нился журналист.
     - Успокойтесь, Антон. Это всего лишь означает, что ваша любовь к женщинам несколько сильнее, чем стремление делать карьеру любой ценой и чем тяга к алкоголю. Иными словами из альтернативы - женщина, бутылка или работа - вы выберете женщину.
     - Да? - Антон стал обдумывать мои слова и через некоторое время признал, что я права. Мы сидели рядышком в темном кабинете, под лучом настольной лампы, освещавшим лишь небольшой круг на столе, в который попадали наши головы, и почему-то впервые за последние дни меня немного отпустило нервно-взвинченное состояние. Стало спокойно и мирно, и я даже забыла, что завтра суббота. Как раз в этот момент наш интим нарушил с грохотом ворвавшийся в кабинет Синцов.
     - Слушай, нам капитально повезло! Знаешь, кто в охране у Антоничева?
     - Надеюсь, что не Кевин Костнер.
     - Ха-ха! Конюшенко, бывший опер из третьего УРа. Он тебя хорошо знает.
     Говорит, ты его посадить пыталась когда-то. Отзывы о тебе самые положительные.
     - Конюшенко? Мне это ничего не говорит. А когда я его пыталась посадить?
     - Да он с постовых начинал, говорит, ты на него наезжала, еще когда он в районе работал и ты была еще молодым следователем. Очень нежно тебя вспоминает.
     - Хоть убей, не помню.
     Дверь опять хлопнула. Это Горчаков внес свое начавшее грузнеть туловище.
     - Лешка, - обратилась я к нему, - ты помнишь такого Конюшенко?
     - Нет, а кто это?
     - Говорят, у нас работал постовым.
     - Не помню. Слушай, знаешь, кого я только что встретил? Кравина, бывшего опера из убойного отдела главка. Привет тебе передавал. Правда, он на тебя обижается, говорит, ты его посадить пыталась.
     - Враки, - решительно сказала я. - За ним столько всего, что если бы я решила его посадить, он бы уже ехал в Нижний Тагил. У него мания величия.
     Горчаков заржал.
     - И вообще, Лешка, по городу, оказывается, бродят толпы людей, воображающих, что я пыталась их посадить.
     - Много чести, - отсмеявшись, сказал Горчаков. - Не всем так везет, что их Швецова сажает.
     - Так что, Андрей, нашел своего Антоничева? - спросила я у воспрявшего Синцова.
     - Своего? Я думал, нашего, - но он довольно ухмылялся. - Нет, Антоничева пока не нашел.
     - Я думала, раз ты разговаривал с его охранником...
     - Если бы...
     Но дела, похоже, были не так плохи, раз Синцов ухмылялся и просто бурлил энергией.
     - Так что ж он, без охраны куда-то скрылся?
     - Нет, он уехал вместе с другим охранником. А Конюшенко приболел и дома сидит.
     - Здесь?
     - В Москве. Мне московские ребята нашли данные охранников, я наудачу звякнул, и - о, чудо! - Конюшенко дома трубку снял.
     - Повезло! -Журналист вскочил и заходил вокруг Андрея. - Это знак!
     Началась полоса везения!
     - Ой, не знаю... - Синцов с сомнением покачал головой, но было видно, что он доволен: хоть что-то закрутилось. Можно было действовать.
     - Андрей, тебе Конюшенко сказал, где Антоничев останавливается в Питере?
     - Конечно, сказал. Только там его нет.
     - Ты что, успел проверить? - поразилась я.
     - Успел. Я успел уже все его средства связи проверить. Мобильный молчит, у второго охранника тоже молчит, да у него и роуминга нет.
     - Слушай, а как Конюшенко попал в охрану Антоничева? Он что, в Москву переехал? - поинтересовался Горчаков, которому еще не удалось вставить даже слова.
     - Да он же пять лет назад перевелся в московский РУОП. - Андрей, как и все мы, по старой привычке называл Региональное управление по борьбе с организованной преступностью, пропуская букву "б". - А оттуда уволился и пристроился в администрацию президента.
     - Ну, и как ему? - спросил Антон.
     - Говорит, что тоскливо. В УРе было веселее.
     - Да уж, - саркастически согласился Лешка.
     - Андрей, - продолжала я теребить Синцова, - а он не сказал, как его шеф узнал о смерти дочери?
