а передачу оформим в самое ближайшее время.
     Через три минуты я уже сидела в кабинете Коруновой и отдыхала душой. Вера Корунова, приятнейшая женщина средних лет и средне-русской внешности, оказывала на меня просто психотерапевтическое воздействие. Следователем она работала всю сознательную жизнь, с перерывом на рождение двоих детей, и в отличие от подавляющего большинства наших общих коллег, не исключая и меня, прожила все эти годы с одним и тем же мужем, которого любила без памяти, и он платил ей тем же. В общем, мне ее дом всегда представлялся идеальным домом, а она - идеальной женщиной, и я была поражена, когда Вера, не успела я ступить на порог ее кабинета, сообщила мне, что я очень вовремя забираю дело, поскольку она ложится в клинику неврозов и все дела передает.
     - Вера, какая клиника неврозов? - потрясенно спросила я. - Я не знаю более уравновешенного человека, чем ты!
     - Дорогая моя, я не за себя боюсь, а за своих домашних. Я ж тебе говорила: после трудового дня иду домой и себя успокаиваю - мои домашние тут ни при чем.
     И когда вхожу, сразу их всех предупреждаю - прячьте ножи.
     - Вера, поверить не могу! Неужели так плохо?
     - Ну, а ты как думаешь? Стала бы я иначе прохлаждаться в психушке? - И она улыбнулась мне мягкой, просто завораживающей улыбкой. - Я на грани нервного срыва.
     - А что муж твой говорит?
     - А что он может говорить? Лечись, дорогая, а то, не дай Бог, инвалидность получишь и придется со следствия уйти...
     - Правда, что ли?
     - Ну конечно. Показать тебе фотки моих деток? - И она вытащила из сумки цветные фотографии младшего сына - красивого подростка с огромными внимательными глазами - и старшей дочери. Дочь, явно будущая фотомодель, была одета в предельно рискованную кофточку, причем нижнего белья под ней не наблюдалось.
     - Какая шикарная девчонка! - сказала я Вере, возвращая фотографии. - Парень у тебя тоже хорош, но Инка - просто Клаудиа Шиффер.
     - Да уж! - Вера легко вздохнула, все с той же улыбкой. - Говорю этой паршивке - что ж ты лифчика не носишь, с твоим выменем. Она мне отвечает - у меня вырез большой, некрасиво, если лифчик будет из-под кофты торчать. Я ей говорю - значит, если лифчик торчит - это некрасиво, а если сиськи торчат - красиво? Так?
     Мы с ней посмеялись, и Вера еще раз сказала мне, что рада, что дело Базиковой забираю именно я.
     - Понимаешь, это дело мне в душу запало. Базикову эту жалко, и так мне хотелось раскрыть... Ты не волнуйся, у меня все отработано. Даже местные гопники, я их всех допросила, и даже одежду с них поснимала и на кровь исследовала. Ничего. Опера говорят, никаких там перспектив. Может, ты раскроешь?
     - Может, раскрою. Тьфу-тьфу. - Я постучала по краю стола.
     - По столешнице не стучи, все равно толку не будет.
     И я постучала по ножке стула.
     - У меня похожее дело есть, там тоже старушка убита, и тоже один ножевой удар в спину.
     - Да ну? - Вера напряглась. - Неужели серия?
     - Похоже на то, - осторожно сказала я.
     - То-то я смотрю, у меня традиционными методами ничего не получается. А там, оказывается, серия.
     - Вер, я, конечно, дело прочитаю, а ты мне сейчас можешь сказать, есть там хоть что-нибудь, за что можно зацепиться?
     - Так. - Вера сосредоточилась и помолчала. - Первым делом я попыталась установить, где на нее убийца наткнулся? То ли шел за ней, то ли ждал в подъезде. Ничего не получилось.
     - Да? - заинтересовалась я. - Ты тоже искала точку, где они встретились? У меня по последнему трупу такая же ситуация: не могу понять, где он девочку потерпевшую подхватил?
     - Я ногами весь ее маршрут протопала. От театра там недалеко. Если только он ее в театре приметил?..
     - А еще что, Вера? Там хоть какие-то свидетели есть?
     - Есть свидетельницы, которые видели, как Базикова уходила из театра. Ну, капельдинерши там местные, естественно, они все ее хорошо знали. Она была в хорошем настроении, напевала: "Уж вечер, облаков померкнули края", - и ушла, держа в руке программку спектакля, между прочим, оформленную по ее рисунку.
