дику  билет
на новогоднюю елку в  Дом  журналиста.  С  представления  ребенок  вышел
серьезный, я спросила,  понравилось  ли  ему?  Понравилось,  кивнул  он.
Интересно было?
   Интересно. А чем кончилось? Не знаю, я заснул, был ответ.
   - Как тут девочки? - ревниво спросила я, оценивая  стайки  лолиточек,
клубившиеся в отдалении, но прицельно поглядывавшие через плечо на моего
Хрюндика.
   - Эти? - презрительно кинул он через плечо. - Да никак.
   - И никто тебе не нравится?
   - Ма, да они все дуры.
   - Что, все поголовно? - усомнилась я.
   - Ну, не все, - неохотно признал Хрюндик. - Ну а кто не дуры, на  тех
без слез не взглянешь.
   После этих слов стоявший в стороне Старосельцев  подошел  к  Гошке  и
молча пожал ему руку. Как мужчина мужчине. Я испепелила его взглядом, но
в принципе успокоилась. Родительский день удался.
   На обратном пути я спросила Старосельцева, не  хочет  ли  его  газета
опубликовать интересные научные изыскания одного оперативника в  области
организованной преступности. Я рассказала ему, что в январе  подготовила
статью для питерского научного издания, описав в ней свой опыт работы по
делам, связанным с  организованной  преступностью,  и  криминологическую
характеристику оргпреступности в регионе, и уже готова была нести статью
в редакцию. Но на одной главковской собирушке,  за  чашкой  шампанского,
разговорилась с небезызвестным ему  Андреем  Синцовым,  и  он  во  хмелю
набросал мне на салфетке выстраданную им схему  нашего  государственного
устройства.
   - Смотри, - чертил он кубики, насквозь продирая мягкую  бумагу,  -  у
нас господствует командная система. Вот эшелоны власти.  -  На  салфетке
появился первый кубик. - Они состоят из команд, интересы этих команд  не
всегда совпадают. Вот тебе олигархи, они тоже разбиваются на команды,  и
каждая  команда  олигархов  своими  деньгами  поддерживает  определенную
команду из властных структур,  предоставляя  им  финансовую  возможность
держаться на плаву. - Синцов расчертил кубик на части,  соединив  каждую
из частей стрелочками с соответствующей частью кубика,  символизирующего
власть. - Это и олигархам выгодно - иметь своих людей во власти.  Дальше
- силовые структуры.
   - И эти по командам? - спрашивала я.
   - А как же! Команды из эшелонов власти, по советам  своих  олигархов,
назначают  своих  людей  на  ключевые  посты   в   силовых   структурах.
Назначенные  "шишки"  методами  государственного  принуждения   защищают
декларированные,  законные  капиталы  своих  олигархов.  А  вот  это   -
организованная преступность,  -  стрелочки  от  секторов  организованной
преступности потянулись к  "своим"  олигархам,  -  эти  ребята  защищают
теневые капиталы акул бизнеса. Видишь, что получается?
   - Вижу, - кивала я. - Члены команд  из  силовых  структур  прикрывают
ребят из соответствующих команд организованной преступности. А ребята из
организованной преступности через "своих" олигархов влияют на назначение
властью нужных людей в МВД, ФСБ и прокуратуре.
   Синцов умилялся моей понятливости. Мне  же  эта  схема  представилась
оптимально отражающей состояние современного российского общества, и  я,
будучи тоже во хмелю, предложила Синцову стать моим соавтором.
   - Я статью  написала  про  организованную  преступность,  давай  туда
включим твою схему.
   - Классно, -  радовался  Андрей  возможности  донести  свою  идею  до
широких масс.
   Будучи под впечатлением от нашей конгениальности, я быстро  набросала
дополнения к  статье,  нарисовала  все  четыре  кубика  со  стрелочками,
подписала статью двумя  нашими  фамилиями  и  в  таком  виде  понесла  в
редакцию. Недели через две мне пришло оттуда  письмо.  "С  теоретической
частью статьи, - сообщал мне зам главного редактора, -  все  в  порядке,
она глубоко научна.  Однако  есть  проблемы,  связанные  с  эмпирической
частью исследования, и вот  по  этому-то  поводу  не  желаете  ли  зайти
поговорить?.."
   Я тут же позвонила Синцову и рассказала о редакторских сомнениях.
   - Чувствую, не быть нам с тобой соавторами, Андрюха.