     - Сказал он вот что: в ту субботу они были в Питере. А когда Антоничев приезжает в Питер, он с охраной не ездит, сам садится за руль, охранники сидят в гостинице. Он уехал из гостиницы полтретьего, один, вернулся около пяти, позвонил в Москву, при этом попросил охрану выйти из номера, а потом они поехали к зданию ГУВД, а оттуда - на место происшествия.
     - Андрюша, а когда Антоничев прибыл в Питер в ту субботу? Конюшенко не сказал? - Меня начало слегка потряхивать - неужели разгадка где-то здесь? Я прямо кожей чувствовала, что это имеет отношение к убийствам.
     - Антоничев давно уже имеет обыкновение приезжать в Питер на выходные. За исключением тех периодов, когда он за границей или выполняет какие-то поручения президента, он каждую пятницу выезжал сюда с таким расчетом, чтобы прибыть часам к десяти вечера. И уходил куда-то на ночь. Куда, Конюшенко не знает.
     - Ребята! - журналист посерьезнел. - А вдруг Антоничев и есть тот самый маньяк?
     - А что? - кивнул Горчаков с важным видом. - Поэтому и мочит по субботам, что у него выходной.
     - Не получается, - с сожалением сказал Синцов. - Я тоже сразу об этом подумал. Женщин же не ночью мочат. А к утру Антоничев появлялся. И спал как раз до трех.
     - А потом? - спросила я, благоразумно умалчивая пока о моем видении событий - о том, что организатору вовсе не обязательно присутствовать при самом убийстве. Его дело - организовать и проконтролировать исполнение.
     - А потом? Потом он опять куда-то уходил, - поведал Андрей. - А что, ты думаешь, ходил проверять исполнение?..
     Я чертыхнулась про себя. Мысли он, что ли, читает?
     - Ничего я пока не думаю. А кого же тогда он заказал?
     - Себя, что ли? - Синцов усмехнулся.
     - Андрей... Еще хотела спросить... Ты не интересовался жильцами дома, где был обнаружен труп Жени Черкасовой?
     Андрей присел на стул перед моим рабочим местом, вытащил сигарету, но под моим укоризненным взглядом спрятал ее обратно.
     - Установочки я сделал. Ну, теток с первого этажа и инвалида я сразу отбросил. А на двух мужиков со второго этажа ничего особенного не получил.
     Зацепиться не за что. Можно, я закурю?
     - Андрюшенька, покури в коридорчике, а?
     Он странно покосился на меня, вздохнул и снова убрал извлеченную было из кармана сигарету. Потом обвел взглядом меня, Лешку и журналиста:
     - Девятый час, вы домой собираетесь?
     - А ты? - спросила я.
     - А я вас отвезу.
     - Я тоже на машине, - вмешался журналист. - Отвези Горчакова, чтобы тебе по городу не колесить, а я Марию Сергеевну.
     - Давай наоборот, друг, - мрачно сказал Синцов, - ты отвези следователя Горчакова, а я Машу. Нам еще пошептаться надо.
     Лешка одарил меня чрезвычайно выразительным взглядом. Я лично прочитала в нем и ревнивое недоумение - что за секреты от друзей, тем более работающих по одному делу, и легкую подначку - мол, давай-давай, еще Синцова охмури...
     - Хорошо, - согласился журналист, ничем не выдав своего разочарования, если он, конечно, был разочарован. И мы стали собираться по домам.
     Выйдя из прокуратуры, Лешка был просто раздавлен морально, увидев, в какой колымаге ему предстоит добираться до дома. Но все ж не на метро. Мы обсудили планы на завтра. Синцов заявил, что спать ему, похоже, не придется, поскольку он не теряет надежды выцепить где-нибудь Антоничева. Так что желающие могут круглосуточно искать его в кабинете или по пейджеру. Я собиралась к десяти подтянуться в дежурную часть ГУВД и сидеть там, тупо ожидая сообщения об очередном женском трупе. Синцов, судя по всему, намеревался провести день там же, только ожидая сообщения о трупе потрошителя женщин. Горчаков сказал, что он будет на телефоне и, если что, тут же примчится. Журналист немного посоображал и сказал, что в три часа ему надо быть в редакции, а потом он подъедет в ГУВД и будет скрашивать наше ожидание. Определившись, мы разошлись по машинам и тронулись. Вернее, Синцов тронул машину, а я помахала горемыкам в журналистской колымаге, минуя их с ветерком. Судя по всему, Лешке не суждено было быстро добраться до дому.