     - Слушай, может, эта программка привлекла внимание? - спросила я. - Ее же, насколько я знаю, прямо на рану положили? Там на ней отпечатков никаких нету?
     - Я думала об этом, - медленно сказал Вера. - У нее поверхность шероховатая, отпечатков пальцев не дождешься; я вот на потожир ее отдала, может, хоть группу крови получим...
     - Вер, а что за шляпная булавка? Которую похитили?
     - А, да. Это зацепка хорошая. Необычная вещь, если у кого-то найдут, трудно ему будет объяснить ее происхождение. Я у нее дома нашла такую парную булавку, дочь показала и выдала ее. Вторая булавка при деле, тебе для образца.
     В картотеку похищенных вещей я ее поставила, хотя надо мной долго смеялись.
     - Действительно железная?
     - Да, с петелькой на конце. Ценности никакой не представляет.
     - Вера, а кто труп нашел?
     - Труп нашла доктор из "неотложки". Ее вызвали к женщине из этого дома, которая живет на последнем этаже. Докторша вошла в парадную и обнаружила тело.
     По времени получается, что Базикова только-только успела дойти от театра до дома. Докторша попыталась оказать помощь, но сразу констатировала смерть, вызвала от жильцов квартиры на первом этаже милицию и находилась при трупе до ее приезда.
     - Она не при делах? Никаких пересечений с потерпевшей?
     - Да нет, это мы проверили. Хотя версия красивая. Доктор "неотложки" в роли наемного убийцы, сама же и милицию потом вызывает...
     - Да, но надо, чтобы вызов в этот дом совпал с появлением жертвы. А вызов был, вы проверяли?..
     - Обижаешь, Машка. Первое, что мы вообще проверили. В общем, могу утверждать почти со стопроцентной уверенностью, что личных мотивов там нет.
     - А гражданское дело? Насколько я знаю, Базикова судилась с генералом насчет квартиры?
     - Понимаешь, я тоже сначала за это ухватилась, но потом поговорила с судьей, посмотрела гражданское дело и мне стало понятно, что для генерала идеальным вариантом было бы мировое соглашение. Со смертью Базиковой ситуация для него осложнилась. Ну, ты сама посмотришь.
     Под разговоры о перспективах раскрытия убийства Базиковой Вера ненавязчиво умудрилась впихнуть в меня бутерброд с ветчиной и напоить чаем. За чаепитием она, посмеиваясь, рассказала, что с места осмотра трупа Базиковой она заехала к себе в прокуратуру, и не успела она войти в кабинет, как раздался телефонный звонок. Сняв трубку, она услышала старческий голос, интересующийся, кто занимается расследованием смерти Софьи Марковны Базиковой. Вера вежливо ответила, что пока дело еще никому не поручено и что сведения об этом будут в канцелярии прокуратуры в понедельник. Старушка на том конце провода помолчала, а затем многозначительно заявила: "Ну так вот, что я вам скажу: Софью Марковну... убили!"
     Поболтав еще немного с Верой и в который раз подивившись, что ей пришла нужда лечь в клинику неврозов настолько здоровое впечатление она производила, - я забрала дело и пошла в канцелярию оформлять передачу мне всех убийств в производство, под Верино напутствие в том смысле, что как грязь свинью, так работа Швецову всегда найдет.

***

     Все это дурацкое оформление бумажек заняло весь день до вечера. Я с трудом успела в прокуратуру. Лешка Горчаков, как последний уходящий, готовился сдать контору под сигнализацию. В сумке у меня лежали три уголовных дела, и Лешка попенял мне на то, что я не использую уголовный розыск для охраны драгоценных следственных материалов. Вот еще одна иллюстрация к идее о не правильном понимании места уголовного розыска в современном обществе.
     - Да, подруга, тебе там еще три дела привезли из городской. Это по маньяку?
     - По нему.
     - А почему так много? С утра было всего четыре. А сейчас получается шесть чужих да одно наше. Изволь объясниться, зачем плодишь серию?
     - Ты же знаешь, чудовище, - чем больше случаев, тем легче раскрыть.
     - Ой-ой-ой! Теоретик! То-то Чикатило так быстро поймали! Ладно, пошли домой, я тебя провожу.