   - Да, чего-то мы не доработали, - огорчился Синцов. - Может,  знаешь,
что сделаем? Я могу все команды назвать поименно...
   Вот так и кончилась, не начавшись, моя научная карьера.
   Антон  от  души  посмеялся   наивности   старого   зубра   борьбы   с
преступностью,  но  энтузиазма  по   поводу   возможного   опубликования
скандальной информации в своей газете не проявил. Более того,  разъяснил
мне, что словосочетание "тамбовская группировка" теперь вслух  упоминает
только бывший начальник ГУВД  Виталий  Оковалко,  а  хорошо  воспитанные
люди,  к  каковым,  безусловно,  относятся  представители  отечественной
журналистики, употребляют эвфемизм "бизнес-группа".
   Тем более что  по  сути  это  одно  и  то  же.  И  предлагать  хорошо
воспитанным людям называть вещи  своими  именами  неприлично.  Я  горячо
согласилась, и всю дорогу до дома Старосельцев  надоедал  мне  интригами
вокруг президентского дворца.
   Я стеснялась ему сказать; что с  некоторых  пор  меня  совершенно  не
интересуют все эти журналистские  расследования,  громкие  разоблачения,
которые всегда  кончаются  пуфом,  и  разоблаченные  "шишки"  продолжают
руководить государством, только в другом качестве,  или  пишут  книги  о
своих страданиях в застенках. Что сталось со всеми  громкими  делами,  о
которых так много говорили большевики?  Последним  шумно  посаженным  из
сильных мира сего, который получил срок и отбыл его  до  звонка,  был  в
общем-то безобидный бонвиван Чурбанов, брежневский зять. С тех  пор  моя
память не зафиксировала ни одного доведенного до суда  дела,  по  поводу
которого пресса била в барабаны. Бывший министр юстиции,  застуканный  в
эротической бане с членами "солнцевской" бизнес-группы, теперь  объявлен
невинно пострадавшим борцом  со  злоупотреблениями.  Бывший  генеральный
прокурор,  абрис  голых  ягодиц  которого  стал  известен  всей  стране,
терпеливо дождался, пока  утихнет  шумиха,  и  спокойно  возглавил  Фонд
борьбы с коррупцией. И пишет  книгу  "У  прокурора  должно  быть  чистое
тело", искренне объясняя народу, что дюжину  костюмов  общей  стоимостью
двенадцать тысяч долларов ему состряпали в солдатском  ателье  в  полном
соответствии с Законом о прокуратуре, дающим право на  бесплатный  пошив
форменного обмундирования, поскольку, будучи  от  природы  чистоплотным,
носить всю неделю один и тот  же  костюм  прокурор  считал  западло.  Но
мракобесы, с настоящей чистоплотностью знакомые лишь понаслышке, даже не
посчитали, что с прокурорской зарплаты скопить эту дюжину тысяч долларов
можно всего лишь за три года, если, конечно,  не  пить,  не  есть  и  не
платить проституткам; но  ведь  ради  чистоплотности  можно  поступиться
чем-то менее важным. В конце концов, девушкам заплатят  за  него  другие
борцы с коррупцией, пониже рангом, если им, конечно, дорого  дело  чести
любого прокурора - разоблачение хапуг и зарвавшихся чинуш... Тьфу,  даже
вспоминать не хочется!
   Старосельцев,  покосившись  на  мое  искаженное  лицо,  замолчал   на
полуслове.
   - Мария Сергеевна, у вас что-то случилось?
   - С чего вы взяли?
   - Вы так на меня смотрите, как будто я партизан врагам сдал...
   - Антон, а каков результат вашего журналистского расследования?
   Старосельцев помолчал.
   - Ну... Я рассказал людям, что происходит во власти на самом деле...
   - Здорово. Один только вопрос: а людям нужно знать, что на самом деле
происходит во власти?
   - Мария Сергеевна, я вас не узнаю. - Антон даже притормозил. -  Людям
всегда нужно знать правду.
   - О-о, Антон, как вы заблуждаетесь...
   - Да как же, Мария Сергеевна! Каждый человек имеет право на правдивую
информацию!
   - А хочет ли каждый человек реализовать это свое право? У меня  сидит
убийца, который жил со своей женой душа в душу; а соседка  ему  сказала,
что жена ему изменяет. Он стал следить за женой, выследил и  убил  ее  и
любовника. А сейчас плачет и говорит - лучше бы я ничего не знал.
   - Мы говорим о разных  вещах,  -  отмахнулся  Старосельцев.  -  Здесь
частный случай, а не общественно-значимое дело.