     - Говори, - предложила я, когда мы отъехали на приличное расстояние от прокуратуры.
     - Ты о чем? - Синцов сосредоточенно следил за дорогой. Я вдруг подумала, что со мной он совсем не такой, каким бывает, например, с Лешкой Горчаковым или с коллегами-операми. Интересно было бы познакомить его с моей подругой Региной; как бы он себя вел с ней, учитывая, что он такой бирюк, а Регина первым делом начинает обольщать еле знакомых мужчин и только потом задумывается, а нужны ли они ей? Просто делает это по инерции, только чтобы форму не терять.
     - Ну, ты же сказал, что хочешь со мной о чем-то поговорить?
     - А-а, - протянул он, не отвлекаясь от дороги. - Ну не ехать же тебе было на этом журналистском драндулете. Мой-то, конечно, тоже не "мерседес", но я хоть буду за тебя спокоен.
     Ничего не понимаю, подумала я. Регина бы, конечно, расценила это, как десять знаков внимания. А я?
     - Я там попросил, чтобы Стеценко поставили на завтра дежурить по городу, - небрежно объявил мне Андрей, опять-таки на меня не глядя.
     - А зачем? - я удивилась.
     - Думал, тебе будет приятно.
     - Вот как? Лучше бы меня сначала спросил.
     - Ладно, не злись, я просто решил, пусть будет нормальный эксперт, в теме.
     Он же там кого-то вскрывал по серии...
     - А чего ж тогда не Панова и не Крольчевского попросил? - Я была раздосадована, но главным образом, из-за того, что не могу понять, хочу ли я, чтобы завтра дежурил Сашка?
     Синцов пожал плечами и улыбнулся в сторону. Каким-то загадочным образом, не глядя на меня, он улавливал все нюансы моего настроения, и что меня больше всего поражало - угадывал то, чего я не говорила. Но ведь даже и на лицо мое, где эти нюансы могли отражаться, гад, не смотрел...
     - Зайдешь? - спросила я, когда мы подъехали к моему дому.
     Андрей не успел ответить, как нам призывно бибикнула стоявшая перед подъездом машина. Из нее вышла Регина собственной персоной, как всегда, шикарная, и постучала разукрашенным накладным ногтем в стекло синцовской машины.
     - Кто это? - тихо спросил Андрей.
     - Это моя подруга, Регина. Ты разве ее не знаешь?
     - Не знаю. А что она тут делает?
     - Наверное, меня ждет. Ну что, пошли, могу тебя даже покормить...
     Но не тут-то было. Андрей высадил меня из машины, помахал мне рукой и ретировался с бешеной скоростью, только брызги из-под колес сверкнули.
     - Привет, - сказала Регина. - Дозвониться до тебя невозможно; я-то думаю, что ты работаешь в поте лица, а ты с кавалерами на машинах раскатываешь.
     - Да опер меня до дому подвез, - вяло оправдывалась я, зная, что Регина мне все равно не поверит. Ей приятнее верить в то, что между мужчинами и женщинами существуют исключительно любовные, а не служебные отношения.
     - Машина, конечно, у него паршивенькая, а в целом парень хоть куда.
     - Когда ж ты его рассмотрела?
     - Чего рассматривать. Сразу видно - джигит!
     Пока мы поднимались ко мне домой, Регина объяснила, что соскучилась, решила на меня посмотреть, встряхнуть меня немножко, а то я со своей работой света белого не вижу. Я поняла, что у Регины сорвалось свидание, поскольку она была особенно, по сравнению с буднями, принаряжена, и пахла свежайшим парфюмом, и возбуждена была сверх меры, значит, чтобы не пропадал зря вечер и чтобы было куда выплеснуть эмоции, она решила уделить внимание несчастной, затюканной подружке. Когда мы с Региной учились в школе, в одном классе, мне очень нравилась такая философская песенка:
     Ой, не дружите вы, девчоночки, С подругою-красавицей, А то цветы весенние Все ей одной достанутся.
     Хоть вы умом и добротой Подругу превосходите, Но у нее все ладится, А вы печальной ходите...
     Мне все время казалось, что это про меня...
     На кухне Регина сразу прошла к холодильнику, порылась в нем и вытащила на свет Божий остатки "Киндзмараули":
     - И это все? Я развела руки.
