нул меня:
   - Ку-уда?!
   - А что такое?
   - Что-что! Из ваших жалобных рассказов я  понял,  что  вы  с  оружием
обращаться не умеете, боитесь его и в руки взять стесняетесь. Поэтому я,
как человек, ответственный за вашу безопасность, буду  сейчас  проводить
оружейный ликбез. Берите в  руки  карандаш,  мы  начинаем  вечер  наш...
Сколько весит пистолет Макарова?
   - Леня! Побойся Бога! Я все это проходила, и сколько весит  пистолет,
и с какой скоростью летит пуля...
   - Вы мне  зубы  не  заговаривайте!  Повторяю  вопрос:  сколько  весит
пистолет Макарова?
   -  Какой  вы  нудный,  Альфред  Терентьич!   Пистолет   Макарова   со
снаряженным магазином весит 810 граммов, наш начальник отдела по  борьбе
с экономическими преступлениями весы так  на  рынке  проверяет:  наберет
овощей и фруктов, а потом спрашивает - весы  точные?  Давайте  проверим,
должно быть ровно 810 граммов, и пистолет на весы - хлоп.
   - Ну  ладно,  общую  теорию  вы  знаете,  теперь  будут  практические
занятия.
   Сейчас будем собирать и разбирать пистолет...
 
*** 
 
   В  городской  прокуратуре   Кораблев   в   целях   обеспечения   моей
безопасности сопроводил меня в приемную  прокурора  города.  Рапорт  мне
велено было оставить у секретаря и ждать,  когда  подпишут.  Мы  сели  и
стали ждать.
   В шикарной приемной, отделанной по  последнему  слову  евростандарта,
сидела такая же евростандартная секретарша, числящаяся прокурором отдела
по надзору за исполнением законов и охране  прав  граждан  в  социальной
сфере.  Приемную,  как  и  прочие  апартаменты,  отделывал  еще  прежний
прокурор, Асташин, - с росписью на потолке, креслами, принимающими форму
тела, и телефонным аппаратом  из  натурального  поделочного  камня,  под
старину. Он же посадил сюда, в качестве визитной  карточки  прокуратуры,
самую прелестную из юных прокурорш - Таню Петровскую, по ногам  выбирал;
говорили, сам лично построил всех претенденток на эту почетную должность
и вымерял длину ног.
   Любимый и доверенный заместитель Асташина, которому, судя  по  всему,
эти апартаменты,  вкупе  с  секретаршей,  запали  в  душу  и  оскорбляли
разительным  контрастом  с  собственным   кабинетом   без   приемной   и
секретарши, улучив удобный момент, сдал шефа со всеми потрохами,  донеся
до нужных ушей подробный рассказ о том, какие они  с  Асташиным  делишки
обделывали, а в награду получил индульгенцию и  апартаменты.  Не  успели
еще высохнуть чернила на приказе об отстранении Асташина  от  должности,
как  бывший  клеврет  уже  своими  короткими  пальчиками  тыкал  в  диск
телефонного аппарата под старину, любуясь шикарным видом из окна. Ничего
он переделывать не стал, а  зря,  кресло  Асташин  заказывал  под  свою,
крупную фигуру, а у нового первого лица - Дремова, которому кто-то очень
метко прилепил прозвище Дуремар, короткие ножки до  пола  не  доставали,
приходилось ими болтать.
   Танечку Петровскую Дуремар тоже оставил,  не  стал  менять  на  новую
секретаршу.
   А Танечка на удивление быстро приспособилась к привычкам нового шефа,
у некоторых даже создалось впечатление, что приспосабливаться она начала
задолго до смены власти. По крайней мере, Леша Горчаков мне рассказывал,
и оснований не верить ему у меня нет, что в тот недолгий  период,  когда
он возглавлял в городской  прокуратуре  отдел  по  надзору  за  органами
внутренних дел и когда под Асташиным уже активно шаталось  кресло,  Таня
одной из  первых  сыграла  на  повышение.  Как-то  Горчаков  метался  по
городской  прокуратуре,  выполняя  какое-то  срочное  задание  шефа,   а
вездесущая,  по  определению,  Таня  Петровская  с  тонкой  улыбкой  ему
заметила: "Что ты так суетишься? Не на того ты ставишь, умные люди  свой
выбор уже сделали".