   - Никакой разницы нет. Правда -  как  змеиный  яд,  в  больших  дозах
смертельна.
   Как раз на этой сакраментальной фразе мы подъехали к  моему  дому.  Я
поблагодарила Старосельцева и вышла из машины.
   - Мария Сергеевна, а как жаба-то поживает? - прокричал он мне вслед.
   - Спасибо, хорошо, растолстела, как свинья, жрет тараканов.
   - Замуж не вышла?
   - Нет, мы с ней две одинокие женщины.
   - Как-нибудь зайду, навещу свою крестницу, - пообещал Старосельцев, и
я вошла в парадную.
   Когда-то Старосельцев спас нашу жабу от голодной смерти  -  привел  к
нам зоолога, тот принес корм  и  научил  правильно  ухаживать  за  нашей
Василисой, так что справедливо мог считаться Василисиным крестным.
   Дома я открыла форточку, потом заглянула в  террариум.  Василиски  на
месте не было. Она у нас такая - вылезает из  террариума  и  шляется  по
квартире.
   Поначалу я принималась ее искать, отодвигала шкафы  и  диваны,  потом
плюнула: все равно в конце концов Василиса сама  к  нам  выйдет.  Вот  и
сейчас, включив свет на кухне, я столкнулась с  неподвижным  Василисиным
взглядом. Жаба сидела на полу посреди кухни, вся в пушистых клочках пыли
(значит, ползала за шкафом), и спокойно смотрела мне в  глаза.  На  этот
раз она бродила недолго, всего полдня, но, похоже,  соскучилась,  потому
что сразу пошлепала к террариуму. А может, и не  соскучилась,  а  просто
высохла. Ей же нужна влажность;  землю  и  куски  коры,  устилающие  дно
террариума, я регулярно  поливаю  водой.  Да,  поскольку  кожа  Василисы
посветлела и из болотной стала бледно-зелененькой, она явно нуждалась во
влаге. Тоска по хозяйке тут ни при чем. Я посадила Василиску в террариум
и с грустью отметила, что идея завести жабу принадлежала моему сыну,  но
вскоре жаба как-то само собой стала считаться моим животным. Ребенок  на
мои претензии по поводу того, что жабу завел он, а ухаживаю  за  ней  я,
отшучивался тем, что мы  с  ней  больше  похожи.  Он  говорил:  "Ма,  ей
приятнее съесть таракана из твоих рук. И вообще скажи  спасибо,  что  мы
завели не собаку". - "Спасибо", - послушно говорила  я  и  доставала  из
коробочки таракана для жабы.
   Все были довольны.
   "Как там мой малыш", - подумала я, разглядывая черепок в  террариуме,
под который пыталась втиснуть свой увесистый курдюк жаба.  Мне  все  еще
никак не привыкнуть к мысли, что Гошка уже не беспомощный малыш, а почти
взрослый парень. А я - стареющая женщина,  и  уже,  как  выражается  моя
приятельница, с ярмарки еду. Но странное дело, если  я  не  задумываюсь,
сколько мне лет, то и не ощущаю себя стареющей. Просто у  меня,  видимо,
была затянувшаяся молодость. Моя подруга Регина утверждает, что я поздно
созрела в половом смысле: некогда  было  -  училась,  ходила  в  научный
кружок, обобщала судебную практику, писала доклады,  потом  расследовала
уголовные дела. До личной ли жизни  при  таком  напряженном  графике?  И
только теперь меня посещают правильные мысли про личную жизнь; но к тому
моменту, как я осознала ее  необходимость,  личная  жизнь  вполне  может
помахать мне ручкой...
   Ладно, хватит жалеть саму себя. Я  вздохнула  и  решительно  включила
компьютер. До утра оставалось шесть часов

Глава 3

   За эти  шесть  часов  я  успела  дописать  обвинительное  заключение,
простирнуть несколько полотенец, пропылесосить квартиру и  даже  немного
поспать.
   За пять минут до звонка будильника затрезвонил телефон, и я подумала,
что не одна я не теряла времени  даром.  Звонок  в  такое  время  -  это
гарантированный выезд на место происшествия. Но я оказалась не права.
   Звонил Старосельцев. Он дико извинялся и спрашивал, не слышала  ли  я
чего-нибудь про имевшее место накануне вечером похищение  жены  крупного
бизнесмена Масловского.
   - Включите радио или телевизор, - посоветовал он.