     Регина достала бокал, вылила туда содержимое бутылки до капельки, и, пригубив, спросила:
     - А ты-то будешь?
     Естественно, я отказалась, еле сдерживая улыбку. Регина жалостливо посмотрела на меня и, закурив сигарету (хоть у меня и не курят, но Регина никогда и не спрашивала разрешения), принялась учить меня жить.
     - Вот скажи мне, - говорила она, затягиваясь так красиво, что мне тут же захотелось научиться курить, чтобы соблазнять всех окружающих мужиков. - Вот скажи мне, только честно: ты знаешь, что все мужики - дерьмо?
     - Знаю, - нерешительно ответила я.
     - Ты уверена, что следующий мужик будет лучше, чем Сашка?
     - Нет, конечно, - вот это я заявила вполне уверенно.
     - Значит, надо соглашаться на Сашку. Позвони ему и скажи, что ты согласна терпеть его со всеми его недостатками.
     - То есть, чтобы все было, как раньше? - уточнила я.
     - Ну да.
     - А я не хочу, чтобы все было, как раньше.
     - Здрасьте! А чего ты хочешь? - Она от удивления даже пепел уронила с сигареты на диван.
     - А я не знаю, чего я хочу. Но так, как было, не хочу.
     - Хорошо. - Регина поудобнее подобрала ноги и заговорила с интонацией учительницы младших классов:
     - Может, ты хочешь мужика, который будет возвращаться с работы в шесть часов, забивать "козла" и сам класть кафель в ванной, а по воскресеньям ходить за картошкой?
     - Теоретически - да. А практически - это скучно. Кроме того, я сама не всегда возвращаюсь с работы в шесть часов.
     - Естественно. Значит, ты хочешь мужика, который будет приходить домой в шесть часов, ходить за картошкой, но при этом носить пистолет и сидеть в засадах в свободное от мытья полов время?
     - Регина, я прекрасно понимаю, что такое невозможно.
     - Значит, классический муж тебя не устраивает?
     - Не устраивает, поскольку мне до классической жены далеко.
     - Тогда Сашка должен тебе идеально подходить.
     - Понимаешь, в принципе, он мне подходит идеально. Только я на него злюсь за то, что он не борется за меня, разошлись мы - и как будто так и надо.
     - Может, он стесняется, - предположила Регина. - Позови его сама.
     - Ну вот еще. А потом, меня раздражает, что они так все носятся со своей работой... Вот смотри - я работаю следователем, воспитываю ребенка (плохо или хорошо, это уже другой вопрос), хожу по магазинам, стираю и убираю, готовлю, и еще бываю в театрах и посещаю музеи. А они? "Я работаю" - и все тут.
     - Понятно, - как опытный психоаналитик, прокомментировала Регина, - относиться к ним с уважением ты уже не можешь. Это серьезно.
     - Есть еще один момент: я уже привыкла жить одна, без мужчины. Мне уже трудно представить, как он сюда вернется и будет тут все время.
     Регина задумалась:
     - Тогда у тебя остался один выход.
     - Интересно, какой?
     - Анализ показывает, что муж как таковой тебе не нужен. Ты в состоянии обеспечить себя сама. Работаешь ты не меньше, а то и больше всех твоих знакомых мужиков вместе взятых.
     - Так. И что же?
     - А то, что мужчина может быть использован в одном из трех качеств: муж, любовник и возлюбленный. Мы уже установили, что муж тебе не нужен.
     - Ну-у... - не стала я ни отрицать этого, ни соглашаться.
     - С возлюбленным много мороки по причине душевной зависимости.
     - Согласна.
     - Значит, все, что тебе нужно - это мужчина как любовник, без изнуряющей душевной зависимости.
     - Ну и?..
     - Значит, надо использовать мужиков так же, как они используют нас.
     - То есть?
     - Ну есть какой-нибудь мужик, который тебе не противен?
     Я задумалась:
     - Пожалуй, есть.
     Я мысленно перебрала мужчин, с которыми меня сводила судьба; вспомнила Синцова - уж он-то не вызывал у меня никакой аллергии, и при определенном стечении обстоятельств, почему бы нет?.. В общем, я не отвергала такой возможности. Журналист, в принципе, тоже не вызывал аллергии...