     - Подожди, Леша, я заберу дела из канцелярии, дома почитаю. Они у Зои остались?
     - Хватилась! - злорадно сказал Лешка. - Зоя давно ушла и сейф свой заперла и опечатала.
     - Ой! - Я расстроилась чуть ли не до слез и от досады стукнула кулаком по дверному косяку. Но посмотрев на Лешкину довольную физиономию, поняла, что дело не так плохо.
     - Ну да! - сказал он. - Правильно! Кто еще позаботится о тебе, кроме дяди Леши? Забрал я дела у Зои, у меня они. Заодно почитал. Помогу тебе донести.
     Пошли, бедолага, Гошка твой небось уже заждался мамочку. А кто его, кстати, из школы берет?
     - Да он уже большой вырос. Из школы сам приходит. Я только по утрам его провожаю, потому что в транспорте давка.
     Я засунула все дела по убийствам женщин в большой полиэтиленовый мешок, мы с Лешкой сдали прокуратуру под сигнализацию и пошли к метро через темный и пугающий скверик - самое криминогенное место в нашем районе. Лешка галантно нес пакет с делами. По дороге он завел со мной светскую беседу по вопросу, волновавшему его чрезмерно, - про то, почему я рассталась со своим другом жизни - доктором Стеценко, которого все мои друзья и знакомые искренне полюбили, и в котором не могли найти ни малейшего изъяна, оправдывающего мое поведение.
     Ну как я могла объяснить Лешке то, в чем сама еще не разобралась?
     Оставалось только оправдываться.
     - В конце концов, Леша, ты никогда меня не поймешь, потому что даже в мелочах будешь на стороне мужчины.
     - Да Сашка не нуждается в моей защите, потому что он тебе ничего плохого не сделал.
     - Возможно. Но я хотела от него большего.
     - Швецова, ты зажралась, - повторил Горчаков то, что мой внутренний голос давно уже доказывал мне, когда я оставалась с ним наедине.
     - Мне стало казаться, что я ему не так уж и нужна. И, похоже, я не ошиблась.
     - С чего ты взяла, дуреха? - Лешка даже остановился и стал вглядываться в меня, ища признаки мгновенно развившейся умственной отсталости.
     - Ну хотя бы с того, что прошло уже больше пяти месяцев, а твой любимый Стеценко так и не нашел времени поговорить со мной о личном. Если мы и встречаемся случайно в морге, он со мной только про трупы разговаривает. Я в курсе всех интересных вскрытий за последние полгода. То есть он до сих пор так и не решил, нужна я ему или нет.
     - Слушай, ты, феминистка хренова! Что ж ты за других решаешь, нужна ты мужику или нет? Может, он ночей не спит, только о тебе и думает?
     - Может быть. Только мне об этом ничего не известно, а я привыкла полагаться на то, что я вижу и слышу.
     - Догматичка! Во-первых, пять месяцев для мужика - не срок. Он может и годами решать, нужна ты ему или нет...
     - Вот и прекрасно, только я не буду годами ждать, пока он созреет для решительных поступков.
     - А что ты сделаешь, интересно, ненормальная?
     - Заведу любовника. Выйду замуж.
     - Да? Ха-ха-ха! - Лешка разразился обидным хохотом. - Дурочка, я что, тебя не знаю? Ты уже вкусила свободной жизни, без мужика, которого надо холить, лелеять, ублажать и еще терпеть от него всякое. Да тебя теперь замуж калачом не заманишь. Что я, тебя не знаю?
     Я вдруг поняла, насколько Лешка прав. Получается, что опять другие люди понимают мою сущность лучше, чем я сама. Эта мысль настолько впечатлила меня, что я молчала всю оставшуюся дорогу до метро, несмотря на Лешкины приставания по поводу женских трупов и намеки, что он с утра едет в морг и мог бы поговорить с экспертами... Завтра все ему расскажу.
     В метро мы с Лешкой разошлись по разным веткам, и мне так повезло, что я оказалась почти в пустом вагоне. Напротив меня сидел только коротко стриженный молодой человек, и я, поглощенная раздумьями о своей нелепой личной жизни, не сразу заметила, что он откровенно изучает меня, склонив голову к плечу. Когда я все же обратила на него внимание, он решился:
     - Хотите, я вам скажу, как вас зовут?