   Бедный Горчаков в этих дворцовых интригах  был  не  силен,  а  потому
всерьез Таниного  предупреждения  не  принял,  отчасти  из-за  неприятия
Таниной личности в целом. Вся прокуратура уже  несколько  лет  смаковала
душераздирающую лав-стори между Петровской и ушлым пострелом Денщиковым,
который везде поспел и здесь тоже. Имея под  боком,  то  есть  в  отделе
писем, верную жену, родившую ему двоих детей, Игорек в то же самое время
развлекал супердевочку Таню Петровскую,  пользуясь  такой  универсальной
отмазкой всех времен и народов, как тяжелая следственная работа,  ночные
выезды и круглосуточные  составления  обвинительных  заключений.  Верная
жена Ирина по экстерьеру, конечно, конкурировать с Петровской не  могла,
а как известно, если двое краше всех в округе, как же им не думать  друг
о друге? Все об этом  знали,  все  до  единого,  до  последней  уборщицы
прокуратурской, кроме законной жены.
   При этом Таня, конечно, в душе  лелеяла  мечту  о  законном  браке  с
Денщиковым. У женщин иногда пропадает чувство реальности,  они  начинают
ждать того, чего не может быть, потому что не может быть никогда. Уж  не
знаю, кто из них кого подловил, но только Таня,  двадцати  трех  лет  от
роду, вдруг стала всем рассказывать, что замуж  ей  не  выйти,  она  уже
потеряла надежду и хочет просто родить ребенка, правда, и на это  у  нее
шансов мало... Все уже поняли, куда она клонит, и верно: вскоре  Танечка
стала носить платья свободного покроя, а там и отправилась в  длительный
отпуск. Самое интересное, что младший ребенок Денщикова в законной семье
и ребенок у Татьяны родились день в день. Снайпер, одно слово!
   Я только поражалась на законную жену: ведь не полная же дура, ну  что
ж она всему-то верит, каждому Игореву  слову!  Причем,  судя  по  всему,
Ирина не просто строила хорошую мину при плохой игре, а искренне  своего
мужа считала непорочным.
   Был  случай,  когда  мне  срочно  требовалось  просмотреть   огромное
количество видеокассет,  изъятых  на  обыске.  А  поскольку  в  районной
прокуратуре видика отродясь не водилось, пришлось это делать в  кабинете
криминалистики. Одна там остаться я никак не могла  -  кабинет  сдавался
под сигнализацию. Нужно было уламывать Денщикова, чтобы он там  со  мной
посидел. Денщиков на мои подходы ответил - нет проблем, ты работай, а мы
тут поквасим, только ты меня перед женой отмажь, она будет звонить, меня
домой требовать, а ты будешь ей говорить, что я с тобой работаю.
   Ну, я, значит, смотрю свои кассеты, пишу  протокол  потихоньку,  а  в
соседней комнате уже дым коромыслом. Жена денщиковская регулярно звонит,
и я ей, как условились, рассказываю, что без Игоря мне никак  работу  не
закончить. В ноль часов я ставлю точку в протоколе  осмотра  и  сообщаю,
что в услугах Денщикова больше не нуждаюсь. Равно  как  и  мы  в  твоих,
отвечает мне изрядно нагрузившийся Денщиков, скатертью дорожка.
   На следующий день - как сейчас помню, была суббота - в семь утра меня
будит телефонный звонок денщиковской жены, нервно интересующейся, куда я
дела ее мужа, поскольку домой он до  сих  пор  не  добрался.  Я,  честно
говоря,  ее  озабоченности  не  поняла,  учитывая,  что  Игорь  Денщиков
примерным семьянином, ночующим только дома, никогда не был. И  спросила,
почему она считает, что я должна знать о его перемещениях. Ирина мне все
так же нервно ответила, что раз он по моей вине задержался, я и  отвечаю
за то, чтобы он благополучно добрался до дому. Я бы с ней поспорила,  но
очень спать хотелось. Поэтому я сказала, что готова оказать ей посильную
помощь, и попыталась успокоить, предположив, что он заночевал у  кого-то
из друзей или сослуживцев. Но  это  предположение  жена  с  негодованием
отвергла, заявив, что у него нет таких приятелей, у которых  он  мог  бы
заночевать. Нет их, и все; такого просто быть не  может.  (И  это  в  то
время, когда вся прокуратура  знает,  что  Игорь  в  любое  время  может
заночевать хотя бы у Танечки Петровской!) Раз его нет  дома,  значит,  с
ним что-то случилось. Пока не дошло до заявлений о том,  что  я  ей  еще
буду должна алименты на случай потери кормильца, я решила принять меры.
   - Ладно, - сказала я ей, - подожди, я перезвоню.
