясь  не  шуметь,  разоблачается,  и
прикинулась спящей. Но не смогла больше  притворяться  после  того,  как
рядом с моим лицом легло на подушку что-то свежее  и  ароматно-морозное.
Открыв глаза, я увидела темно-розовый бутон на длинном стебле с  шипами,
с мокрыми и упругими темно-зелеными листьями.
   - Прости, что я так долго, -  заметив,  что  я  все  равно  не  сплю,
прошептал он, наклоняясь и целуя меня; от него пахло чем-то клубничным.
   - Чем от тебя пахнет? - спросила я, повиснув у него на шее.
   - Водка "Кеглевич", клубничная.
   - Фу!
   - А что делать?
   Мой подъем отложился на некоторое время, после чего Сашка заснул  как
убитый, а я стала чувствовать себя гораздо бодрее, чем до  его  прихода.
Надо же было куда-то  деть  образовавшуюся  энергию,  поэтому  я  решила
все-таки посмотреть триллер про выезд с обвиняемым  Пруткиным  на  место
происшествия.
   Для начала я сделала приятное открытие: неизвестный мне душка-эксперт
записал на одну и ту же кассету два следственных действия: осмотр  места
происшествия и выезд с Пруткиным. Очень удобно. Сразу и  сравнить  можно
то, что имело место в действительности, и то, что клиент говорит.  Хотя,
если его склоняли к явке не совсем порядочными методами, могли и  запись
осмотра ему показать, чтобы ориентировался. Посмотрим. Я подобрала  полы
халата и забралась с ногами в кресло. Поехали первые кадры.
   Место убийства осматривали ночью, это я помнила по протоколу.  Группа
мощной лампой осветила участок; судя по панорамным  съемкам,  к  воротам
участка  можно  было  подойти,  только  обогнув   стоявший   на   дороге
"мерседес";  забор  достаточно  высокий,   чтобы   его   было   неудобно
перелезать,  с  одной  стороны  канава  с  водой,  с  другой  -  колючий
кустарник. В темноте  сориентироваться  там  достаточно  непросто.  Надо
будет спросить у Пруткина, готовился ли он к взлому, был ли там  раньше,
присматривался ли... Ах ты, черт: все время забываю, что сейчас  Пруткин
вообще не признает, что был там, от всего отпирается.
   От дома к стоящей за оградой опоре  линии  электропередач  переброшен
провод, который провис до земли и стелился  по  участку;  по  показаниям
тех, кто бывал в загородном доме Чвановых, об него все время спотыкались
не только те, кто не знал  о  его  существовании,  но  и  сами  хозяева.
Правда, Чванов обещал уже в понедельник сделать нормальное  освещение  в
доме; только не дожил д