     Я усмехнулась. Последний раз со мной знакомились таким образом лет двадцать назад, когда я была в седьмом классе. Но визави просто сверлил меня глазами.
     - Хотите, я вам скажу, как вас зовут?
     - Спасибо, я знаю, - вежливо ответила я.
     Визави неожиданно смутился, а я испытала облегчение: никогда не знаешь, на кого нарвешься вот так, в шутейном разговоре: моя подружка как-то грубо отшила пьяного, привязавшегося к ней на эскалаторе, и была избита так, что три месяца не показывала носа из дому. А этот, раз краснеет, вряд ли будет дебоширить.
     Хотя кто их, мужиков, знает...
     - Вас зовут Мария, - продолжал молодой человек, оправившись от смущения. Я была удивлена.
     - Что-нибудь еще из моей биографии? - спросила я, стараясь не показаться слишком заинтересованной.
     - Пожалуйста. Ваша работа связана с людьми.
     - А конкретнее? - Эта угадайка занимала меня все больше и больше.
     - Вы или врач... - наверное, по моему лицу он понял, что промахнулся, - или юрист.
     Вглядевшись в него, я увидела, что он не такой уж молоденький - ему лет тридцать пять, просто в его облике есть что-то мальчишеское.
     - Ну что, я прав?
     - Похоже, что и вы работаете с людьми, - не осталась я в долгу. - Вы или продавец, или журналист.
     Парень расхохотался. Смех у него был хороший, заразительный.
     - Один-один, - отсмеявшись, сказал он. - У вас вид усталый, помочь вам? Сумка тяжелая?
     - Донесу, спасибо, - ответила я, мгновенно разочаровавшись. Я, конечно, доверчивая, но не настолько.
     - Скажу вам откровенно, как продавец - доктору, это я из лучших побуждений. Но я вижу, вы боитесь доверять незнакомому, поэтому могу показать вам свои документы. - И он вытащил из кармана удостоверение члена Союза журналистов.
     Приближалась моя остановка, и мне совершенно не улыбалось идти домой в сопровождении незнакомого мужчины. Может, он и есть наш загадочный маньяк, вот так и цепляет своих жертв - обаятельно улыбается, предлагает помочь, а в парадной достает ножик... Надо как-то отделываться от него. Поезд остановился, двери открылись. Досидев до объявления: "Осторожно, двери закрываются", я резко встала и, не глядя в услужливо развернутое передо мной удостоверение, вежливо сказала:
     - Спасибо, мне пора выходить, - и выскочила на перрон как раз в тот момент, когда двери начали смыкать створки. Обернувшись, я увидела, что мой случайный знакомый, улыбаясь, машет мне рукой за стеклом.
     Когда я добралась домой, ребенок успел сделать уроки и поиграть на гитаре.
     Был он какой-то грустный, и я присела перед ним на корточки и заглянула в лицо.
     - Гошенька, котик мой, что ты куксишься?
     - Так, ничего... - Он отвел глаза.
     Мне это не понравилось. Я уселась в кресло, посадила его к себе на колени и обняла. Ребенок послушно положил голову мне на плечо, и мне показалось, что он едва сдерживает слезы.
     - Лапонька моя, что случилось? - Я стала гладить его по голове, целовать в макушку, и он все глубже зарывался мне в плечо и прижимался ко мне и уже начал всхлипывать. - Что ты, мой зайчик? Что-нибудь в школе?
     - Нет. Мне просто тебя не хватает, - прошептал он, пряча лицо.
     - Котеночек мой! - Я изо всех сил прижала его к себе. - Ты же знаешь, что я тебя очень люблю, больше всех на свете, я бы очень хотела быть с тобой все время, правда!
     - Правда? - переспросил он, хлюпая носом.
     - Ну конечно.
     Я гладила его по голове, и он постепенно успокоился.
     - Ма, я так скучаю, когда я один дома. Давай заведем собаку, а?
     Я вздохнула.
     - Гошенька, собака - это замечательно. Я в детстве тоже очень хотела собаку и даже как-то принесла домой щенка.
     - Щенка? - заинтересовался он. - Какой породы?
     - Беспородного. На даче какая-то женщина продала мне его за три рубля, за все мои сбережения.
     - И что с ним стало?