   Положив трубку, набрала номер дежурных медиков.  К  телефону  подошел
Лева Задов, и я спросила у него, не заходил ли туда случайно Денщиков.
   - Чего ж не заходил! Да он и сейчас тут, валяется пьяный, как свинья,
без задних ног, - охотно поведал мне Лева.
   - Растолкай-ка его, Лева, его жена с фонарями разыскивает.
   Через  минуту  трубку  взял  Денщиков  и  заплетающимся  языком  стал
допытываться, как же я его вычислила.
   - Подумаешь, бином Ньютона, - фыркнула я. - Где у  нас  круглосуточно
имеется койка? В дежурном отделении. Собирайся домой, блудный муж...
   - Нет, ну как ты догадалась, а? Офигеть, - пьяно причитал Денщиков  в
совершеннейшем восторге. - Ну скажи, как ты догадалась?
   - Да следователем я работаю.
   Как ни странно, после этого случая жена Денщикова перестала  со  мной
здороваться. (Ну что ж, пришлось пережить и этот удар судьбы.) Но в мужа
она верила по-прежнему.
   Уйдя из городской прокуратуры обратно в  район,  я  как-то  перестала
следить за развитием отношений Денщикова и  Танечки  Петровской.  Иногда
только эксперты в дежурном отделении при мне сплетничали, что  отношения
их охладели и что Танечка теперь не  разменивается  на  мелочи  и  вовсю
дружит с первым заместителем прокурора города. Именно тогда,  по  словам
Лешки Горчакова, Таня ему прозрачно намекнула, на кого нужно ставить.  В
принципе мне было все равно, с кем проводит время  прокурор  социального
отдела Петровская. Но периодически,  когда  до  меня  доходили  слухи  о
денщиковских подвигах, за которые другого бы не то что уволили - под суд
бы отдали, а Денщикова даже пожурить как следует не осмеливались, мне  в
голову приходила мысль о том, что отношения  между  Таней  и  Денщиковым
по-прежнему остаются сердечными, просто комбинация стала многоходовой...
   - Денщиковская подружка? - тихо спросил меня Леня Кораблев, незаметно
пихнув локтем в бок и кивнув  в  сторону  выхоленной  Танечки,  читающей
изящно замаскированный среди кучки факсимильных сообщений детектив.
   Я пожала плечами.
   - Да-да, точно, - уверенно зашептал Леня. - Вы у нас тоже не подарок,
но  эта  штучка  законченная  ведьма,  достаточно  на   выражение   лица
посмотреть.
   - Скажите,  какой  физиономист,  -  усмехнулась  я,  -  прямо  Чезаре
Ломброзо.
   Загудел зуммер внутренней связи - Танечку  вызывал  Дуремар.  Танечка
грациозно вспорхнула, протанцевала в  кабинет  первого  лица  и  тут  же
вынесла мне подписанный рапорт.
   - На комиссию, сдашь зачет и получай оружие. Комиссия каждую среду, -
равнодушно проинформировала она меня, не поинтересовавшись, с чего это я
вдруг пришла за пистолетом.
   В приемную вошел заместитель начальника отдела по расследованию особо
важных дел Карлов по прозвищу Карл Маркс, с широкой окладистой бородой.
   - Татьяна, это на отправку в Генеральную, отсрочка по террористам.
   Запечатай в конверт, чтобы никто нос не совал, и отправь фельдсвязью,
через ГУВД, срочно.
   Он положил документ ей на стол, а  я  подумала,  что  для  Денщикова,
похоже, в этой конторе секретов нет.
   Отдав подписанный рапорт председателю комиссии, отставному  районному
прокурору, который  нынче  занимался  вопросами  гражданской  обороны  и
вооружения личного состава, я под конвоем Кораблева отбыла назад, в свою
прокуратуру.
   По дороге я  спросила  Леню  про  Скородумова,  и  Леня  мне  тут  же
отрапортовал, что справляется о его самочувствии каждый день. По  словам
лечащего  врача  Пискун  Галины  Георгиевны,  инфаркт  обширный,   и   в
реанимации Скородумов проведет не меньше недели, а то и полторы, и  надо
терпеливо ждать.
   - Лень, я тебя, знаешь, что попрошу: сейчас меня отвезешь и сгоняй  в
морг, возьми фотографию трупа из Токсова, желательно, чтобы они в  морге
уже сделали туалет  трупа,  причесали  и  подкрасили,  может,  опознаем.
Сделаешь?
   - Вот Леня как курьер  будет  раскатывать  туда-сюда,  личный  бензин
расходовать, - привычно заворчал Кораблев, по такой  опасной  траектории
огибая впереди идущую машину, что я заволновалась.