   Я послушалась совета и включила.  По  питерской  программе  ТВ  вовсю
рассказывали,   что,   по   сообщению   осведомленных    источников    в
правоохранительных органах (вывозить таких  источников  на  рассвете  за
город и расстреливать без суда и следствия!), вчера в девятнадцать часов
на набережной  Невы  неизвестными  лицами  была  остановлена  автомашина
"ауди", за рулем которой находилась жена топливного магната  и  мецената
Артемия Масловского. Жену пересадили в машину  похитителей  и  увезли  в
неизвестном направлении, ее "ауди" бросили на набережной.
   Старосельцев терпеливо ждал, пока  я  прослушаю  свежие  криминальные
новости по телеку, но я еще нажала и кнопку радиоприемника.  Оттуда  мне
слово в слово повторили то, что я уже слышала по телевизору.
   - Ну что? -  спросил  Антон.  -  Вас  не  вызывали  это  преступление
расследовать?
   - Господи, неужели это наша территория? - простонала я, а  зловредный
журналист Старосельцев радостно подтвердил это.
   - Мария Сергеевна, если поедете место осматривать,  возьмите  меня  с
собой, понятым, а? Век не забуду...
   Будучи   деморализованной   сознанием    предстоящего    скандального
расследования - а в том, что расследование будет  скандальным,  сомнений
не  было,  -  я  дала  слабину  и  пообещала  Старосельцеву  участие   в
следственных действиях. Но никто никуда меня не вызвал.
   Прослонявшись по квартире полтора часа, я плюнула на  похищение  жены
магната  и  занялась  домашней  работой  -   написанием   обвинительного
заключения.
   Воскресенье прошло  на  удивление  тихо  и  мирно.  Вечером  еще  раз
позвонил нетерпеливый Старосельцев и  страшно  расстроился,  узнав,  что
услуги понятых не требуются.
   - Да что вы переживаете, Антон Александрович,  -  сказала  я  ему,  -
наверняка туда выехал дежурный важняк из городской.
   - Да ничего подобного, - ответил расстроенный Старосельцев, - я  туда
ездил, на набережную, там никого нет. Может, вы позвоните  дежурному  по
городу, спросите, что там слышно?
   Но я решительно отказалась искать  себе  работу  и  напрашиваться  на
выезд.
   Кроме того, я решила в кои-то веки лечь вовремя и выспаться.
   Ночью меня никто не беспокоил, но уснула  я  все  равно  с  трудом  и
просыпалась каждые Два часа, в результате крепкий  сон  меня  настиг  за
полчаса до звонка будильника, черт бы его побрал...
   Я долго прикидывалась, что не слышу  трезвона,  но  будильник  хорошо
меня знал и гнул свое. Пришлось смириться с мыслью, что трудовая  неделя
все-таки  начинается.  И,  похоже,  начнется  она  с  дела  о  похищении
высокопоставленной особы.
   Смирившись, я поднялась, привела себя в порядок и понуро поплелась на
работу, вознося Господу молитвы о том, чтобы он послал это  происшествие
не мне, а Горчакову, толстому и обленившемуся.
   Но оказалось, что мои молитвы напрасны. Не в том смысле, что выезжать
пришлось мне, а в том смысле, что в прокуратуре царили тишь и благодать,
никто и слыхом не слыхивал ни о каком похищении, и никаких  вызовов  нам
не поступало.
   Здраво рассудив, что, скорее  всего,  этим  происшествием  занимается
городская прокуратура или ФСБ, мы с  Горчаковым  мирно  попили  чайку  в
обществе заведующей канцелярией Зои и  разбрелись  по  кабинетам.  Перед
уходом Зоя кинула передо мной на стол жалобу от  вдовы  одного  из  моих
фигурантов.  Дело-то  интересное,  только  без   судебной   перспективы,
поскольку главный виновник еще до приезда следственно-оперативной группы
покончил с собой. Довольно известный в  городе  гинеколог  согласился  в
домашних условиях сделать аборт шестнадцатилетней  дочери  приятелей;  а
срок был уже большой, и в разгар операции  у  нее  остановилось  сердце.
Доктор не растерялся - даром, что ли, хороший врач? - и, не видя  других
способов реанимировать пациентку, вскрыл ей обычным ножом грудную клетку
и попытался сделать прямой массаж сердца, а поняв, что это  не  поможет,
написал две записки - жене и правоохранительным органам - и  покончил  с
собой. Причем сначала пытался получить разряд тока из розетки, но у него
не вышло, и тогда он накинул петлю  на  шею,  другой  конец  привязал  к
высокой спинке кровати и опрокинулся  ничком.  Поэтому  нас  вызвали  на
ножевое ранение и висельника - "сексуальное  убийство  и  самоубийство".