     - Значит, надо соблазнять его и использовать строго по назначению. Встреча в удобное тебе время и удобном для тебя месте, никаких разговоров о чувствах, пресекать их в самом корне, качественный секс - и по домам. Главное, не допускать, чтобы он к тебе в душу залез. Никаких вопросов на тему: "Как ты ко мне относишься?" ни он тебе, ни ты ему.
     Я поежилась:
     - Знаешь, как-то это все... Я так не смогу.
     - Ну и дура. - Регина опять потрясающе красиво затянулась. - Посмотри вокруг - да девяносто процентов мужиков именно так нас, дур, и используют. А мы еще и благодарны.
     - Все так, Регина. Ты права на сто двадцать процентов. Но я так не смогу.
     Регина посмотрела на меня, как на инвалида:
     - Понятно. Скажи-ка мне, подруга, ты спишь на какой стороне кровати?
     Я добросовестно задумалась, после чего призналась, что на правой.
     - А какое это имеет значение?
     - На какой стороне ты спишь? Никакого. Имеет значение то, что ты вообще спишь не посреди кровати, а притуливаешься сбоку. Значит, психологически ты еще не готова спать одна.
     После ухода Регины, притулившись на правой стороне кровати, как будто освобождая место рядом с собой для кого-то (для кого?), я с тоской думала о глобальной правоте ее слов. Мне было непонятно, как Сашка, в принципе, достаточно пылкий мужчина, во всяком случае - не импотент, так долго воздерживается от сексуальных утех, и ничего. И когда мы встречаемся, даже не пытается поцеловать меня да просто дотронуться. Это ненормально. И объяснений этому может быть только два: либо у него, вопреки его заявлениям, все-таки кто-то есть, либо прав журналист, и Сашка сам хотел порвать со мной.
     Я надеялась, что если Синцов установит местонахождение Антоничева, то это внесет коррективы в наши завтрашние планы, и он мне позвонит. Но до часу ночи звонков не было, и я уже начала дремать. Внезапно телефон зазвонил, и я спросонья приняла его за будильник. Звонил Горчаков, чтобы спросить, у меня ли его дружок.
     - Какой дружок? - не поняла я.
     - Которого ты охмуряешь. Ну, Андрюха.
     - С чего бы это?
     - Как это с чего? Он что, просто так тебя умыкнул, как ястреб? Я все видел. Журналист остался с носом.
     - Должна тебя разочаровать, родной, твой дружок не оправдал твоего высокого доверия и слинял у ворот моего дома.
     - Та-ак, - разочарованно вздохнул Лешка. - Ни на кого нельзя понадеяться...
     - Послушай, родной, я что-то не поняла, ты за белых или за красных? Еще вчера мне Сашку сватал, а теперь за Синцова агитируешь?
     - Я жертвую счастьем своих друзей ради твоего счастья, дуреха, - важно сказал Лешка, и я прыснула.
     - Чужим-то счастьем чего ж не пожертвовать...
     После этого разговора с Лешкой я так расчувствовалась, что готова была позвонить либо Андрею, либо Сашке. Может, и правда плюнуть на Сашку, раз даже посторонние люди говорят, что он хотел со мной расстаться... Вот и Горчаков уже пытается свести меня с Синцовым. Неспроста это. Все, решено. Охмуряю Синцова...
     Но я прекрасно знала, что утром все это покажется мне ерундой, и я буду вести себя по-прежнему. К тому же утром будет суббота и мне будет не до личных переживаний. Кого-то завтра убьют, а я приеду осматривать труп.

***

     Встретив меня утром в дежурной части, Синцов нагнулся и поцеловал мне руку. Я смутилась окончательно. И так уже, после Лешкиных инсинуаций, я не знала, как себя вести с Синцовым, потому что у меня есть такая дурацкая особенность, еще со школьных лет: в отличие от моих подружек, за честь считавших поморочить голову мужчине, я всегда искренне жалела тех, кто в меня влюблялся. Отчасти потому, что в меня влюблялись те, кто мне как раз активно не нравился, и я жалела их из-за отсутствия шансов, а потом это уже вошло в привычку.
     Но Синцов продолжал сбивать меня с толку и повел пить чай в комнату дежурных экспертов. А там уже был наготове Александр Стеценко. Наготове и во всеоружии: холодно поздоровался со мной, и радушно - с Андреем, налил чай и замолчал, предоставив мне возможность развлекать их обоих. Но я тоже решила молчать, поэтому субботнее чаепитие получилось куда как веселым.