   - Ой, Ленечка, еще обувь с трупа из морга забери,  сейчас  заедем  ко
мне, я тебе дам постановление на  выемку.  У  нас  же  есть  слепочек  с
чердака, мы сравним и свяжем все это в один  узелочек.  Кузьмич  тебе  в
пояс поклонится.
   - Что-о?! Это чтобы я в свою чистенькую  машинку  вонючие  башмаки  с
трупа положил?! Не дождетесь!
   - Хочешь - на трамвае привези, - спокойно посоветовала  я,  дав  себе
слово не раздражаться.
   - Ну давай-давай стукни, мне как раз ремонтироваться надо, я  с  тебя
такой ремонт сдеру! - закричал Кораблев, встав поперек трамвайных  путей
перед тем, как свернуть к прокуратуре, и пытаясь перекричать  трамвайный
трезвон. Это, конечно, адресовалось не мне, а вагоновожатой,  оглушавшей
нас трелью звонка в надежде, что Кораблев уберется с  путей  и  даст  ей
проехать. - Ну стукни, стукни!
   - Леня, а ничего, что с этого боку я  сижу,  куда  она  стукнет?  Мне
ремонтироваться не надо!
   Наконец  мы  благополучно  разъехались  с  перекрестка,  причем  Леня
умиротворенно улыбался (я давно заметила, что всякого  рода  скандалы  и
конфликты благотворно действуют на его нервную систему),  а  трамвайщица
потрясала кулаками и нервно позванивала.
 
*** 
 
   Вернувшись в контору, я нашла подсунутую под дверь Лешкину записку  о
том, что он отправляется в ратный поход по травматологическим пунктам  и
просит считать его коммунистом, если он не вернется через полгода.  А  я
вытащила из сейфа дело Чванова и стала задумчиво перелистывать страницы,
пытаясь сообразить, откуда вытащить людей, которые прольют свет на тайны
частной  жизни  Дмитрия  и   Ольги   Чвановых.   Ольга   была   сиротой,
сестер-братьев не имела, и никакие ее подруги в деле не упоминаются.
   Чвановская  же  мамаша,  судя  по  имеющимся  в  деле  показаниям,  к
откровенности со следствием не расположена и  явно  проповедует  принцип
невынесения сора из избы. Да, я так  ведь  и  не  выяснила,  кто  теперь
хозяин в особнячке, вырванном в борениях у банка.  Я  отметила  себе  на
календаре, что это необходимо сделать как можно быстрее. А ведь  это  на
нашей территории; может, прогуляться до особнячка  и  посмотреть  своими
глаза-ми? Я решительно влезла в куртку  и  отправилась  на  прогулку  по
району.
   Особнячок стоял в  тихом  месте  исторического  центра.  Тротуар  был
свежеотремонтирован на сто метров  туда  и  сюда,  изумительной  красоты
кованые решетки и воротики закрывали  окна  и  двери.  Никаких  вывесок,
опознавательных знаков, символов  и  флюгеров  на  нем  не  наблюдалось.
Входная дверь со стороны улицы ручки не имела, была девственно  гладкой.
Я озадаченно огляделась. Ага, вот, похоже, единственная связь  с  нутром
этого домика - кругленькая кнопочка звонка в уголке двери.
   Я решительно позвонила и две минуты ждала ответа;  безрезультатно.  Я
еще раз нажала на кнопку звонка и держала ее дольше, чем этого требовали
приличия.
   Кто-то там, за дверью, зашевелился; и в этот  момент  в  углу  двери,
противоположном  звонку,  я  заметила  глазок   видеокамеры.   Поскольку
открывать мне не спешили, я вытащила удостоверение  и  вытянула  руку  с
красной книжечкой, поднеся ее поближе к глазку. Наконец дверь открылась.
   В проеме  показался  внушительного  вида  молодой  человек  в  черной
униформе милитаристского стиля.  Он  потянулся  к  моему  удостоверению,
которое я все еще держала в руке, намереваясь взять его  у  меня,  но  я
отвела руку. Не надо никому давать свое удостоверение, вообще из рук его
выпускать не надо. Тем не менее молодой  человек,  вытянув  шею  к  моей
руке, внимательно изучил все,  что  написано  в  моем  удостоверении,  и
вопросительно взглянул на меня.
   - Прокуратура района, - напомнила я, хотя он только что прочитал  это
в моем документе. - Разрешите войти?