     - В пятницу на дачу приехала мама и попросила отнести щенка обратно, сказала, что мы не можем его держать.
     - И ты отнесла?!
     - Отнесла. И больше никогда не делала попыток завести собаку.
     - А сейчас?
     - Лапуня, я очень люблю собак. Но если у нас появится щенок, нам придется очень трудно. - Надо как-то объяснять сыну, что тяжесть ухода за щенком ляжет целиком на его плечи; сначала напугаю его тем, что с собакой надо рано гулять.
     - Во-первых, по утрам и так тяжело вставать, а если будет собака, то вставать придется на целый час раньше...
     - Мамуля, ты сама не заметишь, как привыкнешь, - умильно проговорил Гоша, снова кладя голову мне на плечо.
     - Ах ты, свинтус! - Я сбросила его на диван и начала щекотать. Он развеселился и весь вечер выглядел вполне умиротворенным. Ложась спать, он попросил приготовить на завтра блинчики с мясом.
     Когда Гошка угомонился и уснул, я удалилась на кухню и разложила на столе уголовные дела. В двух из них не было заключений судебно-медицинских экспертиз трупов, и, посмотрев на часы, я подумала, что еще не поздно позвонить Горчакову.
     - Леша, - сказала я тихо, набрав горчаковский номер, - ты завтра в морге не сможешь взять две экспертизы? По Ивановой и Погосян. - Я назвала ему даты, районы и фамилии следователей, назначивших экспертизы.
     - А ты что, дела читаешь? - осведомился Лешка. - Вот вы, бабы, всегда так: работу тащите домой, а дом - на работу.
     - Как остроумно, - огрызнулась я. -Я эту плоскую шутку слышала еще в школе.
     - Так с тех пор в вашем бабском умишке ничего не изменилось.
     - В тебе говорит зависть хоть к такому умишку.
     - Еще одно слово, и поедешь за экспертизами сама.
     - Понял, не дурак, - моментально отозвалась я, - как говаривал наш общий друг Кораблев. Как, кстати, у него дела, не знаешь?
     - Увольняют нашего общего друга.
     - За что?!
     - Маш, потом расскажу. Ленка меня ужинать зовет.
     - А ты что, еще не ужинал? Ты, по моим прикидкам, уже три часа, как дома.
     - Нет, я пришел и пообедал, а теперь буду ужинать.
     Понятно, жена Горчакова, вся в счастье, что муж так рано появился дома, не знает, чем его ублажить, и закармливает на убой.
     - Не лопни, - сказала я, и со спокойной совестью положила трубку.
     Итак, что же получается, если свести воедино все произошедшие убийства?
     Среди них есть очень похожие по способу действия пары: Шик и Базикова - сходство в возрасте (обе - пожилые женщины), в количестве и локализации повреждений (каждой нанесено по одному ножевому удару в спину).
     Вторая пара - тридцатилетняя Людмила Иванова и последний случай, Рита Антоничева. Обе - молодые женщины, обе убиты путем нанесения большого количества ножевых ударов (у них - по десять и более ран), обеих преступник захватил сзади, одной рукой зажав им рот, другой нанося удары по передней поверхности грудной клетки.
     Есть определенное сходство между обстоятельствами убийства Анжелы Погосян и неустановленной женщины, с которой все и началось. Если, конечно, все началось в этом году и в нашем городе. Нельзя ведь исключить, что психически больной человек начал убивать женщин несколько лет назад, но тогда никто не связал воедино эти убийства, просто их списали, каждое в отдельности, на разбойные и хулиганские нападения; потом человек был госпитализирован, полежал в психиатрической больнице, у него наступило кажущееся улучшение, его выпустили, и он снова начал убивать... В моей практике был случай, когда субъект с органическим поражением головного мозга проломил молотком голову своей матери. Его признали невменяемым, отправили на принудительное лечение в больницу специального типа, то есть в условия, приближенные к тюремным, где он провел пять лет. К концу этого срока врачи отметили у него стойкую ремиссию, улучшение состояния, и сочли возможным поставить вопрос о снятии с него принуддечения. В день, когда его выпустили из психбольницы, он вернулся домой, взял молоток, вышел на улицу и спросил у первой попавшейся девушки, который час. Пока та задирала рукав, чтобы посмотреть на часы, он стукнул ее молотком по голове.
     Так вот, чт