Приехав, мы с медиком без труда определили, что имел место  криминальный
аборт, но согласились с тем, что недалекие милиционеры  могли  увиденное
принять за сексуальную оргию:  на  диване  лежит  обнаженная  девушка  с
раздвинутыми ногами и распоротой грудной клеткой, а  рядом  висельник  в
странной позе. Так вот, вдова хирурга писала жалобу на то,  что,  по  ее
мнению, ее муж был убит милиционерами, которые инсценировали,  будто  он
"сначала убил себя током, а потом повесился"...Я посоветовалась с Зоей о
том, что отвечать вдове на жалобу, и ушла к себе. Как только я  села  за
стол, затрезвонил телефон. Сначала позвонил Старосельцев, заикающийся от
нетерпения, и был страшно разочарован, что прокуратура района ничего  не
знает о преступлении века; потом в течение  пятнадцати  минут  позвонили
пятнадцать знакомых журналистов, по одному каждую минуту, с тем же самым
вопросом. Трубку они клали с твердой уверенностью, что я  уже  в  низком
старте  перед  выездом  и  просто  скрываю  от  них  самое   интересное.
Некоторые, похоже, стали планировать засаду  перед  прокуратурой,  чтобы
упасть мне на хвост. Я отнеслась к этому философски, но через полчаса  и
меня засвербило.
   Я пошла к Лешке и поделилась с ним своими сомнениями:
   - Леша, что ты думаешь насчет этого похищения?
   Лешка с трудом  оторвался  от  заключительных  фраз  постановления  о
прекращении уголовного  дела  по  факту  обнаружения  мужского  трупа  в
раздевалке строительного треста. Я самолично везла Горчакову  заключение
экспертизы из морга, поэтому знала, что  смерть  там  некриминальная,  а
наступила от отравления  этиловым  спиртом,  и  искренне  радовалась  за
коллегу.
   - Представляешь, шеф велел ознакомить мать потерпевшего с заключением
экспертизы. А она теперь жалобы пишет: мол, точно, моего  сыночка  убили
злодеи, отравили, поскольку он сроду  этот  этиловый  спирт  не  пил,  а
исключительно водку.
   - Сочувствую. У меня самой такая же жалоба...
   - Это по криминальному аборту, что ли?
   Я кивнула.
   - Выкрутишься. - Лешка пожал плечами. - А вот мне что делать?
   - Выкрутишься, - не осталась я в долгу.  -  Ты  слышал  что-нибудь  о
похищении?
   - Жены Масловского?
   - Значит, слышал.
   - Да не больше, чем ты. А что?
   - Ничего, просто интересно.
   - Маш, - Горчаков заглянул мне  в  глаза  снизу  вверх,  -  что  тебе
интересно? Небось почему мы еще не расследуем это похищение? Тебе  своих
дел мало?
   - Да нет, мне своих дел хватает.
   - Ну а что ты тогда маешься?
   - Что-то здесь не то. Все средства массовой информации передали,  что
жену Масловского похитили, а у нас тишина.
   - Ты огорчена? - Лешка хмыкнул. - Да наплюй. Тишина - и слава Богу.
   - Да? А потом выяснится, что ее действительно похитили, а  время  уже
упущено.
   - Ну иди и предложи свои услуги.
   Горчаков отвернулся и демонстративно застучал по клавишам.
   - Интересно, куда я пойду? - вздохнула я, и Лешка снова оторвался  от
своей работы.
   - Ну, ты чокнутая! Ты и вправду идти собралась? Предлагать услуги?  Я
тебя сейчас запру в кабинете, будешь мне дело подшивать!
   - Ладно, некуда мне идти. Я потрепала Лешку сзади по  вихрам,  сквозь
которые начинала просвечивать  лысина,  и  ушла  к  себе.  Не  успела  я
усесться за стол и разложить перед собой жалобу по криминальному аборту,
примериваясь,  как   половчее   написать   ответ,   чтобы   не   обидеть
заявительницу, как дверь стремительно распахнулась, и  вошла  миловидная
женщина средних лет. Та самая жалобщица. Она так и представилась:
   - Я - та самая жалобщица.
   Я непонимающе уставилась на нее.
   - Ну, это моя жа