   Молодой  человек  не  шелохнулся,  продолжая  вопросительно  на  меня
смотреть.
   То, что он не шелохнулся, означало, что он и не думал посторониться и
раскрыть дверь пошире. Мы продолжали стоять по разные стороны порога.
   - Скажите мне, пожалуйста, название вашего учреждения, - попыталась я
все-таки вызвать его на разговор.
   - Фамилия, - процедил молодой человек.
   - Чья? - слегка растерялась я.
   - Название: "Фамилия".
   - А кто его возглавляет?
   - Редничук, - лаконично ответил молодой человек.
   - Пожалуйста, передайте ему повестку... Я  вытащила  из  сумки  бланк
прокурорской повестки и быстро заполнила ее, указав время явки -  завтра
к десяти утра.
   Охранник беззвучно принял  повестку  и  захлопнул  дверь  перед  моим
носом. Вот так! А у меня в удостоверении, между прочим, лежал вкладыш  с
выпиской  из  Федерального  закона  "О  прокуратуре",   гласивший,   что
предъявители  сего  имеют  право  беспрепятственно  проходить  на  любые
режимные предприятия и пользуются правом неограниченного доступа в любые
учреждения... Шагая назад, в прокуратуру, я  вспоминала  рассказ  нашего
старенького зама прокурора, который когда-то возглавлял крупную районную
прокуратуру, и на его территории  имелась  фешенебельная  интуристовская
гостиница. И вот как-то раз,  в  очень  застойные  годы,  он  пришел  на
работу, а дежурный по РУВД ему сообщил, что ночью в гостинице  произошло
ЧП: покушение на изнасилование иностранной  туристки,  из  Чехословакии.
Прокурор  посмотрел  материалы;  реальная  ситуация,  похоже,  несколько
отличалась от официальной версии. Туристка объясняла, что легла спать  в
номере, не заперев двери, вдруг ночью в номер вошел  молодой  человек  и
стал осуществлять  сексуальные  домогательства,  от  которых  ее  спасла
руководительница группы, случайно оказавшаяся в  коридоре  и  услышавшая
шум борьбы. Молодой же человек рассказывал, что в три часа ночи  он  шел
мимо интуристовского отеля и захотел выпить сухонького; дав швейцару три
рубля, он беспрепятственно вошел в гостиницу,  в  баре  реализовал  свое
желание - выпил сухонького да еще и подцепил симпатичную иностранку. Они
поднялись к ней в номер и только приступили к близкому  знакомству,  как
вдруг в дверь постучали. Туристка испугалась и вошедшей руководительнице
группы, которой, по всей видимости, кто-то  стукнул  про  ее  аморальное
поведение, выложила версию о попытке изнасилования, а руководительница с
ходу вызвала милицию.
   Все склонялось к мирному урегулированию проблемы, но коль скоро  речь
шла о задетой чести иностранной гражданки,  прокурор  обязан  был  лично
прибыть на место происшествия и принять  участие  в  разбирательстве.  И
прокурор нехотя потащился в гостиницу, где находились участники истории.
Но  не  тут-то  было:  прокурор  района  элементарно  не  смог  миновать
швейцара, чтобы войти в гостиницу. Швейцар встал намертво, заявляя,  что
гостиница режимная, интуристовская, пропуск по специальным картам гостя,
а больше никакие документы не  действительны,  и  пустить  прокурора  он
может только с  личного  разрешения  директора,  а  директор  сейчас  на
совещании, так что придется  подождать.  Вот  тут  прокурор  психанул  и
закричал: ага, как ночью хануриков всяких за  треху  пускать  сухонького
попить - так это с вашим удовольствием, а прокурора,  значит,  только  с
личного разрешения директора гостиницы?!. Так что время идет, а  времена
не меняются.
   В прокуратуре меня уже ждал недовольный Кораблев с довольно приличной
фотографией умытого и  подкрашенного  лица  обнаруженного  нами  в  лесу
трупа.  Пакет  с  ботинками  с  трупа,  и  вправду  вонючими,   Кораблев
демонстративно, из вредности, положил прямо мне на стол.  Я  достала  из
коробки, стоящей на подоконнике, слепок, сделанный с отпечатка обуви  на
песке чердака, и,  нетерпеливо  разорвав  пакет  с  ботинками,  вытащила
оттуда сплющенную и обгоревшую обувку. Еле расправив эти  горелые  комки
двумя карандашами, чтобы не трогать  их  пальцами,  я  сравнила  рисунок
подошвы.  На  мой  взгляд,  похоже!  Но  окончательный  вердикт  вынесет
э